На польско–чехословацкой границе началась концентрация польских войск. В связи с этим советское правительство 23 сентября официально заявило, что «на основе ст. 2 Договора о ненападении, заключенном между СССР и Польшей 25 июля 1932 г., правительство СССР, в случае допущения Польшей агрессии против Чехословакии, вынуждено было бы без предупреждения объявить указанный договор недей- ствительным»[140].
Чехословацкий посланник в Варшаве Славик сообщал в Прагу о позиции Польши, изложенной ее министерством иностранных дел на пресс–конференции 22 сентября: «а) Польша приветствует развитие ситуации. Долой эру Локарно. В будущем дела восточной Европы не будут решаться без Польши; б) начинается эра реорганизации новой Европы. Судетская проблема разрешена. Годесберг может решить венгерские и польские претензии (во время встречи с Чемберленом в Годесберге Гитлер внес также предложение об удовлетворении требований Венгрии и Польши). Польша желает получить Тешин, скрытно угрожает faitaccompli; в) На втором этапе будет решена проблема Словакии. Польша бы теперь реализовала претензии на польские этнографические территории Чадца, Орава, Спиш и Яворина. ж) Чехофильские статьи конфискуются. Давление на прессу усиливается. Самые невинные нападки на Германию под запретом»[141]. По словам Славика, Владислав Сикорский, лидер оппозиции в Польше, заявил ему, что оппозиция «сделает все возможное, чтобы положить конец маневрам министра Бека, который не только сконструировал польско–немецко–венгерский фронт, но всеми средствами толкает Польшу на войну вместе с Германией»[142].
В сложившихся условиях Бенеш пытался улучшить взаимоотношения с Польшей, пойдя на территориальные уступки ей, для чего подготовил личное письмо польскому президенту Игнаци Мосьцицкому, доставленное тому 26 сентября. Славик, принятый президентом, в беседе с ним подчеркнул, что «вопрос может быть, безусловно, обсужден, независимо от вопроса о немецком и венгерском меньшинствах»[143]. Ньютон посоветовал Крофте 27 сентября прекратить всякие дипломатические маневры и немедленно начать переговоры с Польшей об уступке ей территорий с большинством польского населения[144]. В тот же день Бенеш получил ответ польского президента на свое письмо, в котором улучшение польско–чехословацких отношений связывалось с решением вопроса о польском меньшинстве в ЧСР путем территориальных уступок Польше со стороны Чехословакии[145].
29 сентября польский посланник в Праге Казимир Папэ настаивал в беседе с Крофтой, чтобы Чехословакия освободила от своего присутствия районы с большинством польского населения[146]. 30 сентября министр иностранных дел Польши Юзеф Бек направил письмо Папэ с инструкцией передать чехословацкому правительству ноту, которую он назвал ультиматумом и которую следовало «любой ценой вручить до 23 часов 59 минут сегодняшнего дня, так как срок данного ультиматума истекает завтра, 1 октября, в 12 часов дня». «Прошу не предпринимать какой–либо дискуссии по вопросу содержания ноты, так как это требование является безоговорочным», — писал Бек[147].
В тот же день нота была вручена Крофте. В ней выдвигалось требование в течение 24 часов эвакуировать чехословацкие войска и полицию с территории, указанной в ноте, и окончательно передать эту территорию польским военным властям. Польское правительство ожидало «недвусмысленного ответа» чехословацкой стороны до 1 октября и заявляло, что в противном случае оно «будет считать чехословацкое правительство единственным ответственным за последствия»[148].
Бенеш в телефонных разговорах с Ньютоном и Делакруа в 9.00 и 10.00 1 октября обратился к английскому и французскому правительствам с просьбой, раз уж Чехословакия приняла Мюнхенское соглашение, защитить ее от диктата Польши и угроз нападения на ЧСР. «Поляки хотят сначала оккупировать, а потом уж вести переговоры. Территории, которые они хотят занять, это преимущественно области с польским большинством, но есть и с чешским большинством… Британское правительство должно потребовать от Варшавы, чтобы поляки остановились, не нападали и вступили в переговоры. Невозможно выполнить в течение 24 часов то, что поляки требуют. Если великие державы допустят, чтобы были одобрены такие действия, то это будет означать конец Европы»[149], — заявил Бенеш. Предприняло ли что–либо английское правительство, неизвестно, Бонне же провел два слабых демарша перед Варшавой. Западные державы в очередной раз предали Чехословакию, несмотря на их мюнхенские обещания гарантировать ее новые границы. В 13.00 1 октября Крофта передал польскому посланнику в ЧСР ноту, в которой сообщалось о принятии требований польского ультиматума от 30 сентября[150]. 2 октября чехословацкое правительство дало согласие на создание экспертной комиссии по делимитации чехословацко–польской границы. Польская армия начала занимать ультимативно потребованные территории Чехословакии.
Просуществовавшая двадцать лет Чехословацкая республика, потерявшая около четверти своей территории и населения, стала нежизнеспособным государством, которое полгода спустя, 14–15 марта 1939 г., в результате нового насильственного акта нацистской Германии прекратило свое существование. Мюнхен — это название стало нарицательным, символизирующим агрессивную сущность гитлеровской внешней политики, преступное невыполнение международных обязательств западными державами и несовместимость с основными принципами международного права, — означал очередной шаг на пути развязывания Второй мировой войны и первый шаг к потере чехословацкой государственности, явился важнейшим свидетельством ликвидации системы коллективной безопасности и окончательного устранения Лиги Наций от решения значимых вопросов европейской и мировой политики. Памятуя о предательстве Чехословакии западными державами в период Мюнхена, Бенеш, определяя во время Второй мировой войны и борьбы за восстановление Чехословакии в домюнхенских границах направление ее внешней политики, выработал формулу «50% — на Запад, 50% — на Восток, а не 100% на Запад». И вопреки сопротивлению Англии пошел на заключение в декабре 1943 г. Советско–чехословацкого договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве[151].
СССР ПРОТИВ «УМИРОТВОРЕНИЯ» АГРЕССОРА: КОЛЛЕКТИВНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ И МЮНХЕНСКИЙ СГОВОР. Александр Шубин
История «умиротворения» — классический пример краха терпимости ко злу. Ее уроки актуальны и для нашего времени: терпимость к радикальному национализму и агрессии ведет к международной катастрофе. В ловушку попадали и сами «умиротворители», конструировавшие европейскую ситуацию, руководствуясь национальным эгоизмом. Самое обидное для адвокатов западных «демократий» в этих условиях то, что «полюсом добра» в 1938 г. была Москва. Как бы ни относиться к политике Иосифа Сталина, которая в других отношениях была иногда чудовищной, именно СССР был 80 лет назад ведущим защитником коллективной безопасности в Европе от нацистской агрессии и ее «умиротворителей».
Чтобы понять, каким образом лидеры Великобритании и Франции загоняли себя в мюнхенскую ловушку, нужно отступить на несколько лет назад.
В поисках коллективной безопасности
2 мая 1935 г. в рамках политики коллективной безопасности был заключен Пакт о взаимопомощи между СССР и Францией, а 16 мая — между СССР и Чехословацкой республикой (ЧСР). Пакты предусматривали помощь трех стран друг другу в случае, если одна из сторон столкнется с чьей–либо агрессией. Помощь Советского Союза Чехословакии обуславливалась тем, что помощь окажет также и Франция, — СССР не доверял «капиталистам» и оставлял за собой право остаться в стороне от конфликта, если Франция обманет и не вступит в войну с агрессором.
Отношения СССР и ЧСР развивались оптимистично. Президент ЧСР Эдвард Бенеш говорил полпреду Сергею Александровскому, что он не против соглашения с Германией. «Однако такое соглашение НИ ПРИ КАКИХ условиях не будет за счет нынешних союзов Чехословакии, к каковым принадлежит и пакт о взаимной помощи с СССР»[152].
После заключения Советско–чехословацкого договора 1935 г. началось интенсивное военное и разведывательное сотрудничество между двумя государствами. 28 июня — 4 июля 1936 г. в Москве прошла секретная конференция представителей разведки СССР и Чехословакии, в которой приняли участие начальник разведки полковник Франтишек Гаек, помощник по агентуре подполковник Франтишек Моравец, референт разведотдела по Германии майор Карл Йиндржих Прохазка и военный атташе Чехословакии в СССР полковник Дастинг. Они передали советской стороне сведения о германской армии. Военные договорились о совместной военно–технической разведке в Германии[153]. Как сообщалось в отчете об этом мероприятии, «на заседаниях конференции по вопросам германской военной техники и новых систем строительства германской армии “друзья” проявляли такой большой интерес, что засиживались дольше намеченного по плану времени и высказывали глубокое удовлетворение результатами обмена.
Можно с уверенностью полагать, что “друзья” уехали с убеждением в серьезности отношения с нашей стороны к происходящему обмену и, по моему мнению, с большим уважением к работе советской разведки.»[154].
Но были и сигналы, вызывавшие тревогу в Москве: а будет ли Чехословакия сражаться с Германией в полную силу, если та нападет? После занятия Германией Рейнской демилитаризованной зоны в марте 1936 г. в Чехословакии живо обсуждали, что делать в случае предстоящего германского нападения. Советский полпред Александровский сообщал в Москву: «Перед лицом такой перспективы сильно растет настроение не драться с немцами. Капитулировать прилично и “в рамках Лиги Наций”, оставив, таким образом, за собой все возможности всплыть на поверхность, если Германия будет побита, или пытаться ужиться, договориться с ней о каком–нибудь минимуме, если она восторжествует»[155].
1 августа 1936 г. полпред Александровский докладывал: «Прежде всего констатирую, что в правительственных кругах и широкой общественности Чехословакии с катастрофической быстротой нарастают капитулянтские настроения в отношении Германии и укрепляется сознание краха бенешевской концепции внешней политики, ищущей опереться на Францию и СССР под эгидой Лиги Наций. С момента занятия Гитлером Рейнской зоны чехи пришли к пониманию невозможности получить реальную военную помощь от Франции. Разочарование во Франции, созданное эпохой политики Лаваля, вылилось в форму неверия в ее помощь». Если раньше линия Мажино воспринималась как трамплин для удара по Германии, то теперь — как преграда для него[156]. Такие сообщения не прибавляли в Москве уверенности в том, что Прага — надежный партнер в борьбе с Германией.
Настроение чехословацких военных было деловым. 5 июля 1936 г. начальник Генерального штаба РККА маршал Александр Егоров докладывал наркому обороны Клименту Ворошилову о своем визите в Чехословакию. Начальник Генерального штаба чехословацкой армии Люд- вик Крейчи говорил Егорову: «Промышленность работает по военному варианту с полной нагрузкой. В течение двух лет на вооружение будет израсходовано 10 миллиардов крон»[157]. «При упоминании французской помощи был заметен явный пессимизм и даже оговорка о том, что эта помощь, по времени отдаленная, имеет общестратегическое значение и исключает расчеты и надежды на непосредственное оперативное взаимодействие чехословацкой и французской армий. Более реальной помощью является Красная армия». Но для этого Румыния и Польша должны пропустить РККА через свою территорию. Крейчи убеждал Егорова, что с Румынией проблем не будет. Егоров возразил, что план похода Красной армии можно вырабатывать после согласия Румынии и когда будет известен план французов, «ибо, как известно из основ пакта, мы выступим только в том случае, когда выступят французы».
Новый удар по политике коллективной безопасности нанес аншлюс Австрии Германией в марте 1938 г., который Великобритания и Франция спокойно «проглотили». 17 марта нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов заявил на пресс–конференции о готовности СССР участвовать в коллективных действиях против дальнейшей германской агрессии и предложил созвать международную конференцию для обсуждения возможных мер в этом направлении. 24 марта 1938 г. британский премьер–министр Невилл Чемберлен заявил, что реализация советских предложений приведет к «тенденции к созданию замкнутых группировок стран, что. было бы вредно для дела мира в Европе»[158]. Последующие события показали, что Чемберлен вовсе не был против образования «группировок стран» в Европе. Лишь бы без СССР.
Премьер–министр Великобритании Чемберлен был сторонником «умиротворения» и давил в этом направлении на колеблющегося премьера Франции Эдуарда Даладье. Французские военные предупреждали Даладье, что шансы Германии удержать удар союзников с Запада невелики. Но политики думали не только о чисто военной стороне дела, но и о настроениях своего электората. Жители Западной Европы в большинстве своем и думать не хотели о мобилизации, бомбежках, новых финансовых тяготах, когда бюджет и так крайне напряжен.
Чемберлен надеялся, что удовлетворение «справедливых» требований Гитлера вернуть населенные немцами земли создаст стабильность на Западе Европы. А если Гитлер после этого развернет экспансию на Восток — в этом нет большой беды.
Судетский кризис
Путь Германии на восток лежал через Польшу и Чехословакию. Оба государства включали земли, населенные немцами, но в Чехословакии немцев было больше.
В Чехословакии помимо 7,2 млн чехов проживали 3,5 млн немцев (более 2 млн в Судетской области), 2,5 млн словаков, 0,7 млн венгров и полмиллиона украинцев и русинов, около 100 тыс. поляков. Польша считала, что Чехословакия в 1919 г. незаконно захватила Тешинский округ (Заользье), где жили и поляки, и чехи. Венгрия претендовала на часть территории Словакии, входившей прежде в состав Австро–Венгрии. Немцы преобладали в западной Судетской области Чехии. Этот горный район был очень важен для ЧСР — здесь была расположена значительная часть промышленности и стратегически важные укрепления, защищавшие Чехию от Германии.
После прихода нацистов к власти в Германии в Чехии оживилось националистическое движение судетских немцев, которое приобрело нацистский характер. Была создана Судето–немецкая партия (СНП) во главе с Конрадом Генлейном. В 1935 г. она заняла второе место на выборах.
24 апреля 1938 г. в речи Генлейна в Карловых Варах (Карлсбад) были выдвинуты требования широкой автономии Судет, федерализации государства и тесных связей Судет с рейхом (Карлсбадская программа).
На Лондонской конференции по Чехословакии 28–29 апреля представители Великобритании и Франции договорились оказать давление на Бенеша, чтобы он принял требования немецкого меньшинства. Бенеш был готов к переговорам и политическим уступкам, но 9 мая Генлейн прервал политические переговоры с правительством ЧСР и выехал в Берлин для консультаций с Гитлером. Дальнейшие события американский историк Уильям Ширер описывает так: «В Судетской области начались волнения с применением оружия. В течение всего мая геббельсовская пропаганда нагнетала напряженность, выдавая один за другим невероятные рассказы о “чешском терроре” против судетских немцев. Обстановка, казалось, обострилась до предела»[159].
Гитлер действовал слишком напористо, а Чемберлен надеялся урегулировать проблемы Европы под своим руководством. Гитлера нужно было приструнить. Карлсбадский ультиматум и немецкие волнения в Судетах вызвали полномасштабную военную тревогу вокруг Чехословакии. Вечером 19 мая чехословацкое руководство получило информацию о том, что к границам приближаются десять германских дивизий, а Генлейн мобилизует свое ополчение «Орднердинст» и готовит про- вокации[160]. Разумеется, на чехословацкий запрос о перемещении войск Германия ответила, что это — обычные учения[161]. Ситуация продолжала обостряться. 20 мая у города Хеб (Эгер) чехословацкий пограничник застрелил двух судетских немцев, пытавшихся прорваться в Германию на мотоцикле[162].
20 мая Бенеш собрал своих министров. После острых дебатов было принято решение о частичной мобилизации в ночь на 21 мая[163]. Судеты были заняты чехословацкими войсками. Чешское население активно поддерживало действия силовиков, и эта мобилизация напугала ген- лейновцев — на улицах исчезла фашистская символика, которая прежде здесь была распространена[164].
21 мая послы Великобритании и Франции объявили Риббентропу, что Германии будет объявлена война в случае ее нападения на Чехословакию. Гитлер предпочел отступить, тем более что нападение еще не было подготовлено. Но он считал себя униженным и 28 мая отдал категорическое указание своим генералам готовить нападение ко 2 октября[165].
По словам Бенеша Александровскому, в случае нападения Германии и ее союзников чехословацкая армия надеялась парировать удары с севера и юга и отступать на восток. Первое сражение собирались принять на Влтаве, обороняя Прагу. После падения Праги вторая линия обороны удерживалась бы на Чешско–Моравской возвышенности, а третья — на моравско–словацкой границе. По планам чехословацкого генштаба, это позволяло продержаться три–четыре месяца[166]. Это давало союзникам достаточно времени для развертывания.
В конце августа на Совете Лиги Наций министр иностранных дел Франции Жорж Бонне спросил Литвинова о том, как планирует действовать СССР в случае агрессии Германии против Чехословакии. Литвинов ответил, что «все будет зависеть от образа действий самой Франции». СССР готов действовать, но Франция должна оказать давление на Польшу и Румынию, чтобы «обеспечить беспрепятственный пропуск ими советских вооруженных сил»[167]. Однако вскоре пришел ответ: «Бонне поручает посольству информировать т. Литвинова, что попытки французского правительства оказать упомянутое воздействие на Польшу и Румынию не дали положительных результатов»[168]. Само обсуждение этой проблемы на дипломатическом уровне означало, что Лига Наций, как ключевой институт коллективной безопасности, находится в глубоком кризисе. Дело в том, что проход для предотвращения агрессии был предусмотрен уставом Лиги Наций.
В СССР имели все основания опасаться, что советско–чехословацкие действия не будут поддержаны Францией, и в этом случае СССР окажется втянутым в войну с Германией без поддержки Великобритании и Франции. В такую геополитическую ловушку Сталин не собирался попадаться. Поэтому–то в текст Советско–чехословацкого договора 1935 г. было включено условие участия Франции в совместных оборонительных действиях. 1 сентября 1938 г. СССР еще раз призвал французское правительство созвать совещание представителей трех генштабов и принять совместную Декларацию Великобритании, Франции и СССР в защиту ЧСР[169].
С учетом известных нам результатов Судетского кризиса, советская позиция в оценке германской угрозы выглядит пророческой. Литвинов говорил министру иностранных дел Великобритании лорду Эдуарду Галифаксу: «Англия делает большую ошибку, принимая гитлеровские мотивировки. за чистую монету. Англия делает вид, как будто дело действительно лишь в правах судетских немцев и что стоит эти права расширить, как опасность может быть немедленно устранена. На самом же деле Гитлеру также мало дела до судетских, как и до тирольских немцев; речь идет о завоевании земель, а также стратегических и экономических позиций в Европе»[170]. В принципе, умудренные опытом английские дипломаты тоже не принимали аргументы Гитлера за чистую монету. Казалось, что Гитлер поэтапно решает задачи расширения Германии на Восток.
17 сентября министр иностранных дел Чехословакии Камиль Крофта заявил, что «СССР делает для Чехословакии больше, чем можно требовать от него согласно договору»[171]Но в условиях, когда СССР не имел возможности направить свои войска в центр Европы, Бенеш решил ставить на британский арбитраж. 17 мая он говорил британскому послу Бэзилу Ньютону: «Отношения Чехословакии с Россией всегда имели и будут иметь второстепенное значение, которое зависит от позиции Франции и Великобритании. Нынешний союз Чехословакии с Россией полностью зависит от франко–русского договора, однако если Западная Европа утратит интерес к России, то Чехословакия его тоже утратит»[172].
Столкнувшись в мае с возможностью внезапного начала вооруженного конфликта в Европе, Чемберлен решил взять в свои руки урегулирование судетского конфликта. Франции пришлось в этой ситуации двигаться в фарватере Великобритании. Поддерживая миротворческие усилия Великобритании, Даладье рассчитывал, что она поддержит Францию в военном конфликте с Германией в том случае, если Гитлер все же нападет на Чехословакию вопреки посредничеству Чемберлена.
Как известно, посредничество Чемберлена в августе–сентябре 1938 г. выразилось в последовательных уступках Гитлеру, аппетиты которого от этого только распалялись.
12 сентября Гитлер обрушился на Чехословакию с грубыми оскорблениями, обвиняя чехов в насилиях над немцами и обещая войти в Судетскую область. Нужно было срочно создать такие насилия. В Судетах вспыхнуло восстание местных нацистов, но через два дня оно было подавлено. Погибло несколько десятков человек. Судетские немцы — социал- демократы сражались на стороне чехов. Даже в этих условиях Бенеш был готов на переговоры с Генлейном и удовлетворение его новых условий, вплоть до вывода войск из населенных пунктов, охваченных мятежом. Но 13 сентября Генлейн не явился на уже назначенные переговоры[173]. Бежав в Германию, Генлейн 15 сентября выступил по радио и потребовал передачи Судет Германии. Он провозгласил: «Мы хотим домой в Рейх»[174].
Предательство Чехословакии и позиция СССР
21 сентября, после свидания Чемберлена с Гитлером в Берхтесгадене, британское правительство направило правительству ЧСР ноту, в которой говорилось: «ответ чехословацкого правительства никак не соответствует тому критическому положению, которое стремились предотвратить англо–французские предложения. Поэтому правительство Его Величества предлагает чехословацкому правительству взять этот ответ обратно и безотлагательной найти иное решение, исходя из реальной обстановки»[175]. 21 сентября чехословацкое правительство приняло британско–французские условия «с горечью» и «как нераздельное целое»[176], т. е. как последнюю уступку.
21 сентября, выступая в Лиге Наций, Литвинов раскритиковал как агрессоров, так и тех, кто снисходительно относится к нарушениям норм международного права. Он подтвердил, что СССР готов оказать военную помощь ЧСР.
Но Польша и Румыния не давали прохода Красной армии. Более того, Польша и Венгрия выдвинули свои территориальные претензии к Чехословакии. Подключив к чехословацкой проблеме Венгрию и Польшу, Гитлер создал новый восточный блок. Перспектива урвать кусок соседа сплачивала сильнее, чем когда–то выдвигавшиеся Литвиновым и Барту соображения коллективной безопасности. Польша и Венгрия требовали референдума во всех частях Чехословакии. 21 сентября Польша потребовала от Чехословакии отдать Тешинский округ. Уговоры британских и французских представителей повременить с этим оказались безрезультатными — поляки отвечали, что и так слишком много ждали, и если обстановка изменится, то Чехословакия вряд ли вернется к этой теме. 25 сентября Чехословакия в принципе согласилась на уступки Польше.
22 сентября генлейновцы захватили города Аш и Хеб (Эгер). 22 сентября Гитлер и Чемберлен встретились в Годесберге на Рейне. Теперь Гитлер требовал еще больших территорий и кратчайших сроков занятия несомненно немецких районов, а также плебисцита в остальной части Судет. Чемберлен был крайне раздражен. Он понимал, что, если соглашение сорвется, его политическая карьера может окончиться крахом. Ведь он и так слишком далеко зашел, убеждая политическую элиту Великобритании, что с Гитлером можно договориться. Но договориться не удавалось. Чтобы не считать переговоры полностью провалившимися, Чемберлен предложил Гитлеру изложить свои требования, которые британский премьер передаст руководству ЧСР, выступив «в роли почтальона».
Гитлер дал Чемберлену карту, на которой были обозначены территории, требуемые Германией. Это были все земли, где компактно жили судетские немцы, даже если они были в меньшинстве. Причем чешское население должно было за два дня 26–28 сентября очистить их, оставив имущество.
Ответ Чехословакии на ультиматум был как нельзя более гордым: «Нация святого Вацлава, Яна Гуса и Томаша Масарика не будет нацией рабов»[177]. Эта гордая формула сохраняла силу несколько дней.
В Праге начался грандиозный патриотический митинг, на который собралось около 250 тыс. человек. На нем уже председательствовал коммунист Йозеф Кроснарж и выступали представители всех направлений — от правого радикала Радолы Гайды до коммунистов. Генерал Ян Сыровы заявил на митинге, что армия только ждет приказа, чтобы вступить в бой[178]. 23 сентября он возглавил правительство.
24 сентября после совещания с Даладье министр авиации Пьер Кот заявил журналистам, что «Франция выполнит свой долг по отношению к Чехословакии»[179].
Германия развернула против Чехословакии 37 дивизий (в том числе 7 танковых и моторизованных). Еще 14 дивизий нужно было держать против Франции и 8 в резерве. Чехословакия развернула 25 дивизий и 8 бригад. Соотношение по артиллерии было более 15 200 на 5700 орудий, по авиации — более 3300 на более 1500, по танкам — 2400 на около 400 танков и танкеток. Чехословацкая армия опиралась на 8 крепостей, 725 дотов и 8774 дзота. Франция мобилизовала полтора миллиона человек, из которых развернула на границе с Германией 896 тыс. (37 дивизий) при более чем 1200 танков и 1600 самолетов. За спиной Франции стояла Великобритания с 20 дивизиями (400 тыс.) при 375 танках и более 1700 самолетов первой линии. Соотношение сил было явно не в пользу Германии. Правда, против Чехословакии развертывалась группировка польских войск почти в 36 тыс. при 270 орудиях, более 100 танков и танкеток и более 100 самолетов. Но к польской границе выдвинулись почти 270 тыс. красноармейцев при более чем 2200 орудий и 2000 танков. На Волыни, близ советских границ, проводили учения пять польских дивизий и другие войска[180]. Польша явно готовилась к отражению советского удара и могла вот–вот стать союзником Германии в европейской войне.
В Англии с ужасом ждали удара немецкой авиации. Из Лондона, готовившегося к бомбардировкам, эвакуировали детей. 29 сентября НКВД сообщал Ворошилову: «Франция спешно готовится к войне. Официально рекомендуется гражданам покинуть Париж и поселиться в провин- ции»[181]. Войска Франции, Германии и Чехословакии занимали позиции вдоль границы. Британский флот готовился к выходу в море, готовясь блокировать германское побережье.
22 сентября заместитель наркома иностранных дел СССР Владимир Потёмкин подтвердил чехословацкому послу Зденеку Фирлингеру, что СССР готов соблюдать Советско–чехословацкий пакт, но советскому руководству не ясно, как поведет себя Чехословакия и Франция[182]. В этих словах чувствовался скепсис и раздражение — вопрос о проходе советских войск к границам Чехословакии все еще не был решен. 23 сентября Фирлингер торжественно заявил Потёмкину, что «новое правительство Чехословакии проникнуто твердой решимостью оборонять независимость страны, даже в том случае, если бы Чехословакия осталась совершенно одинокой»[183].
23 сентября СССР пригрозил Польше, что в случае ее вооруженного вторжения в ЧСР будет разорван Советско–польский пакт о ненападении. Польское правительство ответило резко, отвергнув вмешательство в дела Польши с Чехословакией. В конце сентября в боевую готовность была приведена часть войск Киевского, Белорусского и др. военных округов. Из запаса было призвано 328,7 тыс. человек[184].
Было немаловажно, что Чехословакия имела «потенциальное значение авиационной базы России»[185]. Несмотря на отсутствие разрешения на пролет советской авиации над чужой территорией, 28 сентября нарком обороны СССР доложил о готовности к переброске в ЧСР 548 военных самолетов. Всего на западе страны было сосредоточено 2690 само- летов[186]— внушительная по тем временам сила.
Чемберлен не оставлял надежд спасти мир в этой безвыходной ситуации. 26 сентября он направил Гитлеру новое предложение о встрече. Взвесив ситуацию, Гитлер 27 сентября направил Чемберлену телеграмму, в которой предложил передать это дело «на ваш суд», обсудив способ проведения плебисцита в Судетах.
Смысл политической философии западной властной элиты Чемберлен изложил в своей речи вечером 27 сентября: «Страшно, невероятно, немыслимо! Мы роем траншеи… здесь… из–за спора, разгоревшегося в далекой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем.»[187]Полезно больше знать о людях, судьбы которых берешься решать.
Отвечая Гитлеру, Чемберлен заявил: «Я не поверю, что из–за задержки на несколько дней решения давно возникшей проблемы вы возьмете на себя ответственность начать мировую войну, которая может привести к гибели цивилизации»[188]. Даже непродолжительная война в Европе могла, по мнению Чемберлена, привести к гибели неустойчивого порядка вещей, который британский премьер считал цивилизацией.
Одновременно и Муссолини, в чьи планы война с сильным противником совершенно не входила, стал уговаривать Гитлера пойти на переговоры с британцами. Откликнувшись на призыв Чемберлена, дуче выступил с инициативой новой международной конференции по Чехословакии. Поняв, к чему клонится, французы, которым предстояло воевать на суше, решили превзойти Чемберлена по щедрости за чужой счет. Министр иностранных дел Франции Бонне предложил план, по которому почти все требования Гитлера удовлетворялись немедленно.
Теперь можно было созывать конференцию. Гитлер взял инициативу этого дела в свои руки, пригласив в Мюнхен представителей Великобритании, Франции и Италии. Но не Чехословакию. И союзники ЧСР, кроме проигнорированного Гитлером Советского Союза, с этим согласились. «Дело мира» восторжествовало. Но, встречая Муссолини по пути на конференцию, Гитлер сказал: «Наступит время, когда нам придется бок о бок сражаться против Англии и Франции»[189].