- Почему? – удивился тиморец.
- Потому, что приходится запретить человеку думать. Мораль всегда абсурдна и противоестественна. Про нее нельзя думать. В нее можно только слепо верить.
- Как это абсурдна? – вмешалась Стэли.
- Как норма поведения, противоположного биосоциальным инстинктам, - ответила меганезийка, - …Ого! Полтораста лет! Мы урыли Южную Империю! Интегральный ресурс вырос в 4 раза за полвека! Ух, сколько мы взяли рабов-техников. Континент, практически, наш. Мы на третьем месте по выплавке стали на планете, и на втором по численности населения. Наши буратины начинают готовить трансокеанский десант!
- Флер! Оскэ! – воскликнула тиморка, - Объясните толком!
Оскэ потушил окурок, выбросил в снарядную гильзу и налил всем еще какао.
- ОК, начнем с биосоциальных инстинктов. Они почти одинаковы у всех стайных гоминидов. У шимпанзе, у бонобо, и у человека. Этих инстинктов достаточно, чтобы родители опекали и чему-то учили потомство, а это потомство подражало старшим и адаптировалось в обществе… Ну, скажем, в первобытной деревне, или типа того. Как показали последние 5 миллионов лет, этого вполне достаточно в до-машинную эру. Дополнительное обучение в современную эру необходимо, потому что существуют сложные технологии, социальная экономика и сложная деловая коммуникация. Что касается дополнительного воспитания, то оно только вредит нервной системе.
- Почему это достаточно? – спросила Стэли, - и почему дополнительное воспитание вредит? Между прочим, человеческое общество отличается от обезьяньего!
- Так, - сказал Оскэ, - Начнем с того, что человек – это вид обезьяны, и его общество обезьянье по определению.
- Человек это только биологически – обезьяна, - возразил Эсао.
- А в чем он не обезьяна? – поинтересовалась Флер.
- Он умнее, он разговаривает, он трудится, преобразует мир, он создает культуру.
- Незачет по всем пунктам, кроме первого, - констатировала меганезийка, - Человек отличается от шимпанзе вдвое большим мозгом, хотя, впрочем, это не всегда делает людей вдвое умнее… Некоторых вообще не делает умнее. А так – у шимпанзе есть система коммуникации, и культура тоже. Они делают кое-какие орудия, а их обычаи, передаваемые от поколения к поколению, нельзя назвать иначе, чем культурой.
Стэли взмахнула руками, демонстрируя возмущение такой софистикой.
- Ну, ты сравнила! У шимпанзе какие-нибудь камни для разбивания орехов и палки-копалки, а у человека – самолеты, космические корабли …
- Извини, гло, - перебил Оскэ, - Но до сих пор в мире есть множество первобытных племен, которые обходятся примерно тем же арсеналом техники, что и шимпанзе.
- Но это отсталые племена!
- Допустим, что так. Но они человеческие, или нет?
- Человеческие, - согласилась тиморка, после некоторой паузы.
- …И они не хуже нас, верно? – продолжал он, - …Просто им не повезло в смысле технического прогресса, а так – люди, как люди. Мало ли кто отстал в технике?
- Да! – Стэли кивнула, - Но шимпанзе ты не подтянешь по технике, а эти племена обучатся, если ты им поможешь, и освоят любую технику, не хуже других.
Оскэ улыбнулся и утвердительно кивнул.
- Все верно. Шимпанзе или бонобо можно научить работать с не очень сложными машинами, но на большее у них не хватит мозга. А человеку хватит. Но, по-любому, морализация для освоения техники не нужна. Только обучение. Прикинь?
- Для этого не нужна, - согласился Эсао, - Но как ты защитишься от развращения богатством? Избытком всяких материальных благ? Начнется расслоение людей по классам, эксплуатация… У Маркса про это написано.
- По Марксу… - Оскэ многозначительно поднял палец к потолку, - Мораль как раз возникла для обоснования эксплуатации. И ни для чего другого она не пригодна.
- Нет, она пригодна! – воскликнула Стэли, - Если это коммунистическая мораль!
- Это оксюморон, - сказала Флер, - Как дельфиньи копыта. Между прочим, наша педагогическая империя просуществовала 241 год! Мы смогли десантироваться на соседний континент, и даже четверть века удерживали там плацдарм, но потом нас общими усилиями сбросили в океан. У нас начался коллапс из-за отсутствия рабов-техников, и тогда к нам вторглись из-за океана и заколбасили наших буратин.
- Неплохо для средне-машинной эры, - прокомментировал Оскэ, - Но, такие фокусы удаются только на уровне для новичков, где нет качественного прогресса техники. В продвинутой «X-fenua» нас бы прихлопнула первая же промышленная революция.
Флер согласно кивнула, и добавила:
- А в раннюю машинную эру мы бы держались лет семьсот, даже в продвинутой.
- Надо было делать жреческую касту, - сказал Оскэ, - Педогогизм в сочетании со жреческой кастой работает до начала новой машинной эры. Это проверено.
- Почему коммунистическая мораль это оксюморон? – спросил Эсао.
- Оскэ уже сказал, - напомнила Флер, - при коммунизме, по условию задачи, нет эксплуататорского класса. Значит, нет интересанта, которому нужна мораль.
- Коммунистическая мораль нужна всему народу, - возразил он.
- И что в ней такого нужного? – иронично поинтересовалась меганезийка.
- Она воспитывает человека, чтобы исключить эгоистические желания и сделать его главным желанием творческий труд на благо общества. Ефремов специально пишет: творческий труд, потому что если это тупой труд, то получится муравьиный ложный социализм с людьми-насекомыми. Примерно такой, как вы сделали в этой игре.
- Еще один оксюморон, - сказала она, - неэгоистический творческий труд.
Стэли щелкнула ногтем по корпусу ноутбука.
- А твои домики, Флер? Скажешь, это из эгоизма? Просто, чтобы нажить денег?
- Деньги нам с Ежиком пригодятся, - ответила Флер, - но деньги это не эгоизм. Это социальная функция. Как доказано психологией, в творчестве она вторична. А вот настоящий, первобытный эгоизм в творчестве первичен. Это тоже научный факт.
- С ног на голову, - буркнула тиморка, - Эгоизм это как раз когда ради денег.
- Нет! – воскликнула Флер, - Joder! Работа за деньги это обслуживание общества, обслуживание других людей, которые в ответ обслужат тебя! А творчество это первобытный эгоизм! Я нарисовала эти домики из треугольников, мне самой они понравилось, и я сама от себя прусь! Я кручусь перед зеркалом и балдею, какая я классная! И мой мужчина смотрит на меня, как на аватару Пеле, которая танцует на Hauoli-Roaroa на Раиатеа в праздник Tiki-te-Tane!... Ну, Ежик смотрел не совсем так, потому, что он еще не врубился…
Оскэ выпучил глаза, растянул губы в широченной улыбке, и растопырил пальцы.
- Вот! Я уже смотрю на тебя с восхищением!
- Iri!... – Флер вскочила на ноги, сплела руки над головой и провернулась на носке по кругу в движении танца Hula-Ori - … Я самая красивая! Я самая сексуальная! Вот! И сейчас мой мужчина прикурит мне сигарету, и он даже не будет ворчать, что я опять курю… Ага… Мерси, Ежик!... Так вот: эгоизм - первичен. А про чье-то там благо я начинаю думать потом, когда прикидываю, как бы срубить денег с этого креатива.
- А при коммунизме, - заметил Эсао, - тебе бы не пришлось думать про деньги.
- Это не важно, - Флер махнула рукой, - Коммунизм это просто такой инструмент распределения, наподобие шведского стола. Чем тратить свои силы и время, чтобы сосчитать, кто чего и сколько сожрал, экономически выгоднее взять денег за вход.
- Но при коммунизме не берут денег за вход, - возразил он.
- Берут от каждого по способностям, а это то же самое, - отрезала она.
- Почему ты все переводишь на деньги? – возмутился тиморец.
Флер улыбнулась, протянула руку и похлопала его по колену.
- Прикинь, бро: деньги, по определению, всеобщий социальный эквивалент ресурса. Я имею в виду материально-коррелированные деньги, а не псевдо-деньги, из кредитно-финансовой экономики стран 1-го мира. Так вот, когда имеешь дело с обществом, надо пересчитывать все материальные и информационные блага на деньги. А иначе, как ты будешь составлять бюджет и подбивать баланс?
- А у Ефремова в ЭВК, Эру великого кольца, обходятся без денег! - сказала Стэли.
- Ага, щас, - фыркнула Флер, - Я читала «Туманность Андромеды». Там все четко. В качестве денег - эрги. В смысле, единицы энергии. По ним все и считается.
- Но это же там не главное!
- Ну да, - Флер кивнула, - Можно также считать в джоулях, или в электрон-вольтах.
Стэли, от избытка чувств, ударила кулаком по полу.
- Я не о том! Как ты не заметила, если читала!? Главное, это люди, справедливость и чистота в отношениях, доверие друг к другу, и стремление вверх к… К…
- К звездам? – договорил Оскэ, - В смысле, в космос?
- Нет… В смысле, не только… Стремление вообще вверх.
- Вообще? Типа, мифологически? Из серединного мира в верхний мир?
- Нет! При чем тут мифы? Вверх – это… Неужели непонятно?
- Извини, гло, - Оскэ развел руками, - Пока непонятно. Сварю-ка я еще какао…
- А мне не только это непонятно, - сообщила Флер, - Мне непонятно: как у Ефремова появилась система двадцатилетнего педагогического прессинга? На фиг она нужна?
- В книге же все объяснено, - заметил Эсао, - Надо сформировать человека.
- Какого человека? В чьих интересах? - мгновенно отреагировала Флер, - Знаешь, бро, какая фраза врезалась мне в мозги, когда я читала «Туманность…»? Я запомнила ее дословно: «Учитель – в его руках будущее ученика». И это там сказано об учениках, которым уже по 17 лет! Это мои ровесники, понимаешь? В таком возрасте обычный современный человек может организовать собственную семью и ферму, работать на технологичном производстве, заниматься бизнесом, управлять кораблем и флаером, целенаправленно обращаться с боевым оружием! А его судьба – в чьих-то руках?!
- Это же будущее, - напомнил тиморец, - Там техника сложнее…
Флер резко провела в воздухе ладонью, будто перечеркивая что-то.
- Не говори мне про технику! Современный человек постоянно имеет дело с новой техникой, и ему постоянно приходится учиться. Учиться, бро! А не воспитываться!
- Попробуй, отдели одно от другого, - возразила ей Стэли.
- Легко! Учиться - это о том, что ты сможешь делать, выучившись, если захочешь, а воспитываться - это о том, что ты должен будешь делать, воспитавшись! Ты должен, хочешь ты того, или нет! И учитель-воспитатель-педагог говорит это: «Ты должен» взрослым ребятам, способным держать оружие! И они обязаны ответить «Yes, sir!», потому что, как написано: их судьба в руках учителя.
- Но учитель не будет этим злоупотреблять! – воскликнул Эсао.
- Такой прессинг уже сам по себе злоупотребление, - твердо сказала Флер.
- Почему ты говоришь «прессинг», а не «воспитание»? И почему ты так уверена, что учитель воспитывает в неправильную сторону?
- Изоляция воспитуемого под властью педагога с младенчества до возраста половой зрелости - это вивисекция мозга, - ответила Флер, - Это мясорубка, перемалывающая людей в фарш из человеческого мяса, в котором здоровые биосоциальные программы стерты и поверх них написаны морализаторские фантазии воспитателя. Среди этих фантазий-императивов, самым антигуманным и самым социально-опасным является императив: жертвовать своими естественными интересами и даже самой жизнью для поддержания политической власти группы, нанявшей педагога определенного типа.
Оскэ аккуратно разлил горячий какао по кружкам и прокомментировал:
- Мы прослушали фрагмент речи Угарте Армадилло директора Конвента, перед Революционным Трибуналом в 1-м году Хартии, по делу: «О контрреволюционной неоколониалистской деятельности в школах-интернатах для туземцев Океании».
- Я в 5-м классе писала реферат по экоистории про это дело, - пояснила Флер.
- И чем там кончилось? – поинтересовался Эсао.
Меганезийка молча нарисовала пальцем в воздухе круг и поставила точку в центре. Изумленная Стэли переспросила:
- Что, расстреляли учителей?
- Ага… - Флер кивнула и уточнила, - …Всех. А еще всех попечителей и спонсоров.
- О, черт! И ты считаешь, что это правильно?!
- Я считаю, что в той обстановке ничего другого было не придумать. Прикинь: все приходилось решать быстро. Ликвидировали старую школу, а потом импортировали школьных преподавателей с постиндустриальными взглядами, и быстро получили эффективную базовую школу с коротким учебным циклом. Ничего лишнего.
- Революция, она такая, - авторитетно добавил Оскэ, - Она не шутит. Сейчас бы этих педагогов гуманно загнали на Южный Полюс, убирать снег. Его там много…
- Если они были за эксплуататоров, тогда все правильно, - сказал Эсао, - но среди них могли быть и прогрессивные…
- Не могли, - перебила Флер, - Эти педагоги прививали ученикам жертвенность. Культ жертвы, это основа неоколониализма. Туземец должен принести в жертву интересам колонизаторов себя, свою семью, свой образ жизни. То же и при феодализме. А при любой системе, служащей интересам жителей, эта жертвенность абсурдна. Ради чего жители будут жертвовать собой? Или ради кого? Наоборот, все остальное должно, в случае альтернативы «или - или», приноситься в жертву ради их благополучия. И это касается каждого жителя. Если одним жителем пожертвовать ради остальных, то эти остальные окажутся, как минимум, эксплуататорами, а может, вообще людоедами.
Тиморец, в некотором сомнении покачал головой.
- На войне иногда приходится так делать. В смысле, жертвовать одним…
- Верно! – перебила Флер, - Я знаю людей, которые остались живы, потому что… В общем, то, что ты сказал. Но это никогда не норма. Это личная трагедия для тех, кто остался жив такой ценой. Это остается трагедией, даже если они отомстили врагу по нашим обычаям, по обычаям ariki-roa Мауна-Оро…
- Может, не надо про вендетту? - перебил Оскэ, - Кровь не лучшая застольная тема.
- Да, - согласилась она, - Я просто хотела пояснить про педагогов.
- Ты считаешь, что Ефремов допустил очень большую ошибку? - спросила Стэли.
Флер задумчиво посмотрела на поверхность какао в своей кружке.
- Знаешь, гло, у больших умов и ошибки большие. Такие большие умы, как Ефремов, делают достойные ошибки. Ошибки, на которых можно многому научиться. Я буду рассуждать так, как меня учила мама. Я попробую представить себя на месте автора. Конечно, я и половины того не знаю, что знал Ефремов. Это можно офигеть: Геолог, палеонтолог, биолог, экоисторик, практический психолог, да еще хобби: космос. Но, вообразим, что я все это знаю. И я пишу о будущем, в котором коммунизм, Великое Кольцо, и все такое. Я рисую таких людей, какими, мне кажется, они получатся при коммунизме. Замечательных, красивых, умных, здоровых, динамичных, очень много знающих и очень тонких и тактичных… Я сейчас говорю с его точки зрения.
- А тебе самой нравятся те люди, которые у него? – перебил Эсао.
- Я уже говорила: на мой взгляд, они слишком нерешительные. Они слишком много рассуждают, когда надо просто сделать. И они слишком ритуально выражают свои эмоции. Они гонятся за совершенством, и не умеют быть счастливыми. Но это мое мнение, а теперь я снова играю за автора. Я пытаюсь врубиться, как же они, такие замечательные, появятся? Я ученый, я не могу забить болт на переходный процесс и просто сказать: так получилось. Я хочу объяснить как это будущее вырастет из того состояния общества и человека, которое сейчас, в эпоху Первой холодной войны. Я пытаюсь и так, и сяк, а оно, joder conio, не получается, несмотря на все мои знания.
- По ходу, качественная ошибка прогноза, - констатировал Оскэ.
- Нет! – Флер энергично покрутила головой, - Качественно модель нормальная, но в деталях сидят ошибочные постулаты. Это как с моделью атома по Резерфорду. В ней почти все ОК, остался один шаг до открытия, но на этот шаг уже не хватает сил.
Оскэ дважды кивнул в знак понимания ситуации, и предположил:
- Его задолбало и он описал переходный процесс абы как.
- Нет, Ежик. Он так не мог. Не такой человек. Он начал рыть источники. Сначала – нормальные, объективно-научные. Потом – сомнительные.
- Пошел советоваться с tahuna? С колдунами? – предположил Оскэ.
- Хуже, - вздохнула Флер, - Он пошел к каким-то интеллигентам. А в Европе почти каждый интеллигент связан с христианской ортодоксией.
- Не может быть, - возразила Стэли, - Ефремов считал, что христианство это вредное учение. Нам, как католикам, это неприятно, но это факт. Он так прямо и писал.
Флер сделала несколько глотков какао и пояснила.
- Тут надо понимать психологию интеллигенции. Интеллигент обязательно найдет в обозримых окрестностях мораль из самого тухлого периода истории. В Европе это - средневековье. Если к власти в стране приходит новая генерация, то интеллигенты приползают к ней, преданно лижут ей сапоги и пытаются продать ей эту тухлятину в качестве новой супер-прогрессивной морали.
- О! – сказал Оскэ, - Я, как будто, слышу застольные лекции дяди Микки.
- Ага, - Флер кивнула, - Папа ведь был обвинителем на «процессе биоэтиков».
- Подождите, - вмешался Эсао, - как ученому-коммунисту можно продать мораль средневековья?! Скорее, кошка начнет жрать опилки!
- Можно-можно… - сказала Флер, - Мы ведь недавно болтали на эту тему. Если не провести универсальный культуроцид, то будут рецидивы. Вот и пример. Ученый-коммунист задумался на счет изменения людей, а интеллигенты тут как тут со своей тухлятиной. Возьмите, товарищ Ефремов, плоды трудов величайших нравственных мыслителей человечества. А ты удивлялся, почему у нас расстреливали педагогов и всяких прочих интеллигентов. Вот потому! В 1-м году Хартии первой задачей было выиграть войну с неоколониализмом, второй – снести его моральную надстройку, а третьей - создать у людей психологический иммунитет к этой моральной тухлятине.
Произнеся этот монолог, меганезийка допила какао и потянулась к котелку. Оскэ опередил ее, и, отняв кружку, аккуратно наполнил, заметив мимоходом.
- Ты слишком заводишься, крошка Ру.
- Этот минус - продолжение моих несомненных плюсов, - гордо ответила она.
- А как вы думаете, на самом деле, можно изменить людей? - спросила Стэли, - Не в средневековье, конечно, а в лучшую сторону?
- А которая сторона лучшая? – иронично поинтересовался Оскэ.
- Ну… - тиморка задумалась, - Вот эксперимент на тетрабублике. Там же меняют в лучшую сторону этих ребят, которых в семье воспитывали исламистами, правда?
Оскэ покачал головой, закурил сигарету и, после некоторой паузы, ответил:
- Сложный это вопрос… Сложный и неприятный. Можно было бы отговориться, что, типа, это особый случай: исламская мораль по-любому должна быть стерта. Даже в случае, если приходится для этого слегка травмировать мозги юного организма. Но я предпочитаю сказать прямо: я не уверен, что такие фокусы допустимы по Хартии.
- И я не уверена, - эхом отозвалась Флер.
- Ладно, пусть это неудачный пример, - сказала Стэли, - А Элаусестере? Там-то люди получаются… Не знаю, как сказать. Не зря же именно они в «Диогеновых бочках»?
- Элаусестерцы, - произнес Оскэ, - Это наши космические конкистадоры. Они почти идеально готовы к завоеванию космоса, но им очень тяжело в повседневной жизни.
Стэли снова задумалась и очень нерешительно предположила:
- Может быть, это потому, что повседневная жизнь неправильно устроена?
- Ты думаешь, что надо перестроить все по тамошнему образцу? – уточнила Флер.
- Не знаю… Я просто спросила.
- Хм… - Флер повернулась к Оскэ, - Слушай, Ежик, а мы потянем свозить ребят на Элаусестере? Где-нибудь в июле, а? Эсао уже вернется с Парижского фестиваля…
- ОК, - Оскэ кивнул, - Только сообразим, как дешево добросить их на Фангатауфа…
- Ребята, вы что, серьезно!? – спросил пораженный Эсао, - Это прекрасно, но, честно говоря, неудобно, что вы будете так напрягаться из-за…
- Кто тебе сказал, что мы будем напрягаться? – переспросила Флер, - Мы все равно окажемся в середине лета на Муруроа и Фангатауфа. Там начинается инженерно-строительный бум из-за космодрома. Типа, табаш. Оттуда до Элаусестере два шага.
- Мы морские номады, - весело добавил Оскэ, - мы кочуем за табунами заказчиков и прочей промысловой рыбы. А напрягаться не надо. Поэтому, давайте уже спать.
…
27. Судебное дело о райском саде.
Дата/Время: 06.05.24 года Хартии.
Ист-Кирибати. Киритимати.
=======================================
Городок Аляска– самый молодой на атолле Киритимати - вырос в период второй координатуры, меньше двадцати лет назад. Городок расширялся по мере развития на атолле проектов малобюджетного космоса. Он протянулся вдоль извилистого юго-восточного берега лагуны, и состоял из примерно сотни коттеджей, построенных по простой схеме. Бамбуковая платформа на ножках-сваях, энергоблок, воронка-водосборник, пирс и стандартный бытовой модуль (на базе 20-футового контейнера), и всякая всячина на усмотрение хаусхолдеров – в меру их архитектурно-художественной фантазии. У Оюю и Снэпа, переехавших на Киритимати из супер-дешевой студенческой деревни на омываемом барьерном рифе восточнее Ниуэ, запасы фантазии были неисчерпаемы. Их коттедж выглядел, как многоярусный сросток симпатичных грибов-поганок, причем поганки, растущие со стороны лагуны, нависали над водой сильно вытянутыми краями своих шляпок. В самое жаркое послеполуденное время сиесты, их широкая тень полностью закрывала бамбуковый причал, и создавала здесь подобие прохлады. Кусочек тени доставался старому, заклеенному заплатками спасательному рафту – 3-метровому оранжевому надувному блину, пришвартованному сбоку причала.
На этом рафте расположились четверо персонажей. На первый взгляд, все они были канаками (а кем еще могут быть смуглые голые люди, лениво развалившиеся в тени навеса, на старом рафте, у причала рядом с домом у лагуны атолла, расположенного практически в центре Тихого океана). При более внимательном взгляде, можно было заметить, что канаками является только парочка примерно двадцатилетних креоло-малайцев. Другая парочка - прекрасно сложенная молодая женщина лет чуть менее тридцати и умеренно-спортивного вида мужчина в возрасте около сорока, относятся к совершенно другой национально-этнической группе…
Жанна пошлепала пяткой по воде и сообщила в пространство.
- Знаете, мне сейчас кажется, что я – бродяга-хиппи, путешествующая автостопом.
- Авиастопом, - педантично поправил Фрэдди.
- Это мелкая деталь, - парировала она, - Важен принцип. Смотри: мы прилетели из Антарктиды в Паго-Паго, так? Оттуда нас забрал Хаото, и привез на Аитутаки. Там, заметим, мы обитали, как типичные хиппи, упавшие хозяевам на хвост. Дальше, с Аитутаки, Хаото и Таири забросили нас на Никаупара. Казалось бы, там мы жили в мотеле, но это условность, потому что Хабба и Нитро не взяли с нас денег.
- Э, нет, - перебил он, - В их баре мы, все-таки, платили.
Жанна фыркнула.
- Не хватало еще, чтоб мы и там не платили. Хиппи иногда тоже платят за выпивку. Теперь дальше. Хаген и Люси бросают нас на Муруроа, а там мы падаем на хвост администрации базы ВВС Меганезии и штабу подготовки проекта «Caravella».
- Ничего себе, на хвост! - возмутился Фрэдди, - Это я мог потребовать с них денег! Я начал консультировать их штаб раньше, чем предполагалось по моему контракту!
- Это к делу не относится, - строго сказала она, - Тут важен принцип. Дальше, мы на Хагене и Люси летим на Кэролайн, а потом сюда. И здесь вписываемся к ребятам.
- Но мы же вас пригласили, - вмешалась Оюю.
- У нас здесь веселее, чем на аэрокосмической базе, – добавил Снэп, - Там десятка два полудохлых кокосовых пальм на всю территорию. Остальное: бетон и дико-колючие кактусы - мутанты. Вот такие!
Канак изо всех сил развел руки в стороны, показывая размеры кактусов.
- Мы там были, - заметила Жанна, - Нормальные кактусы. Даже симпатичные.
- Милая, что ты хочешь доказать? – поинтересовался Фрэдди.
- Ничего, – она пожала плечами, - Просто я пытаюсь понять, почему мы так делаем. Посмотри, мы ведь и дальше собираемся двигаться авиастопом, на ребятах.
- Алло-алло! – воскликнула Оюю, - Это у нас партнерский рейд. Снэп и я рулим до нейтральных вод севернее атолла Мидуэй, а дальше все вчетвером падаем на хвост шведам с архипелага Нобеля. А потом на Баффиновой земле, мы к вам впишемся.
- Видишь, Жанна, все честно, - добавил Снэп.
Фрэдди лениво поднял вверх открытую ладонь и объявил:
- Мне понятно, о чем речь. Жанну беспокоит, что мы с ней пролетим от полюса до полюса, не заплатив за дорогу ни цента денег. Как хронический фанат «Beetles», я констатирую, что имеет место обострение протестантской экономической этики.
- Вот как спихну тебя в воду за такие констатации! - обиженно пробурчала Жанна.
- Вот так поступает общество с учеными… - вздохнул он, - За любую свежую и оригинальную мысль, их откуда-нибудь спихивают. Так, например, великого Эзопа спихнули с Тарпейской скалы. Примерно то же самое сейчас грозит мне.
- Тебе, милый, грозит нечто худшее, - таинственно произнесла Жанна.
- Точно! - обрадовалась Оюю, - Вечером мы идем в гости к доку Кватро, а там не обойдется без диспута. Это будет круче ацтекбола, провалиться мне сквозь небо!
- Так-так, - проворчал канадец, - Еще и диспут… Между прочим, кое-кто, не буду показывать пальцем, обещал рассказать историю о том, что в действительности произошло между Кватро Чинклом, Зиркой Новак и странной сектой элизиан.
Снэп повернулся к Оюю и быстро предложил.
- Ты пока начинай рассказывать, а я сбегаю в дом за пальмовым пивом.
- Нет уж, хитрюга! Это ведь ты обещал, e-oe? Так что, это я сбегаю за пивом, а ты покатишь эту волну с самого начала. Все по-честному.
- Ладно, - вздохнул он, проводив глазами свою подругу, не спеша двинувшуюся в направлении сростка поганок (в смысле - коттеджа), - Короче, в конце апреля, когда начался этот суд, у публики было мнение, что элизиан лучше вообще вышвырнуть из страны, а их лидеров, рахманов - вывести в расход. Ситуация казалась ясной. Суд запросил у дока Кватро экспертизу только потому, что INDEMI не обнаружила, как рахманы снимают табаш. Была мысль, что они косвенно юзают этот сад-парк. Типа, отдают свой арендный договор на участок в залог под торговые сделки. Чем дороже становится парк-сад, тем больше можно взять товара с отсрочкой платежа.
- Хм, - буркнул Фрэдди, - И что могло разубедить суд в этой версии?
- Док Кватро доказал прямо в суде, что у этих рахманов креза во весь мозг, - ответил Снэп, - С такой крезой нереально делать бизнес. У остальных элизиан тоже заметно протекает чердак, но это уже второй вопрос. А знаете, что самое главное?
- Что на этот раз обошлось без пулемета и даже без каторги? - предположила Жанна.
- Ага, - молодой канак кивнул, - И главное, что это удалось благодаря Зирке. Потом председатель суда сказал прессе: Если бы не экспертиза дока Кватро, то элизианам вклеили бы на всю катушку. А док Кватро сказал, что если бы не Зирка, то он бы не врубился, что элизиане – не фундаменталисты, а просто выборочно-слабоумные.
Фрэдди Макграт задумчиво потер ладонью вспотевший лоб.
- Я не совсем понял: что, все-таки, решил суд?
- Ну, - ответил Снэп, - как обычно с таким контингентом. Социальная опека над их имуществом и над их детьми, плюс полицейский надзор на всякий случай. Они же практически не соображают. Если их не контролировать, то рано или поздно какой-нибудь хрен со стороны пролезет в главные рахманы и тогда будут проблемы.
- А я не поняла, что такое выборочно-слабоумные, - сказала Жанна.
- Бррр, - произнес Снэп, - как бы это объяснить… Хэй, Оюю, как бы объяснить про выборочно-слабоумных?
Оюю, возвращавшаяся из коттеджа с увесистой корзиной, наморщила лоб, и на ходу выпалила:
- Это когда индивид тут соображает, а там – ни фига не соображает.
- Я опять не поняла, - вздохнула канадка.
- Ну... – задумчиво протянула меганезийка, поставив свою корзину на рафт в центре компании, - Типа, элизианин может выучиться на инженера или на программиста, а обычный дебил - не может. Но если проверить на здравый смысл, то элизианин это натуральный дебил. Как еще объяснить?
- Проверить на здравый смысл? – переспросила Жанна.
Фрэдди похлопал ее по плечу.
- Все, я уже понял. Помнишь, в Муспелле как-то Энди Роквелл и Артуро Аливо не на шутку сцепились по поводу интеллекта библейских верующих? Артуро утверждал, что человек может верить в библию и догматы, и при этом иметь весьма высокий уровень интеллекта. А Энди сказал, что человек, верящий в библию и догматы - это дебил по определению, потому что такая вера возможна только при отсутствии способности к анализу причинно-следственных связей. Артуро на это ответил, что вера – это нечто, параллельное разуму, как непересекающиеся прямые. Энди на это заявил, что тогда верующие должны иметь два технически не связанных между собой мозга: один – для интеллекта, а другой – для веры в библию.
- Вот-вот! – подтвердил Снэп, вытаскивая из корзины банку пива, - Только надо еще добавить, что довольно часто верующий в библию по ошибке начинает в жизненных ситуациях думать вторым мозгом. Тогда он выглядит полным дебилом.