– Никто не мешает им заплатить полную цену.
– По полной цене они лучше купят другой коттедж, а не этот. Как ни крути, это несчастье бросает тень на все предметы собственности Никиты.
– Вы забываете еще одно, – заметил человек в дорогом, но неброском костюме и неярком галстуке. – На всякого, кто получит от похищения выгоду, могут посмотреть как на лицо причастное.
– Ну не на всякого, – возразил ему другой, с густыми бровями и черными блестящими волосами, зачесанными ото лба назад.
– Поверь, я знаю, что говорю, – негромко произнес первый с понятным обоим внутренним подтекстом.
Вначале Слепой допустил, что неброский его костюм – дань общему нерадостному настроению. Теперь он окончательно уверился, что субъект в «неярких тонах» – это Юрий Потапов. С недавних пор перешел из большого бизнеса в правительство и уже усвоил стиль высшего чиновничества.
Именно на свою работу в правительстве, на контакты с силовиками этот человек и намекал. Конечно, с таким не стоит спорить, если он так уверен.
Его густобровый собеседник в светлом костюме с часами «Patek Philippe» на запястье звался несомненно Генрихом Аствацатуряном. Глеб слышал, что такие часы изготавливаются по сотне в год и надо записываться в очередь, чтобы получить возможность купить их за большие деньги.
Хозяин дома сделал музыкантам знак, и те замолкли на «полуслове». Глеб вместе со всеми оторвал смычок от струн, только контрабасист с замедленной реакцией чуть отстал от других и дольше протянул низкую вибрирующую ноту.
– Так нельзя, Миша, – упрекнула мужа хозяйка. – Это неуважение к музыке, к композитору.
О неуважении к исполнителям никто, конечно, не подумал.
– Утомили, Катенька. Пусть сами отдохнут и нам дадут.
Протестов больше не последовало. Музыканты получили возможность отлучиться – кто в туалет, кто на балкон перекурить. Глеб тоже вышел, чтобы на поредевшем фоне не привлекать излишнего внимания своей крепкой шеей и широкими, не слишком изящными ладонями.
Другой бы на его месте пожалел, что не имеет при себе «жучка» – миниатюрное приспособление можно было безболезненно пристроить. Но для нормальной прослушки нужны слухачи – те, кто будет просиживать штаны где‑то вдалеке и час за часом, день за днем просеивать слова в «реальном времени» или в записи. Специалист‑одиночка не может себе позволить так транжирить время.
Музыкантов долго никто не приглашал возобновить игру. Наконец один из охранников передал руководителю ансамбля конверт с деньгами.
– На сегодня хватит. Там за полную программу.
Скрипач с посеребренной шевелюрой рассыпался в благодарностях и стал собирать коллег, чтобы отправляться в обратный путь. Глеб не ожидал, что концерт с его участием закончится так скоро. Он только‑только начал составлять себе мнение о каждом из слушателей. Каждый из них играл по своим нотам свою партию, и Сиверов еще не успел как следует в них разобраться.
Ничего не попишешь, придется уезжать вместе с остальными. Концерт прошел, мягко говоря, без фурора. Судя по общему настроению, прежде разрешения ситуации с Абросимовыми следующий вряд ли состоится.
Следуя по коридору, он немного отстал от музыкантов. Но задержаться ему предстояло серьезнее.
– Стоп, – тихо послышалось из неосвещенной комнаты, куда была приоткрыта дверь.
Глебу не пришлось напрягать зрение, чтобы разглядеть очертания человека, целящего из темноты ему в голову.
– Давай‑ка сюда. Только тихо – в твоих же интересах.
Глеб спокойно развернулся к двери, толкнул ее рукой, чтобы открыть пошире.
– За голову ручонки, за голову. Самому не понятно?
Слепой все еще не мог взять в толк, почему этот охранник не поднимает шума, не созывает своих товарищей, если уж он заподозрил неладное. В любом случае отдаваться на его милость не стоило. Переступив через порог, Глеб стал медленно поднимать руки кверху, а сам в это время продолжал двигаться в глубь комнаты.
Возможно, противник считал себя плохо различимым в темноте. Но в действительности Глеб видел все, даже направление его взгляда, который был прикован к сиверовским рукам в ожидании подвоха.
Поэтому Глеб атаковал снизу. Резко подался вперед и нанес чрезвычайно болезненный удар по щиколотке носком черного ботинка, взятого напрокат вместе с фраком. От боли и неожиданности противник на секунду потерял равновесие, пошатнулся. Ухватив его за правое запястье, Глеб резко вывернул руку, заставил разжаться пальцы, державшие пистолет. Удар в основание шеи заставил противника обмякнуть.
Бросив взгляд на распростертого у своих ног человека, Глеб еще раз убедился, что тот по всем приметам напоминает охранника. Быстро оттащил его в угол и, вернувшись к порогу, выглянул в коридор. Неужели решил в одиночку, не мешкая, проверить свои подозрения? Или остальные тоже в курсе, просто этот полез вперед, решил отличиться?
Конечно, Глеб прорвался бы на выход, но охрана могла открыть огонь – пришлось бы отвечать. Ему не хотелось оставлять после себя даже раненых. Поэтому он решил покинуть дом другим путем.
Нехитрым способом предотвратив срабатывание датчика на окне, Глеб раскрыл его и соскочил на землю. Собирался уже растаять в темноте, когда его негромко позвал женский голос.
– Постойте, прошу вас.
Подняв глаза, он увидел женщину в окне второго этажа и узнал ее – это была хозяйка дома, жена Левитина.
– Сейчас я спущусь, – сказала она и скрылась из виду.
Что это значит? В курсе ли она недавнего столкновения «музыканта» с охранником? Вряд ли, иначе не пожелала бы поговорить тет‑а‑тет. Или это просто уловка и сейчас для разговора выскочат два дюжих молодца – те, что встречали и досматривали камерный ансамбль?
И все‑таки Глеб остался на месте. Это мог быть выигрышный шанс, который позволит сдвинуть дело с мертвой точки. Им нельзя было пренебрегать.
Глава двадцать шестая
Андрей Абросимов имел машину, квартиру, акции «Сибстали». Но денег как таковых – на банковских счетах или в сейфе – у него было немного.
Каждый из двух братьев вел свой образ жизни. У младшего он вполне соответствовал его холостому положению: траты на женщин, на дорогие костюмы и сопутствующие мелочи вроде запонок, на изысканную кухню и напитки. Покупка дорогих и бесполезных вещей, игра в казино. Слишком сильно Андрея не заносило, но он тратил каждый день значительно больше брата.
Вдобавок Андрей был не хозяином, а управленцем. Акций компании он имел не больше, чем любой другой сотрудник такого ранга, и никогда не выражал желания прикупить еще. Сейчас он никак не мог уплатить выкуп из своих средств, с тем чтобы потом, после освобождения пленников, получить от брата возмещение расходов.
Распоряжаться акциями Никиты он не имеет права, да и вряд ли стоит выбрасывать на продажу крупный пакет акций именно сейчас, провоцируя дальнейшее падение курса. Продавать нужно что‑то другое.
Неужели похитители не понимают, что важно как‑то переслать сюда заполненный бланк доверенности с Никитиной подписью? Такую бумагу Андрей уж как‑нибудь заверит у нотариуса в отсутствие брата.
Или Никита сознательно не идет на этот вариант? Не вполне доверяет младшему брату, не хочет, чтоб тот получил доступ к его счетам, его банковским вкладам? На что же он тогда рассчитывает? На сейф в собственной квартире? Но где ключи от квартиры, от сейфа? Где код, его ведь не возьмешь с потолка?
Опасаясь, что ключи были при Никите, Андрей сам потребовал от милиции взять под дополнительную охрану и братнин загородный коттедж, и квартиру в доме на набережной Москвы‑реки. Вдруг бандиты наведаются туда?
Теперь он понял, что, возможно, поспешил привлечь к надзору милицию. Нужно как‑то выкручиваться, как‑то извлекать на свет божий наличность брата. Люди редко держат деньги и ценности в загородном доме. Другое дело – элитный многоквартирный дом в сердце Москвы.
Итак, дом на набережной…
Абросимов‑младший и Сергей Крупенин сидели в машине метрах в двухстах от этого самого дома с мозаикой светящихся и темных окон. В приоткрытое окно веяло свежестью от беззвучно текущей реки.
– Ситуация идиотская, – подытожил Абросимов‑младший. – Хочешь не хочешь, придется влезать в квартиру к родному брату.
– Если честно, я не думал, что три миллиона евро такие уж большие деньги, когда речь идет о «Сибстали».
– Если верить журналистам, так это вообще семечки. Они любят чужие деньги считать, делать вид, что в курсе условий сделок. Погонный метр длины хорошей яхты в самом деле стоит миллион. Опять же, породистые скакуны – арабских жеребцов продают и по четыре лимона, и по пять. Только все это переводы со счета на счет.
Андрей не особенно стремился обсуждать этот вопрос. Ему просто надо было поддержать дружеский разговор, чтобы Сергей отчетливо представил суть проблемы.
– Яхты, картины, замки – это не совсем прихоть. Это составная часть «пиара». Некоторым людям важно скрывать свои доходы. Другим уже нет необходимости это делать. Громогласные покупки – свидетельство того, что человек не боится отчета ни перед прокуратурой, ни перед налоговиками. А это тоже важно, согласись.
Для рядового сотрудника сидеть рядом с и. о. главы корпорации, слушать его рассуждения – привилегия. Людей ведь волнуют не только деньги и даже не подчеркнутое, формальное уважение. Человеку важно посидеть вот так в машине, поговорить, почувствовать себя не слугой, а почти соратником.
– Почему Оперативно‑разыскное бюро до сих пор не произвело там обыск?
– Не надеются найти ничего полезного. И в самом деле – какие там могут оказаться улики? Анонимные письменные угрозы, подшитые в папочку? Зато проблем потом будет много. Как только брат окажется на свободе, он потребует объяснений. На каком основании взялись шарить у него на квартире? Может быть, давно ждали подходящего случая?
Андрей уже думал о том, чтобы подтолкнуть ментов к обыску через капитана Володю. Пусть взломают дверь и повесят потом в придачу к пломбе колхозный замок, который открывается ногтем.
Но что будет потом, когда Никита благополучно вернется в квартиру, загаженную следами казенных подошв? Он будет рвать и метать, первым делом обратится за разъяснениями к Балашову, а тот укажет пальцем на младшего брата.
Нет уж, надежнее послать своего человека. Снабдить его всем необходимым для аккуратного вскрытия сначала стальной входной двери, потом вмурованного в стену сейфа. Предупредить, чтобы в случае крупных неприятностей взял всю вину на себя.
– Доверенности у меня на руках нет и, как я понял, не будет. Ключей тоже никто не тарелочке не принесет. Но кровь из носу надо попасть внутрь.
– Замок там ого‑го, я видел. Есть у вас специалисты по замкам?
– Я не могу пустить туда кого попало, только особо доверенного человека.
Прием вышел лобовым, слишком откровенным, но у Андрея не хватало терпения долго доводить сотрудника до кондиции. Если Крупенин не дурак, он давно должен понять, ради чего они сидят здесь в машине и разговоры разговаривают.
– В смысле тебя.
– Я ж не вскрою дверь и тем более сейф.
– Ты по‑немецки говоришь?
– Ферштейн и фрау, – больше Сергей ничего не припомнил. – Еще и «хенде хох» могу приказать.
– Ничего, я сам тебе буду переводить. Короче, вышел я на фирму – дверной замок делала та же компания, что и сейф. Договорился с человеком, он будет консультировать по ходу.
Абросимов‑младший хотел было упомянуть, что услуга стоила денег, но решил не поднимать эту тему. Иначе Крупенин тоже попросит крупных премиальных.
– То есть мы отправимся втроем?
– Нет, ты один. Он из «фатерлянда» будет консультировать. Техника на грани фантастики. Я буду гораздо ближе к месту, но тоже не рядом.
– А‑а, – кивнул Сергей, хотя, судя по выражению лица, слабо представлял себе организацию всей затеи. – Так на когда вы запланировали?
– На сегодня. Он выйдет на связь через два часа. Держи – я уже закупил все, что он назвал, – Андрей передал Крупенину набор из десятка инструментов, большей частью зубоврачебных, с заостренными изогнутыми наконечниками разной формы.
Поколебавшись всего лишь секунду, новый сотрудник службы безопасности принял набор и сунул во внутренний карман. У Абросимова‑младшего отлегло от души – теперь у парня уже нет пути к отступлению.
– Все‑таки я, наверное, не самая подходящая кандидатура.
– Больше никто не заслуживает доверия, – узкая ладонь похлопала по крепкому плечу. – Главное, попади внутрь дома, дальше мы с Райнером тебя поведем.
Абросимов‑младший прицепил между двумя верхними пуговицами Сергеевой сорочки небольшое устройство, размером с такую же пуговицу, похожее на увеличенный фасеточный глаз насекомого.
– Это камера. Я буду сидеть в кабинете, в офисе, и видеть изображение у себя на экране ноутбука. Райнер по каналу выделенной связи выйдет через код на нужный интернет‑адрес и будет получать «картинку» с задержкой в несколько секунд. А мы в свою очередь получим от него ценные указания.
Андрей умолчал еще об одном важном назначении камеры – проследить за содержимым стального сейфа и его благополучным, без изъянов, попаданием в особый кейс. Глядя в крупенинские голубые глаза, трудно было заподозрить обман. Но нутро сейфа способно ввести в искушение даже самого морально устойчивого. – Главное, четко выполняй указания.
– А код? Откуда немцу его знать?
– Райнер знает методику подбора. Догадываешься, как трудно мне было разыскать и подписать на сотрудничество такого мастера? Прикинь, какие проценты он мог бы огребать, если б регулярно предоставлял подобные услуги?.. Хотя, возможно, и предоставляет – я к нему в душу не лез.
* * *
– Екатерина.
Высокая блондинка в платье с открытыми плечами не решилась подойти ближе чем на три метра. Она была младше мужа лет на пятнадцать, из трех присутствовавших женщин только ее можно было смело назвать красивой.
– Уже слышал. Вам нужно, чтобы я себя как‑нибудь назвал?
– Необязательно… Куда вы его ударили?
– Пульс должен прощупываться.
– Пульс есть, я проверила.
– Очухается через полчаса. Завтра вообще будет как новенький.
– Сомневаюсь. Ладно, речь не о нем, о вас. Я заканчивала консерваторию и сразу поняла, кто есть кто.
– Вот как важно образование, – улыбнулся Сиверов.
Он все еще ожидал нападения, но думал, что вряд ли хозяйка стала бы рисковать собой, отвлекая его внимание.
– Я поделилась подозрениями только с Димой, – тихой скороговоркой продолжила блондинка. – Он свой человек.
– Как охраннику, ему рановато доверять. Как человеку – вам видней. Но Диму могут в любой момент найти. Или уже нашли.
– Я заперла комнату на ключ. Если мы отойдем вот сюда, в ближайшие несколько минут нас никто не заметит.
– Странные у вас методы. Вначале решили, что пистолет у виска сделает меня более общительным. Теперь готовы говорить один на один. Смелая вы женщина. Десять из десяти на вашем месте подняли бы на ноги всю охрану.
– Вы не бандит, я это чувствую. Вам важно что‑нибудь выведать по делу Абросимова.
– Есть чем поделиться?
– Только смутные догадки. Но сперва я должна точно знать, кто вы такой.
– Интуиция – это очень интересно, тем более женская. И все‑таки предлагаю перенести наш разговор на завтра. Мне срочно надо в автобус, меня должны сосчитать. Вы уверены, что Дима будет держать язык за зубами?
– Уверена. Сейчас вернусь и постараюсь привести его в чувство.
– Не бросайте надолго мужа и гостей.
Глеб подоспел к микроавтобусу как раз вовремя, двое охранников уже хотели отправиться на розыски недостающего музыканта.
– Когда очередная халтура? – спросил он у седого скрипача, почти как постоянный член ансамбля.
– Здесь? Не знаю. В среднем раз в две недели зовут, но не всегда нас.
– Настроение, конечно, не то. Не до музыки сегодня им было.
– Да они вообще не умеют отвлекаться от дел. Вроде выключат мобильники, а потом самим же горит позвонить – выходят в коридор.
– Через тебя, значит, ансамбль приглашают.
– В последнее время да. Звонит кто‑нибудь от имени хозяина.
– Насчет проверки не болтай, договорились?
– Мне неприятности не нужны. За остальных отвечать не могу.
– Сыграй им пару фраз из «Реквиема», и они все поймут без слов.
Глава двадцать седьмая
Сергей Крупенин проник внутрь элитного дома через гараж. Дождался вечернего вывоза мусора, который собирался для этой цели в мешках в одном из подвальных боксов. Въехал внутрь, уцепившись в последний момент за борт мусоровозки, противоположный от места сторожа.
Сторож, правда, не поленился встать. Но к тому времени, когда он обошел машину спереди, Сергей сумел раствориться в просторном помещении. Минут через десять он подобрался к лифту.
Несмотря на наличие в каждом подъезде домофона и охранника, лифты в здании обеспечивали дополнительную гарантию безопасности, работая только от специальной пластиковой карточки жильца или по вызову из квартиры.
Однако гарантия западных производителей не принимала в расчет физическую силу отдельных российских граждан. Дождавшись вызова, Сергей просунул монтировку между створками лифта, раздвинул их так, чтобы протиснуться внутрь шахты. Успел уцепиться за днище кабины и быстро взмыл вместе с нею вверх.
Теперь нужно было вовремя отцепиться. Если б он затянул с этим до остановки кабины, мог бы сразу последовать вызов вниз. В худшем случае лифт отправился бы снова на самый нижний уровень, чтобы принять жильца или гостя, припарковавшего машину в гараже. И тогда Сергей рисковал оказаться раздавленным.
Ухватившись за кронштейн на уровне третьего этажа, он снова тем же способом разжал створки и выскочил на пустую, отделанную мрамором лестничную площадку с лимонными деревьями в кадках.
Прислушался. Остановившись на пятом этаже, лифт принял пассажиров и поехал вниз. Сергей продолжил путь вверх по лестнице, пока не очутился перед нужной дверью. Все это время миниатюрная камера работала, передавая изображение на экран ноутбука. Абросимов‑младший неотрывно наблюдал за картинкой – она менялась недостаточно плавно.
Настала пора взять в руки переговорное устройство – мобильной связью Андрей Абросимов опасался пользоваться, как и Плащ. Дальше в дело должен был вступить Райнер, но тот запаздывал.
Некоторое время Крупенин внимательно разглядывал мощную стальную дверь с красивой фигурной рукоятью в виде львиной головы. При взгляде на эту дверь легко верилось, что производитель у нее и у сейфа один и тот же. Вот только львиную голову явно изготовили в другом месте.
В ожидании указаний Крупенин прислонился к двери спиной. Тем временем Андрей молотил по клавишам ноутбука, пытаясь через Интернет достучаться до немца.
Время тянулось медленно. Крупенин присел на корточки, снова встал, скрестив руки на груди. Бесшумно прошелся перед дверью взад‑вперед. Разложил на половике никелированные зубоврачебные ковырялки, довольный хотя бы тем, что никто сейчас не полезет ими ему в рот.
Наконец Райнер объявился, послав вежливое приветствие. Андрею хотелось облить его ушатом отборных немецких ругательств, но в сравнении с родными русскими они бы все равно выглядели вялыми и бледными, так как не выражали и десятой доли бушевавшей внутри ярости.
Изменив на старте хваленой немецкой пунктуальности, Райнер затем принялся восстанавливать доброе имя. Для начала он вслух пронумеровал инструменты в том порядке, в каком они лежали на половике, затем посоветовал Сергею четко запомнить номер каждого инструмента. Из Германии приходили слова, набранные на клавиатуре. Абросимов‑младший переводил их с немецкого письменного на русский устный.
Затем последовали четкие указания: в какую скважину что всунуть и как провернуть. Это напоминало заочные консультации знаменитого профессора при операции на сердце в отдаленной больнице – вещь уже привычную на Западе.
Потребовалось пять минут, чтобы первый из двух замков втянул внутрь свой холодный язык. С другим замком пришлось повозиться чуть дольше. Но в результате стальная дверь открылась, и отсвет снаружи попал в темную прихожую раньше ночного гостя.
Абросимов‑младший воспрянул духом:
– Ну, с богом, Сережа. Вперед.
Он не так уж часто бывал в квартире старшего брата и уж тем более ни разу не видел сейф, не оказался свидетелем открытия хранилища. Из разговоров он сделал вывод, что сейф, как положено, вмурован в стену. Перегородки исключались сразу – такой стеной могла быть только наружная или капитальная.
Райнер временно перестал посылать инструкции – на этом этапе он ничем не мог помочь. Впрочем, сейф отыскался еще быстрее, чем открылась дверь. Он находился в спальне, доступ к дверце прикрывала дубовая спинка массивной кровати.
Усилий прилагать не понадобилось – кровать двигалась на колесиках. Сергей присел на корточки, ракурс изменился, и Абросимов‑младший увидел дверцу сейфа с кодовым замком. Лунный диск, не замутненный облаками, сиял настолько ярко, что в спальне не было нужды зажигать свет. Транслируемая картинка не отличалась четкостью, но Райнер по большому счету вообще мог консультировать вслепую. А для Абросимова‑младшего ключевой момент еще не наступил.
Пока он старался не ошибиться в переводе. Пожив в свое время и в Берлине, и в Мюнхене, и во Франкфурте, он убедился, что немцы говорят на разных диалектах. Зная «правильный» язык, не всякого немца и не всегда легко понять. К счастью, сейчас ему нужно было переводить не сказанное, а написанное.
Вначале это здорово облегчало задачу, но потом, когда Райнеру пришлось давать подробные инструкции в отношении сейфа, он стал набирать слова быстрее и неряшливее – то пропуская буквы, то меняя их местами. Немецкий все же не был для Андрея родным, и ему пришлось попотеть, чтобы в точности передать указания. Несколько раз Абросимов хотел попросить Райнера быть поаккуратнее, но решил не влезать под руку.
Кодовый замок сейфа был чисто механическим. Как все серьезные заказчики, Никита Анатольевич не признавал электроники.
Трудно сказать, что почувствовал бы Абросимов‑старший, если б узнал о происходящем. Скорее всего его чувства были бы смешанными. Но, по крайней мере, он бы убедился в одном – ничто на этом свете не дает гарантии сохранности, к любому «ларчику» можно подобрать ключик.
У Райнера была своя таблица тестовых комбинаций. Он требовал от Крупенина набирать их одну за другой и фиксировать последний щелчок, оценивая его как на слух, так и пальцами, держащими колесико переключателя.
Сергей никогда ничем подобным не занимался. Абросимов‑младший видел только его руки, но даже их скупые движения свидетельствовали о большом напряге. Похоже, Крупенин не был уверен в своих ощущениях, а возможность достичь результата основывалась как раз на способности тонко их различать.
– Один‑шесть‑девять‑два‑четыре‑шесть, – озвучил Абросимов‑младший очередную тестовую комбинацию немца. – Пометь щелчок, не забудь.
Сергей пометил уже десяток щелчков на последней цифре комбинации. Они казались ему совершенно одинаковыми, но немец настаивал, что среди них есть тихие, средние и относительно громкие. Крупенин не мог не согласиться и пытался фиксировать различия крестиками на четвертушке бумаги.
Наконец таких пометок набралась дюжина. Сергей поднес лист к глазку миниатюрной камеры, и Абросимов‑младший списал оттуда результаты для Райнера. Поблагодарив, немец сказал, что ему нужна пауза для расчетов. Только теперь Абросимов‑младший почувствовал, как разболелась у него голова.
Черт бы побрал эту жизнь. Ворочая миллионами, управляя, пусть даже временно, огромной корпорацией, ты должен выполнять черновую работу, быть передаточным звеном. Просто потому, что не можешь больше никому довериться здесь, в огромной Москве. С трудом, по чистой случайности нашел одного – и то хорошо.
Сейчас Андрею Абросимову полагалось бы сидеть на деловой встрече, обсуждая насущные для компании контракты. Или просто отдыхать от напряженного дня в домашнем кресле со стаканом любимого виски в руках, смежив веки перед экраном телевизора. Дождаться звонка, узнать, что все в порядке, сделать несколько распоряжений и с чистой совестью отправиться спать.
Вместо этого он должен потеть здесь, как последняя шестерка. Понимать одного, руководить другим, всматриваться до рези в глазах в изображение. Андрей всегда считал, что старший брат перебарщивает с недоверием, разрешая в одиночку большинство больших и малых вопросов. Теперь, впервые узнав настоящую единоличную ответственность, он вынужден был согласиться с Никитой.
Власть и ответственность требуют полной отдачи. Либо ты вынужден держать на своих плечах каменные своды, все больше горбясь под непомерной ношей, либо рискуешь оказаться заложником чужой бездарности, непорядочности и, в конце концов, предательства.
Мрачные размышления прервало новое сообщение от Райнера. Немец предлагал человеку возле сейфа проверить пять вероятных комбинаций. Андрей передал их по назначению и снова забыл обо всем, неотрывно следя за происходящим.
Первый и второй наборы цифр не дали никаких результатов. Размяв руки, Крупенин продолжил работу. Он поворачивал колесики так медленно и осторожно, как будто неверное движение могло окончиться взрывом. Абросимов‑младший мысленно подгонял его – теперь можно действовать и побыстрее.
Не сработал ни один из пяти вариантов. Немец заявил, что ошибка закралась при оценке тестовых комбинаций – надо повторить их снова и тщательнее оценить щелчки. Андрей сделал глубокий выдох и вытер пот со лба своей узкой ладонью. «Неужели я ошибся и отправил негодного человека? – подумал он. – Больше доверять некому. Но сам по себе этот факт не наделяет парня ни острым слухом, ни чувствительностью подушечек пальцев. Тогда кого я должен был послать? Профессиональный взломщик кинул бы меня, даже если б внизу, на улице, его поджидал Девятаев со всей командой. Может, стоило отправить вместе с Сергеем кого‑нибудь с хорошим слухом?»
Все началось по новой. Снова тестовые комбинации, снова оценки крестиками. В четырех случаях оценки поменялись: два громких щелчка теперь показались Сергею средними, два средних – тихими. «Может, уши ему заложило?» – подумал Абросимов‑младший, бросая взгляд на часы. Третий час пошел с тех пор, как Сергей проник в элитный дом на набережной.
За тридевять земель от Москвы немец снова занялся расчетами. Абросимов прикидывал, как поступить, если попытка снова окажется неудачной. Продолжать до упора или скомандовать Сергею возвращаться?
Но выбора делать не пришлось. Первый же из новых вариантов Райнера сработал. Бронированная дверца открылась медленно и плавно, как в сказке, и Абросимов с трудом пошевелил языком, вмиг ставшим неповоротливым:
– Включай фонарик!
Об этом условились заранее, но он все‑таки счел нужным напомнить – слишком много потом накрутилось нервов. Важно было сразу осветить нутро сейфа, чтобы сделать на глазах у него, Абросимова‑младшего, максимально полную инвентаризацию.
Глава двадцать восьмая
Старший из братьев был тем временем препровожден в сырое подвальное помещение. Плащ обещал известить жену и дочь, что страшного ничего не произошло – их муж и отец сам захотел побыть в одиночестве.
Каждый раз потребность в самоуничижении медленно нарастала у Никиты Анатольевича и с интервалом в неделю становилась непереносимой. Именно этим определялась частота его свиданий с Викой. Теперь до девушки было не добраться, но сдерживаться при всем старании он уже не мог.
Первая волна выплеснулась на жену, Никита Анатольевич понимал, что за ней неизбежно последует вторая, еще большей силы. Ее уже не удастся утаить – позорный недуг откроется домашним во всей красе.
Абросимов‑старший предпочел показать свою слабость главарю похитителей. Какая, в конце концов, разница, что подумает о нем этот тип? Из положения заложника в любом случае трудно опуститься ниже.
Не исключено, что бандиты поймут все превратно, истолкуют как хитрую игру с непонятной целью. На здоровье, пусть думают что хотят. Нужно пережить приступ, тогда ближайшие дни можно будет чувствовать себя свободным от этой гнили.
В одиночестве он мог рассуждать вполне здраво. Но третья волна была не за горами, Абросимов чувствовал ее приближение. Пустое полутемное помещение с брошенным на цементный пол матрацем представляло собой замечательный интерьер для сеанса самобичевания.
Никита Анатольевич сам не заметил, как в здравые рассуждения постепенно начала вплетаться черная нить. Он думал о Даше, о том, насколько далеки они друг от друга. Он никогда не навязывал ей своих вкусов, своих жизненных принципов, пытался вырастить дочь внутренне свободной, самостоятельной, с трезвым взглядом на жизнь. В результате эта самая свобода их развела – ведь он сам не мог разделить ее с дочерью.
Компания захватила его целиком. Чертова сталь, которой никак не насытится человечество. На кой черт она людям – ее не станешь есть, на ней не поспишь, в нее не оденешься. Абросимов‑старший никогда не переносил запах и жар расплавленного металла. Заглядывая по необходимости в цех, всегда стремился поскорей оттуда выйти. Но запах почему‑то уносил с собой, в московский кабинет. И сейчас, в подвале, он не избавился от него и, казалось, был погружен по горло в невидимый жидкий расплав.