— Ты болен, Принк. — Филиппа говорила очень спокойно. — Позволь я отведу тебя в кровать.
Принк взвизгнул, словно любимая свинка Филиппы, Туппер, но не выпустил руки Мордрид.
— Со мной твои штучки не пройдут, шлюха, ты забрала мое…
— Твое лицо стало серым, словно небо перед дождем, а на лбу выступила испарина. Неужели ты хочешь остаться здесь, чтобы женщины видели, как ты упадешь в обморок?
Принк не знал, что делать. Вспышка гнева изрядно подточила его и без того слабые силы. Он хотел бы свернуть шею наглой девке, но понимал, что ему с ней не справиться.
Принк выругался и медленно заковылял к выходу. В этот момент в дверях появился Горкел, вопросительно поглядывая то на Филиппу, то на ткача.
— Ты не поможешь ему добраться до спальни, Горкел?
Проследи, чтобы он оставался в постели, пока полностью не поправится. Я поговорю с тобой позже, Принк.
Как только Принк скрылся за дверью, из своего убежища выползла пылающая от ярости Агнес:
— Старый придурок! Вонючка! Как он смеет портить все, что мы сделали?!
— С тобой все в порядке? — обернулась к Мордрид Филиппа. — Он не повредил тебе руку?
Мордрид отрицательно покачала головой:
— Нет‑нет… Спасибо, хозяйка. Принк — хороший человек, но очень гордый, — немного помедлив, добавила она. — Это болезнь сделала его таким раздражительным Порой женщина готова простить мужчине абсолютно все и оправдать любой, даже самый дикий его поступок, думала Филиппа, наблюдая за работой. В мастерскую зашел Горкел, молча кивнул девушке и занял свой пост возле двери…
Следующий день выдался на редкость жарким. Филиппа безумно страдала от духоты, чувствовала себя крайне усталой и одинокой… Она шла по внутреннему двору в сопровождении весело хрюкающего Туппера, когда один из привратников, Гуд, крикнул, что к замку подошел странствующий торговец. Можно ли впустить его? Филиппу охватила волна возбуждения. Ну конечно, можно! Ведь торговец это новые ленты, украшения и другие жизненно необходимые вещи. Возможно, у него в запасе есть и платья, которые он купил или выменял во время путешествия, и обувь… Филиппа просто сгорала от желания посмотреть на товар — она даже не удивилась тому, что привратник именно у нее спрашивал разрешения открыть ворота.
Известие быстро облетело замок, и во внутреннем дворе собралась большая толпа. Мужчины и женщины возбужденно переговаривались, дети, чувствуя волнение родителей, крутились поблизости. Когда в воротах показался запыленный путешественник, все, даже животные, притихли. Филиппа приветствовала его; при виде двух тяжело груженных мулов глаза ее загорелись.
И только любовно разглядывая и перебирая в руках две длинные розовые ленты, Филиппа вспомнила, что у нее нет денег.
У нее не было ничего. Даже на обмен. Ей хотелось плакать.
Внезапно у самого ее уха раздался тихий, вкрадчивый голос:
— Согласишься уехать из Сент‑Эрта, и я куплю тебе любые ленты, какие захочешь. Может быть, даже платье и башмаки в придачу — у торговца есть все. Соглашайся, глупая девчонка, эти розовые ленточки чудесно подойдут к твоим волосам. Ты ведь хочешь их?
Филиппа глубоко вздохнула и обернулась, оказавшись лицом к лицу с управляющим.
Она чуть было не закричала, что он вор и поэтому его хозяин сидит без денег, но вовремя остановилась. Надо молчать и ждать возвращения Дайнуолда. Филиппа слегка запрокинула голову и смерила Алайна надменным взглядом:
— Нет, сэр управляющий, мне здесь ничего не нравится.
— Лжешь!
Филиппа молча отошла от него; стоя в сторонке, она наблюдала, как обитатели Сент‑Эрта покупают или меняют товары. Когда девушка возвращала облюбованные ленточки торговцу, то едва сдержала слезы. Глупо, но ей отчаянно хотелось купить именно эти, бледно‑розовые — как небо во время восхода солнца. Они изумительно сочетались с одним из ее платьев, которое осталось в Бошаме.
Торговец остался переночевать в замке. Вечером Круки, очевидно, решив доказать всем, что находится в отличной форме, пел до тех пор, пока не охрип. Слова его песен оказались такими цветисто‑грубыми, что отец Крамдл вынужден был несколько раз громко прокашляться, выражая свое неодобрение. Это немного отвлекло Филиппу, и, когда она в сопровождении Горкела покидала зал, на лице ее блуждала слабая улыбка.
— Я приказал торговцу на обратном пути снова заглянуть сюда, а к тому времени хозяин вернется. — Горкел остановился у двери в спальню.
— Какая разница, — отозвалась Филиппа, проглотив ком в горле.
— Запри дверь, — предупредил перед уходом Горкел, как он это делал каждую ночь. Филиппа так и поступила; но когда она повернулась, то вскрикнула от испуга: перед ней с ножом в руках стоял Алайн.
Филиппа кинулась назад к двери и попыталась повернуть тяжелый медный ключ.
— Горкел! Горкел! Помоги!
Управляющий мгновенно настиг ее; схватив девушку за горло, он оттащил ее от двери и приставил к груди нож. Кричать Филиппа больше не могла — его пальцы крепко сдавили шею, мешая дышать. Девушка попыталась оттолкнуть Алайна, но он был слишком силен.
Филиппа поняла, что управляющий не хочет убивать ее в спальне, так как это слишком опасно. Нож, который он теперь держал у ее горла, нужен был мерзавцу только для того, чтобы хорошенько припугнуть ее…
Неожиданно Алайн сжал пальцы сильнее, и комната закружилась у Филиппы перед глазами. Она дернулась и почувствовала, как кончик лезвия вонзился в горло и по коже потекла струйка крови.
— Стой спокойно, шлюха, иначе я убью тебя прямо сейчас! Что до Горкела, то этот урод тебя не услышит — дверь слишком массивная. Но все равно советую молчать, иначе умрешь!
Филиппа застыла, опустив руки.
— Умница! Очень хорошо! — зловеще одобрил Алайн. — А теперь иди сюда…
Он подтащил Филиппу к кровати Дайнуолда и грубо толкнул на спину, продолжая покалывать шею кончиком ножа.
— Самое время наглой девке наконец исчезнуть из Сент‑Эрта. К тому дню, как вернется хозяин, тебя уже здесь не будет. Меня он ни в чем не заподозрит и во всем обвинит Горкела.
Филиппа молчала, приказав себе хорошенько подумать, прежде чем давать даже самые простые ответы, — весьма необычный для нее опыт.
— Удивляешься, почему я хочу, чтобы ты убралась из замка? Этот вопрос так и стоит в твоих глупых глазах. Твои глаза… они кого‑то напоминают… их форма, цвет чем‑то мне знакомы… я видел их раньше… но нет, сейчас не время для подобной ерунды. Я бы не стал тебя убивать, если б ты сбежала сама, но теперь у меня нет выбора. Глупая тетеря, тебе надо было воспользоваться моим предложением, но ты отказалась. Ты влюбилась в хозяина и поверила всем его лживым словам. Он ведь говорил тебе, что хочет тебя больше, чем любую другую девку? Ясное дело, говорил. Фортенберри — отъявленный лгун, когда дело касается женщин. Тебе надо было возвращаться в Бошам! Но теперь уже поздно.
Алайн говорил не останавливаясь, оскорбления в адрес Дайнуолда лились сплошным потоком, и Филиппа подумала, что управляющий, наверное, сошел с ума.
— Почему? — прошептала она.
— Почему? Считаешь, я обязан объяснить тебе? Ну, что ж, ты скоро умрешь, так что это не имеет значения. Мне известно, кто ты такая.
— Я Филиппа де Бошам, и это все знают.
— Да; но я послал людей за третьей повозкой с шерстью, той самой, которую Дайнуолд из жалости оставил крестьянам. Мои люди поймали тех идиотов крестьян, но прежде, чем убить, разузнали о тебе. Эти полудурки и не подозревали, что ты пряталась в одной из повозок, но когда им пригрозили ножом, они тут же развязали языки. Оказалось, что ты любимица лорда Генри и была управляющим в его замке; именно ты назначила цену шерсти и послала крестьян на ярмарку. Значит, ты умеешь читать, писать и считать — в отличие от Дайнуолда, который верит всем моим словам. Поэтому ты должна умереть.
Ты недоумеваешь, почему же Дайнуолд ни разу не усомнился во мне? Он убил рыцаря, которого я обманул, поверив, что тот бил и унижал меня; затем я поселился в Сент‑Эрте, где стал богатым человеком. Этот сентиментальный идиот уверен, что своим поступком заслужил мою бесконечную преданность!
Дайнуолд гордится тем, что его считают разбойником, негодяем, наглецом, который может плюнуть в глаза любому врагу, но в глубине души свято чтит правила морали и никогда не прощает тех, кто их нарушает. Если он узнает истинное положение вещей, мне конец. А раз так, то я не могу позволить тебе остаться в живых, тем более что ты уже просмотрела учетные книги. Тебе хватило ума оставить бумаги в том виде, как они были, но один из моих шпионов проследил за тобой, когда ты крадучись выходила из моей комнаты. Ты открыла правду, не так ли, и теперь только и ждешь подходящего момента, чтобы донести Дайнуолду?
Он приказал Горкелу следить в оба, чтобы ты не сбежала. Но тем самым тот невольно охранял тебя. Этот проклятый урод все время держался поблизости, и я до сегоднешней ночи не знал, как к тебе подобраться. Но потом… Ловко я придумал — потихоньку проникнуть в спальню и спокойно подождать тебя здесь? Наконец‑то ты в полной моей власти! Знаешь, Филиппа де Бошам, я возненавидел тебя с самой первой встречи, так как сразу почувствовал, что ты появилась здесь мне на погибель.
В глазах Алайна горела лютая злоба, и не успела девушка произнести и слова, как он размахнулся и изо всей силы ударил ее рукояткой ножа по виску. Голову Филиппы пронзила острая боль, перед глазами вспыхнул ослепительный свет, и она провалилась в темноту…
Филиппа очнулась и, судорожно вздохнув, поняла, что находится в конюшне: пахло соломой и лошадиным навозом. Ее руки были туго стянуты за спиной; ноги, к великой радости девушки, оставались свободными. Филиппа немного полежала не шевелясь, ожидая, пока пройдет головокружение, и вдруг догадалась, почему ей трудно дышать, а вокруг стоит кромешная тьма — она была с головой накрыта плотным тяжелым одеялом. Филиппа схватилась зубами за край и, немного стянув одеяло, ногами отбросила его в сторону. Ей казалось, что она здесь одна, но в полутьме нельзя было определить точно, есть ли в конюшне кто‑нибудь еще. Где же Алайн?
Сейчас надо думать. Не действовать, а думать, твердо сказала она себе. Алайну терять нечего — он должен во что бы то ни стало убрать ее из Сент‑Эрта. В голове Филиппы промелькнули обрывки баллад, распеваемых бродячими менестрелями, баллад, в которых могучие герои спасают прекрасных дев из безвыходных ситуаций. Рядом, однако, не было ни одного могучего героя, так что прекрасной деве придется самой позаботиться о себе.
Филиппа попыталась ослабить веревки, которыми стянули ее запястья, но только содрала кожу. Она перевернулась на живот и с трудом поднялась на ноги, едва не потеряв сознание от боли в виске. Надо уходить отсюда. У нее нет выбора. Осталось не так много времени. Алайн наверняка вот‑вот вернется и убьет ее — Филиппа не сомневалась в этом ни единого мгновения.
Кое‑как девушке удалось открыть задвижку стойла. Дверца громко скрипнула, и она замерла от страха. Где же управляющий? Бежать, бежать, билось у нее в мозгу…
И в этот момент Филиппа услышала, как неподалеку переговариваются двое мужчин: должно быть, сообщники Алайна — охрана, которую он оставил на всякий случай.
Филиппа замерла на месте, затаив дыхание и благословляя свою предусмотрительность. Как хорошо, что она не поддалась порыву выскочить из конюшни и позвать на помощь! Ведь тогда эти негодяи неминуемо схватили бы ее. Слава Богу, она сначала подумала!
Филиппа внимательно огляделась по сторонам; глаза ее уже привыкли к темноте, поэтому девушка сразу заметила то, что ей было нужно: старую, но все еще острую косу, висевшую на крюке.
Филиппа осторожно подошла к стене и, повернувшись спиной, прижала к лезвию косы узел, стягивающий руки. Перерезать веревки было делом нескольких минут, но коса оказалась неожиданно острой, и, прежде чем Филиппа закончила, запястья ее покрылись множеством глубоких кровоточащих ранок. Освободив руки, девушка низко пригнулась и пробралась к двери. Те двое все еще стояли во дворе, по‑прежнему тихо переговариваясь.
Вот сейчас, решила Филиппа, самое время ошеломить их неожиданностью — стремглав вылететь из конюшни и добежать до зала, прежде чем они смогут ее поймать…
— Ну? Шлюха все еще не очухалась?
Алайн! Филиппа попятилась назад; сердце ее отчаянно колотилось. Ну что ж, пусть войдет! Она сняла со стены косу и крепко сжала ее в руках.
— После такого удара она не скоро придет в себя, — сказал один из сообщников Алайна.
— Может, разрешите нам побаловаться с девкой, раз уж мы все равно перережем ей глотку?
Филиппа вздрогнула. Неожиданно ей пришло в голову, что струящаяся из ранок кровь попадает на лезвие косы и оно становится слишком скользким. Она быстро нагнулась, подхватила с пола несколько пучков соломы и вытерла лезвие и свои запястья. Почувствовав адское жжение в пораненных руках, Филиппа даже обрадовалась: раз она испытывает боль, значит, еще жива, а пока у нее есть эта коса, остается шанс на спасение…
— Делайте все, что хотите, меня это не касается. Но потом вы должны ее убить! Забавы забавами, но не вздумайте позабыть о главном! И хорошенько спрячьте тело. Шлюха голосистая, так что будьте поосмотрительнее, когда она очнется. Я сказал привратнику, что отправлю сегодня лорду Дайнуолду кое‑какие припасы, но Гуд отнюдь не дурак, так что ведите себя чрезвычайно осторожно. Погрузите тело на мула и увезите подальше от Сент‑Эрта. Когда вернетесь, получите вознаграждение.
Дав последние указания, Алайн ушел — Филиппа слышала, как затихли вдали его шаги. Значит, остались два его сообщника, а на ее стороне только эффект неожиданности.
Филиппа подняла над головой косу и замерла. Один из мужчин открыл дверь в конюшню.
— Подожди меня здесь, я подтащу девку.
— Знаю я тебя! Ты, ублюдок, решил попользоваться ею прямо в стойле, — запротестовал второй.
Эти грязные подонки спорят, кому первому насиловать ее! Филиппа крепче ухватилась за косу. В лунном свете ясно очерченный силуэт стоящего в дверях человека казался огромным. Филиппа набрала в грудь побольше воздуха и с силой опустила на голову негодяя свое единственное оружие. Она использовала тупую, изогнутую вовнутрь сторону лезвия, но сила удара была такова, что противник рухнул с проломленным черепом.
Второй мерзавец завопил от ужаса, когда Филиппа, высоко занеся косу, словно сама смерть, кинулась на него.
Буквально визжа от страха, он бросился наутек с такой скоростью, что Филиппа от удивления даже на секунду остановилась, но затем, решив больше не медлить, быстро перебежала внутренний двор и поднялась в зал.
В огромном помещении, как всегда, стоял гул от нескончаемых разговоров, но при виде Филиппы люди мгновенно смолкли, изумленно и опасливо переглядываясь и толкая друг друга локтями в бок. Ее платье промокло от крови, в окровавленных руках она держала косу, сбившиеся волосы обрамляли побледневшее лицо.
Зловещую тишину вдруг прорезал крик Алайна:
— Убейте шлюху! Клянусь Богом, она зарезала наших людей. Только посмотрите: с ног до головы в крови! Убийца! Она украла драгоценности хозяина! Убить ее! Прикончить воровку!
Филиппа, затравленно озираясь вокруг, подняла косу. Тишина пугала. Ни один человек не двигался, все смотрели только на нее.
— Горкел… — Ее голос походил на хрип. — Помоги мне…
Убедившись, что никто не собирается выполнять его приказы, Алайн вскочил и бросился к Филиппе.
— Надо убить проклятую девку! — выкрикивал он на ходу. — Это ведьма из преисподней!
Он выхватил у одного из стражников меч.
— Убить ее! — Еще один голос присоединился к воплям управляющего. — Она крадет у честных людей работу! — Принк, бледный и донельзя отощавший после болезни, яростно размахивал иссохшими руками. — Убейте ее!
Странно, но в этот момент Филиппа слышала голос каждого человека. Она слышала, как отец Крамдл громко читает молитву, как где‑то вдалеке кричит Эдмунд, пытаясь пробиться к ней…
— Нет, Эдмунд, не надо! — хотела сказать девушка, но с губ ее слетел лишь невнятный шепот.
Нортберт, Проктор, Марго, Круки, Элис — все они, казалось, смыкались вокруг нее кольцом. Чтобы помочь? Или убить?
Филиппа вздрогнула и попятилась. Во дворе караулит сообщник управляющего, готовый прикончить ее при первой же возможности, а здесь ее ждет смерть от руки Алайна, которого теперь — она это отчетливо понимала — не остановит даже присутствие многочисленных свидетелей. Филиппа подняла косу.
— Не стоит, хозяйка. — К ней неспешно приблизился Горкел, на лице которого застыло выражение какой‑то странной радости. Его зубы обнажились в страшной улыбке, и на мгновение Филиппа даже пожалела Алайна.
Горкел схватил управляющего за руку и слегка сдавил ее. Меч выпал из ослабевших пальцев Алайна.
Филиппа словно в тумане видела, как Горкел выкручивает руку негодяя, слышала, как тот, моля о пощаде, кричит все громче и громче…
Наконец, все так же спокойно, Горкел обхватил пальцами другой руки шею управляющего и приподнял его. Огромные пальцы сжались, затем раскрылись — и Алайн мешком свалился на пол. Он уже больше не мог кричать, из горла вырывались лишь странные булькающие звуки, а Горкел продолжал трясти его, пока не сломал шею — в притихшем зале отвратительный хруст прозвучал необычайно громко.
Горкел что‑то пробормотал и отшвырнул труп в сторону.
Филиппа уронила косу, закрыла лицо окровавленными руками, упала на колени и разразилась рыданиями. Она слышала сочувственные возгласы, ее касались чьи‑то ласковые руки…
Затем шум прорезал голос Эдмунда, и его слова заставили Филиппу поднять голову.
— Сейчас же прекрати эти глупые женские слезы! Филиппа взглянула на мальчика и неожиданно для самой себя улыбнулась:
— Ты противный мальчишка, и сочувствия у тебя не больше, чем у жука, но я так рада, что сейчас ты рядом со мной!
— Да, — согласился Эдмунд. — Это потому, что ты женщина, а значит, нуждаешься в защите. Ты грязная и в крови. Пошли.
— Идите умойтесь, — посоветовал и Горкел. — Вы, хозяйка, вели себя очень достойно, — добавил он почтительно.
— У Алайна остался сообщник. Одного я убила — тело лежит в конюшне, — но второй убежал. Не разглядела, кто он такой, но смогу узнать его голос.
— Возможно, это помощник управляющего — они с Алайном все время проводили вместе. Я прикажу, чтобы его поймали, а хозяин сам выберет для него наказание, когда вернется.
— А что делать с этим негодяем? — пронзительно закричала старая Агнес, указывая на Принка. — С этим вшивым предателем?!
До смерти напуганный ткач стоял, слегка покачиваясь, и, втянув голову в плечи, смотрел, как к нему приближается Горкел.
— Не трогай его, — попросила Филиппа. — Не убивай Принка, Горкел. Он просто старый и одуревший от болезни человек.
— Я не стану его калечить, хозяйка. Только слегка поучу его — так, чтобы он навсегда запомнил этот урок и больше не повторял подобной ошибки.
Великан приподнял Принка за шиворот и хорошенько встряхнул, затем бросил на пол, поддал ногой под ребра и тихо произнес:
— Еще раз коснешься хозяйки или скажешь хоть одно слово против нее, я так тебе врежу, что ты рассыпешься на мелкие кусочки.
Филиппа отвернулась. Эдмунд резко дернул ее за руку:
— Пошли, Филиппа, я отведу тебя в спальню. — И, весело насвистывая, мальчик побежал к дверям.
Замок Вулфитон
Грейлам де Моретон вытер пот со лба и дружески поприветствовал гостя:
— Рад снова видеть тебя, Бернелл. Как себя чувствует король? А королева Элинор? Все ли благополучно в Англии?
Безумно уставший Бернелл с благодарностью принял приглашение сесть. Первой его встретила жена Грейлама, леди Кассия, очаровательная женщина с огромными глазами и удивительно милой улыбкой. Он нашел Кассию восхитительной и подивился, как такое хрупкое создание управляется с огромным воином, который достался ей в мужья.
— Что привело тебя к нам, Бернелл? — спросил наконец Грейлам, терпеливо ожидавший, пока гость освежится кубком превосходного аквитанского вина.
— Приказ короля, милорд. Он просит твоего совета. Темные брови Грейлама взлетели вверх.
— Эдуард хочет, чтобы я ему что‑то посоветовал? Но, Бернелл, сейчас май, и король наверняка собирается в поход против Шотландии или Уэльса. Я думаю, для этой кампании требуются всего лишь деньги и новые солдаты, а вовсе не советы. Так что выкладывай правду…
— Это и есть правда, милорд: королю нужен твой совет. Он хочет найти в Корнуолле мужа для своей дочери.
— Дочери короля слишком малы для замужества; кроме того, Эдуард вряд ли собирается породниться с простым бароном из наших мест, — возразила леди Кассия.
— Речь идет не о принцессах, миледи, — ответил Бернелл и многозначительно посмотрел на маленькую женщину, которая сидела в кресле своего мужа. Грейлам стоял рядом. Только сейчас Бернелл заметил, что хозяйка Вулфитона ждет ребенка.
— Тогда о ком? — с легким оттенком удивления спросила она.
— Кассия, любовь моя, — ухмыльнулся Грейлам, — мне кажется, нам только что сообщили о некоем прегрешении короля. Эдуард тогда был довольно молод, не так ли, Бернелл?
— Да. Его незаконнорожденную дочь зовут Филиппа де Бошам. Ей почти восемнадцать, и пришло время выдать ее замуж.
— Де Бошам! Это дочь лорда Генри…
— На самом деле она дочь короля, но воспитывалась лордом Генри как его собственная.
И Кассия, и Грейлам во все глаза смотрели на королевского секретаря. Роберт Бернелл коротко сообщил им подробности возложенной на него миссии, а также просьбу короля.
—..Итак, теперь вы знаете, что Эдуард хочет найти себе в Корнуолле зятя, который не станет грабить государственную казну, — человека чести и сильного воина, — завершил он свой рассказ. Грейлам нахмурился, но промолчал.
— Он просит, чтобы вы назвали ему имя рыцаря, который будет достоин руки его дочери, поэтому… — в отчаянии продолжил Бернелл.
— Мне кажется, я знаю такого человека, — с неожиданным воодушевлением произнес Грейлам, и Кассия с удивлением заметила, как в глазах его появились веселые чертики.
— Неужели? — спросила она подозрительно.
— Да, похоже на то.
— Настоящее положение кандидата не имеет значения: ведь король сделает его графом, — поспешно добавил Бернелл.
— Графом, говоришь? Об этом стоит подумать. Ты останешься здесь до завтра, Роберт?
Бернелл с превеликим удовольствием остался бы по меньшей мере на неделю — чтобы это время пролежать в мягкой постели, отдыхая от навалившихся на него забот. Но после визита к Грейламу ему предстояла поездка в Бошам с целью сообщить лорду Генри, что у Филиппы вскоре появится жених…
— Значит, завтра утром и поговорим. Да‑да, я с радостью дам совет королю, — по‑прежнему загадочно усмехаясь, закончил беседу хозяин Вулфитона.
В эту ночь Грейламу долго не спалось. Он вертелся с боку на бок, все время посмеивался и что‑то про себя бормотал, так что Кассия, не выдержав, даже ущипнула его.
— Ты этого не сделаешь, Грейлам?! — полувопросительно проговорила она.
— Я же пообещал тебе примерно наказать наглеца, Кассия, и сдержу свое слово. — Грейлам от души расхохотался, держась за живот.
— Ты же знаешь, что Дайнуолд ненавидит любую власть, а тут его тестем станет король Англии! Дайнуолд никогда с этим не примирится; он отправится к самому папе римскому и вымолит развод, или сбежит на континент, или продаст душу дьяволу, если потребуется. Кроме того, его хотят сделать графом! Дайнуолд презирает светское общество и сочтет такой поворот событий наказанием для себя. О, милорд, может быть, он и обманул тебя, но твоя месть принесет ему истинное несчастье. Он больше не сможет отправляться в набеги, не сможет считать себя негодяем и Проклятием Корнуолла. Его репутация, которой от так гордится, будет навеки погублена! А если девушка к тому же окажется страхолюдиной? Что тогда?
Грейлам захохотал пуще прежнего.
Кассия посмотрела на мужа и вспомнила о корзинах с бочонками с вином, которые де Фортенберри предположительно украл с потерпевшего крушение корабля. Она представила себе Дайнуолда в роли графа, тесть которого — сам король Англии, а будущая жена… О нет, она не дурнушка: разве Бернелл не упомянул, что Филиппа — вылитая Плантагенет?
Кассия почувствовала, как ее губы растягиваются в улыбке.
— Дайнуолд убьет нас обоих, если Эдуард действительно последует твоему совету, — нежно поцеловав мужа, прошептала она ему на ухо…
Замок Сент‑Эрт
Филиппе снилось, что чья‑то теплая рука легонько гладит ее волосы, и это, было восхитительно. Затем мужские губы коснулись ее щеки, подбородка, бережно, но настойчиво попыталась раскрыть сомкнутый рот… Она вздохнула и повернулась на спину. Филиппе нравился этот сон, более того, ей не хотелось просыпаться, потому что незнакомец уже ласкал ее грудь, и твердые кончики его пальцев удивительно нежно обвели соски.
Руки спустились ниже, на живот; Филиппа замерла от удовольствия. Мужчина развел ее ноги, коснулся мягкого треугольника волос; она вздохнула, потом застонала, желая продолжения, приподняла бедра, сгорая от нетерпения, сгорая от страсти…
Филиппа открыла глаза и поняла, что это отнюдь не сон: возле кровати стоял Дайнуолд и смотрел на нее. Он выглядел очень уставшим и тяжело дышал.
— Так это было на самом деле! — сдавленным голосом произнесла она.
— Да, девка, это было наяву. Ты похожа на самое нежное Божье создание. — Его рука продвинулась чуть дальше, и Филиппа почувствовала, что стала влажной и нестерпимо горячей от его возбуждающих прикосновений. Когда палец Дайнуолда осторожным движением проник глубоко внутрь, она вскрикнула и приподнялась.
— Тихо… — Дайнуолд легонько толкнул ее другой рукой, вновь укладывая на кровать. — Ведь это совсем не больно, правда? Скорее наоборот: я же чувствую, как ты сжимаешься вокруг моих пальцев. А, вот она, преграда невинности. Свидетельство твоей проклятой девственности. Нетронутое, но готовое к моему вторжению. — Дайнуолд наклонился, на мгновение прижавшись лицом к ее животу. — Горкел говорит, что ты чуть было не погибла сегодня вечером, — нежно и успокаивающе сказал он. — Прости меня, Филиппа. Я думал, ты в безопасности, но близкий мне человек оказался подлым предателем. Прости меня. — Дайнуолд поцеловал ее живот, и его рука вновь почувствовала невидимую преграду. Он застонал и отодвинулся, а затем неожиданно обнял Филиппу, тесно прижался к ней и завладел ее губами.
Тело Филиппы охватило жаркое томление; она закрыла глаза и, забыв обо всем на свете, отдалась во власть поцелуя. Язык Дайнуолда проник внутрь, он словно пробовал на вкус ее рот, дразнил, ласкал, разжигая в ней страсть. Внезапно Дайнуолд вздрогнул, оторвался от Филиппы и отодвинулся далеко в сторону.
— Пожалуйста, — прошептала Филиппа, протягивая к нему руки. Она почти обезумела от желания чего‑то неизведанного, странного…
— Нет… нет… — произнес Дайнуолд с таким трудом, словно только что пробежал несколько миль. — Нет, я целую неделю был без женщины, и мои чресла вот‑вот разорвет желание. Возвращайся ко сну.
Филиппа негодующе вскрикнула, ненавидя его за эти слова, за то, что из‑за них она вновь почувствовала себя ничтожеством — чем‑то вроде сосуда, не более.
Она услышала, как Дайнуолд вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Филиппа заплакала. Когда через несколько часов он вернулся, она притворилась спящей. Он не сделал ни одной попытки коснуться ее — просто забрался в постель и лег рядом… Она слышала, как выровнялось его дыхание, когда он заснул, и подумала, что ей следует как можно быстрее покинуть Сент‑Эрт…
Глава 11
На следующее утро Филиппу разбудил звонкий шлепок по ягодицам.
— Пора вставать, девка. Сегодня я наконец получу от тебя вразумительные ответы. Я оставил свой замок в полном порядке, а когда вернулся, то обнаружил, что управляющий мертв и все перевернуто вверх дном! Быстро поднимайся и иди в зал.
Дайнуолд еще раз шлепнул ее и вышел. Филиппа немного понежилась в постели, размышляя о том, что будет, если и Дайнуолда стукнуть косой по голове. Идиот!
Она повернулась на бок и попыталась снова уснуть, но безуспешно…
Дайнуолд стоял, уставившись на шута, который по своему обыкновению валялся на полу.
— Круки, расскажи мне толком, что здесь случилось. Расскажи обстоятельно и подробно. Но никаких стихов или песен!
Хозяин выглядит усталым, раздраженным и очень обеспокоенным, подумал шут. Почему он так поспешно вернулся в Сент‑Эрт? Чтобы поскорее увидеть Филиппу? Неужели он скучал по девчонке? Круки было бы легче ответить на эти вопросы, если б он видел хозяина вчера вечером, когда тот ворвался в зал вне себя от страха, потому что привратник сказал, что Филиппу нашли всю в крови, а вокруг валялись мертвые тела.
— Мне кажется, ты поглупел, хозяин, — ухмыльнулся Круки.
— Я… Что‑о?! Слушай, ты, ослиная падаль, я не…
— Ты нашел негодяев, которые сожгли посевы? Дайнуолд раздраженно схватил кусок хлеба.
— Да, я поймал троих, но, будь прокляты их души, они умерли и не успели рассказать, кто стоит за всем этим.
— Уверен, что это Вальтер де Грассе.
— Похоже на то. — Дайнуолд прожевал хлеб. — Марго, эль! — приказал он.