КОПЬЯ IX—XIII вв. (ТИП НЕИЗВЕСТЕН) 8 глава

Булавы XI — XIII вв. (хронология)

Т А Б Л И Ц А 14

вого употребления. Военное назначение булавы во многих странах X—XIII вв. доказывается как письменными,⁶⁰ так и изобразительными ⁶¹ источниками. Их употребление зафиксировано, в частности, на ковре из Байе.⁶² Позднее, с XII, а главным образом с XIII в. этот вид ударного оружия находит все более широкое применение у рыцарской конницы.⁶³

Булавой пользовались в рукопашной схватке, когда требовалось нанести неожидан-

⁶⁰ В. В. Стасов. Серебряное восточное блюдо
Эрмитажа, стр. 35. Как боевой «инструмент» булава
описана в арабском трактате XII в. (С. С a h е п. Un
traitё d'Armurerie compose pour Saladin. Bulletin
d'etudes orientales, t. XII, Beyrouth, 1948, стр. 139—
140).

⁶¹ Archaeologia, v. 79, London, 1929, табл. V, 3
(на вполне реалистическом рисунке XIII в. изображен
удар булавой по шлему рыцаря).

⁶² The Bayeux tapestry. New York, 1957, рис. 62
и 73.

⁶³ Г. А. Ш к р и в а н и ч. Оружие..., стр. 87.

ный и быстрый удар в любом направлении. Булаву вообще можно рассматривать в каче­стве подсобного дополнительного оружия. Бронзовые или железные булавы исполь­зовались дружинниками в конной борьбе. По сообщению Павла Иовия, московские всад­ники начала XVI в. ведут «борьбу заостренными копьями, железными булавами и стрелами; только немногие имеют сабли».⁶⁴ Эти сведения действительны и для раннего средневековья. Они объясняют популярность булавы прежде всего на юге Руси, где конница имела большее значение, чем в северных землях. Наряду с этим простые железные булавы, составляю­щие почти половину всех находок (тип II), могли применять и пехотинцы.

⁶⁴ С. Герберштейн. Записки о московских делах. СПб., 1908, стр. 274; ср.: В. Огородни­ков. Донесение о Московии второй половины XVI в. ЧОИДР, 1913, кн. 3, отд. III, стр. 14.

55

В этой связи остановимся на самом слове булава, которое встречается в русских доку­ментах XVI — XVII вв.⁶⁵ Как же именовали булаву в домонгольский период? Ответить на этот вопрос, пожалуй, можно, если обратиться к летописному свидетельству о Липецкой битве 1216 г. В начале этого сражения суздальские воины-пехотинцы, видя надвигающегося про­тивника, «вергъше кии».⁶⁰ Кий, по А. В. Арци-ховскому, палка,⁶⁷ по Л. Нидерле, простая крепкая дубина с утяжеленным концом.⁶⁸ И. И. Срезневский сопоставлял кий с моло­том.⁰⁹ Именно в этом значении кий употреб­ляется в Изборнике Святослава (1073 г.). В сербском языке mij, кщак, кщес — назва­ние булавы. По В. Далю, кий имеет ряд зна­чений и в том числе: палка-дубина и булава.⁷⁰ Таким образом, следуя большинству толкова­телей, вполне возможно соотнести кий с удар­ным орудием, а именно булавой. Это тем более вероятно, что для дубины и палки летописи знают ряд определенных терминов: ослоп, па­лица, хлуд. Как говорилось выше, булава была принадлежностью не только знати (ср. типы III и IV), но и простых воинов — в данном слу­чае суздальских пехотинцев (тип II). Для обо­значения булавы в XI в. существовал и другой термин — «жезл ручной». Именно так названа булава в русском переводе Хроники Георгия Амартола.⁷¹

Известно, что в зрелом средневековье бу­лава и шестопер у русских, турок, поляков, венгров и других народов все больше станови­лись символом власти.⁷² Процесс был длитель-

⁶⁵ Некоторые считают это слово тюркско-татарским
(Н. Е. Бранденбург. Исторический каталог
С.-Петербургского Артиллерийского музея. СПб.,
1877, стр. 188 и 227), другие, что более вероятно, про­
изводят его из романских языков: латинского bul-
1а, немецкого Bulle в значении шишка, головка
(В. М. Ф л о р и н с к и й. Первобытные славяне...,
стр. 528). В позднесредневековой Руси для обозначения
данного оружия существовал и другой термин тюркского
происхождения — буздыхан.

⁶⁶ Лаврентьевская летопись под 1216.

⁶⁷ А. В. А р ц и х о в с к и й. Русское оружие.
Докл. и сообщ. ист. фак. МГУ, в. 4, М., 1946, стр. 4.

⁶⁸ Л. Нидерле. Славянские древности. М.,
1956, стр. 375.

⁶⁹ И. И. Срезневский. Материалы для сло­
варя древнерусского языка, т. I. СПб., 1893, стр. 1416.

⁷⁰ В. Даль. Толковый словарь живого велико­
русского языка, т. I, СПб.—М., 1912, стр. 281; т. II,
СПб.,—М., 1914, стр. 342.

⁷¹ «й щиты, и тятивы, и копия, и луки, и стрелы, и
жезлы ручныя, и сулицы, огнем ижьгуть» (В. М. И с т-
р и н. Хроника Георгия Амартола, т. 1, Игр., 1920,
стр. 187). Жезл означал также трость, палку, посох.

⁷² П. Савва т о в. Описание старинных рус­
ских утварей. СПб., 1896, стр. 17—18. — Введение,
например, у запорожских казаков в 1576 г. гетманской
булавы расценивалось источниками как одно из значи­
тельных военных преобразований (Летопись событий
Григория Грабянки. Киев, 1854, стр. 21). У запорож­
цев существовали гетманские, полковничьи и атаманские
булавы. (А. С е м е н т о в с к и й. Белорусские древ­
ности. СПб., 1890, стр. 69—71).

ным, и еще в начале XVI в. булава и шестопер служили оружием.⁷³ Начальственные булавы, отделанные золотом, серебром и драгоценно­стями, естественно, в бою не употреблялись, но еще некоторое время их брали с собой в походы.⁷⁴ Придавалось ли булаве домонголь­ского периода значение символа власти? В пользу этого, казалось бы, свидетельствуют три миниатюры Радзивиловской летописи, ил­люстрирующие события середины XII в. На них булава изображена в руках князей как знак дипломатического представительства (пе­реговоры с венграми — л. 193 об., верх, левый рисунок) и как символ воеиачалия и княже­ской власти (передвижение войск — л. 193 об., верх, правый рисунок; отход военного отряда от невзятого города — л. 198). Впрочем, в по­следнем случае в руке князя Глеба Юрьевича находится, возможно, не булава, а парадный княжеский жезл. Для раннего средневековья такие жезлы или скипетры, изготовленные из золота, серебра и поражающие своей роскошью, известны у нас ⁷⁵ и в Западной Европе.⁷⁶ Их характерной особенностью является шаро­видное увенчание, всегда без шипов. Что же касается первых двух рисунков Радзивилов­ской летописи, то на них изображены шесто­перы, которых для середины XII вв. мы пока не знаем, и созданы они художниками XV в., вероятно, под влиянием современной им дей­ствительности, когда шестоперы с прорезными лопастями действительно символизировали воен­ную власть.⁷⁷

Для раннего средневековья, насколько это известно по письменным и изобразительным источникам, военными символами были такие важнейшие виды вооружения, как меч, копье, щит, в меньшей степени шлем, шпоры и стре­мена. Булавы тогда еще не превратились в уза­коненный и освещенный традицией предмет военной и государственной власти. Относи­тельно частая находка булав и их значительный вывоз за пределы Руси также свидетельствуют против того, что в домонгольский период им придавалось значение почитаемых и оберегае­мых феодальных регалий. Однако не вызывает сомнений, что уже в рассматриваемый нами пе-

⁷³ П. Савватов. Описание старинных рус­
ских утварей, стр. 174—175.

⁷⁴ И. Висковатов. Историческое описание
одежды и вооружения российских войск. СПб., 1841,
стр. 68.

⁷⁵ Жезл в виде серебряного позолоченного шара
на метровой обложенной серебряным листом рукояти
найден в богатом погребении XII—XIII вв. в Таганче
(И. А. X о й н о в с к и й. Краткие археологические
сведения о предках славян и Руси. Киев, 1896, стр.
118 и ел., табл. VII, № 653).

⁷⁶ А. А 11 б 1 d i. Die Goldkanne von St.-Maurice
d'Agaune. Zeitschrift fur schweizerische Archaeologie
und Kunstgeschichte, Bd. 10, Heft 1—2, Zurich, 1948,
стр. 22—26, табл. 6, 4 и 16—18.

⁷⁷ H. М ii 1 1 е г. Historische Waffen. Berlin,
1957, рис. 60.

56

риод тонко отделанная, иногда позолоченная булава (наряду с другим оружием) подчерки­вала высокое социальное положение, знатность и достоинство ее владельца, выделяла его среди простых ратников.

Несколько слов о дубинах (ослопах) и па­лицах. Археологически эти «орудия» неиз­вестны, но иногда упоминаются в письменных источниках. Так, по сообщению Ибн Миска-вейха, русы-пехотинцы в 943 г. носили ду­бины.⁷⁸ В XI—XIII вв. предметы этого рода, служившие для военных целей, имели наиме­нование рогвица, роговица, рогдица, рогтича.⁷⁹ В бою рощицей (носилась у пояса) стремились ударить по голове и даже швыряли в против­ника.⁸⁰ Палица в былинах названа «военной», «боевой», «булатной», «медной», что (особенно в двух последних случаях) дает возможность отождествить ее с булавой.⁸¹ В экстренных случаях палками и жердями могло вооружаться

городское и сельское ополчение. В 1151 г. киевляне говорили Изяславу [Мстиславичу: «Ать же пойдуть вси, како может и хлуд в руци взяти».⁸² Источники упоминают «дре­колье» при описании народных движений,⁸³ лишь однажды «камень и древа, и колья, и вар» отмечены как средства городской обороны («можем бо брань творить... из града»).⁸¹ Летописец считал «деревянное» оружие ар­хаическим, он вспоминал время до изобрете­ния металлов, когда «палицами и камением бьяхуся».⁸⁵ Палка рассматривалась скорее как невоенный предмет. Так, «Русская правда» предусматривала наказание за удар жердью во время драки. Конечно, уровень военной техники IX—XIII вв. определяло не деревян­ное, а металлическое оружие, например, та­кое относительно распространенное и недоро­гое, как копье и топор.

⁷⁸ Л. Якубовский. Ибн Мискавейх о походе
русов в Бердаа в 943/4 гг. Византийский временник,
т. XXIV, JL, 1926, стр. 65.

⁷⁹ И. И. Срезневский. Материал для сло­
варя древнерусского языка, т. III, СПб., 1903,
стр. 131. — Слово заимствовано из греческого языка.

⁸⁰ Ипатьевская летопись под 1256 г.; М. Спе­
ранский. Девгениево деяние. Сборник ОРЯС,
т. 99, № 7, Игр., стр. 135, 141 и 142.

⁸¹ P. JI и п е ц, М. Рабинович. К вопросу
о времени сложения былин. СЭ, 1960, № 4, стр. 38.

⁸² Ипатьевская летопись под 1151 г.

⁸³ Н. А. Мещерски й. История Иудейской
войны Иосифа Флавия в древнерусском переводе. М.—
Л., 1958, стр. 244; ср.: И. II. С р е з н е в с к и и.
Материалы для словаря древнерусского языка, т. I,
стр. 733—734.

⁸⁴ Никоновская летопись под 1159 г.

⁸³ Ипатьевская летопись под 1114 г. — В рассказе о крещении Руси к Перуну «приставиша дванадесять наличников да бшот его палицами, не яко чувственное древо» (Киевский синопсис. Киев, 1836, стр. 75 и 80).

ГЛАВА 4 КИСТЕНИ

Большинство гирь от кистеней найдено в конце прошлого, начале нынешнего века. Особенно часто встречались они в киевских коллекциях и собраниях, но опубликованы лишь немногие экземпляры. Неизученность материала породила в археологии немало пу­таницы — кистени относили к гирькам от лассо или арканов, к привескам от конской упряжи, к навершиям княжеских посохов, называли «костяными пряслицами», в музеях их вклю­чали в состав весовых гирь, датировали эпо­хой бронзы или великого переселения наро­дов.¹

О происхождении кистеня писал Б. Зай-ковский,² изучивший находки Волжской Бол­гарии. Обнаружив, что боевые гири, найден­ные в болгарских городах и погребениях, от­носятся к домонгольскому периоду, Б. Зайков-ский выступил против утверждения, будто кистень занесен в Европу монголами ³ и высказался в пользу того, что родиной или по крайней мере основным районом распро-

¹ Б. И. и В. И. X а н е н к о. Древности При­
днепровья, в. IV, Киев, 1901, стр. 17; В. Р. Тара-
с е н к о. Древний Минск. Материалы по археологии
БССР, т. 1, М., 1957, стр. 244; В. К. Гончаров.
Райковецкое городище. Киев, 1950, пояснение к табл.
XXXI, 18.

² Б. Зайковский. К вопросу о происхожде­
нии «кистеня». Известия общества археологии, исто­
рии и этнографии при Казанском государственном уни­
верситете, т. XXXIV, в. 3—4, Казань, 1929, стр. 113—
118, табл. I и II.

³ Энциклопедический словарь Брокгауза и Эф­
рона, т. XV, СПб., 1895, стр. 167.

Кистенек с кулачок, а с ним добро. Народная пословица

странения кистеня является север или северо-запад России, но эту мысль он почти ничем не подтвердил.

Технику литья кистеня в глиняных формах по восковой модели реконструировал Б. А. Ры­баков,⁴ а их художественной отделки коснулась 3. А. Володченко.⁶ Десять боевых новгородских гирь опубликовал А. Ф. Медведев, заметивший, что «широкое употребление кистеня в древней Руси и, в частности, в Новгороде — теперь уже факт установленный».⁶ А. Ф. Медведев высказался (правда, в весьма осторожной форме) и в пользу боевого использования ки­стеня в Новгородском войске.⁷ В целом же разработку темы о древнерусских' кистенях нельзя признать удовлетворительной.

Кистень — ударное оружие. Метко и точно его описал В. Даль: «Кистень летучий, гиря на ремне, который наматывается, кружа, на кисть, и с размаху развивается; бивались и в два кистеня, в обе — ручь, распуская их, кружа ими, ударяя и подбирая поочередно; к такому бойцу не было рукопашного при­ступа».⁸

⁴ Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси.
М., 1948, стр. 249-250.

⁵ 3. А. Володченко. К вопросу о технике
черни на Руси. КСИИМК, в. 52, М., 1953, стр. 10—16.

•А. Ф. Медведев. Оружие Великого Нов­города, МИА, № 65, 1959, стр. 137—138.

⁷ Там же, стр. 137.

⁸ В.Даль. Толковый словарь живого великорус­
ского языка, т 1. СПб., М., 1912, стр. 342.

58

От раннего средневековья до нас дошли только гири от кистеней. Они привязывались ремнем, веревкой (реже цепью) к короткой палке или просто к руке. В раскопках Донецкого городища найдена железная коническая втулка с петлей на конце, служившая, по-видимому, для прикрепления подвешенной на ремне гири с деревянной рукоятью.⁹

Всего, по нашим подсчетам, на территории древней Руси найдено 127 боевых гирь (см. каталог находок). По форме и деталям устрой­ства они классифицированы на шесть типов с подтипами (рис. 12—13).

Древнейшие находки восточноевропейских кистеней связаны с кочевым Юго-Востоком. Они встречены в нижнем Поволжье и Подонье и датируются IV—IX вв.¹⁰ По-видимому, из этих областей кистени ^1Х проникли на Русь, где обнаружены в памятниках X в.

Именно к этому и последующему времени относится группа костяных кистеней (тип I; табл. XXX, 1 — 9).¹² Они обычно яйцевидной формы с продольным отверстием по оси, куда вставлялся железный стержень с петлей на одном конце (для скрепления с веревкой или ремнем), заклепкой на другом. Эти гири, как правило, сделаны из наиболее тяжелой и плот­ной кости — из рога лося. Уже со второй поло­вины X в. устанавливается их общерусское распространение (Новгород, Екимауцы). Бы­туют костяные кистени до XIII в. включи­тельно.

Особенно интересны по своему разнообра­зию кистени из Саркела—Белой Вежи. Более древними являются шаровидные экземпляры, связываемые с тюркским слоем.¹³ Большинство из них правильно обточены и гладко отшли­фованы. Первое впечатление от них такое, будто они не кончены производством — это результат отсутствия железного стержня. На самом деле большинство находок, кажется,

⁹ Рисунок этой вещи, хранящийся в музее Харьков­
ского университета (№ 81/55), прислан Б. А. Шрамко.
Приносим ему глубокую благодарность.

¹⁰ P. R a u. Die Hiigelgraber romischer Zeit an
unteren Wolga. Pokrowsk, 1927, стр. 23 и рис. 22, E;
H. В. С и б и л е в. Древности Изюмщины, в. 1, Изюм:,
1926, табл. XXVII, 4; А. М. Покровский.
Верхне-Салтовский могильник. Труды XII АС, т. I,
М., 1901, табл. XX, 7. — Отметим один сибирский ки­
стень в погребении воина IX—X вв. на верхней Оби
<М. П. Г р я з н о в. История древних племен верхней
Оби. МИА, № 48, 1956, табл. LIV, 6). Ряд находок лю­
безно подсказаны Б. А. Шрамко в письме от 14 III1960 г.
Он же прислал рисунок одного бронзового посеребрен­
ного кистеня из Верхнего Салтова, из раскопок
С. А. Семенова-Зусера в 1946 г. (катакомба № 14).

¹¹ Неизвестно насколько древним является само
слово кистень. Этимологически оно сопоставляется
с тюркским кистан, польским kisczen, литовским kes-
ten (А. Г. Преображенский. Этимологиче­
ский словарь русского языка, в. V, М., 1912, стр. 310).

¹² В каталоге, 1—35, вес 100—250 г.

¹³ В. Д. Белецкий. Жилища Саркела-Белой
Вежи. МИА, № 75, 1959, стр. 72 и рис. 21 на стр. 71.

вообще не имело стержня, а некоторые экземп­ляры вместо стержня снабжены ушком для ремня, вырезанным в самой кости; возможно, долевой канал этих гирь использовался для непосредственного пропуска жгута, без вставки железного стержня.

Из славянского слоя Саркела—Белой Вежи происходят 4 кистеня удлиненной яйцевидной формы, обычной для большинства русских на­ходок этого типа. Таким образом, костяные кистени, соседствующие в тюркском и славян­ском слоях Саркела—Белой Вежи, с одной стороны, подтверждают юго-восточное проис­хождение этого оружия на Руси, с другой, — свидетельствуют о видоизменении русскими его первоначальной тюркской формы.

Один из беловежских костяных кистеней замечателен наличием на его поверхности 5 вы­резанных великокняжеских знаков собствен­ности (тамг).¹⁴ Наиболее отчетливо выполнен­ный знак представляет двузубец с крестом сверху; по начертанию он близок к знакам Всеволода Ярославича,¹⁵ что датирует вещь примерно XI в. Несколько княжеских знаков, украшающих кистени из Минска (9) и Острова Ледницкого в Польше,¹⁶ определяют принад­лежность самих вещей дружинной верхушке. Знаки на одной вещи рознятся друг от друга, они, по-видимому, не одновременны. Возможно, речь идет о наследственной передаче оружия, вызывавшей видоизменение тамги.

К следующей группе можно отнести метал­лические гири (железные и бронзовые) шаровид­ной и грушевидной формы.¹⁷ В интересах боль­шей точности мы подразделили их на гладкие, граненые (тип И; табл. XXXI, 1 — 4; XXXII, 1 — 4) ¹⁸ и с крупными и мелкими горошковид-ными выпуклостями (тип НА; табл. XXIX, 4; XXXI, 5-10; XXXII, 6—12).¹⁹ Среди этих кистеней встречаются образцы, бронзовый кор­пус которых для утяжеления заполнен свин­цом. Эта техника характерна и для гирь ряда других типов. Биметаллизм в изготовлении боевых гирь появился в X в. (сравни свинцо-

¹⁴ М. И. Артамонов. Саркел—Белая Вежа. МИА, № 62, 1958, стр. 76 и рис. 55 (цветное воспроизве­дение).

¹⁶ Б. А. Рыбаков. Знаки собственности в кня­жеском хозяйстве Киевской Руси X—XII вв. СА, VI, 1940, стр. 253—254.

¹⁶ Fontes archaeologici posnanienses, v. XII, Poz-
nan, 1961, табл. 1,12. — Уже после того, как настоящая
глава была написана, опубликован интереснейший костя­
ной кистень русской работы XII—начала XIII в. из Чер-
веня с изображениями «князя» и «русалки» (J. Gurba
i A. Czerepinski. Ciekawy staroruski zabytek z
Czerwienia. Z otchlani wiekow XXXI. Warszawa, 1965,
№ 3, стр. 238—241, рис. 2—3).

¹⁷ Исключение составляют три гири бипирамидаль-
ной формы из с. Пруссы, Княжой Горы и Саркела—
Белой Вежи (44, 46 и 47).

¹⁸ В каталоге, 36—59 — всего 24 экз., вес 63—
-268 г.

¹⁹ В каталоге, 60—81 —всего 22 экз., вес 120—
235 г.

59

8*