— Если б я в этом сомневался, то не пошел бы в кино, — ответил он. — Я хочу посмотреть эти фильмы, Стог, но у меня нет желания умереть из-за них.
— А кроме того, если они будут нам мешать, мы сможем попросить Фокси вышвырнуть их, — вставила Бев. Она говорила про мистера Фоксуорта, тощего, с ввалившимися щеками, вечно мрачного управляющего «Аладдина». Сейчас он продавал сладости и попкорн, непрерывно повторяя: «Дождитесь своей очереди, дождитесь своей очереди, дождитесь своей очереди». В изношенном фраке и пожелтевшей крахмальной рубашке он выглядел, как гробовщик, переживающий тяжелые времена. Бен в нерешительности переводил взгляд с Бев на Фокси и Ричи.
— Ты не можешь позволить им рулить твоей жизнью, чел, — мягко указал Ричи. — Разве ты этого не знаешь?
— Наверное, не могу. — Бен вздохнул. Конечно же, он не мог этого знать… но присутствие Бев кардинально все изменило. Если б не она, он бы попытался убедить Ричи пойти в кино в другой день. И, если бы это удалось, Бену не пришлось бы совать голову в петлю. Но Бев была здесь, и он не хотел выглядеть трусом в ее глазах. Да и слишком уж притягательной выглядела мысль, что он окажется с ней, на балконе, в темноте (пусть даже между ними будет сидеть Ричи, а другого он себе и не представлял).
— Дождемся начала сеанса и тогда зайдем. — Ричи улыбнулся и ущипнул Бена за руку. — Не дрейфь, Стог, — или ты собрался жить вечно?
Бен нахмурил брови — и внезапно рассмеялся. Ричи последовал его примеру. И Беверли рассмеялась, глядя на них.
Ричи вновь направился к кассе. Коул Печеночные Губы мрачно смотрела на него.
— Добрый день, милая леди, — поздоровался Ричи Голосом барона Дырожопа. — Мне, пожалуйста, три биль-билетика на ваши прекрасные американские движущиеся картинки.
— Прекрати треп и скажи, что тебе нужно, мальчик! — рявкнула Печеночные Губы в круглую дыру в стекле, и ее поднимающиеся и опускающиеся брови чем-то так напугали Ричи, что он просто сунул в щель смятый доллар и пробормотал:
— Три, пожалуйста.
Три билета вынырнули из щели. За ними последовал четвертак.
— Не остри, не бросайся коробками для попкорна, не вопи, не бегай по фойе, не бегай по проходам, — напутствовала его кассирша.
— Ни в коем случае, мэм, — ответил Ричи, пятясь к Бев и Бену. — У меня всегда тает сердце, когда я вижу эту старую пердунью, которая действительно любит детей, — сообщил он.
Они еще постояли у двери, дожидаясь начала сеанса. Печеночные Губы подозрительно поглядывала на них из своей стеклянной будки. Ричи рассказал Бев историю строительства и разрушения плотины в Пустоши, продекламировав фразы мистера Нелла новым для себя Голосом ирландского копа. Беверли почти сразу начала смеяться, и вскоре она уже хохотала. Даже Бен заулыбался, хотя его взгляд продолжал метаться между стеклянными дверями кинотеатра «Аладдин» и лицом Беверли.
На балконе им понравилось. Уже на первой части фильма «Я был подростком-Франкенштейном» Ричи заметил Генри Бауэрса и его поганых дружков. Как он и предполагал, сидели они во втором ряду. Шестеро или пятеро из пятых, шестых и седьмых классов, все — в сапогах, задрав ноги на спинки кресел первого ряда. Фокси подходил к ним и просил убрать ноги. Они убирали. Фокси уходил, и тут же сапоги возвращались на прежнее место. Через пять или десять минут Фокси подходил вновь, и ритуал повторялся. Фокси не хватало духа выгнать их из зала, и они это знали.
Фильмы не подвели. «Подросток-Франкенштейн», как и заказывали, нагнал ужасу. Хотя «Подросток-оборотень»[156] показался им более страшным… возможно, потому, что в нем чувствовалась какая-то грусть. В том, что произошло, вины подростка не было. Все обстряпал гипнотизер, который сумел превратить парня в оборотня только потому, что того переполняли злоба и ненависть. Ричи задался вопросом, а много ли на свете людей, которые способны скрывать эти чувства. Генри Бауэрса они явно переполняли, но уж он точно не пытался это скрыть.
Беверли сидела между мальчишками, ела попкорн из их коробок, вскрикивала, закрывала глаза руками, иногда смеялась. Когда оборотень выслеживал девушку, оставшуюся потренироваться в спортивном зале после школьных занятий, она уткнулась лицом в руку Бена, и Ричи услышал, как тот ахнул от изумления, несмотря на крики двухсот детей, сидевших внизу.
Оборотня в конце концов убили. В последнем эпизоде один коп с важным видом говорил другому, что случившееся должно научить людей не лезть в дела, которые лучше оставить Богу. Занавес закрылся, вспыхнул свет. Раздались аплодисменты. Ричи остался всем доволен, только чуть разболелась голова. Похоже, в скором времени ему предстояло вновь пойти к окулисту и подобрать линзы. Он мрачно подумал о том, что к окончанию школы будет носить на глазах бутылки от «колы».
Бен дернул его за рукав.
— Они нас видели, Ричи. — В ровном голосе слышался страх.
— Кто?
— Бауэрс и Крисс. Они посмотрели на балкон, когда выходили. И увидели нас!
— Ничего-ничего, — ответил Ричи. — Успокойся, Стог. Просто ус-по-кой-ся. Мы сможем выйти через боковую дверь. Волноваться не о чем.
Они спустились с балкона. Ричи — первым, Беверли — за ним, Бен — в арьергарде, оглядываясь через каждые две ступеньки.
— Эти парни действительно злы на тебя, Бен? — спросила Беверли.
— Да еще как, — ответил Бен. — Я подрался с Генри Бауэрсом в последний день учебы.
— Он тебя избил?
— Не так сильно, как ему хотелось, — ответил Бен. — Поэтому он по-прежнему злится.
— Старину Хэнка Танка еще и потрепали изрядно, — пробормотал Ричи. — Или я так слышал. Не думаю, что он этому очень рад. — Он открыл дверь, и они вышли в проулок между «Аладдином» и закусочной «У Нэна». Кошка, сидевшая в мусорном баке, зашипела и пробежала мимо них по проулку к дальнему концу, перегороженному дощатым забором. Вскарабкалась на него и исчезла. Загремела крышка. Бев подпрыгнула, схватила Ричи за руку, нервно рассмеялась.
— Наверное, еще напугана фильмами.
— Незачем тебе… — начал Ричи.
— Здорово, падла, — раздался позади них голос Генри Бауэрса.
Вздрогнув, все трое обернулись. Генри, Виктор и Рыгало стояли у входа в проулок. За их спинами маячили еще двое парней.
— Ох, черт, так и знал, что нарвемся, — простонал Бен.
Ричи быстро повернулся к «Аладдину». Но дверь захлопнулась за ними, и открыть ее снаружи не представлялось возможным.
— Прощайся с жизнью, падла! — И с этими словами Генри побежал к Бену.
Все, что произошло в следующие мгновения, представлялось Ричи (и тогда, и потом) кадрами из какого-то фильма — в реальной жизни произойти такого просто не могло. В реальной жизни маленькие дети получают свои тумаки, подбирают выбитые зубы и идут домой.
Но на этот раз все пошло по-другому.
Беверли двинулась навстречу Генри, держась ближе к стене, словно намеревалась пожать ему руку. Ричи слышал, как цокают шипы сапог Бауэрса. Виктор и Рыгало шли следом, двое парней остались у входа в проулок, охраняя его.
— Оставь его в покое! — закричала Беверли. — Хочешь подраться — найди себе ровню!
— Он здоровый, как грузовик, сука, — фыркнул Генри, совсем не по-джентльменски. — А теперь убирайся с…
Ричи выставил ногу. Он не собирался этого делать — нога выдвинулась сама, точно так же, как иногда с губ сами по себе слетали остроты, вредные для здоровья. Генри наткнулся на нее и упал. Проулок вымостили кирпичом, который стал скользким от помоев, выливавшихся из переполненных мусорных баков, стоящих со стороны закусочной. И Генри заскользил по мостовой, как кость домино — по шахматной доске.
Он начал подниматься, его рубашку покрывали пятна кофейной гущи и грязи, к ней прилипли кусочки салата.
— Вы здесь все ПОДОХНЕТЕ! — прорычал он.
До этого момента Бена сковывал страх. А тут что-то в нем лопнуло. Взревев, он поднял один из помойных баков. На мгновение, когда Бен поднял бак, из которого лились помои, он действительно выглядел Стогом Колхуном. Его бледное лицо перекосило от ярости. Бен швырнул бак в Генри, угодил ему по пояснице, и Генри рухнул лицом на кирпичи.
— Сматываемся! — крикнул Ричи.
Они бросились к выходу из проулка. Виктор Крисс прыгнул к ним, перегораживая дорогу. Бен, взревев, наклонил голову и вдарил ему в живот. «Уф!» — выдохнул Виктор и сел.
Рыгало схватил Беверли за волосы и отшвырнул к стене «Аладдина». Она отскочила и побежала дальше, потирая руку. Ричи бежал следом, прихватив по пути крышку от мусорного контейнера. Рыгало Хаггинс замахнулся на него кулаком размером с окорок. Ричи выставил вперед оцинкованную стальную крышку, и Рыгало со всего размаха приложился к ней. «Бонг-г-г!» — раздался громкий, почти мелодичный звук. Ричи почувствовал, как удар, пройдя по его руке, отдается в плече. Рыгало завопил и запрыгал на месте, баюкая распухающую кисть.
— Ты уж оставайся, а мне пора. — Ричи точно сымитировал голос Тони Кертиса и побежал вслед за Беном и Беверли.
Один из парней у входа в проулок поймал Беверли. Бен схватился с ним. Второй принялся молотить его кулаками по пояснице. Ричи замахнулся ногой и от души приложился к ягодицам боксера. Тот взвыл от боли. Ричи одной рукой схватил руку Беверли, другой — Бена.
— Бежим! — крикнул он.
Парень, с которым схватился Бен, отпустил Беверли и ударил Ричи. Его ухо взорвалось болью, онемело, а потом стало совсем горячим. В голове раздался пронзительный свистящий звук. Очень похожий на тот, который бывает при проверке слуха, когда школьная медсестра закрывает уши наушниками.
Они побежали по Центральной улице. Люди оглядывались на них. Большой живот Бена мотало из стороны в сторону. Конский хвост Беверли подпрыгивал. Ричи отпустил руку Бена и прижимал большим пальцем очки ко лбу, чтобы не потерять их. В голове по-прежнему звенело, и он не сомневался, что ухо раздуется, но это нисколько не портило ему настроения. Он рассмеялся. Беверли присоединилась к нему. Скоро смеялся и Бен.
Они свернули на Судейскую улицу и плюхнулись на скамью перед полицейским участком: в тот момент им казалось, что нет в Дерри другого места, где они могли бы чувствовать себя в безопасности. Беверли одной рукой обняла за шею Бена, другой — Ричи. Изо всех сил прижала их к себе.
— Это было круто! — Ее глаза сверкали. — Вы видели этих парней? Вы их видели?
— Я их видел, будь уверена, — выдохнул Бен. — И не хочу увидеть их еще раз.
Его слова вызвали новый приступ истерического хохота. Ричи все время ждал, что из-за угла на Судейскую улицу вывалится банда Генри и набросится на них, несмотря на близость полицейского участка, и все равно не мог сдержать смех. Как и сказала Беверли, это было круто.
— «Клуб неудачников» выдает классный прикол! — восторженно выкрикнул Ричи. — Бах-бах-бах! — Он сложил ладони рупором и произнес Голосом Бена Берни:[157] «Молодцы, детки, МО-ЛОД-ЦЫ, МО-ЛОД-ЦЫ!»
Коп высунул голову из открытого окна второго этажа и закричал:
— А ну, малышня, кыш отсюда! Немедленно! Встали и ушли!
Ричи открыл рот, чтобы изречь что-нибудь знаменательное (и ведь мог, недавно обретенным Голосом ирландского копа), но Бен пнул его в ногу.
— Заткнись, Ричи. — И тут же засомневался, неужели это он только что сказал такое.
— Точно, Ричи. — Бев с обожанием смотрела на него. — Бип-бип.
— Хорошо. — Ричи пожал плечами. — Так что будем делать? Хотите найти Генри Бауэрса и спросить, нет ли у него желания обсудить все за игрой в «Монополию»?
— Прикуси язык, — одернула его Бев.
— Да? И что это означает?
— Не важно, — ответила Бев. — До некоторых так туго доходит.
Нерешительно, зардевшись от смущения, Бен спросил:
— Тот гад не сильно дернул тебя за волосы?
Она ему нежно улыбнулась, и в тот самый момент поняла, что ее первоначальная догадка верна: именно Бен Хэнском прислал ей открытку с очаровательной маленькой хайку.
— Нет, не сильно, — ответила она.
— Пошли в Пустошь, — предложил Ричи.
Туда они и направились… или там они и спрятались. Потом Ричи придет к выводу, что именно тогда и определилось, где они проведут остаток лета. Пустошь стала их прибежищем. Беверли, как и Бен до того, первого столкновения с большими парнями, в Пустоши никогда не бывала. И теперь шагала между Ричи и Беном, когда они гуськом шли по тропе. Юбка ее так мило колыхалась, и Бен, глядя на нее, ощущал волны накатившего на него чувства, такие же сильные, как спазмы в желудке. Браслет на лодыжке Беверли поблескивал в послеполуденном солнце.
Они пересекли ту протоку Кендускига, которую пытались перегородить плотиной (река разделялась примерно в семидесяти ярдах выше, а двумястами ярдами ниже обе протоки сливались), по камням, выступающим из воды на том месте, где недавно высилась плотина, нашли другую тропу и, наконец, вышли на берег восточной протоки, гораздо более широкой. Вода сверкала под лучами солнца. Слева от себя Бен увидел два бетонных цилиндра, закрытых металлическими крышками-решетками. Под ними над водой торчали большие бетонные трубы. Тонкие ручейки мутной воды стекали из этих дренажных труб в Кендускиг. «Кто-то справляет нужду в городе, и здесь все вываливается в реку», — подумал Бен, вспоминая лекцию мистера Нелла о канализационной системе Дерри. И его охватила бессильная ярость. Когда-то в этой реке наверняка водилась рыба. Но сейчас шансы поймать здесь форель не сильно отличались от нуля. Скорее на крючок попался бы комок использованной туалетной бумаги.
— До чего же здесь красиво, — выдохнула Бев.
— Да, неплохо, — согласился Ричи. — Мошка улетела, и ветерок достаточно сильный, чтобы сдувать комаров. — Он с надеждой посмотрел на нее. — Сигареты есть?
— Нет, — ответила она. — Была парочка, но я их вчера выкурила.
— Жаль, — вздохнул Ричи.
Тишину разорвал рев тепловозного гудка, и они наблюдали, как длинный громыхающий товарный поезд медленно проезжает по насыпи на другой стороне Пустоши, направляясь к грузовому двору. «Черт, а будь поезд пассажирским, им бы открылось „прекрасное“ зрелище, — подумал Ричи. — Сначала — дома бедняков Олд-Кейпа, дальше — заросшие болота на другой стороне Кендускига, и наконец, перед тем, как Пустошь скроется из виду, дымящийся карьер — городская свалка».
И тут мысли его перескочили на историю Эдди — о прокаженном, который жил под заброшенным домом на Нейболт-стрит. Он выбросил это из головы и повернулся к Бену:
— Что тебе больше всего понравилось, Стог?
— Что? — Бен повернулся к нему, смутился. Пока Бев, погруженная в свои мысли, смотрела на другой берег Кендускига, он смотрел на ее профиль… и на синяк на скуле.
— В кино, придурок. Что тебе понравилось больше всего?
— Мне очень понравился тот эпизод, когда доктор Франкенштейн начинает скармливать тела крокодилам, которые жили под его домом, — ответил Бен. — По-моему, самый лучший.
— Да, так мерзко. — Бев содрогнулась. — Я такого терпеть не могу. Крокодилов, пираний, акул.
— Правда? Пираньи — это кто? — Ричи сразу заинтересовался.
— Маленькие рыбки, — ответила Бев. — У них крошечные зубы, но очень острые. И если ты войдешь в реку, где водятся пираньи, они обглодают тебя до костей.
— Ух ты!
— Я один раз видела кино, так там туземцы хотели перейти реку, а мост рухнул. Они на веревке спустили в воду корову и переправились через реку, пока пираньи ее ели. Когда вытащили корову из воды, от нее остался один скелет. Потом мне неделю снились кошмары.
— Эх, мне бы этих рыбок, — размечтался Ричи. — Я бы запустил их в ванну Генри Бауэрса.
Бен засмеялся:
— Не думаю, что он когда-нибудь принимает ванну.
— Этого я не знаю, зато знаю точно, что этих парней нам надо избегать. — Беверли пальцами коснулась синяка на скуле. — Папаша вломил мне позавчера за то, что я разбила тарелки. Одного синяка за неделю достаточно.
Возникла пауза, но не такая уж неловкая. Молчание прервал Ричи, сказав, что ему больше всего понравился эпизод, где подросток-оборотень расправляется со злобным гипнотизером. Примерно с час они говорили о фильмах, о тех, что смотрели в кино, и о тех, что показывали по телевизору в программе «Альфред Хичкок представляет». Бев заметила растущие на берегу маргаритки, сорвала одну. Подержала под подбородком Ричи, потом под подбородком Бена, чтобы определить, любят ли они масло. Сказала, что любят оба. И когда она держала цветок под их подбородками, оба ощущали ее легкое прикосновение к плечу и чистый запах ее волос. Лицо Бев лишь секунду-другую находилось рядом с лицом Бена, но ночью ему снились ее глаза в тот короткий, бесконечный отрезок времени.
Разговор о фильмах начал увядать, когда они услышали треск: по тропе кто-то шел. Все трое повернулись на звук, и Ричи внезапно, но очень остро ощутил, что за спиной у них река. А значит — отступать некуда.
Голоса приближались. Они поднялись. Бен и Ричи инстинктивно выступили чуть вперед, прикрывая Бев.
Кусты у дальнего конца тропы качнулись… и из них появился Билл Денбро. Компанию ему составлял мальчишка, которого Ричи немного знал. Звали его Брэдли Как-его-там, и он ужасно шепелявил. Ричи подумал, что он, наверное, как и Билл, ездил к логопедам в Бангор.
— Большой Билл! — воскликнул он, и тут же добавил Голосом Тудлса: — Мы рады видеть вас, мистер Денбро, ма-астер.
Билл посмотрел на них, улыбнулся — и когда он переводил взгляд с Ричи на Бена, на Беверли и, наконец, на Брэдли Как-его-там, Ричи открылась истина. Беверли — одна из них, говорили глаза Билла. Брэдли Как-его-там — нет. Он мог какое-то время побыть здесь сегодня, мог еще прийти в Пустошь… никто не сказал бы ему: «Извини, но прием новых членов в „Клуб неудачников“ закрыт, у нас уже есть один с дефектом речи» — но он не мог войти в их команду. Не мог стать одним из них.
И от этой мысли вдруг возник новый, иррациональный страх. На мгновение Ричи ощутил чувство, которое появляется, когда ты неожиданно для себя осознаешь, что заплыл слишком далеко и вода уже захлестывает тебя с головой. То было интуитивное откровение: «Нас во что-то втягивают. Нас нашли и избрали. Все это не случайно. Мы здесь уже все?»
А потом откровение рассыпалось мельтешением мыслей — будто стеклянная панель разбилась о каменный пол. Да и не имело все это никакого значения. Билл уже рядом, Билл обо всем позаботится; Билл не позволит ситуации выйти из-под контроля. Он не только самый высокий из них, но и, несомненно, самый симпатичный. Чтобы это понять, Ричи хватило лишь одного взгляда, искоса брошенного на Бев — она, не отрываясь, смотрела на Билла, Ричи перевел взгляд на Бена: он, все понимая, печально глядел на лицо Бев. Билл был к тому же еще и самым сильным из них, и не только физически. Крепостью и объемом мышц дело не ограничивалось, но, не зная такого слова, как «харизма», и не понимая в полной мере значения слова «магнетизм», Ричи лишь чувствовал, что сила Билла многогранна и может проявляться по-разному. И если бы Бев влюбилась в Билла, или втюрилась, или как там это называется, Ричи подозревал, что Бен ревновать бы не стал («Но стал бы, — подумал Ричи, — если б она втюрилась в меня»); принял бы это как само собой разумеющееся. Однако этим дело не заканчивалось: Билл был добрым. Глупая, наверное, мысль (Ричи, если на то пошло, так и не думал, он это чувствовал), но из песни слова не выкинешь. Билл, казалось, лучился добротой и силой. Этакий рыцарь из старого кино, банального, но по-прежнему вышибающего слезу по ходу и радостные крики и аплодисменты в конце. Сильный и добрый. Пятью годами позже, после того как воспоминания о случившемся в Дерри во время и до того лета начали быстро таять, Ричи Тозиеру, уже пятнадцатилетнему, придет в голову мысль о том, что Джон Кеннеди напоминает ему Заику Билла.
«Кто это?» — спросит его разум.
Ричи в некотором недоумении вскинет глаза к потолку и покачает головой. «Какой-то парень, которого я раньше знал, — подумает он и избавится от смутной тревоги, поправив очки и вновь сосредоточившись на домашнем задании. — Какой-то парень, которого я знал давным-давно».
Билл Денбро подбоченился и ослепительно улыбнулся.
— Ч-что ж, раз у-уж мы з-здесь… ч-чем за-аймемся?
— Сигареты у тебя есть? — с надеждой спросил Ричи.
Через пять дней, когда июнь близился к концу, Билл сказал Ричи, что хочет поехать на Нейболт-стрит и залезть под крыльцо, то самое, под которым Эдди видел прокаженного.
Они только что вернулись к дому Ричи, и Билл катил Сильвера. Большую часть пути он вез Ричи, мчась по Дерри с захватывающей дух скоростью, но поступил осмотрительно, велев ему слезть с багажника за квартал от дома. Если б мать Ричи увидела, что они едут вдвоем на одном велосипеде, с ней случилась бы истерика.
В проволочной корзине Сильвера лежали игрушечные шестизарядные револьверы, два — Билла, три — Ричи. Большую часть дня они провели в Пустоши, играли в войну. Беверли Марш появилась около трех часов, в вылинявших джинсах и с очень старой духовушкой «Дейзи», которая уже едва держала сжатый воздух: когда ты нажимал на обмотанный изолентой спусковой крючок, духовушка сипела, словно кто-то уселся на очень старую подушку-пердушку, а не издавала резкий, характерный для выстрела звук. Бев изображала японскую снайпершу. Ловко забиралась на дерево и расстреливала тех, кто имел неосторожность пройти внизу. Синяк у нее на скуле практически рассосался, осталось лишь едва заметное желтое пятнышко.
— Что ты сказал? — переспросил Ричи. Потрясенный… но и определенно заинтригованный.
— Я х-хочу за-аглянуть п-под т-то к-к-крыльцо, — повторил Билл. Голос его звучал упрямо, но на Ричи Билл не смотрел. На скулах у него горели пятна румянца. Они как раз подошли к дому Ричи. Мэгги Тозиер сидела на крыльце и читала книгу. Она помахала им рукой, крикнув:
— Привет, мальчики! Хотите ледяного чая?
— Мы сейчас, — откликнулся Ричи и повернулся к Биллу: — Ничего мы там не найдем. Господи, да он скорее всего видел бродягу, а потом все перепутал. Ты же знаешь Эдди.
— Д-да. Я з-знаю Э-Э-Эдди. Н-но я по-о-омню фо-о-отографию в а-альбоме.
Ричи переступал с ноги на ногу, ему было не по себе. Билл поднял правую руку. Пластырь с пальцев он давно снял, но Ричи видел участки подживающей кожи на подушечках трех пальцев.
— Да, но…
— По-о-ослушай ме-еня. — Билл заговорил медленно, не отрывая взгляда от глаз Ричи. Вновь напомнил о схожих моментах в историях Бена и Эдди… связал их с тем, что они видели на ожившей фотографии. Снова предположил, что именно тот клоун убил мальчиков и девочек, тела которых нашли в Дерри с прошлого декабря. — И во-о-озможно, он у-убил н-не то-о-олько их, — закончил Билл. — Как на-асчет тех, к-кто и-исчез? Как на-асчет Э-Э-Эдди Ко-о-оркорэна.
— Слушай, его же запугал отчим, — возразил Ричи. — Или ты газет не читаешь?
— Мо-ожет, за-а-апугал, а мо-ожет, и н-нет. Я его не-емного з-знал, и я з-знаю, что о-отчим е-его б-бил. А еще я з-знаю, ч-что ра-аньше о-он и-иногда не но-очевал до-ома, ч-чтобы не с-сталкиваться с о-отчимом.
— То есть клоун мог добраться до него ночью, когда он не пошел домой? — предположил Ричи.
Билл кивнул.
— А чего ты хочешь? Взять у этого клоуна автограф?
— Е-если к-клоун у-убил э-этих де-етей, тогда о-он у-у-убил Дж-Джорджи, — ответил Билл. Он вновь встретился взглядом с Ричи. Глаза его напоминали сланец: жесткие, бескомпромиссные, неумолимые. — Я хо-очу е-его у-у-убить.
— Господи Иисусе, — в испуге выдохнул Ричи. — И как ты собираешься это сделать?
— У мо-оего о-отца е-есть пи-истолет, — ответил Билл. С его губ летела слюна, но Ричи этого не замечал. — О-он не з-знает, ч-что я з-знаю, но э-это так. Пи-и-истолет на ве-ерхней по-олке в е-его с-стенном ш-шкафу.
— Это здорово, если клоун — человек, — сказал Ричи, — и если мы найдем его сидящим на груде детских костей.
— Мальчики, я налила чай, — весело крикнула с крыльца мать Ричи. — Поднимайтесь и попейте.
— Уже идем, мама! — ответил Ричи и посмотрел на мать, одарив ее широкой, картинной улыбкой, которая полностью исчезла, едва он вновь повернулся к Биллу. — Знаешь, Билли, я не стал бы стрелять в человека только потому, что на нем клоунский костюм. Ты мой лучший друг, но я не стал бы этого делать и не дал бы сделать тебе, если бы смог остановить.
— Ч-что, е-если там де-ействительно бу-удет г-груда ко-остей?
Ричи облизнул губы и какое-то время молчал. Потом спросил:
— А что ты собираешься делать, если это окажется не человек, Билли? Что, если это действительно какой-то монстр? Что, если они и правда существуют? Бен Хэнском говорил, что это была мумия, воздушные шарики плыли против ветра и она не отбрасывала тени. Фотография в альбоме Джорджа… то ли нам это привиделось, то ли это была магия, и знаешь, что я тебе скажу, чел? Не думаю я, что нам это привиделось. Твои пальцы точно не привиделись, так?
Билл кивнул.
— Так что ты собираешься делать, если это не человек, Билли?
— То-огда н-нам п-придется п-придумать ч-что-то е-еще.
— Да-да, — кивнул Ричи. — Могу себе это представить. После того как ты выстрелишь в него четыре или пять раз, а он будет идти на нас, как подросток-оборотень в том фильме, что видели я, Бен и Бев, ты сможешь попытаться остановить его из «Яблочка». Если «Яблочко» не поможет, я брошу в него пригоршню чихательного порошка. Если он все равно будет надвигаться на нас, ты просто скажешь ему: «Эй, подождите. Ничего у нас не получается, мистер Монстр. Послушайте, нам нужно срочно заглянуть в библиотеку и прочитать, как же нам быть. Но мы вернемся. Извините нас». Ты ему это скажешь, Большой Билл?
Он смотрел на своего друга, в голове стучало. Какая-то часть Ричи хотела, чтобы Билл настаивал на своей идее — заглянуть под крыльцо старого дома, но другая хотела (отчаянно хотела), чтобы Билл отступился. В каком-то смысле речь шла о том, чтобы попасть в один из фильмов ужасов, из тех, что по субботам показывали в «Аладдине», но в одном, критически важном, их затея кардинально отличалась от фильма. Потому что затея эта была отнюдь не безопасной — это только в кино все всегда разрешалось наилучшим образом, а тебе ничто не грозило. Фотография в комнате Джорджа совсем не походила на фильм. Ричи казалось, что он о ней и думать забыл, но, вероятно, он лишь обманывал себя, потому что сейчас видел заживающие ранки на подушечках пальцев Билли. Если бы он тогда не отдернул руку Билла…
Невероятно, но Билл улыбался. Искренне улыбался.
— Т-ты хо-отел, ч-чтобы я по-оказал те-ебе фо-отографию. Те-еперь я хо-очу, ч-чтобы т-ты по-оехал со м-мной в-взглянуть на д-дом. Дашь на дашь.
— Ты дать не можешь, — ответил Ричи, и они оба расхохотались.
— За-автра у-утром, — подвел черту Билл, как будто они уже обо всем договорились.
— А если это монстр? — Теперь уже Ричи нашел взглядом глаза Билла. — Если пистолет твоего отца его не остановит, Большой Билл? Если он будет идти на нас?
— М-мы п-придумаем ч-что-нибудь е-еще, — повторил Билл. — Н-нам п-придется. — Он запрокинул голову и захохотал как безумный. Мгновение спустя Ричи присоединился к нему — не смог удержаться.
По вымощенной камнями дорожке они подошли к крыльцу. Мэгги уже принесла большущие стаканы ледяного чая с листочками мяты и тарелку с ванильными вафлями.
— Т-ты хо-очешь по-ойти? — спросил Билл.
— Нет, конечно, — ответил Ричи. — Но я пойду.
Билл хлопнул его по спине, сильно, и страх как-то сразу сделался терпимым, хотя Ричи внезапно понял (и в этом он не ошибся), что сегодня вечером сон будет долго от него ускользать.