Категория «соборности» А.С. Хомякова, ее развитие и влияние на взгляды последователей (статья «Церковь одна» и др.).




Алексей Степанович Хомяков (1804—1860) был известен современникам как публицист, поэт, драматург, философ, историк (автор многотомных «Записок о всемирной истории»), экономист, разрабатывающий планы уничтожения крепостного права, изобретатель новой паровой машины и т. д. Иван Васильевич Киреевский выступал как литературный критик, философ, журналист. Его брат Петр Васильевич Киреевский был известен как собиратель и знаток фольклора. Константин Сергеевич и Иван Сергеевич Аксаковы — дети известного писателя С. Т. Аксакова, — были натурами деятельными и даровитыми; первый стал известен как поэт, литературный критик и публицист, второй — как журналист, руководитель Московского славянского комитета. Наиболее отчетливо славянофильская программа была заявлена на страницах «Москвитянина» в 1845 г., когда журнал на время перешел в руки И. В. Киреевского. В опубликованной здесь программной статье «Обозрение современного состояния литературы» И. Киреевский высказал основополагающие для славянофильской теории философские идеи, которые развивались и уточнялись каждым из деятелей этого направления. Остро ощущая кризис европейского сознания, автор статьи обосновывал мысль о коренном различии «основных начал образованности» России и Европы. Отрицая европейский рационализм и индивидуализм, И. Киреевский в поисках новых «начал» обращался к «православно-словенскому миру», не имевшему еще всемирно-исторического значения, но предназначенному, по его мнению, сыграть в истории обновляющую роль. Поиски русской самобытности приобретали у него характер культурно-религиозный: отличие русского «просвещения» от европейского он видел «в различии религиозно-духовных корней, произраставших в одном случае на почве греко-византийской, а в другом — на римско-католической почве Запада». В «Обозрении...», философском по своему характеру, И. Киреевский указывал на необходимость создания самобытной, народной литературы, выработки писателями «живого, цельного воззрения на мир и на человека». Яркой особенностью публицистических и литературно-критических выступлений славянофилов был синкретизм, стремление почти в каждой статье изложить в более или менее развернутом виде сущность славянофильского учения в неразрывной связи философии, теологии и истории, утвердить свой общественный и эстетический идеал1. Эстетическая система славянофилов создавалась Хомяковым и К. Аксаковым, но именно Хомякову принадлежат наиболее важные теоретические положения, ставшие фундаментом славянофильской эстетики. Называя самые заветные «национальные и социальные опорные объекты-идеалы», он писал: «Корень и основа — Кремль, Киев, Саровская пустынь, народный быт с его песнями и обрядами, и по преимуществу сельская община». В статьях Хомякова («Опера Глинки «Жизнь за царя»», 1844; «Письмо в Петербург (по поводу железной дороги)», 1845; «О возможности русской художественной школы», 1847 и др.), имеющих острый публицистический характер, изобилующих историческими примерами, насыщенных лирической патетикой, была остро поставлена проблема народности искусства и заявлена идея создания «русской художественной школы». С односторонней категоричностью критик рассуждал о подражательном характере всей послепетровской, в том числе и современной русской литературы: «Разумная потребность искусства самобытного для нас ясна и зовет нас на подвиг, а вековая покорность перед чуждыми образцами останавливает наши шаги и холодит наши души»4. Хомяковым проводилась мысль, что самобытные художественные формы определяются самобытными формами жизни, а потому подлинная народность связана с постижением всей полноты жизни народа — его нравов, обычаев, языка, его религиозных, общественных и личных отношений. Критик признавал, что литература и музыка дали уже «великий пример» народности в творчестве Гоголя и Глинки. В его рецензии на оперу Глинки «Жизнь за царя» отразилась свойственная славянофилам любовь к патриархальной деревне, к крестьянской общине. Произведение Глинки получало самую высокую оценку за изображение простого народа во всем его величии, как ту основу жизни, на которой стояла и будет стоять Россия. Вместе с другими славянофилами Хомяков пропагандировал творчество Гоголя, подчеркивая в его произведениях, в отличие от Белинского, не критический, а эпический пафос, стремление воссоздать положительные начала жизни, возродить христианские идеалы. Высоко отзывался Хомяков о Пушкине и Лермонтове, хотя в то же время считал, что в своем творчестве и мировоззрении они недостаточно проникли в глубинные основы народной жизни.

- Концепция истории А.С. Хомякова – «племенные стихии».

Мы вынуждены признать, что у Хомякова в философии истории нет ни провиденциализма, ни телеологии, ни трансцендентального уровня, ни эсхатологии. Вряд ли его историософские построения в этой связи можно назвать религиозными вообще, и христианскими в частности. Его философия истории носит вполне светский характер, ему логически не нужен Христос, чтобы осознать прошлое и увидеть будущее человечества. Хомяков предстает перед нами мыслителем, находящимся, как мы бы сейчас сказали, в интеллектуальном мейнстриме, он современен и актуален, по философскому своему языку он вполне европеец, а это для русского ученого того времени само по себе достижение. Его богословские и религиозно-философские работы были довольно оригинальны и до сих пор вызывают живой интерес ученых, причем одни по-прежнему считают его одним из столпов православного мировоззрения, а другие — скрытым ересиархом (Хомяков «начал с признания некафоличности поместных церквей... и пришел к отрицанию жизни Бога в человечестве Христа, к отрицанию единства личности Богочеловека»). Его концепция особого предназначения России актуальна и даже растиражирована сверх всякой меры. Его философия истории строится вполне в духе современной ему науки и может быть понята исходя из предшествующего ей научного развития. Можно обнаружить и ее связь с последующими построениями в этой сфере, можно говорить об определенной востребованности его идей в ходе дальнейшего развития философской мысли или, как мини- мум, об их созвучности многим идеям конца XIX — начала ХХ века. Но трудно не признать того, что философия истории Хомякова грешит не только тенденциозностью и непроработанностью, но и не отличается особенной глубиной.

 

- Ответ А.С. Хомякова П.Я. Чаадаеву – «Несколько слов о "Философическом письме", напечатанном в 15 книжке "Телескопа"» (анализ основных положений).

…неужели мы так ничтожны по сравнению с Европой, неужели мы в самом деле похожи на приемышей в общей семье человечества?…
…зачем нам вдаваться в крайности: испытывать страсть сердца, как во Франции, охлаждаться преобладанием ума, как Англия; пусть одна перегорает, а другая стынет. одна от излишних усилий может нажить аневризм, а другим от излишней полноты — паралич.
Русские же, при крепком своем сложении, умеренной жизнию могут достигнуть до маститых веков существования, предназначенного народам.
Положение наше ограничено влиянием всех четырех частей света, и мы - ничто, как говорит сочинитель "Философического письма", но мы - центр в человечестве европейского полушария, море, в которое стекаются все понятия.
Нигде и никогда никто из великих людей не дал ряда великих потомков; то же сбылось и между потомками; потомки греков не сберегли ни языка, ни слова, ни нрава, ни крови предков своих. Владыки-римляне обратились в рабов; и населившийся гонимыми париями весь север Европы возвысился и образовал новую родословную книгу своей родины, сжег разрядные книги Индии, Рима и Греции.
При разделении односемейности европейской на латинскую и тевтоническую сочинитель несправедливо отстранил семью греко-российскую, котоая также идет в связи с прочими и, можно сказать, составляет средину, между крайностями слепоты и ясновидения.
Наши мудрецы! Кто за нас думает!
Преобладание христианской религии не основывается на насилии, и потому не поверхностная философия восставала «против войн за веру и против костров», а истина самого христианства.
Овцы западного стада, возбужденные пастырем своим, думали о преобладании; но, верно, святые земли не им были назначены под паству. Бог не требует ни крови, ни гонений за веру; мечом не доказывают истины. Бог слова покоряет словом. Гроб Господень не яблоко распри; он-достояние всего человечества.

- Взгляды А.С. Хомякова на культуру, историю и творчество России (статьи «О возможности русской художественной школы», «О старом и новом», «Мнение русских об иностранцах», «Мнение иностранцев о России», «О сельской общине»)

- Влияние славянофильских идей на другие идеологические течения. Славянофилы и «почвенники».

Принципы политического преобразования в России, которых придерживались почвенники, прямо вытекают из их "органической теории" и тесно связанного с ней понимания национального характера русского народа. Политика для почвенников - это концентрированное выражение глубинной духовной традиции народа. Эта традиция предопределила изначальную стертость границ между классами и сословиями русского общества. Относительный социальный мир в России обусловит эффективность и органичность только тех преобразований, которые будут носить мирный и постепенный характер. Путь вооруженных переворотов и революций, которым пошли некоторые страны Европы, получил у почвенников однозначно негативную оценку.

За неприятием почвенниками теории прогресса, социализма и политического радикализма скрыта реальная проблема: почвенники выступали в своей рефлексии от лица отличного от Запада культурного мира. От имени тех остатков традиционного общества, которые еще сохранялись в России. В основу всей европейской культуры, начиная с Нового времени, была положена мифология свободного Разума, который как бы задавал объективную норму для человека и, вместе с тем, сообщал соизмеримый с человеком смысл окружающему миру. А разуму, неограниченному никакой религиозной дисциплиной, как раз и свойственно вечное сомнение, метания, вечный прогресс, достигающий относительных истин и никогда не могущий постичь истину абсолютную. Европа строит свою политическую философию в условиях почти полной независимости от религии и даже в какой-то мере от метафизики. Все формы социального утопизма, теории общественного договора, принципы "социальной физики" - яркая манифестация стремления к автономной политической рациональности. Почвенников тревожит, что путь политических и общественных изменений, предложенный Западом, отмечен тотальной дифференциацией не только сословий и классов, но вообще всех сфер общественной жизни и общественной мысли. А.А. Григорьеву кажется странным, как вообще можно размышлять о власти, социализме, прогрессе вне контекста не только христианской, но вообще нравственной аксиологии (33).

Своими политическими аргументами почвенники наглядно иллюстрируют тот факт, что в русской культуре, в отличие от западной, не было такого размежевания с религиозной традицией и долго сохранялся известный синкретизм общественного сознания, а собственно политическая философия возникла сравнительно поздно и была весьма своеобразна. С другой стороны, "внутренний европеизм" России и непрерывное духовное влияние Европы определили сложное переплетение общеевропейского и национального элементов в отечественной политической мысли. Хотя нужно подчеркнуть, что сами почвенники считали теории "естественного права", "общественного договора", аксиология личности, концепция социализма, прогресса и т. п. по большому счету не имеющими глубокой почвы в России. Даже разорванное реформами Петра I русское культурное пространство способно на метафизическое отторжение всего того относительно истинного, переменчивого, что агрессивно насаждается в нем новоевропейским разумом.

Почвенники отрицали не только революционные, но и любые формы политического радикализма, особенно в России, где, по их мнению, для него не существовало никаких предпосылок и оснований. Радикальные настроения определенной части отечественной интеллигенции, группировавшейся в шестидесятых годах вокруг журналов "Современник" и "Русское слово", почвенники оценивали как следствие некритического восприятия чужеродных европейских идей, наложившихся на традиционный русский максимализм и "жажду могучей деятельности"(34) (интересно, что такая трактовка впоследствии ляжет в основу размышлений российских мыслителей об особенностях русской интеллигенции в сборниках "Вехи", "Из глубины").

Главная заповедь политической культуры почвенничества гласит, что и в повседневной политической деятельности, и - особенно - в переломные моменты государственного развития, в эпохи крупномасштабных реформ, следует руководствоваться не заимствованными идеями и схемами, а вникать в собственный исторический опыт, сущность национального характера, и только базируясь на таких представлениях можно должным образом организовать социальную и политическую жизнь: "Нам не нужно искать каких-нибудь новых, еще не бывалых на свете начал, нам следует только проникнуться духом, который искони живет в нашем народе, и содержит в себе всю тайну роста, силы и развития нашей земли... Эту бессознательную жизнь, эту духовную силу, исполненную такого смирения и такого могущества, нам следует привести себе к сознанию, и им одушевить наше просвещение. Обнаружив еще неслыханную в мире стойкость, живучесть и силу распространения, русский народ, однако же, никогда не отдавался исключительно материальным и государственным интересам, а, напротив, постоянно жил и живет в некоторой духовной области, в которой видит свою истинную родину, свой высший интерес"(35).

Позитивная программа преобразований, предложенная идеологами почвенничества, была по-своему весьма радикальна. В ней ставилась задача слияния образованных сословий с народной почвой, примирения "цивилизации" с "народным началом". Эпоха вестернизации, по их убеждению, заканчивается. Из своего культурного "инобытия" высшие классы должны вернуться в лоно органического развития. По сути почвенники описали механизм рождения того, что О. Шпенглер позднее назвал "псевдоморфозой", т. е. механизм наполнения своим национальным содержанием чуждых культурных форм, пришедших от западных образцов. Но они также выступили с программой развоплощения этой "псевдоморфозы", которая мыслилась как обратная усилиям Петра I, масштабная контрреформа, "огромный переворот, - по словам Ф.М. Достоевского, - которому предстоит свершиться мирно и согласно во всем нашем отечестве"(36).

Программа "сближения с народом образованных классов" (Ф.М. Достоевский) включала просвещение (грамотность) народа; уничтожение сословных перегородок; нравственное преобразование как народа, так и самих образованных слоев. Без грамотности, образования невозможно духовное объединение нации, поэтому реформа образования в плане его распространения приобретала в глазах почвенников характер политической программы. Перекликаясь с идеей "воспитания общества", выдвинутой славянофилами, программа почвенников отличается от последней тем, что в ней не преобладает религиозное, "православное" начало.

Культура начинает восприниматься русскими консерваторами более широко; культура - это и правосознание, и светские элементы жизни, а также язык, фольклор и пр. Таким образом, можно говорить о том, что в рамках почвенничества в русском консерватизме возникает более масштабное представление о массе, народе, расширяющее границы той социальной и конфессиональной базы, на которую опирались в своих представлениях славянофилы.

В лице почвенничества русский консерватизм приобрел систему ценностей и установок, ориентирующуюся на экзаменмпирию "народной жизни" русского общества; при этом критерием оценки реальных событий должна была стать некая совокупность идей, фактов, мироощущения, которая вырастает из стихии этой жизни. Прямым следствием "органического взгляда", постулирующего органическую связь всех явлений жизни, было то, что политические интересы и задачи почвенники предлагают осмысливать и трактовать, исходя из смыслообраза почвы, то есть с коренными духовными инстинктами народа, его культурой, традициями, историческим опытом, которые выполняют функцию генотипа культуры. Разрушение генотипа или даже простой разрыв с ним, (а этот разрыв неизбежен, если идет заимствование чуждых "почве" институтов, традиций) нарушает органическую жизнь нации. "Почва" - уникальное единство природно-географической и духовной реальности - рождает нацию, дает импульс развитию ее духовных традиций, которые в ходе реальной исторической жизни формируют общественную психологию, устойчивые особенности национального характера. Лишь постижение национального характера может сделать политическую деятельность конструктивной и плодотворной.

Отсюда значительное внимание, уделенное почвенниками разработке проблем русского национального характера, основными чертами которого они видели отсутствие приверженности "материальным" интересам, потребности бороться за политические права и свободы, заниматься государственной деятельностью. "Всепримиримость" русской души почвенники считали основой для бесконфликтного сотрудничества различных классов и сословий российского общества, их прошлого и будущего единства.

Идея преемственности, бережного сохранения "связи времен" в историческом бытии народа как важнейшая основа социально-политических взглядов почвенников обуславливает "хранительный", консервативный характер их теории. В конкретно-политической плоскости такой взгляд трансформируется в неприятие любых форм радикализма, идею о недопустимости резкого изменения жизненного уклада народного организма, о придании процессу политических и иных преобразований характера постепенности и последовательности. В значительной степени такая точка зрения определяет негативное отношение к социалистическим течениям революционного толка, предусматривающим насильственную перестройку структуры общественных отношений и, в конечном итоге, приводящих к торжеству хаоса, господству наиболее низменных человеческих страстей.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-12-28 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: