результатом, между словом и делом. В эту пропасть очень часто проваливаются все самые благие цивилизационные проекты. Для того, чтобы всякая идея АЭС не оборачивалась на деле Чернобылем, человек цивилизации вынужден добиваться наибольшего совпадения слова и дела. Для этого нужны новые слова, нестандартные ходы мысли. И чем точнее слово – тем успешнее дело. Так Пушкин впервые дал нам новые слова для описания наших дел, тем самым ускорил ход нашего цивилизационного развития. Ведь до Пушкина на Руси говорили иначе, чем писали. Чиновничий образ жизни и чиновничий образ мыслей был иной, нежели образ жизни и образ мыслей обыкновенного человека. Это давало возможность чиновнику при случае также говорить иначе, чем писать, писать по-другому, чем говорить, говорить как есть, а писать, как кому-то угодно. Государственное устроительство Петра Первого, при всем его подвижничестве, укладывалось в эту схему "угодно". Пушкин дал другое основание жизни, он устранил пропасть между письменной речью и устной. И теперь угодничество стало антикультурным явлением, а кормление - стало взяткой. Пушкин показал, что любое дело может быть точно описано. После Пушкина оставался только один путь: разрыв между словом и делом устранять делом, и только делом. Чем развитее культура, чем чаще цивилизация вспоминает о ней и посылает туда человека, тем точнее она может описывать свои цели, а значит устранять разрыв между словом и делом. Может быть, самая главная разгадка тайны вечности "Слова о полку Игореве" в том, что оно написано о том, как это было на самом деле. И Ключевский, и Соловьев в создании истории российской как научного феномена, обращались к феномену культурному, феномену безызвестного автора "Слова…" и феномену пушкинского творчества. Так что феномен творчества в жизни социума, по существу своему, вырастает из асимметрии цивилизации и культуры и всячески ее – эту асимметрию – стремится сгладить.
5.5. Интеллигенция и личность в поле асимметричных воздействий цивилизации и культуры
Из изложенного выше ясно, что жизнь человека в пространстве культуры трагична по своей сути, и в этом все дело. Как говорил С.Аверинцев, огонь трагедии делает человека человеком. В литературе можно найти многочисленные примеры подобного феноменологического описания и цивилизации, и культуры, но все дело в том, чтобы эту феноменологию перенести в принцип исследования. Это-то как раз часто и отсутствует. Мы исходим из того, что цивилизация и культура – не только поддающиеся описанию и эмпирическому изучению стороны социума, но это принцип познания его. Такой ход мысли делает феноменологию «зрячей», конструктивной. Если феноменология описывает забор и создает «феноменологию забора» (а любая наука, в этом смысле, - феноменология), то в этом деле она может достичь очень большого искусства. Но все-таки перед нами забор, и когда человек упирается в него, ему некуда дальше идти. Чаще всего реакцией на феноменологию в наше время является деконструктивизм. Он переходит к описанию всех «черточек и трещинок», и теряет из вида сам забор. В песне о любимом, «после черточек и трещинок» исчезает любимый - в этом недостаток феноменологии. Но если забор принять как принцип, возникают новые горизонты: забор делит мир на улицу и двор, через него можно перелезть, и так далее. Мы надеемся, что предлагаемый нами принцип исследования цивилизации и культуры дает возможность открывать новые горизонты исторического бытия человечества. Асимметрия тоже может быть принципом исследования. Ведь в развитии социума, конечно, играет свои роли и цивилизация, и культура. Но импульсы, идущие от культуры благодатнее по своим результатам для человека и человечества.В диалоге "Протагор" Платон рассказывает о том, как люди уже умели поддерживать свое существование, но еще не умели жить обществом. В платоновской версии мифа о Прометее говорится о том, что Прометей, похитив для людей огонь – умение жить в природе, – побоялся войти в следующий чертог, где хранилась главная тайна – умение людей жить вместе. Зевс людям вместо этого умения дает "правду" и "стыд". И
закон положил: "Чтобы всякого, кто не может быть причастным стыду и правде, убивать как язву общества"[103]. Так что культура с самого начала – для человека, именно в ней спрятана его главная тайна.
Есть два понимания свободы. Свобода как способность человека начинать новый причинный ряд (Иммануил Кант), и не просто начинать ряд, а сопрягать в причинно-следственных отношениях в несколько причинных рядов, которые в природе почти никогда, или совсем никогда, не сходятся. Все, что делает человек в цивилизации, вся его активность заканчивается созданием совершенно невероятных, с точки зрения естественного, природного хода событий и вещей. Станислав Лемм в "Сумме технологий" остроумно заметил, что он еще может представить себе, что на морском пляже атомы случайно объединились и образовали консервную банку. Но представить, что естественным, природным образом атомы сложились еще и в полоску бумаги, на которой написано "бычки в томате" совершенно невозможно. Человек, обладая свободой начинать новые причинные ряды, постоянно производит такие невероятные вещи. В итоге, вся созданная человеком цивилизация, – суть девиация по отношению к природе. И создавая все больше вещей, человек все затрудняет возможность своего пребывания в этом мире. Так что еще вопрос: эта свобода во благо или во зло? В рамках цивилизации ответить на этот вопрос попросту невозможно.
Но человек обладает и другим видом свободы. Он свободен остановиться в своем погружении в цивилизацию и повернуться к культуре. Правда, в этом случае ему придется расстаться со многими атрибутами цивилизации, имеющими сегодня статус ее символа. Не о такой ли свободе говорил один из основателей американской нации Авраам Линкольн: "Свобода – выше собственности, человек – выше доллара". На такую переориентацию в мире способен далеко не каждый человек. Мы уже говорили, что движение в сторону культуры сопряжено со страданием. Но в обществе есть люди, для которых расставание с долларами и собственностью предстает не страданием, а радостью – радостью нищеты.
На пространство и время ладони
Мы положим еще с высоты,
Но поймем, что в державной короне
Драгоценней звезда нищеты.
Нищеты и тщеты, и заботы
О нерадостном хлебе своем
И с чужими созвездьями счеты
На земле материнской сведем.
Арсений Тарковский
В социуме престиж цивилизации и культуры несопоставим. Цивилизация – самая авторитетная вещь в социуме. По мере ее развития "возможности процветания культуры не расширяются, а сужаются". А. Швейцер пишет, что это обстоятельство остается обществом неосознанным. Это не совсем верно. В обществе, утверждаем мы, всегда есть слой людей, которые это осознают и практически, своей жизнью пытаются расширить возможности процветания культуры. Люди, составляющие этот слой – интеллигенция. Во все времена интеллигенция вела жизнь, ориентируясь на звезду нищеты. Но ее след, ее значение в человеческой истории неоценимы потому, что она, интеллигенция, практически осуществляла связь цивилизации и культуры, выполняла роль проводника импульсов от цивилизации к культуре и от культуры к цивилизации. Одним из таких великих интеллигентов в философии является Григорий Сковорода.
Как и всякий великий человек и великий ученый, Г.С.Сковорода оставил заметный след как в истории философии, так и истории культуры, по крайней мере, славянских народов. Одна из странных загадок его творчества в том, что оно до сих пор не освоено по-настоящему. Трудность в освоении творческого наследия Григория Сковороды заключается в том, что он после себя оставил не столько сумму философских произведений, сколько нечто большее: он оставил после себя не только учение о человеке, но и практическую антропологию. В этом смысле каждый интеллигент – практический антрополог.
Практическая антропология представляет собой органическое единство философских идей и действий. Пожалуй, только еще один человек в истории философии так органично их объединил – это, конечно, Сократ. Практическая антропология человека имеет много отличительных черт, но главное заключается в том, что последователям такой антропологии обычно трудно дается именно практическое освоение теоретического наследия. Особенно это трудно дается современному человеку: современный человек живет в совершенно другом социальном пространстве, в другой цивилизации. Современное социальное пространство основано на техническом прогрессе, а технический прогресс создает такую среду, в которой человек, став на рельсы техники, технологии и производства вещей, уже не может свернуть с этой колеи. Г.С. Сковорода был совершенно свободным человеком, его не сковывала колея технического прогресса. Он ходил пешком по земле и в прямом, и в переносном смысле этого слова. И, как всякий пешеход, оставлял тропинки, даже дороги, но не колею.
Человеку, который сегодня движется по колее цивилизации, трудно представить прелесть хождения по тропинке. Друг Сковороды Ковалинский пишет, что "Сковорода всегда весел, всегда бодр, легок, подвижен, воздержан, всем доволен, благодушествующ, унижен перед всеми, словоохотен, где непринужден говорить, из всего делающий нравочтение, почтителен ко всякому состоянию людей; посещал больных, утешал печальных, разделял последнее с неимущим, выбирал и любил друзей по сердцу их, имел набожество без суеверия, ученость без кичения, обхождение без лести". Современный человек, в массе своей, - это человек, образ жизни которого отделен от образа жизни Сковороды очень коротким словом – частицей "не". Современный человек не весел, не бодр, не легок, не утешает печальных, не выбирает и не любит друзей по сердцу их, не верит учености без кичения, не имеет обхождения без лести. Ясно, что такая практическая антропология, какую исповедовал Сковорода, является для современного человека весьма крепким орешком.
Современная философия далеко не является философией веселости, бодрости, легкости и так далее. Чтобы воспринять
эти черты образа жизни Сковороды, человеку приходится делать над собой колоссальные усилия, и главное из них – осознать необходимость сойти с колеи технического прогресса. Это – главное условие перехода в другое социальное пространство. Для человека цивилизации – это крест. Но интеллигенция, по своей сути, и призвана нести этот крест. Практическая антропология Сковороды показывает, что переход в новое пространство возможен через неутомимое богослужение, неутомимое богопознание. Для человека начала ХХI века обращение к Богу не является уж такой новостью, но это обращение еще нельзя назвать неутомимым. Для современного человека – это дело как раз хлопотное, утомляющее. Жизнь Сковороды, в смысле богослужения, была делом органичным и легким, радостным и благодатным, как вздох. Интеллигенция понимала и понимает, что важнейшей чертой практической антропологии, направленной на культуру, является умение жить полной жизнью в этом мире и не стать стяжателем вещей. Сковороду, например, заботило совершенно другое: "Заботясь о сокращении нужд естественных, а не о распространении, вкушал он удовольствий, несравнимых ни с какими счастливцами". Это очень важно для мировоззрения интеллигенции. Речь идет не просто о сокращении естественных нужд, многие шли и идут по этому пути, по пути если не аскетизма, то голодания для похудения. Дело не в том, чтобы сокращать нужды естественные, а в том, чтобы не заботиться об их распространении и от этого вкушать "удовольствия, несравнимые ни с какими счастливцами". Для того, чтобы осуществлять в жизни подобную максиму, необходима постоянная работа самопознания. Многие философы со времен древних греков говорили о том, что надо познать себя. Уже в Пятикнижии двадцать раз повторяется высказывание "вомни себе". Но самопознание должно быть направлено не на внешнего человека, не на человека, как меру вещей, не на человека в пространстве цивилизации. Самопознание должно быть направлено на человека как меру собственного внутреннего мира, на внутреннего человека, то есть на познание человеческой души. Для Сковороды, такой человек есть истинный человек. Сковорода писал, что "истинный человек и Бог есть тожде". Этот человек Христов и живет в этом мире без внешних ограничений. Он отмечал, что
этот человек "в высоту, в глубину, в широту летает беспредельно". Мы хотели бы обратить внимание именно на слово летает, потому что внутренний человек именно летает. Внешний – ходит, ползает, двигается, ездит, летает на самолете или космическом корабле, то есть летает в каких-то пределах. Истинный человек летает беспредельно. Это полет как способ бытия человека, который может быть осуществлен только в том случае, если человек посвятил себя сыновьему повиновению, Духу Божию. Такой полет возможен только исключительно в пространстве культуры. Именно поэтому интеллигенция в состоянии заниматься собственно творческой работой.
Еще раз подчеркнем, что каждый человек, в том числе и ведущий образ жизни интеллигента, не может полностью разорвать своих связей ни с цивилизацией, ни с культурой. Но человек, устремленный в своих идеалах, в своем мировоззрении к культуре, вынужден изменять, насколько это возможно, и пространство цивилизации с тем, чтобы минимизировать ее иссушающее на внутреннего человека воздействие. О том, как это можно сделать, разговор в следующем разделе.
5.6. Гражданское общество как цивилизационное прибежище интеллигенции
Периодически в социальных науках вновь и вновь возникает идея решения кардинальных проблем в том или ином историческом социуме с помощью гражданского общества. Не случайно парадигма, связанная с этим понятием, актуализируется в кризисные моменты развития общества, когда особенно насущным становится вечный для социального развития вопрос: что делать? Можно не сомневаться, что среди множества ответов мы всегда найдем такой, который связан с упованием на гражданское общество как панацею ото всех социальных болезней. Разумеется, в данном случае идет речь о либеральных социальных идеях, в рамках которых гражданское общество рассматривается как противовес государству. Основу гражданского общества, понимаемого в таком смысле, составляет частная собственность. Еще со времен Гегеля считается, что частная
собственность ставит человека в положение, независимое от политических или других влияний со стороны государства. "… Частная собственность – есть реальное условие бытия человека как духовно-телесного существа; тем самым она есть условие его свободы как члена общественного целого, и, следовательно, условие бытия самого гражданского общества"[104]. Конечно, гражданское общество, в известном смысле, есть оборотная сторона государства. Оно, будучи самой организованной системой в социуме, обладая, к тому же, авторитетом силы, очень часто становится все более и более самодостаточной социальной силой. Разрыв этой самодостаточности возможен через революцию, когда происходит полная смена и политического, и экономического блока в цивилизации. При этом, левые хотят решительного изменения и того, и другого блока, центристы – только политического, а правые – только экономического. Между тем, разрешение политических и экономических проблем через реформу натыкается на вопрос о том, кто будет производить такие реформы. С такой проблемой уже сталкивались большевики, взявшие власть и начавшие реформировать все общество, в том числе и государство. По марксистской теории реформы, осуществляемые большевиками, должны были продвигать общество к коммунизму, а коммунизм – это общество без государства. "Диктатура пролетариата не есть самоцель. Диктатура пролетариата есть средство социализма. А что такое социализм? Социализм есть переход от диктатуры пролетариата к обществу безгосударственному", - писал в полном соответствии с марксистской теорией И.Сталин[105]. Получалось, что бюрократия, как главная, самоценная часть государства, должна была проводить политику уничтожения государства. Бюрократия становилась препятствием на этом пути. Выход по мнению многих авторов и состоит как раз в создании гражданского общества, которое и должно было служить противовесом к демократии. Действительно, такое гражданское общество периодически возникает в том или ином социуме. Но для этого необходимо соединение, совпадение, по крайней мере, трех условий: наличие
достаточно развитых и организованных общественных организаций (1), наличие достаточно большого количества личностей в обществе вообще и в этих организациях, в частности, (2), наконец, эти организации должны возглавляться лидерами, которые располагают огромным общественным авторитетом. Это должны быть лидеры-личности, которые обладают талантом и способны реализовывать свой талант в интересах общества, игнорируя свои собственные интересы(3). Сочетание таких условий в истории крайне редко. Из новейшей истории можно припомнить только "межрегиональную группу депутатов", в состав которой входило много крупных личностей, и которую возглавлял академик А.Д. Сахаров, обладавший на то время в обществе абсолютным авторитетом. Поэтому гражданское общество как общественное образование в теле цивилизации – чрезвычайно хрупкая, а с потерей харизматического лидера оно быстро перерождается в обычную общественную организацию, с присущей ей тенденцией к обюрокрачиванию и стремлению к самодостаточности. В итоге наших рассуждений получается, что феномен гражданского общества – это, скорее, либерально-центристский идеал, который бессилен непосредственно влиять на социальные процессы. Но это справедливо только по отношению к цивилизации, где каждое исторически осознанное действие приобретает не только форму круга, но именно порочного круга, когда такое действие, в буквальном смысле становится источником порока. Дело в том, что по своей природной основе цивилизация, как мы уже не раз отмечали, удушает всякое духовное проявление жизни, подчиняя его утилитаризму и эгоизму. Марина Цветаева как-то пророчески точно и горестно заметила: Боже мой, как сбылось! Какой поэт из бывших и сущих не негр, и какого поэта не убили?. Это, по сути дела, судьба каждого интеллигента, пытающегося остаться гражданином в рамках цивилизации и, одновременно, отгораживаясь от нее гражданским обществом. В такой социальной позиции рано или поздно становишься перед дилеммой: либо путь, о котором писала Цветаева, либо путь большинства людей, принимающих гонку цивилизации за потребностями и вещами как естественную и единственно возможную. Выбор Цветаевой: "Памятник Пушкина был и моей первой встречей с черным и белым. Такой черный! Такая белая! – и так как черный был явлен гигантом, а белый –
комической фигуркой (речь идет о маленькой фарфоровой статуэтке поэта – авт.), так как непременно нужно было выбирать, я тогда же и навсегда выбрала черного, а не белого, черное, а не белое: черную думу, черную долю, черную жизнь"[106].
Большинство людей пытаются выбрать, наоборот, белое, сохранив политическую и экономическую активность в обществе, центром которого является государство. Рано или поздно, они поймут, что "белое" в государстве становится черным. Государство извращает "самый духовный облик человека"[107]. Уничтожить государство нельзя, потому что с его уничтожением уничтожается и цивилизация как материальное основание социального бытия человека. Выход не в том, чтобы обращаться за ответами в сторону цивилизации. У большинства людей, которые перемещаются в цивилизацию или сориентированы на ее ценности, духовный строй меняется. В душе обязательно происходят изменения. Например, такие: "Совесть? Да, у меня есть совесть, но, как и все во мне, это скорее полусовесть или недосовесть"[108]. В гражданском же обществе человек должен обладать совестью. В создании таких условий, по нашему мнению, решающая роль должна принадлежать религии и интеллигенции. В своих последних работах П.И.Новгородцев развивал интересную идею о том, что только православие и обращение к нему могут предотвратить появление пороков, которые рождает в человеке связь с властью и государством. "Если демократия открывает широкий простор свободной игре сил, проявляющихся в обществе, то необходимо, чтобы эти силы подчиняли себя некоторому высшему обязывающему их началу", - писал он в 1923 году[109]. А уже в 1924 году в статье с примечательным названием "Восстановление святынь" он прямо пишет: "Мы ставим на место автономной морали теономную мораль; и на место демократии и народовластия, - агиократию - власть святынь. Не исцеляющие формы спасут
нас, а благодатное просветление душ"[110]. В этих рассуждениях больше раздумий, чем уверенного ответа на вопрос, как человеку достичь такого состояния, оставаясь гражданином государства? Дело в том, что, как верно пишет Андрей Кураев, "добро не может избирать некоторые средства земной политики, не переставая быть добром"[111]. Поэтому вместо идеи теократии более верной является идея воцерковления, причем, не государства, а каждого человека. Человек, обращенный в сторону культурного пространства, может независимо от цивилизационных обстоятельств, избрав образ жизни интеллигента, совершенствовать и свое тело, и свою душу; может воспитывать в себе совесть и нравственный иммунитет против беззакония и насилия; хотя чем больше он будет соприкасаться с властью, тем труднее и труднее ему будет это делать. Духовные силы человека не бесконечны, если он не обращается за помощью к Богу. Создание Иисусом Христом церкви было тем откровением, через которое открывался путь для бесконечного черпания энергии против, казалось бы, неразрешимых противоречий цивилизации. Так что можно сказать, что единственно действительным и действенным гражданским обществом на земле является Христова Церковь. Находясь в ней, или хотя бы приближаясь к ней, человек центр своих интересов переносит в культуру, и в этом случае он в состоянии противостоять соблазнам цивилизации, занимаясь цивилизационными делами. У Преподобного аввы Дорофея есть удивительный образ: люди – лучи, которые ведут в центр круга. Центр этот – Бог. Поэтому, чем ближе люди приближаются к Богу, тем ближе они становятся и друг к другу. Это и есть любовь. Но действует и обратная программа: чем дальше уходят от Бога люди, тем дальше они отдаляются друг от друга. Цивилизация все время отдаляет людей друг от друга, создавая неравенство в собственности, праве, политике, и так далее. Поэтому гражданское общество люди могут строить только на пути к Центру. И только с созданием такого гражданского общества можно говорить об успешности всех реформ в обществе.
[Вернуться к содержанию]
VI. КВАЗИКУЛЬТУРА
6.1. Пространство оборотней
Цивилизационное пространство, как мы имели уже не один случай убедиться в этом, является пространством, в котором эгос действует во всей своей полноте и наготе. Однако человек, может быть, благодаря тому, что он родился в культуре и тысячами нитей связан с ней, в жестком цивилизационном пространстве испытывает колоссальное напряжение и неудобство. Либо в пространстве цивилизации надо стать абсолютным циником, абсолютным эгоистом, либо приходится играть на подмостках цивилизационного театра роли, которые являются лишь бледной копией культурного пространства. Легко входя в цивилизацию и не имея возможности также свободно выйти из нее, человек пытается строить цивилизацию – такое пространство, которое бы внешне напоминало культуру, выполняло бы хоть какие-то функции культуры, то есть смягчало бы жесткие отношения человека к человеку, присущие цивилизации. Человек создает пространство, которое мы называем пространством квазикультуры. Все в этом пространстве по форме похоже на культуру, но в сущности своей является цивилизацией. Квазикультура – это культура, построенная по законам цивилизации. На наш взгляд, идея квазикультуры хорошо соотносится с идеей Шпенглера об исторических псевдоморфозах. "В пласте горной породы заключены кристаллы определенного минерала. Возникают трещины и разломы, вода просачивается внутрь и вымывает с течением времени кристаллы, так что остаются лишь пустоты, сохраняющие их форму. Позднее в игру вступают вулканические явления, взрывающие породу: расплавленные массы пробиваются вовнутрь, застывают и в свою очередь кристаллизируются. Но им уже не дано образовать свою собственную форму – они должны наполнить наличную. Так возникают поддельные формы, кристаллы, внутренняя структура которых противоречит их внешнему строению, один вид минерала с внешними чертами другого. Минералоги именуют это псевдоморфозой.
Исторические псевдоморфозы… Случаи, когда чужая старая культура так властно тяготеет над страной, что молодая и родная для этой страны культуры не обретает свободного дыхания, и не только не в силах создать чистые и собственные формы выражения, но даже не осознает по-настоящему себя
самое. Все вышедшее из глубин изначальной душевности изливается в пустые формы чуждой жизни; юные чувства застывают в старческие произведения, и вместо свободного развертывания собственных творческих сил только ненависть к чуждому насилию вырастает до гигантского размаха"[112]. То же примерно происходит и с культурой, когда она принимает логику цивилизации. Между прочим, признаком квазикультуры является то, что она легко описывается языком науки и легко анализируется. Из нее исчезает человек. В культуре человек был и остается главным объектом исследования. В культуре человек был и остается центром. В квазикультуре формы, рассчитанные на человека, наполняются новым содержанием, становятся технологией. Так что квазикультура – это всегда дегуманизированное искусство и литература, дегуманизированная семья и нравственность, дегуманизи-рованная философия и религия. Какую же конструктивную роль в жизни человека играет квазикультура? – Очень большую! Во-первых, это мир кажимостей, мир вымышленный, главная задача которого состоит в том, чтобы, принимая цивилизацию как неизбежную данность, забывать о ней, отдыхая развлекаться и развлекаясь – отдыхать. Не случайно сегодня в условиях развитой цивилизации "вымышленный мир кажимостей занял в жизни людей более важное место, чем мир сущностей"[113]. Во-вторых, квазикультура дает возможность человеку реальную жизнь заменять обрядом и ритуалом, что опять-таки направлено на смягчение межчеловеческих отношений, которые формирует цивилизация. Когда человек социализируется в условиях квазикультуры, в нем формируется особая шкала ценностей, особое мировоззрение, которое мы называем непорочным, наивным и лицемерным[114] мировоззрением цивилизованного человека. Основная черта поведения человека с таким мировоззрением – искренний и неподдельный цинизм. Цинизм, который в самом пространстве квазикультуры совершенно невиден. Он становится заметным только с позиции культуры.
Есть короткометражный фильм под названием "Эпизод", где рассказана история бомжихи, сыгравшей эпизод у Лунгина в его фильме "Такси-Блюз". История человека, выловленного проходившим мимо иллюминированным морским лайнером, и вновь выброшенного за борт. Потрясающая история и дикая судьба. На обсуждении этой истории так называемая "интеллигенция", изощряется в собственном остроумии: "А что до девки-бомжихи, – говорит одна участница обсуждения, кстати, одна из героинь защиты Белого Дома, буквально следующее – надоели эти намеки на вину интеллигенции перед народом. Я смотрю на эту несчастную, как на занятную зверушку и не чувствую никакой своей вины. Каждый сам выбирает свой удел, и никто не должен делить с ним его вины. Будьте уверены: ни я и никто из моих друзей не будет валяться под забором". Вот это и есть рассуждения непорочно наивного цивилизованного человека. В сущности ничего не изменилось. Еще в прошлом веке, до всяких перестроек и самостоятельных государственных веяний Игорь Губерман написал коротко и ясно:
Не в силах нас ни смех, ни грех
Свернуть с пути отважного.
Мы строим счастье сразу всех,
И нам плевать на каждого.
Квазикультура ориентирует или только на себя, или только на всех. Причем, все – только удобный псевдоним "я". В квазикультуре вообще легко подменяются смыслы. В этом ее привлекательность, объяснение легкости ее распространения. В общем, квазикультура – дьявольское изобретение. В квазикультуре семья подменяется идеей гражданской семьи, коллективизмом и корпоративизмом. Семья как место рождения и воспитания человека в квазикультуре приобретает зловещий смысл мафиозной семьи. Место нравственности с ее общечеловеческими ценностями и нацеленностью на ближнего занимает мораль – правила поведения в той или иной корпорации. Банда или, как теперь говорят, бригада – безнравственна, но она имеет свою мораль, и в рамках квазикультуры может завоевывать симпатии многих людей. Эдакая мораль имморализма. Страдание в квазикультуре меняет свой знак на противоположный и превращается в зависть. По определению Василия Темного зависть – это
страдание из-за благополучия других. Вместо религии в квазикультуре возникает секуляризированная религия, различного рода сектанство, светские религии. Вместо философии – возникает идеология. Так возникает особое пространство, входя в которое человек испытывает шок от легкодоступных и так понятных ему, адаптированных для него ценностей. Вообще-то, квазикультура представляет собой пространство пошлости.
Разумеется, в делении человеческого мира на цивилизацию и культуру есть известная мера условности и даже насильственности, поскольку мир человека – все-таки реальное целое. Это же рассуждение справедливо и по отношению к квазикультуре. Ибо квазикультура не находится где-то в другом мире. Она присутствует там же, где и культура. И тем не менее, интуитивно каждый человек понимает, когда имеются основания для выделения в культуре квазикультуры. Посмотрите, насколько "органично" в единое целое сочетается беседа деятелей культуры о культуре по телевизору и реклама, которая периодически прерывает – разрывает эту беседу. Целое, конечно, здесь присутствует, но основание этого целого находится в цивилизации. И человек как единое целое – то есть личность, находящаяся одновременно и в цивилизации, и в культуре, и в квазикультуре, вынужден в одном пространстве воспринимать рассказ о Сикстинской Мадонне вместе с рассказом о прокладках. Так что единство устанавливает человек всей своей жизнью. Вообще, важнейшей проблемой познания противоположностей является умение отыскать их единство. И вот только через это единство, понимаемое как опосредование противоположностей, можно понять и движение этих противоположностей, и пути их разрешения. "Если общая культура впала в такое противоречие, то задача философии состоит в том, чтобы снять эту противоположность, то есть показать, что обе ее стороны в их абстрактной односторонности не представляют собой истины и разрушают себя сами. Истина же состоит в их примирении и опосредовании, и это опосредствование является не требованием, а чем-то в себе и для себя свершившимся и постоянно свершаемым", – писал Гегель[115].