Сент‑Джеймс решил, что остаётся ещё одна, последняя возможность разобраться в гибели Яна Крессуэлла. Шанс был невелик, но коли уж он оставался, Сент‑Джеймс не мог его упустить. Но для реализации идеи ему был нужен некий спортивный инструмент.
Ни в Милнторпе, ни в Арнсайде не было магазинов рыболовных принадлежностей, и потому Сент‑Джеймсу пришлось отправиться в Грэндж‑овер‑Сэндс и приобрести необходимое в местечке, именуемом Ланкастере. Там продавалось абсолютно всё, от детской одежды до садовых инструментов, и вся улица, расположенная на склоне, состояла из лавочек и магазинчиков, явно основанных инициативными представителями семейства Ланкастеров в последнюю сотню лет, и это оказался весьма удачный проект, потому что теперь магазинчики буквально стояли друг на друге. И основной идеей их существования была, похоже, та мысль, что если что‑то не продаётся в этом месте, то это и покупать незачем. В одном уголке этого мира продавалось и всё для рыбалки, и здесь же торговали разделочными ножами, точно такими, как тот, что Линли достал из воды в лодочном доме Айрелет‑холла.
Сент‑Джеймс купил всё необходимое и, позвонив Линли, сообщил, что направляется в Айрелет‑холл. Ещё он позвонил Деборе, но она не ответила. Саймон не удивился, потому что она ведь видела, кто звонит, а настроение у неё было не из лучших.
Впрочем, и Сент‑Джеймс тоже был недоволен супругой. Он искренне любил свою жену, но случались моменты, когда их расхождение во взглядах на что‑то заставляло его ставить под сомнение всю семейную жизнь. Впрочем, это всегда было мимолётно, и позже Сент‑Джеймс сожалел о своих мыслях и посмеивался над ними, когда они с Деборой остывали. «И с чего мы повздорили?» – думал он тогда. То, что вечером казалось невероятно важным, утром выглядело чистым пустяком. Но вот теперь вопрос был действительно серьёзным…
Почти всю дорогу до озера Уиндермир Сент‑Джеймс был погружён в мысли, хотя при других обстоятельствах он бы искренне наслаждался поездкой через долину. Но на этот раз он выбрал поворот на северо‑восток и очутился у оконечности озера Уиндермир, где громоздились морены, оставленные в незапамятные времена ледниками, и где некогда стояла деревушка, прямо на берегу, – теперь она отодвинулась подальше. Здесь он повернул на север. И через несколько мгновений перед ним раскинулось собственно озеро Уиндермир: огромное безмятежное пространство серо‑голубой воды, в которой отражались яркие осенние деревья, выстроившиеся вдоль берега.
Айрелет‑холл был недалеко от этого места, всего в нескольких милях, за парком Фелл‑Фут, сиявшим викторианской красотой и предлагавшим множество чудесных пешеходных маршрутов. Впрочем, в это время года для таких прогулок было холодновато. Но весной здесь расцветало множество нарциссов и рододендронов, достигавших высоты дома. Сент‑Джеймс проехал мимо парка и очутился в лабиринте деревьев; там, где листья ещё не облетели, деревья светились оранжевым огнём и охрой; там, где листвы уже не осталось, торчали голые тёмные ветви.
Ворота в Айрелет‑холл были заперты, но в путанице плюща на каменном столбе притаилась кнопка звонка. Сент‑Джеймс вышел из взятой напрокат машины и позвонил. Пока он этим занимался, за его машиной встал «Хили‑Эллиот» инспектора Линли.
Это облегчило задачу входа. Пара мгновений разговора с бестелесным голосом, ответившим на звонок, закончилась тем, что Линли сказал через плечо Сент‑Джеймса:
– Это Томас Линли.
И всё утряслось. Ворота открылись со скрипом, как в каком‑нибудь старом фильме ужасов, а потом так же шумно закрылись.
Линли и Сент‑Джеймс направились прямиком к лодочному дому. Оставалась, как Саймон объяснил другу, последняя возможность проверки, и нужно было её использовать. Пусть все вокруг твердят, что обстоятельства смерти Яна Крессуэлла вполне очевидны, всё равно: если и есть вероятность убедить коронёра заново открыть дело, её можно обнаружить только одним способом. Но даже и это не гарантия, уточнил Сент‑Джеймс.
На это Линли ответил, что он был бы бесконечно рад, если бы всё наконец закончилось и он смог бы как можно скорее вернуться в Лондон. При этих словах Сент‑Джеймс бросил на него короткий косой взгляд. Линли тут же сказал:
– Начальство сильно мной недовольно.
– Что, Хильер рассчитывал на какие‑то другие результаты?
– Нет, я об Изабелле. Она злится из‑за того, что Хильер втянул меня в это расследование.
– А!.. Это плохо.
– Определённо плохо.
Больше они к этой теме не возвращались, но Сент‑Джеймс задумался о характере взаимоотношений Томаса и Изабеллы Ардери. Раньше он уже встречался с ней, когда они все вместе занимались одним делом, и Сент‑Джеймс был не настолько слеп, чтобы не заметить проскакивавшей между Линли и Изабеллой искры. Но роман со старшим офицером представлял собой серьёзную опасность. Собственно, роман с кем угодно в Ярде был опасен для Линли.
Пока они шли к лодочному дому, Линли рассказал Сент‑Джеймсу о своей встрече с дочерью Бернарда Файрклога, Манетт, и её мужем, сообщив, что именно они обнаружили по части выплат, производимых Яном Крессуэллом. Бернард Файрклог мог сам отдать такие распоряжения, а мог и не отдавать, сказал Линли. Но в любом случае Крессуэлл, похоже, знал многое такое, что ставило его в рискованное положение. Если Файрклог не знал о выплатах или, по крайней мере, о некоторых из них, то опасность грозила ему самому, стоило ему узнать обо всём. Если Ян пытался прекратить какие‑то платы, то осложнялись отношения с теми, кто денежки получал…
– В общем, похоже на то, что в итоге всё упирается в деньги, – сказал Линли.
– Ну, именно так чаще всего и бывает, разве нет? – заметил Сент‑Джеймс.
В лодочном доме оказалось достаточно светло, в дополнительном освещении нужды не было. Дело, затеянное Сент‑Джеймсом, не требовало лишнего света, хватало и отражённых от поверхности озера лучей солнца, поскольку день выдался ясный. Саймон намеревался исследовать состояние других камней причала. Если бы нашлись и другие расшатавшиеся, кроме двух упавших, он пришёл бы к выводу, что случившееся с Яном – действительно случайность.
Вёсельной лодки на месте не было – похоже, Валери вышла на озеро. Сент‑Джеймс подошёл туда, где обычно бывало привязано её судёнышко. Разумнее всего, решил он, начать с проверки именно этой части причала.
Саймон присел на корточки и стал нажимать на камни. Линли дёрнулся было, чтобы помочь ему, но он сказал:
– Я сам.
Камни держались вполне надёжно, но вот Сент‑Джеймс нажал на пятый – и тот зашатался, как молочный зуб во рту дошкольника. Шестой и седьмой тоже держались плохо. Следующие четыре были в отличном состоянии, а вот двенадцатый едва держался на месте. Именно в щель возле этого двенадцатого Сент‑Джеймс и воткнул разделочный нож, купленный им в Грэндж‑овер‑Сэндс. С помощью ножа оказалось совсем нетрудно сдвинуть камень с места, чтобы тот свалился в воду. Усилия потребовались незначительные. Лезвие ножа скользнуло в щель, Сент‑Джеймс чуть‑чуть нажал на рукоятку – и дело было сделано. Линли слегка топнул ногой по камню, и тот полетел вниз. Теперь легко было представить, как некто выбирается из лодки, переносит весь свой вес на причал – и вот такой же камень сдвигается с места. Именно это и произошло с Яном Крессуэллом. Теперь вопрос был только в том, упадут ли в воду другие камни, если на них встанет Линли, но которым не станет помогать ножом Сент‑Джеймс. Проверка не потребовала много времени. Один из камней упал, три других удержались. Линли вздохнул, покачал головой и сказал:
– Ну, я готов выслушать любые предложения. И не стану возражать, если одним из них окажется предложение вернуться в Лондон.
– Нам нужен яркий свет.
– Зачем это?
– Не здесь. Идём.
Они вышли из лодочного дома. Сент‑Джеймс поднял разделочный нож так, чтобы оба они хорошо его видели. И оба пришли к одному выводу, для которого даже не требовались всякие там микроскопы и лабораторные исследования. После того как Сент‑Джеймс орудовал ножом, сдвигая с места камень, всё лезвие покрылось глубокими царапинами. Но ведь тот нож, который Линли достал из воды, был совершенно новым.
– А… Ну да, вижу, – пробормотал Томас.
– Думаю, это окончательно проясняет дело, Томми. Нам с Деборой пора возвращаться в Лондон. Я, конечно, не стану утверждать, что камни не могли быть сдвинуты с места каким‑то другим способом. Но тот факт, что найденный в воде нож был новым, заставляет предположить, что Крессуэлл действительно утонул случайно, или же для смещения камней было использовано что‑то другое. И если ты не собираешься перетрясти всё вокруг в поисках подходящего инструмента, с помощью которого камни свалились в воду…
– Мне нужно сменить направление движения, – закончил за него Линли. – Или же закрыть дело и отступить.
– Да, осмелюсь предположить, что это именно так, если только Барбара Хейверс не отыщет нечто особенное. Но в любом случае результат нельзя назвать плохим, так? Это просто результат.
– Верно.
Они некоторое время стояли молча, глядя на озеро. К берегу подходила лодка, в ней сидела женщина, искусно работавшая вёслами. Валери Файрклог была одета для рыбалки, но ей явно не повезло. Когда она приблизилась, то показала на пустую корзину и весело крикнула:
– Хорошо, что вы там не умираете от голода! Я в последние дни стала совсем безнадёжным рыбаком.
– На причале внутри много расшатавшихся камней, – крикнул в ответ Линли. – И несколько из них мы расшатали ещё сильнее. Так что поосторожнее! Мы вам поможем.
Они вернулись в лодочный дом. Валери бесшумно подвела лодку к причалу и остановила точно там, где камни едва держались.
– Вы умудрились выбрать самое опасное место, – сказал Линли. – Вы именно здесь спускались в лодку?
– Да, – кивнула Валери. – А я и не заметила. Что, совсем плохо дело?
– Рано или поздно они упадут.
– Как и другие?
– Как и другие.
Лицо Валери изменилось, расслабилось. Она не улыбнулась, но облегчение было весьма заметным. Сент‑Джеймс это отметил, и он знал, что Линли тоже не упустил это из внимания, принимая из рук Валери Файрклог рыболовные снасти. Линли положил всё в стороне, потом протянул руку и помог Валери Файрклог выбраться из лодки на причал. После чего представил женщину и Сент‑Джеймса друг другу.
– Насколько я понял, именно вы обнаружили тело Яна Крессуэлла? – спросил Саймон.
– Да, я.
Валери сняла с головы бейсболку, прикрывавшую её аккуратные седые волосы. Они были подстрижены по‑молодёжному, и она быстро пригладила их рукой.
– И вы позвонили в полицию, – продолжил Сент‑Джеймс.
– Тоже верно.
– Я как раз об этом думал, – сказал Саймон. – Вы сейчас идёте в дом? Можем мы пройтись с вами?
Валери посмотрела на Линли. Она вовсе не выглядела насторожённой – слишком хорошо владела собой для этого. Но она, конечно, думала о том, зачем бы другу Линли, эксперту из Лондона, захотелось поболтать с ней, и она, безусловно, отлично понимала, что говорить он станет совсем не о её рыбацкой удаче. Но любезно ответила:
– Да, конечно, можете…
Однако быстрое движение голубых глаз выдало её истинные чувства.
Они пошли по тропинке. Сент‑Джеймс заговорил:
– Вы в тот день тоже рыбачили?
– Когда нашла Яна? Нет.
– Тогда зачем вы отправились в лодочный дом?
– Я просто гуляла. Как правило, я делаю это каждый день. Когда приходит зима и погода портится, мне удаётся двигаться куда меньше, чем мне нравится, да и всем нам… Вот я и стараюсь выходить на прогулку, если день более или менее ясный.
– Гуляете по поместью? Ходите в лес? На холмы?
– Я прожила здесь всю свою жизнь, мистер Сент‑Джеймс. И иду туда, куда ноги несут.
– А в тот день?
Валери Файрклог посмотрела на Линли и спросила:
– Хотите что‑то прояснить?
Это, безусловно, было вежливой формой вопроса о том, с чего вдруг его приятель начал к ней цепляться.
Сент‑Джеймс сказал:
– Тут скорее моё личное любопытство, чем Тома. Я разговаривал с констеблем Шлихтом о том дне, когда был обнаружен Ян Крессуэлл. Он сообщил мне два интересных факта о звонке на номер 999, и я с тех пор всё пытаюсь их понять. Ну, на самом деле к звонку относится только один из фактов. Второй относится к вам.
Теперь уже насторожённость откровенно проявилась во взгляде Валери Файрклог. Она остановилась. Провела ладонями по брюкам, что Сент‑Джеймс понял как способ привести в порядок нервы. Он знал, что и Линли точно так же оценил этот жест, потому что друг бросил на него взгляд, предлагавший продолжить расспросы.
– И что же такого сказал вам констебль?
– Он поговорил с тем человеком, от которого получил сообщение. С тем, который ответил на ваш звонок. И тот сказал, что звонившая леди была на удивление спокойна, если учесть обстоятельства.
– Понятно.
Валери произнесла это любезным тоном, но то, что она при этом остановилась, давало понять: есть в смерти Яна Крессуэлла некие моменты, которые она предпочла бы скрыть от Сент‑Джеймса и Линли.
– «Похоже, в моём лодочном доме плавает мёртвый человек», – вот что вы сказали приблизительно, – сказал Сент‑Джеймс, внимательно глядя на Валери.
Она отвела взгляд. Движение её черт было похоже на лёгкую рябь на поверхности озера. То ли кто‑то проплыл под поверхностью воды, то ли лёгкий ветерок нарушил покой, но в любом случае это было мгновение, когда спокойствие покинуло Валери. Она подняла руку, отвела со лба упавшие волосы – и не надела снова свою бейсболку. Солнечные лучи упали на неё, высветив тонкие морщинки. Затем она сказала:
– Никто не знает заранее, как он отреагирует на подобную ситуацию.
– Полностью с вами согласен. Но второй странный факт того дня состоит в том, что вы переоделись к тому времени, когда приехали полицейские и врачи. Вы встретили их одетой не для прогулки – во всяком случае, не для осеннего дня, вы были в одежде, пригодной только для дома.
Поняв, куда клонит Сент‑Джеймс, Линли сказал:
– Так что, как вы понимаете, нам хочется кое‑что проверить, выяснить. – Он дал ей пару мгновений на размышление, потом продолжил: – Вы вообще не ходили тогда в лодочный дом, да? Это не вы обнаружили тело, не вы звонили по 999.
– Мне кажется, я представилась, когда звонила, – напряжённо произнесла Валери, но она ведь не была дурой. Ей следовало понять, что, по крайней мере, эта часть игры закончена.
– Кто угодно может назвать какое угодно имя, – возразил Сент‑Джеймс.
– Может, пришла пора сказать нам правду? – добавил Линли. – Речь о вашей дочери, так? Осмелюсь предположить, что это Миньон обнаружила труп и она же позвонила в полицию. Из её башни виден лодочный дом. Если она поднимается на верхний этаж, то ей видно вообще всё, от дверей здания до выходящих на озеро лодок. Вопрос, собственно, в том, были ли у неё причины организовывать смерть Яна Крессуэлла. Потому что она ведь должна была знать в тот вечер, что он на озере, так?
Валери возвела взор к небесам. Сент‑Джеймсу почему‑то вспомнилась страдающая Мадонна и то, что влечёт за собой материнство для не слишком храбрых женщин. Оно ведь не кончается в тот момент, когда дети становятся взрослыми, а продолжается до самой смерти – либо матери, либо ребёнка.
– Никто из них… – Валери запнулась, посмотрела на Сент‑Джеймса, на Линли и только потом продолжила: – Мои дети не имеют к этому никакого отношения.
– Мы нашли в воде разделочный рыбный нож. – Сент‑Джеймс показал нож, которым ковырял камни. – Не этот, конечно, но очень похожий.
– Наверное, это тот, который я потеряла неделю назад, – сказала Валери. – Случайно вообще‑то. Я потрошила здоровенную форель, но уронила нож, и он упал в воду.
– В самом деле? – произнёс Линли.
– В самом деле, – откликнулась Валери. – Вот такая неловкость.
Сент‑Джеймс и Линли переглянулись. То, что они услышали, безусловно, было ложью, потому что стол для разделки рыбы находился в другом конце лодочного дома, далеко от того места, где разделочный нож упал в воду. И если Сент‑Джеймс не слишком ошибался относительно природы вещей, нож вряд ли мог сам доплыть до того места и оказаться лежащим прямо под головой Яна Крессуэлла.
Лондон, Кенсингтон
Вивьен Талли выглядела точно так, как на фотографии, которую Барбара видела в Интернете. Они были почти одного возраста, Барбара и Вивьен, но вряд ли они могли быть более разными. Вивьен, решила Барбара, была точно такой, какой хотела бы видеть саму Барбару суперинтендант Ардери: стройное тело, аккуратно одетое в наилучшие вещи, более чем отличные причёска и макияж. И благодаря этому тройному совершенству Вивьен Талли сумела прорваться на самый высокий уровень. Барбара тут же принципиально возненавидела её.
Она решила повернуть к Рутланд‑гейт и снова прикинуться той, кем не была, играя всё ту же недавнюю роль особы, ищущей квартиру в Кенсингтоне. Позвонила в шестую квартиру, и Вивьен Талли – или тот, кто находился в её квартире, – не спрашивая, открыла входную дверь. Из этого Барбара сделала вывод, что там кого‑то ждали. Мало нашлось бы глупцов, которые без приглашения явились бы в подобный дом. Впрочем, частенько беспечность жильцов приводит к ограблению. А иногда и к смерти.
Но вышло так, что Вивьен ожидала прихода агента по недвижимости. Барбара выяснила это уже через три секунды, когда Вивьен Талли окинула её внимательным взглядом с головы до ног, определяя, что может представлять собой явившаяся к ней особа.
– Вы действительно от Фокстона? – спросила она.
Барбара могла бы и обидеться на такой взгляд, ведь не на конкурс красоты пришла. Но она не могла уже и сделать вид, что не та, кто есть, потому что Вивьен Талли ни за что на свете не поверила бы в то, что агент по недвижимости или претендентка на квартиру могли явиться к ней в оранжевых вельветовых штанах, красной футболке и тёмно‑синей куртке. Поэтому она сказала:
– Детектив Хейверс, Новый Скотленд‑Ярд. Мне нужно с вами поговорить.
Вивьен вовсе не показалась потрясённой, что Барбара сочла достойным внимания. Женщина просто сказала:
– Входите. Но, боюсь, у меня не слишком много времени. У меня назначена встреча.
– С человеком из агентства Фокстона. Поняла. Продаёте квартиру, да?
Барбара огляделась, пока Вивьен закрывала за ней дверь. Квартира была потрясающей по всем меркам: высокие потолки, фасонная лепка, паркетные полы, укрытые персидскими коврами, несколько изящных антикварных вещиц, мраморный камин… Всё это должно было стоить кучу денег когда‑то, и ещё больше – теперь. Но странным было то, что нигде не было вещей, носивших отпечаток личности. Наверное, такими можно было бы счесть несколько тщательно подобранных статуэток немецкого фарфора, предположила Барбара, но вот коллекция старинных книг на полке не производила впечатления, что эти книги читают дождливыми вечерами.
– Я уезжаю в Новую Зеландию, – сказала Вивьен. – Пора возвращаться домой.
– Вы там родились? – спросила Барбара, хотя и без того знала ответ.
Вивьен говорила без акцента; она могла бы и солгать, если бы захотела. Но лгать не стала.
– В Веллингтоне, – ответила она. – Мои родители и теперь там. Они стареют, и им хочется, чтобы я жила дома.
– Но вы довольно долго пробыли в Соединённом Королевстве, да?
– Могу ли я поинтересоваться целью вашего визита, сержант Хейверс? И чем я могу вам помочь?
– Рассказом о ваших взаимоотношениях с Бернардом Файрклогом. Для начала.
Выражение лица Вивьен Талли осталось сверхъестественно любезным.
– Не думаю, чтобы это вас касалось. Но в чём всё‑таки дело?
– В смерти Яна Крессуэлла. По её факту ведётся расследование. И полагаю, вы его знали ещё с тех пор, как работали в «Файрклог индастриз», и он вас тоже неплохо знал.
– Тогда более логичным был бы вопрос о моих взаимоотношениях с Яном Крессуэллом, разве не так?
– Думаю, до этого мы тоже дойдём. Но прямо сейчас меня интересует Бернард Файрклог. – Барбара окинула комнату одобрительным взглядом и сказала: – Недурно тут всё устроено. Ничего, если я где‑нибудь сяду?
Барбара не стала дожидаться ответа. Вместо того она подошла к большому креслу, бросила рядом с ним сумку и погрузилась в его уютные глубины. Проведя ладонью по обивке, подумала: «Чёрт побери, да это никак шёлк?» Да, Вивьен Талли покупала обстановку явно не в магазине ИКЕА.
– Мне подумалось, я говорила вам, что жду… – сказала Вивьен.
– Кого‑то от Фокстона. Поняла. На этот счёт у меня всё в порядке. Память как у общеизвестного слона, если вы меня понимаете. Или это просто метафорический слон? Никогда не могла понять. Ну, неважно. Вы, наверное, предпочтёте, чтобы я слиняла до того, как появится человек от Фокстона, а?
Да, Вивьен не была глупа. Она прекрасно поняла, что должна рассказать что‑то в обмен на исчезновение Барбары.
– Я некоторое время работала в «Файрклог индастриз», как вы поняли. – Вивьен подошла к маленькой кушетке и села. – Была помощницей Бернарда Файрклога. Моя первая работа после окончания Лондонской экономической школы. А через несколько лет я перешла к другому нанимателю.
– Люди вроде вас никогда не пропадут, найдут местечко получше, – признала Барбара. – Это мне понятно. Но в вашем случае… вы ведь ушли из «Файрклог индастриз», потом вдруг стали частным консультантом, а потом почему‑то занялись садовыми инструментами, чем и занимаетесь.
– Ну и что? Мне захотелось большего, чем даёт работа частного консультанта, вот я и занялась новым делом. Я поднималась по служебной лестнице, потому что попала в нужное место в правильный момент, когда для нанимателей стало важным демонстрировать, что они одинаково относятся ко всем служащим, мужчинам и женщинам.
– Но вы не прервали отношений с Файрклогом.
– Я не сжигаю мостов. И нахожу куда более мудрым поддерживать контакты. Бернард просил меня поработать в правлении «Файрклог фаундейшн». Я рада была взяться за это.
– И как оно всё получилось?
– Что вы имеете в виду? Вы что, ищете что‑то зловещее? Он меня попросил, я сказала «да». Я верю в случай.
– А попросил он вас потому, что…
– Думаю, он решил, что если я буду работать на него в Бэрроу, то это будет полезным во всех отношениях. Когда я ушла из «Файрклог индастриз»…
– Почему?
– Почему я ушла?
– Сдаётся мне, что там вы могли подниматься по служебной лестнице ничуть не хуже, чем в любом другом месте.
– Вам приходилось бывать в Бэрроу, сержант Хейверс? Нет? Ну, местечко не из самых привлекательных. Мне подёрнулась возможность перебраться в Лондон, и я за неё ухватилась. Так уж люди устроены. Я смогла продвинуться вперёд куда быстрее, чем это было возможно в Бэрроу, даже если бы мне хотелось там остаться. А мне, поверьте, этого не хотелось.
– И теперь вы живёте здесь, в квартире лорда Файрклога.
Вивьен слегка переменила позу, чуть заметно, хотя и до того сидела явно очень удобно.
– Что бы вы ни думали, это неверно.
– То есть квартира не принадлежит Файрклогу? Но тогда почему у него есть ключи от неё? Наверное, он приходит проверить, не ограбил ли вас кто‑нибудь. В общем, ведёт себя как хозяин, если вы меня понимаете.
– Да какое всё это имеет отношение к Яну Крессуэллу, вы ведь ради него пришли?
– Не совсем так, – бодро ответила Барбара. – Не хотите разъяснить ситуацию с ключами? В особенности в том случае, если Файрклог не владелец этой квартиры. Кстати, всё это очень любопытно выглядит. Квартира наверняка обошлась в кучу бабок. И вам должно хотеться, чтобы всё оставалось шито‑крыто, я полагаю. Вот и думаю, то ли вам поневоле пришлось дать ему ключи, то ли вы просто выдаёте их особым людям.
– Боюсь, что это просто не ваше дело.
– Где же наш Бернард ночует, когда задерживается в Лондоне, мисс Талли? Я заходила в «Твинс», но у них, похоже, нет комнат для ночлега. К тому же они не позволяют женщинам переступать порог, и исключение сделано только для одной старой кошёлки, которая стережёт дверь – поверьте, я это как следует проверила, – хотя женщины могут туда входить вместе с членами клуба. Вот и получается, что вы целиком и полностью в руках Файрклога, насколько я разобралась. Обед, ужин, выпивка, что там ещё – и вы оба садитесь в такси, и такси всегда привозит вас сюда. Иногда вы сами отпираете входную дверь. Иногда это делает он, своими собственными ключами. Потом вы поднимаетесь в эту… позвольте сказать – в эту совершенно потрясающую квартиру, и потом… Где Файрклог находит приют своему стареющему телу, когда остаётся в Лондоне? Вот в чём суть вопроса.
Вивьен встала. Барбара рассудила, что ей тоже лучше встать. Дело шло к тому, что хозяйка готовилась выставить пухловатую гостью за дверь. Но в то же время Барбара намеревалась продвинуться как можно дальше. Она видела, что Вивьен вся подобралась, напряглась, и это доставило ей немалое удовольствие. В конце концов, есть определённое наслаждение в том, чтобы вот так растревожить столь совершенное внешне существо.
– Нет, не в этом суть, – возразила Вивьен Талли. – Суть в том, сколько времени вам понадобится на то, чтобы дойти до двери, которую я открою для вас, а потом закрою после вашего ухода. Разговор окончен.
– Значит, так, – сказала Барбара. – Я должна уйти, верно? В смысле, за дверь.
– Или вас могут вытолкать.
– Драка, визг, вопли – чтобы все соседи услышали? Такой шум, что все обратят на вас внимание, чего вам явно не хочется?
– Я хочу, чтобы вы ушли, сержант. В моей жизни нет ничего противозаконного. И я не понимаю, почему я не могу обедать, ужинать, выпивать и так далее с Бернардом Файрклогом и какое это имеет отношение к Яну Крессуэллу, разве что Бернард отдал все счета Яну, а тот отказался их оплачивать. Но вряд ли он стал бы ради этого расставаться с жизнью, разве не так?
– Но разве это не было бы в духе Яна? Он берёг хозяйские денежки, правда?
– Не знаю. Я с ним не встречалась с тех пор, как ушла из фирмы, а это было много лет назад. Это всё, что вы хотели узнать? Я уже говорила, у меня встреча.
– Осталось только прояснить вопрос с ключами.
Вивьен безрадостно улыбнулась.
– Позвольте пожелать вам удачи в этом прояснении. – Она подошла ко входной двери, открыла её и сказала: – Вы не против?..
Барбаре ничего не оставалось, кроме как уйти. Она получила от Вивьен то, что смогла, а то, что Вивьен совершенно не удивилась появлению сыщика из Скотленд‑Ярда – не говоря уж о том, что сумела удержаться от неверных шагов в течение всего их разговора, – говорило Барбаре о том, что это тот самый случай, когда предупреждение означает неплохую вооружённость. Так что приходилось искать обходной путь.
В конце концов, ничего невозможного не существует…
Барбара спустилась по лестнице, а не на лифте. Таким образом, она вышла прямо к столу, на котором возвышались ячейки для почты. Рядом со столом стоял портье. Он забрал письма из большого ящика перед зданием и теперь раскладывал их по ячейкам. Услышав шаги, обернулся.
– А, это вы вернулись? – сказал он вместо приветствия. – Всё ещё надеетесь на квартиру?
Барбара встала рядом с ним у стола, чтобы лучше видеть, что он рассовывает по ячейкам. Неплохо было бы увидеть что‑нибудь вроде решения суда: «Она в чём‑то виновна!» – и чтобы портье положил этот листок в ячейку Вивьен Талли, а ещё лучше – передал бы прямо в руки Барбары, чтобы она отнесла его Линли. Но, увы, всё выглядело слишком незатейливо – реклама туалетной воды, новых каналов телевидения и тому подобное.
Она сказала:
– Отдала это дело Фокстону. Так уж получилось, что шестая квартира скоро будет выставлена на продажу. Я и решила взглянуть на неё.
– Квартира мисс Талли? – удивился портье. – Я ничего об этом не слыхал. Странно, обычно люди об этом сообщают, сюда ведь начинают ходить покупатели…
– Наверное, это было внезапное решение, – предположила Барбара.
– Наверное. Всё равно, мне бы и в голову не пришло такое. Только не мисс Талли. Не так‑то просто будет найти место, чтобы хорошая школа оказалась прямо за углом, ведь так?
По всему телу Барбары пробежала дрожь охотничьего азарта.
– Школа? – осторожно произнесла она. – Вы о которой школе говорите?
Ноября
Камбрия, Уиндермир
Зед Бенджамин обнаружил, что с нетерпением ждёт утреннего разговора с Яффой, и призадумался, так ли должно выглядеть настоящее дружеское сотрудничество мужчины и женщины. И если да, то почему, собственно, он многие годы старался этого избегать, как обходил цыган‑попрошаек?
Когда Зед позвонил ей, Яффа сразу дала понять, что его мать находится достаточно близко. Она сказала:
– Зед, милый ты мой малыш, позволь сказать, что я ужасно по тебе скучаю!
И Яффа пропела короткую хвалебную песнь уму Зеда, его остроумию, его учтивости и теплу его объятий.
Зед решил, что его матушка, слыша всё это, должна была чувствовать себя как в раю.
– Хм… я тоже по тебе скучаю, – сказал он в ответ, совсем не думая о последствиях подобного заявления. В конце концов, Зед ведь не обязан был отвечать именно так; достаточно было бы весело поблагодарить Яффу за то, что она продолжает дурачить его матушку. – Будь я сейчас там, я бы тебе такое тепло показал, какого ты сроду не видела.
– И надеюсь, ты не ограничился бы одними объятиями, – сказала Яффа.
– Уж в этом можешь быть уверена, – сообщил Зед.
– Ах, плохой мальчик! – засмеялась Яффа. И тут же обратилась к матери Зеда: – Мама Бенджамин, наш Зед снова ведёт себя ужасно плохо!
– Мама Бенджамин?!
– Она настаивает, чтобы я её так называла, – пояснила Яффа и прежде, чем Зед успел хоть что‑то сказать, продолжила: – Расскажи же, что ты там ещё нашёл, милый. Твоя статья ведь движется вперёд, так? Что‑то я по твоему голосу ничего не понимаю.
Тут наконец Зед признался себе, в чём состояла истинная причина его звонка Яффе. Ему хотелось похвастаться перед женщиной, которая притворялась любовью всей его жизни, как того хочется любому мужчине, желающему услышать восторженную похвалу. И он сказал:
– Я нашёл того копа.
– В самом деле? Но это потрясающе, Зед! Я знала, что ты это сделаешь! А ты уже позвонил своему редактору, сообщил ему новость? И ты… – Она добавила в голос соответствующую моменту нотку беспокойства: – Ты скоро вернёшься домой?
– Пока не могу. И Роду звонить не хочу. Я хочу довести историю до конца, так, чтобы отдать ему статью и сказать, что больше тут ничего не добавить. Чтобы всё было слово к слову, чтобы каждая деталь была на месте. Я поговорил с детективом и заключил сделку. Мы будем действовать как команда.
– Бог мой… – Яффа восторженно вздохнула. – Это изумительно, Зед!
– Она будет мне помогать, сама о том не догадываясь. В том, что касается её части дела, я положусь на неё. А об остальном ей и знать незачем.
– Так тот детектив – женщина?
– Детектив сержант Коттер. Дебора. Я её прижал. Она будет частью всей истории, но только частью. Она копает под жену Файрклога‑младшего, Алатею Файрклог. И Ником Файрклогом тоже интересуется. Ну, то есть началось‑то всё именно с него, но что‑то там не так и с его супругой. А мне с самого начала так показалось. Просто уж очень странно, что человек вроде Ника Файрклога женился на такой вот Алатее.
– Вот как? – Яффа изобразила интерес. – Но почему, Зед?
– Ну, он обычный парень, каких много, но она… Понимаешь, его жена феноменально красива, Яф. Я в жизни таких женщин не видел.
В трубке стало тихо. Потом Зед услышал тихое: «Боже мой…» – и ему захотелось хлопнуть себя по губам. Вот ведь дурацкая ошибка, подумал он. И поспешил сказать:
– Только совсем не в моём вкусе, знаешь ли. Холодная, отстранённая. Из тех женщин, которые заставляют мужчин бегать вокруг них, выполняя все их желания, если ты меня понимаешь. Вроде «чёрной вдовы»; только и смотри, как бы не угодить в её паутину. Ты ведь знаешь, что делают «чёрные вдовы», да, Яффа?
– Насколько я помню, они заманивают самцов, чтобы спариться с ними.
– Да, конечно. Именно так. Вот только потом съедают своих дружков. А от этой мысли у меня весь интерес пропадает. Да, она прекрасна, но что‑то в ней не так. Это сразу видно.
Яффа как будто успокоилась, услышав это, хотя Зед не слишком понял, зачем нужно было её успокаивать, зато почему‑то ещё сильнее возненавидел Миху из Тель‑Авива, который собирался стать то ли психиатром, то ли ядерным физиком, то ли нейрохирургом, то ли финансовым магнатом… какая разница?
– Тогда тебе следует быть поосторожнее, Зед, – сказала Яффа. – Дело может оказаться опасным.
– Нет причин для беспокойства, – заверил её Зед. – К тому же рядом со мной детектив из Скотленд‑Ярда, а это дополнительная защита.
– Ещё одна женщина… – пробормотала Яффа.
Зеду показалось или в её голосе действительно прозвучала грусть?
– Да, рыжая, вроде меня, но мне нравятся брюнетки.
– Вроде той Алатеи?
– Нет, – возразил Зед. – Вот уж не как Алатея. Да и в любом случае, дорогая, детектив добывает кучу информации. И даёт её мне в обмен на то, что я ещё несколько дней буду заниматься статьёй.
– Но что ты скажешь редактору, Зед? Как долго ещё он будет ждать?
– Никаких проблем. Я договорюсь с Родни в один момент, стоит только сказать ему о сделке с Ярдом. Ему это понравится. Как раз в его вкусе.
– Но всё равно будь поосторожнее.
– Да я всегда осторожен.
Яффа прервала связь. Зед остался с трубкой в руках, буквально вцепившись в неё. Ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы сунуть наконец мобильник в карман. И только когда он уже спускался вниз, чтобы позавтракать, до него дошло, что на этот раз Яффа не издала привычный уже звук воздушного поцелуя. А когда Зед уже сидел над тарелкой с омлетом, он понял, что ему хотелось услышать этот звук.
Камбрия, Милнторп
Ночь прошла ужасно. Дебора знала, что Саймон пребывает в дурном расположении духа. Они поужинали в ресторане отеля, и ужин прошёл напряжённо. Саймон во время еды едва упомянул об открытом усыновлении, которое и было причиной его недовольства, что прекрасно понимала Дебора; он лишь сказал:
– Я бы предпочёл, чтобы ты не так спешила со звонком Дэвиду.
И на том тема была закрыта.
Конечно, он подразумевал, что предпочёл бы, чтобы Дебора подождала, пока он не уговорит её согласиться на нечто такое, чего она категорически не хотела.
Дебора ничего не ответила на его слова. Вместо того она заговорила о другом, дожидаясь, пока они вернутся в свой номер. И только тогда сказала:
– Мне очень жаль, что ты расстроен из‑за этого усыновления, Саймон. Но ты ведь сам говорил, что девушка хочет знать поскорее.
Он пристально, оценивающе посмотрел на неё своими серо‑голубыми глазами, как это умел только он. И сказал:
– Но ведь дело совсем не в этом, так?
Это было замечание из тех, что вызывали в Деборе чувство отчаяния или взрыв гнева, в зависимости от момента. Иногда она воспринимала такое как жена, нечаянно ранившая горячо любимого мужа. А иногда – как ребёнок, выросший в его доме и под его просмотрами услышавший разочарование в голосе отца. Дебора отлично понимала умом, что сейчас она ведёт себя как провинившаяся жена, однако её чувства говорили совсем другое. А иной раз так приятно дать чувствам волю…
Поэтому она сказала:
– Ты прекрасно знаешь, что мне ужасно не нравится, когда ты говоришь вот так.
Он как будто удивился, и это лишь добавило жару в огонь.
– Говорю как именно?
– Ты знаешь, как именно! Ты мне не отец!
– Уж поверь, я это прекрасно осознаю, Дебора.
И тут она взорвалась и выложила всё: что Саймон сам никогда не позволяет себе взрываться, как будто у него этого и в природе нет, а её это бесит, её это всегда бесило, она и вспомнить не может такого времени, когда это было иначе…
Дебора уже не могла остановиться. Она чуть ли не кричала, говоря о том, что не просто так решила покончить с этой историей с Дэвидом и