— Я Северина, — сказала золотистая принцесса. — Хотя мы сейчас не в моём королевстве, я радушно принимаю тебя в Лете, — она глянула на бледную принцессу, потом на Азара, потом ещё и ещё, ещё и ещё, и её глаза шире распахнулись от восторга.
Зимняя принцесса уставилась на Азара с той же смесью изумления, восторга и радости, которую он испытал при виде неё, и на её щеках расцвёл поцелуй румянца.
С озорством, пляшущим в глазах, Лето быстро обняла Зиму, поцеловала в щёку и придыханием прошептала:
— Я вернусь попозже. Возможно, намного позже. Тогда до завтра, да?
— Завтра, — согласилась зимняя принцесса с тёплой улыбкой. — Мы раскрасим лабиринт. Мне это место не очень дорого. Может, мы заменим его чем-то новым?
— Цветы и фонтаны, плюс маленький садовый домик, — восторженно сказала Лето.
— Звучит божественно.
Когда Лето испарилась, Зима повернулась к Азару и присела в низком реверансе.
— Приветствую, принц Азар. Рада принять тебя в своё сердце и дом, — она нахмурилась, словно растерявшись. — Я хотела сказать, «в сердце моего дома», — поправилась она, покраснев. — Я Иксай. И я очень рада встрече с тобой.
— Иксай, — Азар эхом повторил её имя, смакуя то, как оно ощущалось на языке, но было ещё что-то... какое-то иное имя, которым он мог бы назвать её, и которое ощущалось идеально. — Думаю, я буду звать тебя Икс.
Второй эпилог
Спустя некоторое время...
Кристиан
Я стою в коридоре, глядя на Лирику, желая сказать миллион вещей, но не произнося ни одну из них.
Мне потребовалось долгое время, чтобы подойти к этому моменту, но в итоге я отложил в сторону свои эгоистичные желания и направился сюда.
Когда Лирика впервые упомянула свою мечту, я утешал себя мыслью о том, что Зеркала в Белой Комнате за «Книгами и Сувенирами Бэрронса» были разбиты, и потому это желание никак не воплотить.
Но со временем я стал понимать, как это важно для неё, и я начал выпытывать. Сначала у Бэрронса, который отказался сказать мне что-либо о своей сотне с лишним Зеркал, если не считать того, что он сожалеет, что вообще показал мне их.
Именно Кэт сказала мне, где найти искомое. Здесь, в аббатстве, под их ногами, где это находилось всё время.
Сегодня она сопроводила нас сюда, и одна из Шедона сломала могущественные чары, запечатывавшие дверь.
Теперь мы с Лирикой стоим возле золотистого коридора, и я гадаю, зачем, чёрт возьми, я взял на себя ответственность найти способ и дать Лирике желаемое, зная, что это лишь уведёт её прочь от меня.
Я слабо улыбаюсь. Я знаю, почему сделал это. Мне надо лишь посмотреть на неё, увидеть восторг, изумление и радость в её чарующих глазах, чтобы знать — я бы сделал это снова и снова.
Проведя взаперти три четверти миллиона лет, Лирика жаждет увидеть мир, прожить свои истории, смелая и свободная. И она не хочет компании. Я не могу её винить. Мы все должны проложить свой путь прежде, чем сможем идти по какому-либо пути вместе.
И всё же. Проклятье. Она забралась мне под кожу. Моё желание к ней никогда не ослабевает. Сколько бы раз она ни побывала в моей постели, я буду скучать по её телу рядом. Я буду входить в нашу спальню утром, видеть пустую кровать и жаждать услышать её раздражённое утреннее ворчание, а потом наши бесконечные разговоры обо всём и ни о чём. Мой замок будет ощущаться таким чертовски пустым без неё.
Я буду скучать по полётам в небе рядом с ней, над Шотландией, слушая, как она восклицает от восторга при виде самых незначительных мелочей.
Я буду скучать по её причудливому взгляду на жизнь, словно всё это — одна великолепная и грандиозная история. Я буду скучать по её дикции, по замысловатому выбору слов.
Я больше никогда не смогу смотреть на бутылку Гиннесса. В итоге я обязательно буду трясти каждую такую бутылку, надеясь, что она внутри.
— Ох, — восклицает она, глядя на меня и улавливая глубину моих эмоций, — я тебе так нравлюсь, Кристиан.
— Да.
— Нет, я имею в виду, что я очень, очень нравлюсь тебе.
— Что я могу сказать? Двойственность — это моя слабость, — это прощание убивает меня. Мне это ненавистно. Я не испорчу этот момент для неё. «Я люблю тебя, — не говорю я. Она к этому не готова. — Но ох, Лирика, как я тебя люблю».
Она сияет.
— А двойственности во мне с лихвой.
— Так и есть. Останься. Хотя бы ненадолго. Ещё на несколько дней, — чёрт возьми, я не собирался этого говорить. Возможно, будет безопаснее больше не открывать рот.
Она серьёзнеет.
— Легче никогда не станет, Кристиан. Более того, чем дольше я остаюсь, тем сложнее будет попрощаться.
Именно то, на что я рассчитывал. Но я не скажу этого вновь и не буду настаивать.
— Я ждала этого момента всю свою жизнь, Кристиан. Мечтала о нём. Возможности выбора, свобода. Ты только посмотри на все эти зеркала. Я могу выбрать любое из них. Я наконец-то поистине свободна. Благодаря тебе, Кристиан. Ты сломал мою бутылку, разбил мой лёд и освободил меня.
Я шумно выдыхаю и торопливо говорю в сотый раз.
— Зеркала опасны. Помни, что я говорил тебе про Зал. Выбирай быстро, Лирика. Не медли. Помни, изображение на каждом показывает не то место, куда оно ведёт.
— О, во имя всего святого, я знаю. Ты сказал мне как минимум сотню раз.
— Максимум раз шесть.
— Ты беспокоишься обо мне.
— А ты от этого в восторге.
— Так и есть.
— Ты наивна.
— Так и есть, — соглашается она. — И уязвимая, и открытая, и добрая, а вселенная жестока к людям вроде меня.
— Ты — не люди.
— Я использовала это...
—...знаю, в самом широком контекстном смысле.
Мы улыбаемся друг другу, затем я рычу:
— Проклятье, Лирика, я буду по тебе скучать.
— Знаю, — восклицает она, лучезарно сияя. — Я буду там, в мире, а где-то в другом месте кто-то будет по мне скучать. Но они не призовут меня, не потребуют моего присутствия и не попытаются меня удержать, потому что я им не безразлична, и они хотят, чтобы я была свободна.
— Абсолютно, безумно свободна. Я хочу, чтобы ты опьянела от возможностей выбора, окосела от жизни. Я желаю тебе самых изумительных, самых героических приключений с самыми грандиозными спутниками. Но однажды, если ты решишь вернуться...
— Однажды, — поправляет она, — когда я решу вернуться...
— Ты можешь прийти ко мне.
— Я приду к тебе.
— И я буду ждать.
— И ты дашь мне весь секс, которого я потребую, потому что ты будешь так счастлив видеть меня, — заверяет она меня с абсолютной уверенностью.
Я улыбаюсь ей и выгибаю бровь.
— Посмотрим.
Она выгибает бровь в ответ.
— О, ещё как посмотрим.
Когда она тянется, чтобы поцеловать меня, я закрываю глаза и смакую каждый нюанс, выжигаю это в своей памяти вплоть до изысканных деталей, чтобы воспоминание составило мне компанию на протяжении того времени, что мне придётся ждать эту женщину.
Лирика стоит того, чтобы её ждать.
Третий эпилог
И спустя ещё некоторое время...
Мак
Я стою на тротуаре перед «Книгами и Сувенирами Бэрронса» и запрокидываю голову, пристально рассматривая элегантный фасад книжного магазина в стиле Старого Света и удовлетворенно кивая.
Я люблю это место. Но кое-чего не хватало.
Я только что закончила добавлять кафе, которое я окрестила «Уголок Корри» в честь одной из своих лучших подружек со школы, любящей читать не меньше меня. Давным-давно мы мечтали о том, чтобы вместе открыть книжный магазин с кафе. Мне не терпится рассказать ей, и я надеюсь, что она приедет и посетит это место. Мы недавно вновь начали общаться, и похоже, она готова к переменам.
Мне кажется, ей понравится Дублин и то, что я сделала с кафе, названным в её честь. «Уголок Корри» — это место, где люди могут выпить чашечку сногсшибательно хорошего кофе и почитать книгу, устроившись на подоконнике или в одном из дюжины мягких кресел. Тут можно собраться перед камином, обсудить историю, нынешние события, вообще что угодно, разобраться с проблемами нашего мира и найти решение. Если повезёт, я привлеку самые яркие сердца и умы в Дублине и буду бессовестно подслушивать. Я не настолько занята с Туата Де Дананн, как мне думалось. Фейри чрезвычайно хорошо справляются со своими королевствами. А теперь у меня есть место в мире смертных, которое свяжет меня с разнообразием людей, делящих со мной одну планету.
Единственная причина, по которой я так долго не создавала «Уголок Корри» — это потому, что мне нравится внешний вид книжного магазина, и я не могла придумать, куда поместить кафе, чтобы оно не испортило облик здания и не выглядело странно. Хоть я и Верховная Королева Фейри, не все об этом знают, и я не хочу рекламировать этот факт за счёт создания приметного кармашка реальности, в который могут войти люди. Кроме того, пространственная дезориентация «Книг и Сувениров Бэрронса» и так зашкаливает.
Поэтому я стала строить вверх.
— Серьёзно, мисс Лейн? — сухо говорит Бэрронс позади меня.
Мисс Лейн. Ага. Ему не нравится.
— Кому принадлежит заведение? — я бросаю дразнящую улыбку через плечо.
Он выгибает бровь.
— Кому принадлежит женщина, которой принадлежит заведение?
— Как будто ты когда-либо отрёкся бы от меня просто потому, что я добавила кафе на крышу книжного магазина, — говорю я, смеясь. — Оно там идеально смотрится. Признай.
— Книжный магазин — твой. Ковры — мои. Люди будут толпами тащиться через дом, по моим коврам, чтобы попасть в твоё чёртово кафе. Почему бы не поставить несколько столиков перед зданием? Как ты объяснишь своим посетителям бесчисленных лемуров, мародёрствующих в магазине?
Я издаю фыркающий смешок.
— Лемуры не мародёрствуют, и ты это знаешь. Они сбегали всего дважды. И они больше не пытались сбежать с тех пор, как я добавила лес и расширила их этаж. Рэй любит играть с ними, когда приходит в гости. Кроме того, тут есть ты, я, лемуры, и постоянно заглядывают наши друзья, но ты думаешь, что именно лемуры покажутся нашим посетителям странными?
— Среди всего прочего.
— Мне нужно было больше пространства, и крыша — действительно идеальное место, — говорю я, когда мы направляемся к двери. — Я втиснула элемент расширения. Пойдём, я тебе покажу. Я хочу, чтобы ты сказал, не слишком ли это очевидно. Я планирую предлагать футболки, кружки, календарики с эмблемой «Книг и Сувениров Бэрронса», и прочие штуки, и ещё я видела супер-милые розовые листочки для заметок в форме сердечка, которые... о! К слову о розовом, я собираюсь добавить к кафе пекарню, которая каждый день будет печь свежие торты. Вдобавок я планирую продавать кожаные блокноты ручной работы, созданные здешними мастерами, а также фотографии местных пейзажей в рамках. У меня столько идей, — я продолжаю трещать, пока мы идём по книжному магазину, затем резко останавливаюсь, осознав, что Бэрронс не уделяет мне внимания — он пишет кому-то смс, совершенно не слушая. Возмутившись, я громко говорю: — Не то чтобы я планирую водить посетителей на экскурсию в секс-темницу, и серьёзно, Бэрронс, учитывая, что я получила кафе, а ты получил секс-темницу, думаю, мои изменения выгодны для всех.
Он резко вскидывает голову, телефон оказывается запиханным в карман, а его тёмные глаза блестят.
— Так и думала, что это привлечёт твоё внимание.
— И где, говоришь, эта секс-темница?
— Если бы ты слушал, ты бы знал. Но нет, ты перестал обращать внимание после упоминания розовых листочков для заметок в форме сердечка.
Его ладони ложатся на мою талию, и он привлекает меня ближе, и я дрожу. Я всегда хочу этого мужчину. Никогда не достаточно. И да, я действительно добавила секс-темницу. Ещё до того, как построила кафе.
— Она в подвале, — бормочу я.
— У нас нет подвала.
— Теперь есть. Хочешь посмотреть?
— Уже не терпится туда попасть.
Позднее, запутавшись в кроваво-красных простынях перед потрескивающим огнём, я наконец-то поднимаю тему, которая беспокоила меня месяцами.
Бэрронс говорит, что задавая вопрос, ты должен быть готов к любому возможному ответу. И я боялась возможных ответов на этот вопрос.
Я перекатываюсь на бок, подпираю голову кулаком и смотрю на него — мой тёмный, прекрасный зверь-мужчина, растянувшийся голышом на спине, закинувший руки за голову и закрывший глаза. Я вожу пальцами по изгибу его бицепсов, вниз по руке, потом по подбородку. Его торс по-прежнему татуирован чёрными и кровавыми рунами от тёмной магии, которую они с Риоданом творили в ту ночь в замке Короля Невидимых, чтобы привлечь силу. С тех пор он не умирал. Я провожу рукой по символам, по рельефу его живота, затем убираю руку, так и не опустившись ниже. Это сложно, когда передо мной растянулся обнажённый Бэрронс, но мне надо сосредоточиться на мыслях.
— Бэрронс, помнишь то видение, о котором я тебе рассказывала?
— То, где фейри подлили тебе Эликсир Жизни, — бормочет он.
— Да, то самое.
— Почему ты до сих пор думаешь об этом?
— Серьёзно? Я сделала ужасные вещи.
— Мне кажется, — говорит он, медленно открывая глаза, — единственное, что ты сделала не так в той версии событий, ни в коем разе не было отражением тебя, что демонстрирует твою надежду, оптимизм и желание добиться мира для обеих рас.
— Я уничтожила людей и заточила Девятку в чистилище.
— В той версии тебе без твоего ведома подлили Эликсир, который лишает эмоций и души. Король был не совсем прав. С помощью химических веществ и сторонних снадобий можно стереть чью-либо сущность. Твою сущность отняли против твоей воли — в той версии событий, что была в видении, — натянуто поясняет он.
— Ты защищаешь меня в видении, где я превратилась в сучку из ада?
— Я буду защищать тебя где угодно.
— Ладно, забудь про это. Я это к тому, что пока я была в комнате вне времени, у меня было четыре необычных помутнения сознания.
— А три других?
— Они были такими же ужасными. В одном из них я не прошла через Тёмную Зону в тот туманный день, когда потерялась. В'Лэйн перехватил меня недалеко от книжного магазина и уговорил довериться ему. Я видела тебя, но мы так и не познакомились. Я выбрала его. Я ушла с ним.
Он рычит:
— Этот мудак мёртв. Я сжёг то, что от него осталось, потыкал в прах и подождал, не восстанет ли чего-нибудь. Не восстало. И я съел прах.
Я взрываюсь хохотом.
— Ты же не стал бы есть прах Крууса.
— Хера с два, ещё как съел. А два других твоих... видения?
— Я была любовницей Крууса, но он держал меня в ловушке реальности снов, из которой я не могла сбежать. Я слышала, как ты ревёшь, пытаешься сказать мне правду об его лжи, требуешь, чтобы я проснулась, напеваешь заклинания, чтобы выиграть мне время для побега.
— А последнее?
— Папа умер, я убила всех фейри и старых земных богов...
—...кстати говоря, они должны стать твоим следующим проектом.
Я вздыхаю.
— Знаю. Обратно к помутнениям, — я отказываюсь отвлекаться теперь, когда я готова с этим разобраться. — В моём последнем видении моя ярость была столь велика, а моя жажда мести была столь всепоглощающей, что король Невидимых выбрал меня как преемницу, и как только его сила передалась мне, она тут же вырвалась наружу и убила всех существ, кроме людей.
— А я там был?
— Да, но я просеялась от тебя. Я сходила на могилу к папе, а потом отправилась жить среди звёзд.
— Что ж вы так боязливы, маловерные. С чего бы тебе убегать? Ты до сих пор веришь, что есть какая-то версия тебя, которую я не захочу? За которой я не пойду, решительно готовый разделить с ней жизнь до конца вселенной и самого времени?
На самом деле, это большая часть того, о чём я гадала.
— Я боялась, что ты будешь презирать меня за то, что я сделала. За то, что не сумела контролировать силу.
— Никогда. Кем бы ты ни стала. Что бы ты ни сделала. Я здесь. С тобой. Где бы мы ни оказались, мы вместе, — он перекатывается на бок, дёргает меня к себе и накрывает мой рот жарким и голодным поцелуем. Когда мы наконец отрываемся друг от друга, я вся свечусь и отвлекаюсь, но я женщина на миссии. Мне надо знать.
— Так вот, — продолжаю я. — Я думала об этих видениях и нашла четыре возможных объяснения.
— Мы всё ещё говорим об этом? — рычит он.
— Да. Первое: это просто сны, мои подсознательные страхи.
— Несомненно, верный ответ.
— Ты не выслушал три остальных варианта. Тс-с-с.
— Ты только что шикнула на меня?
— Второе: это настолько деликатный дар предвидения королевы.
— Я куплюсь на это. Почему ты до сих пор используешь свой талантливый ротик для разговоров, когда ты можешь делать им массу других вещей?
— Третье: Маздан не признал, что сплетал мои сны, как и ты не признаёшь большую часть того, что ты делаешь.
— Теперь в этом разговоре осуждают и меня. Как мы до этого докатились? — он смеётся и тянется ко мне.
Я спешно отползаю в сторону.
— Бэрронс, что если это были не видения и не сны? Что, если это дежавю? Как мне понять разницу между дурным предчувствием о будущем и ощущением, будто я уже бывала здесь прежде?
— Какая разница? Реальности, которые ты увидела мельком — это не та реальность, в которой ты живёшь.
Я открываю рот, затем закрываю обратно. Потом, собравшись с духом, я выпаливаю:
— Четвёртое: каждый из этих вариантов событий действительно случился, и каждый раз ты каким-то образом возвращал меня назад, помогал начать с чистого листа и делал так до тех пор, пока я не сделала всё правильно.
Он смотрит на меня несколько долгих секунд, затем говорит:
— Ты явно считаешь, что я обладаю колоссальной силой.
От меня не ускользает тот факт, что он этого не отрицает.
— Во-первых, — быстро продолжает он. — Ты подразумеваешь, что в тех других реальностях ты сделала что-то неправильно. Это не так. В каждом варианте ты была жертвой. И ни в одном из них ты не была плохим человеком. Ты была хорошим человеком, которого варварством подтолкнули к плохим поступкам. Во-вторых, Мак, почему мы до сих пор обсуждаем это? Мы же в нужной реальности.
— Ты каким-то образом возвращал меня в прошлое, чтобы отменить неправильные реальности, пока мы не пришли к этому?
Он слегка улыбается.
— Откуда мне знать? Я бы тоже вернулся в прошлое, и ни у одного из нас не осталось бы воспоминаний. Так что, как видишь, — говорит он, притягивая меня обратно в свои объятия, — это неважно. Единственное, что имеет значение — мы здесь, сейчас, в секс-темнице, которая, мне хочется добавить, поразительно изобретательна. Наш мир — отличное место для жизни. В этой реальности, в единственной, которую я сужу, ты справилась хорошо. В этот раз я оставался в стороне, позволял тебе принимать решения.
Я встречаюсь с его непостижимым тёмным взглядом и осознаю, что это весь ответ, который я получу. В этой реальности, в единственной, которую я могу судить, я справилась хорошо.
— Если так подумать, ты был другим, Бэрронс. Ты позволял мне говорить, принимать все решения, только изредка рычал, что я не буду одна делать то, что я собралась делать. Я всё ждала, когда ты вмешаешься или сделаешь что-нибудь.
— Понятно. Я ничего не сделал, чтобы провести нас через эту последнюю эскападу. Вот что ты думаешь, — сухо говорит он. — Полагаю, всё сделал Маздан.
Я подмигиваю ему.
— Завидуешь?
— Попробовала бы ты жить с двойником в твоём мире.
— Жила же.
— Совсем недолго. Я хотел презирать Маздана. В итоге я осознал, что он гениальный, невероятно привлекательный, сообразительный, изобретательный, талантливый, смертоносный в сражении — почти такой же полный комплект, как и оригинал.
Я смеюсь.
— И всё же ты должен признать, ты поразительно тихо стоял в стороне на протяжении всех тех событий, которые случились после моего выхода из комнаты.
— А чего ты ожидала?
— Что ты будешь делать то же, что и всегда. Выслеживать, реветь, захватывать контроль. Угрожать. Разбираться. Завоёвывать. Возможно, даже диктовать и ожидать, что все тут же спешно и слепо подчинятся.
— Ах, старые-добрые деньки, — говорит он со вздохом. — Я смотрел, как ты эволюционируешь, Мак. Со дня, когда ты ворвалась в мой магазин, до дня, когда ты покинула комнату. Это было не моё испытание. А твоё. Хотя если честно, это было и моё испытание тоже. Мне нравится угрожать, разбираться, завоёвывать и преуспевать в этом. Мне было бы слишком просто продолжать делать это и никогда не уступать тебе дорогу. Я хочу равную себе. И ты — равная мне. И ты великолепно со всем справилась.
— Спасибо. Иерихон.
— Всегда. Мак.
Как Дэни и Шазам, мы с Бэрронсом говорим на своём кодовом языке. Когда Дэни говорит «Я вижу тебя, Йи-йи», Шазам знает, что она признаётся ему в любви.
Каждый раз, когда я произношу «Спасибо», я говорю ему, что он моё солнце, луна и звёзды.
И каждый раз, когда Бэрронс отвечает «Всегда. Мак», я знаю, что это значит.
Его «всегда» — это присяга любви, вечное обещание и гарантия, что хотя мы, возможно, никогда не будем жить счастливо на протяжении долгого времени, мы будем жить. Вместе. Ярко и страстно.
Огонь для его льда.
Лёд для моей лихорадки.
КОНЕЦ
БОНУС
От автора
Закончив последнюю главу «Королевства Тени и Света», я не ощутила чувства завершённости, и меня донимала сцена, из-за которой (если бы я не написала её) я бы не спала по ночам, крутилась и ворочалась, терпя разглагольствования персонажа, требующего, чтобы я дала ему его последний час на странице.
Я предпочитаю, чтобы меня не преследовал по ночам именно этот персонаж, потому что за этим непременно последует хаос, хотя я с готовностью приму тенистые встречи с Мазданом в Стране Снов.
Король Невидимых оставил пост после миллионов лет у власти. Он передал свою неизмеримую, внушительную силу преемнику. И всё же к концу Королевства Тени и Света он так и не появился на страницах, если не считать периодического парения в аморфном облике.
Что оставило меня с бесчисленными вопросами без ответа.
Какое существование ждало его теперь? Каким существом он был, из какого теста он слеплен, к какому виду он принадлежал... остался ли он бессмертным? Есть ли у него дом, к которому он мог вернуться? Сохранил ли он остаточные силы? К чему всё это было — его грандиозная история любви, создание и разрушение бесчисленного множества существ и миров — если всё это закончится так, вообще без нормального финала?
А как насчет холодного, лишённого угольков будуара в Белом Особняке, где половина комнаты возлюбленной отделена от половины короля Невидимых без соединяющего их зеркала? Великолепное имение похолодело в день, когда я написала сцену, в которой любовь между королём Невидимых и Зарой умирает. Особняк поблёк, и в некоторых уголках роскошные спальни сменились мавзолеями, а в садах появились усыпальницы. Смерть их колоссальной любви выгравировала на этом безграничном Доме эмблемы разрушения, чего никогда прежде не существовало в этих стенах. Ослепительная гамма мраморных коридоров померкла, солнечный свет потускнел, огонь в очагах погас, лампы потухли. Искрящие светлячки падали на пол и превращались в пепел. В комнате Неба, где Мак когда-то подумывала принять солнечные ванны, пушистые облака сделались тёмными и грозовыми, и из потолка хлынул поток слёз, ибо сам Особняк плакал и скорбел.
История любви Мак и Бэрронса расцвела в тени древнего, страстного, легендарного романа.
Когда Парень с Мечтательными Глазами (описывающий себя как один из обликов короля, который отказался возвращаться, потребовал власти над своей судьбой, и является лишь одной капелькой дождя от того шторма, который представляет собой король Невидимых) пришёл к Мак в «Песне Лихорадки», он потребовал три дара.
Он получил лишь два. Мак восстановила смертность возлюбленной и вернула ту в её родной мир. ПМГ сказал Мак, что однажды он или король придут за третьим даром. К концу «Королевства Тени и Света» этого не случилось.
Я также знала, в чём заключался третий дар. Но мне надо было увидеть сцену.
И Мак тоже нужно было увидеть это, потому что она верит, что любовь — это то, что заставляет людей выпрыгивать из кровати по утрам, несмотря на ноющие суставы и усталые кости, а также ложиться в эту постель рано вечером. Любовь питает сны, славится излечением порушенных тел и сломанных костей, и Мак верит, что когда люди занимаются любовью (либо физически с партнёром, либо через расцветание любви между родственными душами), они едва ощутимо сдвигают баланс вселенной к лучшему состоянию, подталкивают её и всех причастных на один шажок ближе к Божественному.
И Зара, и король Невидимых неидеальны и допустили бесчисленное множество ошибок — какие-то принадлежали им самим, в других случаях они были пешками на чужих шахматных досках. (Да, даже король).
Это не делает их (или кого-то из нас) менее достойными ещё одного шанса на то, чтобы всё исправить.
Четвёртый эпилог
Дай мне жизнь, дай мне боль, дай мне меня саму [71]
Зара была могущественной ведьмой лесов, звёзд и морей.
Для тех, кто жил в её деревне, она больше не была незнакомкой, прибывшей пять лет назад; одинокой женщиной, ледяной и отстранённой, пришедшей из чужой и далёкой страны, несущей странные обычаи… возможно, из-за головокружительных заснеженных гор или дикого, опасного, продуваемого ветрами моря.
После многих лет, проведённых среди них, Зара стала их сострадательной и любимой целительницей, ради защиты которой они пойдут на войну. Они построили на поляне на краю леса прекрасную хижину для неё и её спутницы Т'мурры, которая сидела на её плече, когда Зара совершала обход. Они прорыли туннель, чтобы выпустить ручей из кристаллов льда, окружили его гладкими бледными камнями и создали для неё отражающий бассейн, в котором она могла бы творить свои магические заклинания или купаться под серебристой луной. Они подарили ей козу и корову, навоз для её садов, и её кладовая всегда была полна.
У неё имелся клан.
Она была не чужой.
Зара наконец-то очутилась дома.
Хотя жители деревни были встревожены тем, что после стольких лет среди них она по-прежнему не желала говорить о своём прошлом (и не проявляла никакого желания обзавестись парой!), как это обычно бывает с людьми, обделёнными историей, они населили её таинственное молчание своими собственными конструкциями. Они говорили друг другу, что она перенесла ужасные страдания и, несмотря ни на что, победила. Они плели нити мифических зверей, всепоглощающей любви и сокрушительного предательства, рассказы о могущественных и непредсказуемых королях, войнах и невыразимой боли. Они держали пари, что у неё имелись шрамы, такие глубокие и жестокие, что они могли бы снова излить кровь сердца, и были словами, придающими форму и содержание отвратительным деяниям, стоящим за ними.
Они были правы во всех отношениях.
— Оук! Молчание — золото! — пискнула примостившаяся на шкафчике неподалёку Т'Мурра, угадав её мысли. Они стали неразделимыми, она и её подружка с ярким оперением. Лишь своей крылатой спутнице она доверяла тайны своего сердца.
— Возможно, не золото, но оно бесспорно безопаснее, — пробормотала Зара.
— Оук! Безопаснее! — согласилась Т'Мурра.
Прошлое было зелёным семенем, которое, если его удобрить слишком большим количеством разговоров и полить слишком большим количеством слёз, вырастало в густую чащу, что не давала семенам надежды из настоящего добраться до почвы и дать плоды.
Зара молчала так много веков, спрятанная в Белом Особняке, что и забыла, как говорить. Измученная одиночеством до предела, чувствуя себя прозрачной, как тень, она призраком бродила по тихим, пустым коридорам. Ожидая. Всегда ожидая.
Короля, который так и не пришёл.
В таком состоянии её нашёл Круус, принёсший фляжку, которую король не потрудился доставить лично.
Круус, её враг, великий обманщик, в то время стал долгожданным и желанным другом.
Затем, на протяжении новых бесчисленных тысячелетий было слишком много разговоров в пресыщенном, сложном, изменническом Дворе Фейри, которым она в итоге правила одну маленькую адскую вечность.
Её жизнь была долгой.
Но теперь уже нет.
Сидя со скрещенными ногами на тюфяке перед очагом, Зара изучала тыльную сторону своей руки в свете пламени и улыбалась.
Её кожа начала сморщиваться. Морщинки пролегли в уголках её глаз и рта, едва заметные линии избороздили лоб.
Желанные признаки смертности.
Но гораздо более волнующим было нежное сияние, исходившее от её смуглой кожи, окружавшее ореолом её тёмные волосы, деликатный блеск, который, как она когда-то верила, никогда больше не увидит — истинный оттенок её существа.
Как и Адам Блэк, фейри-принц Д'жай, который так очаровал её — тот, кто решил пожертвовать всем, даже своим бессмертием ради любви — Зара мерцала светом бессмертной души.
Это случилось почти два года назад, в ту ночь, когда она чуть не умерла, пытаясь исцелить отравленного ребёнка. Она использовала все имеющиеся в её распоряжении средства, все настойки, припарки и зелья, отчаянно пытаясь спасти маленькую девочку и дать ей шанс на короткую, но бесконечно яркую жизнь, на которую имеют право смертные. С больным сердцем, измученная, когда всё потерпело неудачу, Зара сделала единственное, что оставалось: она втянула яд в своё тело и легла, чтобы умереть вместо ребёнка.