Я знаю, Эверли думает, что она темная, а Ария была светлой, но, на мой взгляд, ее образ лучше, чем всегда быть яркой и блестящей. Эв не чувствует этого внутри, но все же хочет быть такой. Хочет, чтобы другие были счастливы, даже когда сама этого не чувствует.
Эверли открывает рот, чтобы что-то сказать, но, должно быть, передумывает, когда кладет руку на мое колотящееся сердце.
— Твоя цель — лечить сердца людей, чтобы какому-нибудь другому маленькому мальчику не пришлось страдать от потери матери — это тоже прекрасно. Ты не он.
Это все слишком, и вместо того, чтобы продолжать говорить, я снова целую ее.
И она охотно отдается мне, забирая мою боль.
Потому что это то, что делает Эверли. Она унимает боль.
Глава двадцать пятая
ЭВЕРЛИ
— Опять идет снег. — Смотрю на Купера после того, как выглянула в окно и увидела, что снегопад обрушился с удвоенной силой. Я так чертовски устала от снега.
Куп едва отрывает взгляд от журнала, который мы нашли на прошлой неделе. Он лежал на полу в одном из шкафов. Это какой-то кулинарный журнал, который мы оба уже выучили наизусть от корки до корки. Парень был странным с самого Рождества, прошедшего несколько дней назад.
Может быть, мы слишком много раскрыли друг другу.
Не знаю из-за чего, но он определенно был не в себе. Я подхожу к нему и на ходу снимаю рубашку.
— Куп...
Он поднимает глаза, его взгляд прикован к моему кружевному лифчику.
— Что?
Я расстегиваю лифчик и позволяю ему упасть на пол, прежде чем сесть ему на колени.
— Если мне придется раздеться, чтобы ты обратил на меня внимание, думаю, я могу это делать.
Он бросает журнал рядом с собой, и я тянусь, чтобы поцеловать его в шею, все еще не в силах насытиться им.
— Эв...
Его голос звучит сдавленно, как будто ему трудно произнести мое имя. От этого по мне пробегает леденящий страх. Я перестаю целовать его в шею и смотрю ему в глаза.
— Что не так?
— Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Меня переполняет страх. Я понятия не имею, что у него на уме, но один взгляд в его глаза говорит мне, что это что-то нехорошее.
— Что не так?
Я наблюдаю, как его кадык подскакивает к горлу, когда он отводит взгляд. Солнце начинает садиться, но света с улицы и от огня в камине достаточно, чтобы в комнате оставалось светло, поэтому я ясно вижу его. И Купер выглядит обеспокоенным.
— Ты меня пугаешь. Что случилось?
Он тянет руку вверх, нежно поглаживая мою щеку.
— Ты возненавидишь меня.
Что, черт возьми, здесь происходит?
— Что случилось? Ты съел последнюю упаковку вяленой говядины?
Купер не улыбается. На его лице остается грустное, нервное выражение, которое пугает меня.
— Это насчет Лиама.
Я замираю и пристально смотрю на него.
— Что насчет него?
Парень опускает взгляд на мою обнаженную грудь, а затем возвращает к моему лицу.
— Может быть, тебе стоит одеться.
— Просто скажи мне.
Лиам мертв. Уже почти месяц. Я не понимаю, что происходит, но мой разум лихорадочно работает.
— Оденься, Эв.
Слезаю с его колен и хватаю свою рубашку, натягиваю ее поверх голого тела.
— Что? Что насчет Лиама?
Я стою, но он остается сидеть, выглядя таким встревоженным и разбитым, что почти не похож на себя, когда смотрит на меня полными раскаяния глазами.
— Он мне кое-что рассказал.
— Что? — Я сажусь рядом с ним. — Когда?
— Перед тем, как мы уехали.
— Что рассказал?
Что, черт возьми, происходит?
— Он, э-эм... — Купер замолкает, и мое сердце бешено колотится вместе с моим разумом. — Эв…
— Что, Купер?
Парень снова сглатывает, а затем делает глубокий вдох.
— Он изменил тебе.
Я стою, как громом пораженная, чувствуя слабость в ногах. Но мне удается удержаться, когда смотрю на Купа, изучая его лицо. Ищу в нем признаки того, что тот пошутил, но ничего не нахожу.
— О чем ты говоришь? Нет, он этого не делал.
— Сделал. — Купер встает, но между нами остается пара футов. — Мне жаль, что я ничего не сказал раньше. Просто... — Он проводит рукой по волосам, крепко сжимая. — Я не... — Он не находит слов, и мое тело немеет, пока я вспоминаю тот последний месяц с Лиамом.
— Нет. Он ни за что не поступил бы так со мной.
— Я тоже так думал. И был удивлен, когда он сказал мне, Эв. Но он сказал, что облажался.
— Нет. — Я обхватываю себя руками за талию, сжимая ноющий живот. — Он бы так со мной не поступил.
Лиам был идеальным парнем. Любящим и добрым. Чувствительным. Когда я болела, он приносил мне суп. Когда ругалась с мамой, гладил меня по спине, обнимал и успокаивал. Он был нежным любовником, что, возможно, не особо мне нравилось, но когда тот целовал меня, я чувствовала себя любимой. Лиам бы так со мной не поступил.
— Эв... — Купер делает шаг ко мне, но я отступаю, опуская руки по бокам.
— Нет. Какого черта ты лжешь? Что происходит? Тебе что, так чертовски скучно? Устал от секса и решил так его оживить?
— Нет. — Он выглядит расстроенным. — Конечно, нет.
— Тогда почему сейчас? Зачем говорить мне об этом сейчас? Прошло больше трех недель. Почему? — Мой голос хриплый, и я на грани слез, но мне все равно. Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза.
— Потому что я больше не могу. Не могу, черт возьми, лгать тебе, или хранить это в секрете, или что там еще, блядь. Я не могу. — Его голос напряжен от эмоций. Мои колени дрожат подо мной, как будто больше не могут удержать меня.
Качаю головой, я почти на грани срыва. Уверена, что выгляжу сумасшедшей.
— Он бы не стал мне изменять. Ты лжешь.
— Нет. Он сам сказал мне.
— Когда?
— Прямо перед тем, как вы с Арией пришли к нам домой, чтобы отправиться в поездку. Вот почему нам потребовалось так много времени, чтобы открыть дверь. Он как раз сказал мне.
Я все еще качаю головой, но им и правда потребовалась целая вечность, чтобы открыть дверь. Они оба выглядели взволнованными, когда, наконец, это сделали. Лиам был бледен. Я думала, он болен.
— Нет.
— Эверли... — Он снова делает шаг ко мне, и на этот раз я не отстраняюсь.
— Что он сказал?
Купер делает еще один глубокий вдох, и его плечи опускаются.
— Сказал, что облажался. Что изменил тебе.
— С кем?
— Я не спрашивал.
Пристально смотрю на него, пытаясь убить взглядом.
— Ты не спрашивал? Ты что, шутишь?
Он подходит ближе.
— Не имело значения, кто это был.
Куп опускает руку мне на плечо, и я отталкиваю его.
— Не прикасайся ко мне. Ты знал! Он сказал тебе перед аварией. И ты знал. — Я сжимаю зубы так сильно, что, кажется, они могут треснуть. — Ты мне не сказал.
Он отступает назад, снова хватаясь за волосы.
— Я был немного занят, пытаясь сохранить нам жизнь, черт возьми.
— О, да пошел ты. Ты мог бы сказать мне, как только мы вошли в рутину, и ты, блядь, это знаешь, — нападаю я на него, в ярости думая обо всех тех случаях, когда тот обнимал меня. За все то время, что мы провели здесь. При всех наших разговорах, и он так и не сказал мне. — Ты не сказал.
— Нет. Не ска... — Он убирает руку с волос. — Черт!
— Почему?
В его глазах мольба.
— Лиам был моим лучшим другом. Всю мою жизнь он был рядом со мной. Мы рассказывали друг другу все. Каждую чертову вещь. Я знал, что могу пойти к нему с чем угодно, и он знал то же самое. Неужели эта преданность должна была исчезнуть только потому, что он умер?
— Нет. Но, может быть, потому что ты трахнул меня! — Я злюсь и кричу, как он мог скрыть это от меня? — Или, может быть, потому что ты поцеловал меня!
Его лицо, боже, его лицо... Купер выглядит уничтоженным, но я не могу. Не могу поверить, что он мог скрыть это от меня. После всего, что я ему наговорила. После всего того времени, что потратила, полагаясь на него.
— Поверь мне, это убивало меня. Я не знал, где, черт возьми, моя преданность... — Он опускает глаза. — До этой ночи.
— Что же изменилось? — Сейчас я стою перед ним, требуя от него внятного ответа. — Хм?
— Я не знаю. Что-то изменилось, и я понял, что больше не могу скрывать это от тебя. Но все равно... даже сейчас... Черт, Эверли, я чувствую, что снова предаю его.
— А как насчет его предательства по отношению ко мне? — Я указываю на свою грудь, на свое разбитое сердце, поэтому к черту его преданность.
— Он был моим лучшим другом.
— Он был моим парнем. И Лиам, черт возьми, изменил мне. Это разбило бы мне сердце, а ты знал, что так будет, но не сказал мне. Ты трахал меня снова и снова, зная, что он изменил. Зная, что я этого не знаю и чувствовала себя виноватой. Как будто это я изменяла ему.
Теперь он злится.
— Значит, теперь ты не чувствуешь себя виноватой? Из-за того, что он изменщик, ты можешь трахнуть меня без чувства вины?
— Так поэтому ты мне сказал? — Я отвечаю ему тем же взглядом.
— Нет.
— Тогда почему? Какого черта ты вдруг стал мне предан? — Я сжимаю руку в кулак, желая дать ему пощечину. Желая, чтобы ему было больно, потому что мне больно. — Хм? — Мой голос громкий от ярости, и я снова кричу: — Я была твоей. Мы трахались, как кролики. Зачем все это портить, а?
— Потому что это не просто секс, Эв! — Его тело напряжено, как и мое. Мы оба тяжело дышим и злимся. — Это твои гребаные цветы.
— Что? — Теперь я смотрю на него в замешательстве.
— Твои чертовы цветы и твоя сила. Твоя стервозность. Все это.
— Ты говоришь, как психопат. В твоих словах нет никакого смысла.
Он подходит ко мне ближе и притягивает меня к себе здоровой рукой, не отпуская, но я и не пытаюсь вырваться.
— Есть. Ты просто не слушаешь меня. Это ты, Эверли. Тот факт, что ты хочешь быть флористом, а не хирургом. Тот факт, что тебе изменил твой первый парень-идиот, и ты не отступила, когда твоя мама хотела, чтобы ты простила его. Твой огонь. Твой драйв. Ты выбираешь быть собой, даже если тебя отталкивают. — Его рот отвлекает, когда я наблюдаю, как двигаются его губы, и на мгновение я слабею, слушая его. — Твои прикосновения. Они не сладкие и не нежные. Ты знаешь, чего хочешь, и идешь к этому. То, как ты трахаешься...
— Остановись. — Мне нужно, чтобы он замолчал.
— Нет. — Он обнимает меня крепче. — Ты трахаешься так, как живешь. С боем. С гневом. С неистовой решимостью. Ты жестко трахаешь меня, и позволяешь мне делать то же самое с тобой. Твои движения рассчитаны и ритмичны. Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, как сильно ты заботишься, но ты это делаешь. Ты и целуешься также.
Теперь он смотрит на мои губы.
— Не целуй меня, черт возьми.
— Когда ты целуешь, я чувствую это. Как сильно ты заботишься. — Сглатываю, наблюдая за его губами. Хотела бы я отвести взгляд, потому что так происходит только с ним. Интересно, знает ли он об этом.
— Нет.
Купер морщит лоб в замешательстве.
— Да...
— А что, если он меня чем-то заразил? — Я отталкиваю его. — Ты так отчаянно хотел заполучить меня, что рисковал подхватить какую-нибудь болезнь.
Он качает головой, снова выглядя виноватым.
— Нет. Он использовал презерватив, когда...
— Ты спросил его об этом?
Он кивает.
— Да. Я... — Он выглядит опустошенным.
— Ты не спросил его, с кем он трахался, но спросил, использовал ли он защиту?
— Я сказал ему, что тогда этого как будто никогда и не было. Если он использовал презерватив, то этого не произошло.
У меня отвисает челюсть от шока, когда я смотрю на него, снова схватившись за живот.
— Ты поощрял его не говорить мне об этом?
— Я знал, что ты положишь этому конец, если он признается.
Я бы так и сделала. Без сомнения. Как бы сильно его ни любила, я бы не смогла простить ему этого.
— Значит, ты хотел, чтобы я была с ним? — Я еще крепче обхватываю себя за талию.
Я думала, что мы были замешаны в какой-то истории безответной любви... или, по крайней мере, влечения... Но нет. Он сказал моему парню, чтобы тот не признавался в измене. Чтобы мы были вместе.
— Все не так просто.
— Все очень просто. — Я ищу его взгляд, пытаясь найти парня из последних нескольких недель.
«Вот идиотка. Он просто хотел трахнуться. Чтобы как-то скоротать время».
Мы так и договаривались с самого начала. Почему я так удивлена?
— Ты просил его не говорить мне.
— Я не хотел, чтобы он потерял тебя. Черт, Эверли. Он был...
Я быстро перебиваю его. Не желая слышать, кем был для него Лиам. И что я была никем.
— Твоим лучшим другом. Я поняла. Я знаю.
— Нет, не знаешь. — Он прикрывает свое сердце рукой. — Я всегда наблюдал за вами двумя вместе. И знаю, что он любил тебя. Поэтому не смог бы видеть, как ему больно. Видеть, как больно тебе.
Я качаю головой из стороны в сторону, а затем останавливаюсь, глядя прямо ему в глаза.
— Ты не хотел отменять поездку.
— Что?
«Я такая чертова идиотка».
— Ты не хотел отменять поездку. Ты хотел убедиться, что тебе удастся привести Арию в хижину, чтобы, наконец, залезть к ней в штаны. — Он делает шаг ко мне, тянется за моей рукой, но я отдергиваю ее и отступаю назад. — Не надо.
— Это неправда.
— Конечно, правда. Если бы он сказал мне, что изменил, мы бы не поехали. У вас с Арией не было бы вашего маленького отпуска. — Я снова делаю шаг назад. — Ты хотел ее. А потом, когда они умерли... Ты, блядь, солгал мне, чтобы не дать впасть в депрессию. Чтобы я не была слишком подавлена, чтобы трахаться.
— Эверли. — Его взгляд полон ужаса и затравленности, но он не спорит.
— Оставь меня в покое.
Я поворачиваюсь, хватаю лампу и выхожу из гостиной.
— Эверли.
Я слышу, как он зовет меня, но не оборачиваюсь. Не хочу иметь с ним ничего общего.
Я была дурой. Полной идиоткой.
Очевидно, у меня ужасный вкус на мужчин.
Глава двадцать шестая
КУПЕР
Даю ей минутку, потому что знаю, что ей это нужно. У меня болит грудь, и я чувствую, что на самом деле могу, блядь, умереть. То, как Эверли смотрела на меня. Как будто я предал ее хуже, чем Лиам. Это может на самом деле убить меня.
Иду в спальню и нахожу ее на полу, съежившуюся в углу с керосиновой лампой.
— Оставь меня в покое.
— Я не могу. — Вхожу в комнату и опускаюсь перед ней на колени. — Мне так чертовски жаль.
Может быть, мне не следовало ей говорить, но все, что я сказал, было правдой. Где-то на этом пути моя лояльность изменилась. И не только потому, что Лиам мертв, но и потому, что она заслуживала знать. Но черт возьми, если я не чувствую себя виноватым за то, что предал своего лучшего друга.
Потому что именно таким был Лиам. Он всегда был рядом со мной, всю мою жизнь. И теперь я раскрыл его самый большой секрет. Это делает его похожим на дерьмового парня, хотя на самом деле, вплоть до того дня, когда он изменил, Лиам был отличным парнем.
Я знаю. Потому что издалека наблюдал, как он души в ней не чает. Лиам любил ее. Сможет ли Эверли поверить в это сейчас, не знаю. Она была всем для него.
И я ненавижу то, что не расспросил его подробнее о деталях. Просто не хотел этого знать. Не хотел знать больше, чем уже знал.
— Эверли, здесь слишком холодно. Пожалуйста, вернись в гостиную.
Она смотрит прямо на меня, и я вижу, как слезы текут по ее щекам, и это меня убивает.
— Я не хочу быть рядом с тобой. Ты солгал мне.
— Мне жаль.
— Нет, не жаль. Ты бы сделал это снова, верно?
Я не знаю. Честно говоря, не знаю. Я больше никогда не хочу видеть это выражение на ее лице. Взгляд, полный предательства.
— Я не знаю.
— Конечно. Я была права насчет тебя все это время. Ты эгоист. Просто плейбой, который хочет добиться своего.
Эверли злится. И имеет на это право.
— Возвращайся в гостиную.
— Нет.
— Иди, а я останусь здесь.
Она качает головой, и стоическая холодность омывает ее красивое лицо, когда она вытирает слезы.
— Я даже не настолько зла на тебя. — Она пожимает плечами. — По крайней мере, я не должна злиться. — Куда она клонит? — Я точно знала, что происходит между нами.
Теперь мы стоим всего в нескольких футах друг от друга, лампа все еще на полу между нами.
— И что же это?
— Просто трах, чтобы скоротать время.
— Не говори так.
Девушка отмахивается от меня. И я не понимаю, как эти слова не разрушают ее. Это выше моего понимания, потому что это, черт возьми, разрушает меня.
— Он был твоим другом. Но не я. Я была просто девушкой твоего друга. — Эв смеется, но это ненастоящий смех. — И старшая сестра твоей подруги.
— Это неправда.
И снова она отмахивается от меня.
— Правда. И ты должен был быть предан своему другу. Я не сержусь.
Нет, она злится.
Эверли снова смеется, но смех сопровождается всхлипом.
— Я имею в виду, только потому, что у нас был секс, я ожидала, что тебе, блядь, будет не все равно. Как по-девчачьи с моей стороны.
— Не говори так. — Я двигаюсь к ней, касаясь пальцами ее щеки, но она отталкивает мою руку.
— Не прикасайся ко мне. Между нами, — она указывает рукой на пространство между нами, — все кончено. Нам придется придумать другие способы развлечь себя.
— Это не то, что есть.
Эверли распрямляет плечи, пристально глядя мне в глаза.
— Это именно то, что было. Два человека, напуганных и застрявших неизвестно где. Любой бы кончил тем, что трахнулся.
Я ненавижу, что она принижает все, что произошло между нами. Я рассказал ей то, чего никогда никому не рассказывал. Даже Лиаму. Она знает обо мне больше, чем кто-либо другой, но ведет себя так, словно впустила меня в себя только от скуки.
— Пожалуйста, вернись в гостиную.
— Я не хочу разговаривать.
Я киваю головой в знак согласия.
— Хорошо.
— И определенно не хочу трахаться.
С трудом сглатываю, и не потому, что собирался заняться с ней сексом, а потому, что она думает, что я на самом деле думаю об этом прямо сейчас, когда теряю ее. Теряю все, что у меня было вчера, что для меня стало целым миром.
— И не мечтал об этом.
— Хорошо.
Я хватаю лампу с пола, и мы возвращаемся на диван, где я ложусь, а Эверли ложится с другой стороны, свернувшись калачиком.
Смотрю на камин и удивляюсь, какого хрена я открыл рот. Не потому, что хочу продолжать трахать ее — я имею в виду, что хочу, но это нечто большее. Я ненавижу эту тишину.
Простит ли она меня когда-нибудь?
Глава двадцать седьмая
ЭВЕРЛИ
Чувствую себя опустошенной. Все то, во что я верила, оказалось полной ложью. Я не сплю и смотрю в потолок уже, по меньшей мере, час, а иногда смотрю на другую сторону дивана, которая сейчас пуста. Не знаю, где Купер, но у меня нет сил его искать.
Я имела в виду то, что сказала прошлой ночью. Я не должна злиться на него. Он действительно был лучшим другом Лиама. Конечно, тот был предан ему. Но по какой-то причине то, что Купер мне не рассказал, почему-то хуже, чем то, что Лиам мне изменил.
И у меня нет сил думать об этом.
Я была так чертовски счастлива.
Теперь я — ничто.
— Эверли! — Купер с криком врывается в парадную дверь.
— Что? — Я встаю с дивана, когда он указывает за спину, не закрывая дверь.
— Грузовик.
— Что? — Я быстро подхожу к входной двери и вижу грузовик, остановившийся перед домом. — О, боже мой.
Натягиваю ботинки, а Купер выходит на улицу. Мое сердце колотится, когда я присоединяюсь к нему и вижу пару средних лет, которая вылезает из грузовика и смотрит на нас в шоке.
— Привет, — осторожно здоровается женщина.
— О, боже мой. — Я не могу поверить, что здесь кто-то есть. Быстро спускаюсь к ним по лестнице. — Это ваш дом? — спрашиваю я.
Мужчина молчит и подходит, чтобы встать рядом со своей женой в защитной позе.
— Ее отца.
Я тупо киваю головой, когда Купер становится рядом со мной.
— Приносим свои извинения за вторжение.
Мое сердце все еще неистово колотится, когда я фокусируя взгляд на женщине. Мужчина крупный и немного пугающий.
— Мы попали в аварию. Телефон не работал, и мы не знали, что делать. Случайно наткнулись на ваш дом...
— Это была ваша машина?
Мое сердце теперь застряло в горле. Они нашли машину? Значит ли это, что они нашли Лиама и Арию? Я киваю.
— Вы нашли ее?
Женщина печально качает головой.
— Власти нашли машину несколько дней назад. Значит вы Купер и Эверли?
Я снова киваю.
— Они нашли Лиама и Арию? — На самом деле это не вопрос. Если они знают наши имена, то должны знать, что мы двое пропали без вести.
— Да. Мне очень жаль.
Слезы наворачиваются на мои глаза, но я не даю им пролиться.
— Простите, что мы ворвались в дом вашего отца. Мы просто...
— Мы чуть не замерзли насмерть, — заканчивает Купер, и женщина смотрит на него добрыми глазами.
— Я рада, что его дом смог уберечь вас, — грустно улыбается она. — Он был бы так рад этому.
Мужчина обнимает ее за плечи и крепко прижимает к себе, глядя на нас.
— Ее отец скончался шесть месяцев назад. Мы готовили дом к продаже, когда увидели, что надвигается метель, и решили подождать, пока она не рассеется.
Я киваю головой, оглядываясь на белый снег, который наконец-то начинает таять. Снега вчера особо не прибавилось, а сегодня на самом деле солнечно, и я бы сказала, что температура выше нуля.
— Мы использовали дрова. И консервы.
Женщина улыбается в ответ на это.
— Моя мать умерла год назад. Папа был так одинок, что почти все оставшиеся дни проводил за рубкой дров и консервированием. Он был бы так счастлив, что его труды не пропали даром.
Я тоже улыбаюсь, благодарная, что женщина не собирается злиться.
— Мы можем заплатить.
Женщина отмахивается.
— Ребята, вас отвезти в город?
Мы оба быстро киваем и горячо благодарим их. Затем заходим внутрь и быстро собираем наши вещи и забрасываем их в кузов грузовика. Я оглядываюсь на обветшалый старый дом, который поддерживал нашу жизнь более трех недель.
У меня болит сердце.
Всего день назад я бы ушла с грустной улыбкой, но с хорошими воспоминаниями, несмотря на ужасные обстоятельства. Но теперь, глядя на дом, я вижу только ложь.
Мы едем в грузовике, слушая рассказы пожилой пары о доме в котором мы жили, пока не добираемся до полицейского участка.
После объяснения, кто мы такие, нас везут в местную больницу, чтобы медики смогли осмотреть нас, а затем нас оставляют в комнате ждать.
С нашими родителями, по-видимому, связались, когда власти нашли машину, Лиама и Арию, но отец Купера не ответил. Мои родители, очевидно, только что вернулись домой после того, как забрали тело Арии, но моя мать сейчас на пути сюда.
Но я не хочу ее видеть. Не хочу никого видеть. Я просто хочу съежиться в позе эмбриона под одеялом и, возможно, никогда не выходить.
— Ты в порядке?
Я смотрю на Купера, который сидит на смотровом столе в настоящей медицинской перевязи. Они сказали, что его плечо должно полностью зажить через неделю или две.
— В порядке.
Парень не заставляет меня говорить больше, и я благодарна ему за это. Мне хочется подойти к нему, поцеловать и почувствовать, как его сильные руки обнимают меня, но знаю, что не могу. Все это было лишь иллюзией.
— Эверли.
Бросаю взгляд на дверь, когда входит моя мама с дизайнерской сумочкой, перекинутой через плечо, и оглядывается вокруг, как будто все это ниже ее достоинства.
— Ты жива.
Я встаю.
— Да.
— Боже мой, Эверли. Мы все думали, что ты мертва. Поисковая группа искала тебя, но безрезультатно.
Моя мать ведет себя так, будто несчастный случай и мое выживание доставляет ей неудобства.
— Мы нашли заброшенный дом и остановились там.
— Ну, разве это не мило? Пока все тебя искали... — Она с усмешкой смотрит на Купера. — Ты была занята игрой в дом.
— Не совсем, — ворчу я, когда она дергает меня за сухие и ломкие волосы.
— Боже мой, Эверли. — Она разочарованно качает головой, прижимая руку к груди. — Они тебя проверили? — Клянусь, ее нос не может подняться выше. — Я имею в виду, насколько это возможно здесь.
Я киваю.
— Я в порядке. Немного истощена, но со мной все будет хорошо.
Она изучает порез на моей голове, который теперь превратился в шрам.
— Полагаю, мы сможем исправить это, когда вернемся домой. Видит бог, я бы никому здесь не позволила к нему прикоснуться.
— Все в порядке. — Я отмахиваюсь от нее, когда она тянется к нему.
Мама смотрит на Купера, а затем снова на меня.
— Вам нужно какое-нибудь другое лечение?
Я склоняю голову набок, не понимая, что она имеет в виду. Мама смотрит на меня, приподнимая бровь.
— Что?
— Какие-нибудь тесты?
О. Она имеет в виду венерические болезни.
— Нет. — Хотя, может быть. Но не из-за Купера, а потому что мой придурок-парень изменил мне, по крайней мере, один раз, если небольше.
— Отлично. Тогда поехали.
Мама тянет меня за руку, но я не могу не посмотреть на Купера.
— Твой отец ответил?
Наши телефоны работают здесь, и Куп отправил своему отцу сообщение. Он пожимает своим большим плечом.
— Нет. Но со мной все будет в порядке.
Я собираюсь поспорить с ним, когда раздается стук в дверь, и в комнату входит мама Лиама.
— Купер! — Женщина бросается к нему, и он встает как раз вовремя, чтобы та заключила его в свои объятия. Затем смотрит на меня. — Эверли, — выдыхает она. — Слава богу, вы оба в порядке.
Видите, вот как должна реагировать любящая мать. Я смотрю на свою собственную холодную и роботизированную мать, а затем на маму Лиама.
— Да.
Я подхожу к ней, и она заключает меня в объятия.
— О, я так рада. Я так волновалась.
Закрываю глаза и позволяю ее теплу окутать меня, хотя бы на мгновение. Женщина отпускает меня, а затем поворачивается к Куперу.
— Где твой отец?
Парень снова пожимает плечами, пытаясь вести себя спокойно, но это должно быть отстойно, что он даже не потрудился приехать и забрать своего сына, который мог умереть.
— Уверен, что он будет здесь.
— Я так рада, что вы двое в порядке.
— Мне жаль насчет Лиама, — говорит Купер напряженным голосом.
Она тихо всхлипывает.
— Мне тоже. — Она поворачивается ко мне и моей матери. — И я очень сожалею об Арии.
У меня болит грудь, но мама остается стойкой.
— Спасибо. Нам нужно идти. — Моя мама поворачивается ко мне. — Сейчас.
Мама Лиама поворачивается к Куперу.
— Я могу отвезти тебя домой, детка. Мы можем просто дать твоему отцу знать, что ты со мной.
Купер слегка улыбается ей и кивает.
— Спасибо.
Моя мама уже за дверью.
— Эверли. Сейчас же.
Я поворачиваюсь к Куперу, когда мама Лиама направляется к двери.
— Я дам вам двоим минутку.
Она выходит, бросая взгляд на мою маму, чтобы сказать, что она должна сделать то же самое, но, конечно, моя мама не хочет терять контроль. Та смотрит на меня.
— Минута.
Я киваю, когда она наконец уходит. Поворачиваюсь к Куперу, который стоит всего в паре футов от меня.
— Все действительно закончилось, да? — Я не совсем понимаю, что тот имеет в виду, пока он не тянется за шею, хватается за нее и добавляет: — Весь этот кошмар.
Я киваю.
— За исключением того, что Лиам и Ария все еще мертвы.
Он морщится.
— Да.
— Спасибо.
Купер в замешательстве останавливает взгляд на мне.
— За что?
— За то, что заботился обо мне, когда я была в полном шоке. За поиск дома и дров. За воду. За все, Куп. Спасибо.
Парень улыбается и опускает руку.
— Я сделал это не один. Ты таскала столько же, если не больше дров, чем я.
— Я бы не пережила первый час без тебя.
Он изучают мои глаза, и я знаю, что ему хочется сказать больше, но тот просто притягивает мое тело к себе и заключает в объятия. Я напрягаюсь, но затем быстро сдаюсь и обнимаю его в ответ.
— Пока, Купер.
Он качает головой, его губы приближаются к моему уху.
— Даже если ты злишься на меня, пожалуйста, пообещай, что, если я тебе понадоблюсь, ты позвонишь.
— Купер. — Я не поднимаю на него глаз, а просто позволяю ему обнять меня.
— Эверли.
Закрываю глаза и вздыхаю.
— Хорошо.
— Обещай.
Киваю, и слеза проливается на его футболку, но я не двигаюсь.
— Обещаю. Ты тоже, хорошо? Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне.
Парень обнимает меня немного крепче, и я чувствую, как он кивает головой.
— Хорошо.
Моя мать снова врывается внутрь, чтобы поругать меня за то, что я так долго, и мы медленно расстаемся.
— Увидимся, Эв.
Я заставляю себя улыбнуться и машу рукой, пока мама тащит меня прочь от него и из больницы.
Обратно в реальность.
Обратно в дом, в котором никого нет.