ББК 66.2(2)
В 1
Художественный редактор Д.А. Константинов
В 1
Воротников В. И.
«А было это так... Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС» — М.: «Совет ветеранов книгоиздания», SI - MAR 1995. — 480 с.
ISBN 5-87046-007-8
В книгу видного государственного и политического деятеля СССР и РСФСР В. И. Воротникова вошли его дневниковые записи периода 1982—1991 гг., в которых автор раскрывает деятельность Политбюро ЦК КПСС, высшего государственного руководства, показывает механизм принятия решений, его закулисную сторону. Автор не ограничивается документальным изложением событий, а дает им оценку, делает соответствующие выводы, анализирует, как то или иное решение соотносилось с интересами партии и страны.
ISBN 5-87046-007-8 ББК 66.2(2)
© Текст. В. И. Воротников. 1995
© Художественное оформление Д. А. Константинов. 1995
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Биография Виталия Ивановича Воротникова характерна для многих советских людей его поколения. Он родился в 1926 году в Воронеже, в рабочей семье. В 16 лет пошел работать на завод, сначала в Воронеже, а затем в Куйбышеве. Трудился рабочим, занимал ряд инженерно-технических должностей, был секретарем парткома Куйбышевского авиационного завода. В 1954 г. закончил вечернее отделение Куйбышевского авиационного института.
С 1960 г. — на партийной и государственной работе: заведующий отделом, секретарь и второй секретарь Куйбышевского обкома КПСС, председатель Куйбышевского облисполкома, первый секретарь Воронежского обкома партии, первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР, посол СССР в Республике Куба, первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС.
В 1983 г. В. И. Воротников назначается Председателем Совета Министров РСФСР, а в октябре 1988 г. избирается Председателем Президиума Верховного Совета РСФСР. В 1990 г. он уходит в отставку.
В. И. Воротников в течение многих лет был членом ЦК КПСС, а в 1983— 1990 гг. — членом Политбюро. Являлся депутатом Верховных Советов СССР и РСФСР ряда созывов.
Близкий товарищ и соратник М. С. Горбачева, на первом этапе перестройки он был одним из активных ее участников. Однако затем у них возникают серьезные разногласия относительно принципов и тактики проведения экономических и особенно политических реформ. К концу 1989 года происходит фактический разрыв в их отношениях.
В основу книги В.И. Воротникова легли дневниковые записи автора, в которых раскрывается повседневная деятельность Политбюро ЦК, высшего государственного руководства. Рассказывая о важнейших партийных постановлениях и акциях, автор, пожалуй, впервые столь подробно показывает механизм принятия решений, закулисную сторону деятельности Политбюро, пленумов ЦК, лидеров партии. Вся книга строго документирована: помимо дневниковых записей, приводится множество документов, выдержек из постановлений, записок, речей и бесед.
В центре книги — фигура М. С. Горбачева. Отдавая должное Генсеку, автор шаг за шагом прослеживает, как выхолащивались и подвергались деформации идеи перестройки, сам Горбачев перерождался в политического двурушника, для которого собственные амбиции и личное благополучие в конечном счете возобладали над судьбой партии и государства.
В. И. Воротников не старается делать вид, что ему с самого начала преобразований было ясно, куда они могут завести и на какое коварство способен Генсек. Он был среди тех членов руководства партии, кто искренне верил в перестройку и чистоту помыслов ее инициатора. Верил даже тогда, когда в стране начались разрушительные процессы. Прозрение, к сожалению, наступило слишком поздно. И в этом автор видит и собственную вину.
Достоинство книги состоит также в том, что автор не ограничивается объективным изложением событий, а дает им свою оценку, делает выводы, соотносит каждое принятое решение М. С. Горбачева, других членов руководства с интересами партии и государства, с тогдашним и нынешним видением ситуации.
Со страниц книги предстает незаурядная личность автора — русского патриота и убежденного коммуниста, для которого нет ничего выше служения Отечеству.
Книга привлекает серьезностью, достоверностью анализа и самокритичностью, ей чужды авторские амбиции и менторский тон, столь характерные для многих других трудов такого рода.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
На протяжении многих лет я вел служебный дневник, в котором фиксировал даты и содержание деловых встреч, бесед, телефонных переговоров. Заносил в дневник и то, что обсуждали, решали на заседаниях, собраниях, сессиях, пленумах. Нередко на его страницах давал и свои краткие комментарии. Дневник имел сугубо практическую цель — помогать в организации текущей работы. Естественно, предназначался он только для одного читателя, мне и в голову никогда не приходила мысль, что эти записи могут быть опубликованы.
Но вот жизнь наша круто изменилась. То, что делалось руководством страны, партии в недавнем прошлом, подверглось тотальному пересмотру и самими лидерами — идеологами, организаторами перестройки, и теми, кто затем пришел к власти. В обстановке всеобщей дезориентации начали активно распространяться искаженные представления о том, чем занималась и какую роль в общественной жизни играла партия, весьма вольно трактоваться деятельность отдельных партийных и государственных руководителей. Одних неоправданно возвеличивают, других — принижают.
Листая записи 80-90-х годов, я еще раз убедился, что передо мной своеобразная хроника перестройки. Из череды ежедневных фактов вырисовывалась общая картина событий и прояснялись пути, по которым мы шли к тем или иным решениям, в том числе и к таким, которые были рождены за кулисами политической сцены. Обозначились позиции отдельных действующих лиц, причем в динамике, на протяжении десятилетия.
Некоторые факты, фрагменты неопубликованных документов позволяют более объективно, а иногда и в неожиданном свете представить происшедшие события и поступки. Таким образом, я оказался владельцем материалов, которые, как мне представляется, могут показаться интересными не только для меня.
Предлагая вниманию читателя свои записи, я хочу оговориться: это не литературный труд, не мемуары, это служебные дневники, и касаются они в основном одной грани моей трудовой жизни — работы в составе Политбюро ЦК, в Верховном Совете СССР. Понятно, в записках особенно часто речь идет о делах РСФСР, так как в партийном органе я представлял эту республику как Председатель ее Совета Министров, а затем Президиума Верховного Совета.
Дневниковые записи не претендуют на абсолютную точность и полноту. В сущности, здесь лишь те факты и суждения, которые вытекают из моего личного видения происходивших в стране процессов. Это конспекты, сделанные по горячим следам событий, через несколько минут или часов, самое позднее — на следующий день.
Конечно, готовя записи к публикации, я должен был несколько систематизировать их, очистить от второстепенных деталей. Не мог я удержаться и от того, чтобы не сделать кое-какие отступления, не дать свои комментарии к отдельным событиям, свои характеристики некоторым известным политическим деятелям, с которыми мне довелось близко сталкиваться. Оказалось весьма интересно сопоставить оценки, сделанные в момент того или иного события, с теми, которые они, на мой взгляд, заслуживают сегодня. Все это и составляет, так сказать, «записи на полях» дневника. Без них, боюсь, его строгая хронологическая фактура не всегда будет понятной читателю. Но, естественно, я никоим образом не хочу навязывать ему свое мнение, каждый волен делать собственные выводы.
Читая сегодня книги некоторых бывших коллег по Политбюро, слушая их выступления, интервью, в которых речь идет о событиях более или менее далекого прошлого, нередко ловлю себя на мысли, что дело-то было не совсем так или совсем не так. Кто же из нас не прав, кто и зачем лукавит? Что это — «прозрение» после глубочайших «заблуждений» или проявление истинных взглядов, тщательно замаскированных до поры до времени?
Конечно, смотреть на прошлое из настоящего просто, хотя иногда и больно. Естественно и то, что, обращаясь к прошлому, мы смотрим па него глазами сегодняшнего дня, применяем для его оценки сегодняшние критерии. И поневоле хочется этим обогащенным опытом зрением вооружить того, кто остался там, за пеленой прошедших лет. Увы, это общая и, как мне кажется, неизбежная беда всех, кто берется за воспоминания. Вот с таким соблазном я и борюсь, пытаясь призвать в соавторы, насколько смогу, свою совесть и память, чтобы ответить себе и людям на вопросы — что же представляет из себя «перестройка», ее реформы? Как она виделась мне тогда, что и как я отстаивал, что поддерживал, чего не понимал или не воспринимал? Когда и почему стали происходить сбои, а потом и резкий поворот в сторону от первоначально намеченного пути? Что тому было причиной и кто тому виной?
Я хочу еще раз подчеркнуть, что дневниковые записи далеко не полные. Мне представляется важным дать лишь те из них, которые касаются действий руководства страны, связанных с планированием и осуществлением перестроечных реформ. Речь в записях пойдет о том, как рассматривались политические, экономические, социальные, нравственные проблемы на заседаниях Политбюро и Секретариата ЦК, в Правительстве, в Верховном Совете, на различных совещаниях, в комиссиях, где я участвовал. Как они обсуждались неофициально, в узком кругу и т. д. Непременно основное внимание в записях займут идеи, слова и действия М.С.Горбачева. Ну и, естественно, моя позиция, мое отношение к нему и другим членам советского руководства.
И вновь предупреждаю читателя: несмотря на желание быть объективным, дневники и комментарии к дневниковым записям - это личное видение событий тогда и сегодня. И при всем моем стремлении к истине эти записки, конечно, отчасти субъективны.
Прежде чем приступить к изложению и комментированию материалов дневника, относящихся к периоду перестройки, считаю необходимым кратко остановиться на некоторых моментах предыстории его написания.
Год
В течение трех с лишним лет (с апреля 1979 по июль 1982 года) я был послом СССР в Республике Куба.
На Кубе у меня наладились хорошие, доверительные отношения с руководством страны. Довольно быстро я вошел в курс вопросов советско-кубинского сотрудничества. Много ездил по стране, установил контакты с местными властями, представительствами различных советских организаций.
Это был важный, сложный, интересный и полезный для меня этап жизни. Впечатления он оставил неизгладимые — о Кубе, ее народе и Фиделе Кастро. Но была одна помеха, которая сделала этот период не столь продолжительным, каким он мог быть, — тропический климат. Я переносил его плохо.
Будучи осенью 1981 г. в Москве, я поставил вопрос о возвращении на работу в Союз. Разговор об этом был с А. А. Громыко, К. В. Русаковым и К. У. Черненко. Они отнеслись к моим доводам с сочувствием. Сказали примерно так: просьбу принимаем, но для решения необходимо время. Работай, в 1982 г. уведомим. Поделился я своими проблемами и с М. С. Горбачевым (тогда секретарем ЦК КПСС), с которым был в товарищеских отношениях.
9 мая я прилетел из Гаваны в Москву, в отпуск. Через несколько дней побывал в ЦК КПСС. Здесь у Капитонова, Русакова, Горбачева пошла речь о том, где бы я хотел работать в Союзе. Я предложил ряд вариантов: возвращение на прежнюю работу в Совмин РСФСР, на какую-либо другую — в государственных органах по специальности или на партийную в одной из областей РСФСР. Меня спросили: согласен ли на работу не в Москве? Ответил, что согласен.
13 мая я был приглашен к К. У. Черненко, который сообщил, что сегодня Политбюро приняло решение о моем отзыве с Кубы.
В тот же день зашел к Горбачеву. Он рассказал, что на Политбюро была доброжелательная атмосфера, Громыко хорошо отозвался о твоей работе. А вообще, лучше бы было взять тебя в ЦК. Здесь будет укрепляться экономический блок партийного аппарата. И твой опыт был бы полезен. Я ответил, что вряд ли мне подойдет аппаратная работа. Давай не будем предопределять ход событий. (Впоследствии, в ноябре 1982 г., на Пленуме ЦК был организован Экономический отдел и его заведующим — секретарем ЦК утвердили Н.И. Рыжкова. Я тогда уже работал в Краснодаре.)
23 июня меня попросил зайти Горбачев. Рассказал о беседах с Ю.В. Андроповым и К.У. Черненко. Есть наметки относительно твоей работы (какие — не сказал). Стал говорить об обстановке в Краснодарском крае. О поведении С.Ф. Медунова — «совсем обнаглел». Затем, без перехода, спросил, насколько я знаком с машиностроением и оборонным комплексом. Какие отношения с Д.Ф. Устиновым? Я объяснил. Машиностроение и «оборонка» — это и есть моя основная профессия, с 1942 по 1960 г. работал на Куйбышевском авиационном заводе, а с 1961 г. как заведующий отделом и затем как секретарь обкома партии курировал оборонные отрасли промышленности. С Устиновым знаком давно, с 1957 г. Встречались часто, последний раз — буквально несколько дней назад по кубинским делам. Горбачев слушал меня молча.
Здесь мне представляется нужным сделать небольшое отступление от хронологического изложения событий.
Знакомы мы с М.С. Горбачевым были примерно с середины 1970 года. По окончании какого-то совещания в ЦК КПСС или, скорее, после сессии Верховного Совета СССР вместе пошли в ЦК обычным маршрутом от Кремля до Старой площади. Как это и бывает в подобных ситуациях, завязался разговор о хозяйственных заботах, видах на урожай. Потом пошли другие привычные темы — бюрократизм аппарата Госплана, Госснаба, беготня по министерствам. Говорили о заносчивых московских деятелях.
Были встречи и короткие беседы с Горбачевым и позже.
В феврале 1971 г. меня направили на работу в Воронеж, где я был избран первым секретарем Воронежского обкома КПСС. Поехал с большим желанием, хотя и понимал, что трудности ожидают немалые. Воронеж — город, в котором я родился и который покинул военным летом 1942 г. буквально за несколько дней до того, как его правобережную часть заняли немецко-фашистские войска. (Дальше Воронежа немцы продвинуться не смогли. Затяжные бои за город продолжались более 200 дней, и 25 января 1943 г. Воронеж был освобожден.) Из числа беженцев в прифронтовой полосе формировались эшелоны для отправки в глубь страны, и я с мамой тоже был эвакуирован в сентябре месяце в Куйбышев, куда ранее (осенью 1941 г.) перебазировался Воронежский авиационный завод. На этот завод я и определился работать.
И вот возвращение — спустя почти три десятилетия.
Едва я приступил к работе в Воронеже, как одним из первых позвонил мне Горбачев. Поздравил с избранием, поинтересовался первыми впечатлениями. Сказал, что Н.М. Мирошниченко работал пассивно, сторонился соседей и т.п. Выяснилось, что мы с Горбачевым почти что земляки. Его дед, выходец из Воронежской губернии, перекочевал в свое время в Ставрополье в поисках лучшей жизни, там и закрепился. Договорились держать связь, наладить деловые контакты, помогать друг другу по мере необходимости. Учитывая мою многолетнюю «привязанность» из-за язвы желудка к курортам Минвод (Ессентуки и Железноводск), условились, что в очередной мой приезд встретимся на Ставропольской земле.
Так и пошли с того времени крепнуть и развиваться наши отношения. На XXIV съезде КПСС нас одновременно избрали членами ЦК партии.
В 1975 г. я был переведен на работу в Москву — первым заместителем Председателя Совета Министров РСФСР. В мои функции, помимо прочих, входили вопросы финансов, материальных ресурсов, различных фондов, лимитов (зарплаты, штатов, капиталовложений и т.п.). Наплыв просьб из областей и краев РСФСР по этим проблемам был немалый. В эту пору наши отношения с Горбачевым заметно укрепились, стали более доверительными, товарищескими, почти дружескими. Он бывал у меня в Совмине, мы общались во время моих поездок в отпуск в Железноводск.
По-человечески Михаил Сергеевич мне импонировал. Меня привлекали в нем чувство товарищества, общительность, можно сказать, какая-то открытость дружбе. Его умение быстро установить контакт, найти тему для беседы, чувство юмора. Он эмоционально воспринимал как успехи, так и неудачи. Короче, это был энергичный, задорный, неунывающий, обаятельный человек, интересный собеседник. Привлекал и его критический настрой по отношению к нашим проблемам, недостаткам. Он возмущался тем, сколько безобразия, головотяпства в организации сельского хозяйства, как трудно пробить какую-нибудь новую идею, как в трясине бюрократизма гибнут интересные, экономически выгодные начинания. Разделывал «под орех» чинуш, окопавшихся в Госплане, Госснабе, Минфине. Не скрывал недовольства тем, как пассивно наше высшее руководство. Многое из того, о чем говорил Горбачев, разделял и я. Был солидарен с ним в том, что надо вести дела по-иному, пробивать рутину и косность.
Горбачев был больше, чем я, вхож к высшему руководству (Кулакову, Суслову, Брежневу) и часто полунамеками подчеркивал свою информированность. Если делился какими-либо наблюдениями сугубо деликатного свойства, то даже критика в его устах оставалась лояльной. Во всяком случае, высказывался гак, что это его ни к чему не обязывало: просто констатация, понимай, как хочешь. При желании его мысль можно было трактовать по-разному, повернуть в любую сторону и он бы не возражал. Но в любой момент он мог сделать «ход назад».
В 1978 г. скончался Ф.Д. Кулаков, член Политбюро, секретарь ЦК, ведавший вопросами сельского хозяйства (до этого он несколько лет был первым секретарем Ставропольского крайкома). И секретарем ЦК был избран на Пленуме ЦК в ноябре 1978 г. М.С. Горбачев. Ясно, что на этом посту желательно было иметь опытного партийного работника, специалиста сельского хозяйства. Горбачев в определенной мере соответствовал этим критериям. Были и другие претенденты: И.А. Бондаренко, Г.С. Золотухин, В.А. Карлов, В.К. Месяц. Но избрание Горбачева было воспринято как должное. В те несколько месяцев, после его перехода в ЦК, когда мы оба работали в Москве, наши отношения еще более упрочились, хотя в них и стал проявляться налет покровительства с его стороны.
Мы продолжали поддерживать связи и в период моей работы на Кубе. Приезжая в Москву в отпуск или командировки, я непременно бывал в ЦК. Встречался с секретарями ЦК, заходил и к Горбачеву.
Наши беседы были, как я воспринимал их тогда, искренними, товарищескими. Нам было что рассказать друг другу. Я был полон впечатлений от Кубы, от ее людей, от того, как постепенно страна идет вперед, от искреннего, братского их отношения к нам. Правда, рассказ приходилось постоянно перемежать с «впечатлениями» от родной Москвы, от встреч с нашими твердокаменными бюрократами, которые упрямо затягивали выполнение решенных, многократно согласованных экономических вопросов советско-кубинского сотрудничества. Я видел, что у нас не совсем понимают некоторые вещи, связанные со спецификой, традициями кубинцев, особым политическим весом Кубы в той расстановке сил, которая сложилась на международной арене.
Выяснилось, что и Михаилу Сергеевичу работается в Москве непросто. Он возмущался: хорошие идеи вязнут в косности и рутине. Причем больше «напирал» при этом на союзный Совмин, где уже работал Председателем Н.А. Тихонов. Сельскохозяйственные проблемы решались здесь и в Госплане с огромным трудом. «Поверь, — сетовал он, ведь главная беда заключается в том, что знаю, могу, разработал четкую и эффективную программу вывода села из кризиса, но пробить, реализовать эти идеи невозможно. Круговая порука, стремление ничего не менять повязали всех накрепко».
Возвратившись 5 июля в Гавану, я уже 6 июля получил телеграмму от А.А. Громыко: «Принято решение о назначении т. Катушева К.Ф. послом СССР в Республике Куба и освобождении Вас от этих обязанностей в связи с переходом на другую работу. Посетите министра иностранных дел Кубы и запросите агреман на т. Катушева, сообщив следующие данные... Исполнение телеграфируйте». Вот так. Но на какую другую работу — мне было не ясно.
На следующий день утром я посетил МИД (И.Мальмиерку). Затем был принят Фиделем Кастро во Дворце революции. В начале беседы я информировал Ф.Кастро о содержании послания Л.И. Брежнева президенту США Р.Рейгану. В нем шла речь о событиях в Ливане. Передал Ф.Кастро суть недавней беседы А.А. Громыко с А.Хейгом в Нью-Йорке. Обсудили с Фиделем некоторые вопросы советско-кубинского сотрудничества.
Завершая деловую часть беседы, я сообщил о принятом в Москве решении направить послом СССР на Кубу К.Ф. Катушева. (Фидель Кастро уже знал о моей предстоящей замене. У меня были с ним и с Раулем Кастро беседы по этому поводу. Они с пониманием отнеслись к моей просьбе о возвращении в Союз и, хотя высказывали сожаления, считали причину отъезда — отрицательное влияние на здоровье тропического климата — обоснованной. Однако кубинцам было далеко небезразлично, кто придет взамен.)
Фидель Кастро несколько раз переспросил, тот ли это Катушев, который занимается в Правительстве страны внешнеэкономическими вопросами. Я подтвердил — да, тот. «Ну что ж, рассуждал Фидель, мы хорошо знаем Катушева. Такое решение советского руководства престижно для Кубы. Однако мы все же сожалеем о вашем отъезде. Но опять-таки у нас как было, так и остается два друга — в Москве и Гаване».
Затем Ф.Кастро спросил о моей предстоящей работе. Я ответил, что не знаю, но только не на дипломатическом поприще.
Возвратившись в посольство, доложил о беседе с Ф.Кастро в Москву и стал составлять программу завершения работы, положенных в подобных случаях протокольных мероприятий (визитов, приемов и т.д.).
Начиная с 12 июля приступил к делу. Нанес прощальные визиты дуайену дипкорпуса, руководству МИДа Кубы. Однако уже 17 июля утром позвонил Г.М. Корниенко, затем, через 30 минут, К.В. Русаков. Оба сказали — в понедельник, 19-го, быть в Москве.
Прибыв в Москву, я 19-го утром зашел сначала к Корниенко (Громыко не было в Москве). Он сообщил, что вызов сделан по поручению Ю. В.Андропова. Надо быть у него в ЦК КПСС в 15.00.
Приехав в ЦК, я отправился к Капитонову, от которого узнал, что его по моему поводу даже вызвали из отпуска. Короткая беседа. Я спросил его, о чем пойдет речь? Говорит, что не знает. И вместе пошли к Андропову.
У Андропова находился и Горбачев. Беседа была без предисловия, сразу — к делу. «Речь идет о рекомендации вас первым секретарем Краснодарского крайкома партии. Медунова мы отзываем в Москву — 17 июля был с ним разговор. В крае сложилась пренеприятная ситуация. (Андропов кратко обрисовал обстановку.) Медунов наконец понял, что дальше там оставаться ему нельзя. Взяточничество, коррупция среди ряда работников различных сфер, в том числе среди партийного актива. Арестованы и находятся под следствием более 200 человек. Понятно, вина и ответственность за такую обстановку в крае ложится и на первого секретаря крайкома. Об этом и шла речь на Секретариате ЦК, где решался вопрос об освобождении Медунова от работы.
Вашу кандидатуру поддержали Л.И. Брежнев и К.У. Черненко. Отзывы о прежней вашей работе в Куйбышеве и Воронеже положительные. Был обмен мнениями и на Секретариате ЦК. Вот и все».
Я ответил, что поручение неожиданное, очень ответственное. Откровенно говоря, рассчитывал по возвращении в Союз немного подлечиться. Но я понимаю обстановку. Если требуется, то готов работать и буду делать все, чтобы оправдать доверие.
Андропов: «Хорошо. Практически не надо тянуть. Буквально на этой неделе, можно в четверг или в пятницу, провести в Краснодаре пленум. Так что готовьтесь. До свидания».
20 июля. Секретариат ЦК. Вел Ю.В. Андропов.
Сказал: «Как решили, С.Ф. Медунова отзываем в распоряжение ЦК. В крае выявлены многочисленные факты нарушения законности. Взяточничество среди руководящих работников, даже среди партийного актива. В Сочи, Геленджике, Краснодаре. Арестовано 152, под следствием 99 человек. Медунову неоднократно указывали на эти факты, однако он не реагировал, не воспринимал советов и критики. Более того, сам создавал трудности для следствия.
Предложение. Рекомендовать первым секретарем Краснодарского крайкома В.И. Воротникова. Вы его знаете. Имеет большой опыт производственной, партийной, государственной работы (Куйбышев, Воронеж, Москва, Куба)».
Дали мне слово. Поблагодарил за доверие. Решили - рекомендовать.
В четверг, 22 июля, вылетели с Капитоновым в Краснодар.
23 июля состоялся пленум крайкома. Меня избрали первым секретарем Краснодарского крайкома КПСС.
Итак, очередной этап моей работы — Краснодарский край.
О работе на Кубани следует рассказывать отдельно. Этот период моей жизни был чрезвычайно напряженным, сложным, но одновременно, по-моему, плодотворным. Работалось в охотку.
10 ноября в 21.20 мне на квартиру позвонил начальник краевого управления КГБ Г.И. Василенко. Срочное сообщение, просил принять на квартире. Приехал. Сказал, что получил телеграмму — скончался Л.И. Брежнев. Мы сразу — в крайком. Пытаюсь связаться с ЦК по ВЧ - никого нет. Или не соединяют. Дозвонился до М.В. Соколовой (сотрудница Общего отдела). Она говорит: ждите. И лишь в 22.30 мы получили официальную телеграмму в крайкоме: сообщение Политбюро о том, что 10 ноября рано утром скоропостижно скончался Л.И. Брежнев. Обращение принять на местах меры по активизации трудовой деятельности предприятий и хозяйств. Разъяснять, что ЦК будет и впредь проводить внутреннюю и внешнюю политику на основе решений XXVI съезда и т.д.
12 ноября 1982 г. Пленум ЦК в Свердловском зале. 10.00. Тихо. Все сидят. Вошли члены Политбюро: Ю.В. Андропов, Н.А. Тихонов, К.У. Черненко, В.В. Щербицкий, A.А. Громыко, Д.Ф. Устинов, Г.В. Романов, Д.А. Кунаев, B.В. Гришин, М.С. Горбачев.
Открыл Пленум Ю.В. Андропов коротким (15 минут) выступлением. «Партия и страна понесли тяжелую утрату. Ушел из жизни крупнейший политический деятель, наш товарищ и друг, человек большой души, преданный делу... Прошу почтить память Л.И. Брежнева минутой молчания». Далее говорит о роли Л.И. Брежнева, значении его для партии. О необходимости сейчас крепить единство. «Пленуму предстоит решить вопрос об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС. Прошу товарищей высказываться».
Слово берет К.У. Черненко. «Политбюро поручило мне выступить на Пленуме »,— начал он. Затем говорит о Л.И. Брежневе, его наследии, о том, что трудно восполнить урон, который причинила кончина Леонида Ильича; «сейчас вдвойне, втройне важно вести дела в партии коллективно». От имени Политбюро вносит предложение избрать Генсеком Ю.В. Андропова, который хорошо известен в партии и стране. Напоминает о его личных качествах. О том, что его высоко ценил Л.И. Брежнев — «за марксистско-ленинскую убежденность, широкий кругозор, выдающиеся деловые и человеческие качества. Все члены Политбюро считают, что Ю.В. Андропов хорошо воспринял брежневский стиль руководства... Ему присущи партийная скромность, уважение к мнению других товарищей и, можно сказать, пристрастие к коллективной работе». (Тезис — «коллективная, коллегиальная работа» явно подчеркивался в речи Черненко. В ответном слове Андропов дал свое толкование этому принципу.)
Генеральным секретарем избран Ю.В. Андропов.
Выступление Ю. В.Андропова.
«Я глубоко тронут и взволнован вашим доверием, избранием меня на такой высокий пост. Особенносейчас, после Л.И. Брежнева. Мы здесь свои. Я не хочу кривить душой. У меня нет такого авторитета во внешнем мире и в партии, такого опыта. Но я обещаю вам приложить все силы и знания, чтобы оправдать это доверие. Мы будем вместе бороться за все то, что принято XXVI съездом КПСС... Я обещаю, что коллективное руководство будет крепко, согласованно решать все вопросы. Повозможности коллегиально. Но не всегда к всеобщему удовлетворению... (тут я не расслышал конец фразы). Спасибо».
Пленум завершил работу.
По рекомендации руководства ЦК все секретари обкомов, крайкомов сразу разъехались на места.
19 ноября я вновь в Москве.
В понедельник, 22 ноября, состоялся Пленум ЦК. Открыл его Ю.В. Андропов. Рассмотрели организационные вопросы. Перевели Г.А. Алиева из кандидатов в члены Политбюро (на сессии ВС его назначили заместителем Председателя Совета Министров СССР). Освободили А.П. Кириленко от обязанностей члена Политбюро и секретаря ЦК по личной просьбе (Андрея Павловича на Пленуме уже не было). Образовали Экономический отдел ЦК, утвердили заведующим отделом и избрали секретарем ЦК Н.И. Рыжкова. Затем рассмотрели проекты Плана развития народного хозяйства и Государственного бюджета на 1983 год.
С докладами выступили Н.К. Байбаков и В.Ф. Гарбузов. В обсуждении участвовали: Гришин, Романов, Шеварднадзе, Ляшко и другие, всего 10 человек. Потом слово взял Ю.В. Андропов, говорил минут сорок.
И хотя у меня не сохранилась запись речи Ю.В. Андропова, но помнится, что говорил он остро, обеспокоенно о положении в экономике страны. Как важно завершить по возможности лучше 1982 и сделать 1983 год переломным в решении сложных экономических задач.
Несколько отступая от хронологии своих записок, хотел бы кратко сказать, что ситуация в экономике страны, особенно в 1980—1982 гг., стала ухудшаться. Наметился определенный спад в темпах развития производства в ряде отраслей промышленности. Отсутствие стимулов научно-технического прогресса сдерживало рост производительности труда. Отставание уровня технологий, особенно в отраслях, выпускающих товары для населения, отрицательно сказывалось на качестве продукции. Не способствовала повышению производительности труда и качества продукции закостенелость кредитно-финансовой системы.