― Я определенно рекомендую это, ― сказала я, подмигивая Себастьяну, чьи глаза так быстро прыгали между Элис и Дженной, что он выглядел так, как будто смотрел матч по настольному теннису.
Он ухмыльнулся, пока Элис продолжала.
― Ну, я немного не практиковалась сейчас, я признаю это, но еда имеет некоторые серьезные преимущества перед сексом.
Я громко рассмеялась, и Николь сказала ей, что она несла чушь.
― Я серьезно! ― сказала она, потирая подушечки пальцев. ― Еда: вы можете делать это каждый день, по крайней мере, три раза в день, перекусывая между, вы можете сделать это со столькими людьми, сколько вы хотите, любого пола, и вам не придется беспокоиться об их сексуальной ориентации; здесь больше хороших рецептов и ресторанов, чем красивых неженатых мужчин вокруг — и поверьте, я провела некоторые исследования по этому, я не забеременею или получу ЗППП, поедая мороженое, и, самое главное, даже если вы будет обжираться каждый раз с разными людьми, никто не назовет вас шлюхой.
― Ты просто шлюха-еда! ― прокричала Дженна.
― Мы должны спросить мнение Себастьяна, ― сказала Николь. ― Как ты относишься ко всему, что касается еды вместо секса?
― Ник, ― сказала я, зная, что она намеренно дразнит его.
Но Себастьяну не нужна была моя помощь.
― Каро ― отличный повар, ― сказал он, улыбаясь мне. Затем он прошептал мне на ухо, чтобы никто больше не услышал его: "но думаю, ты хорошо кормишь меня, потому что знаешь, что мне понадобится энергия позже".
― Фи! ― крикнула Дженна. ― Я знаю, что ты только что сказал что-то очень горячее, ― обвинила она Себастьяна. ― Это так грубо с его стороны, Ли! Да ладно, ты можешь хотя бы сказать нам, что он сказал.
Я покачала головой.
― Ты знаешь основное, Дженна, но тебе не нужно знать подробностей.
Себастьян ухмыльнулся, не смущаясь. Я почувствовала облегчение: иногда мои друзья могли быть настоящей "занозой в заднице".
Через пару часов я поняла, что он устал. Он двигался нескладно, и я знала, что долговременное сидение причиняло ему боль.
― Почему бы тебе не вздремнуть, tesoro, ― тихо сказала я. ― Мы еще немного поболтаем здесь. Ты сделал даже больше, чем ожидалось.
― Ты не возражаешь?
― Конечно, нет. Просто позаботься о себе и отдохни.
Он улыбнулся.
― Хорошо, но разбуди меня, прежде чем они уйдут.
― Ты действительно хочешь еще? ― сказала я, притворяясь шокированной.
― Они хорошие, ― сказал он, улыбаясь. ― Они действительно волнуются о тебе, Каро. Это все, что имеет значение.
Он извинился и оставил нас одних снаружи. Я знала, что в любую секунду они выскажут о нем свое мнение.
Николь оценила первой.
― Ну, он вживую еще горячее, Ли; а также вспыльчивый.
― Ты права, ― согласилась я.
― Вы хорошо смотритесь вместе, ― задумчиво сказала Дженна. ― Должна признать, у меня были сомнения, но очевидно, что он тебя обожает. Черт, это такое же хорошее начало, как и любое другое.
Элис кивнула.
― Ему нужно найти новый путь, Ли. Он не из тех людей, которые могут просто сидеть.
― Я знаю, но это все еще ново. Я не собираюсь торопить его. Я просто наслаждаюсь тем, что он дома, и вижу, как он становится сильнее.
― Итак, когда, по-твоему, ты выйдешь замуж? ― сказала Элис.
― Нет, не подстрекай ее! ― ныла Николь. ― Это плооохо. Куда мы пойдем, чтобы поглазеть на горячих серферов?
― Ты все еще можешь прийти сюда, ― сказала я, смеясь.
― Что? И пялиться на твоего мужа? Это странно!
― Это совсем не то, что я имела в виду, и ты это знаешь, Николь! Слушайте, вы, ребята ― мои друзья ― вам всегда здесь рады.
Николь потерла руки.
― Ну, мне понравится заставлять тебя ходить по магазинам, Ли, вытащить тебя из твоих чертовых джинсов для разнообразия, хотя я вижу, что ты сегодня приложила усилия.
Я улыбнулась ей.
― Нет, никакого шопинга.
― Что?
― Я не превращаюсь в одну из тех невест-надоед: будете только вы трое и друзья Себастьяна из Сан-Диего. Мой друг Марк сказал, что попытается прилететь, но все зависит от даты. Посмотрим, сможем ли мы устроить свадьбу 2 октября, ― это будет 28-й день рождения Себастьяна.
― О, Боже! Двадцать восемь, ― вздохнула Элис. ― Это звучит так молодо! Ну, по крайней мере, он не сможет забыть свой юбилей.
Девочки как раз собирались уходить, и я задалась вопросом, позволить ли Себастьяну продолжать спать, когда он вдруг громко закричал леденящим душу звуком.
Элис подпрыгнула, а Николь выругалась, но я уже была на ногах и бежала.
Себастьян метался, его лицо исказилось, тело покрылось потом. Я немедленно встряхнула его.
― Все хорошо, все хорошо, я здесь.
Он цеплялся за меня, его дыхание содрогалось в груди.
― Все в порядке, Себастьян, все будет в порядке, tesoro.
― Черт, Каро, ― ахнул он. ― Я продолжаю видеть…
― Я знаю, малыш, я знаю.
Он закрыл глаза дрожащими руками.
― Я не могу пойти туда, Каро. Я не могу видеть их в таком состоянии.
― Тебе не обязательно это делать. Оставайся здесь, я провожу их. Две минуты, tesoro.
Во дворе мои друзья сидели и смотрели на заднюю дверь, когда я выходила.
― Господи, Ли! Что это было? ― спросила Николь за всех.
― Он пострадал из-за бомбы, Ник, ― три человека погибли на его глазах, мужчины, с которыми он работал. Ему снятся кошмары.
― Ты уверена, что знаешь, что берешь на себя? ― тихо сказала Дженна.
Я пожала плечами.
― Я люблю его.
Я видела беспокойство в их глазах, и Элис предложила остаться, но мне нужно было побыть наедине с Себастьяном. Я пообещала, что буду на связи.
Когда я вернулась в нашу комнату, кровать была пустой, и я услышала, как работает душ. Себастьян прислонился к плитке, вытянул руки, и вода стекала ему на голову.
Я стянула с себя одежду и вошла в душ позади него. Он повернулся и обнял меня, и мы стояли вместе, позволяя его страху смыться.
На следующий день Себастьян был в плохом настроении. Ему было стыдно, что мои друзья видели или, скорее, слышали его, в его наиболее уязвимом положении, и он винил меня. Когда мне надоело его ребяческое поведение, я отправилась на долгую прогулку по пляжу и не торопилась, потягивая эспрессо в кафе на набережной.
Через пару часов я почувствовала, что готова пойти домой и столкнуться с какими-либо эмоциональными гранатами, которые он бросит в меня сегодня.
Я думаю, он, должно быть, смотрел из окна, потому что, когда я вошла, он ждал у двери.
― Прости, детка, ― сказал он, обнимая меня и целуя волосы. ― Я знаю, что веду себя как тупица.
― Это одно из слов, которые я имела в виду.
Он улыбнулся.
― Да, держу пари. Эй, я хочу тебе кое-что показать.
Он взял меня за руку и затащил в гостиную.
― Что это?
Красивая испанская гитара из красного кедра лежала на кофейном столике.
― Твоя подруга Николь заходила.
― Правда?
― Да, очевидно, ты сказала ей, что я хочу научиться играть на гитаре. Она сказала, что ей это не нужно, так что она отдала ее мне. Мы говорили довольно долгое время ― в виду того, как я разозлил тебя, и тебя здесь не было…
Он выгнул бровь.
Я решила проигнорировать этот комментарий.
― Николь не совсем та зануда, которой ты ее считал?
― Я этого не говорил... но она была... хорошей.
― Лестно это слышать.
― Да, ― сказал он с улыбкой. Затем он остановился. ― Детка, когда я говорил тебе, что хочу играть на гитаре?
― Давным-давно, ― мягко сказала я. ― Десять лет назад.
Он смотрел на меня, его глаза были полны любви.
― У меня захватывает от тебя дух, Каро.
Он крепко меня обнял, а я стояла и наслаждалась им. Он поцеловал мои волосы, мягко прижимаясь ко мне.
― О, привет. Ты получил почту.
Он отпустил меня и протянул руку, чтобы передать мне конверт, который был брошен на стол.
― В воскресенье?
― Да, он по ошибке попал в дом миссис Левенсон; она только что вернулась от своего внука и принесла его.
Я перевернула конверт, глядя на адрес отправителя.
― Он из Англии.
Я нахмурилась. Я не знала никого в Англии — больше нет.
Я разорвала толстый конверт пергаментного типа и прочитала печатное письмо. Когда я поняла смысл, я не могла не задохнуться от удивления.
Себастьян выглядел обеспокоенным.
― Что такое, детка?
Я опустилась на диван и без слов передала ему письмо.
― Адвокаты?
Он сел рядом со мной и прочитал страницы.
Когда он закончил, он положил письмо и обернул вокруг меня свою здоровую руку, прижимая меня к груди.
― Я не знала, ― прошептала я. ― Она никогда ничего не говорила. Я знала, что у Лиз нет семьи, но никогда не думала, что…
― Это большие деньги, детка. Что ты собираешься с ними делать?
Я покачала головой. Я все еще пыталась обработать информацию.
Письмо было от Дугала и Брайта, адвокатов Лиз. Она назвала меня в своем завещании и оставила мне все свое имущество. Она не владела многим, но ее маленькая квартира в Северном Лондоне стоила более 550 000 долларов.
― Почему она оставила это мне? Мы были друзьями, но... я не понимаю.
― Что ты не понимаешь, Каро? Она любила тебя. Почему тебе всегда тяжело это осознавать, детка?
Я пожала плечами.
― Это хорошие новости, ― сказал он, гладя мои волосы. ― Из всего этого дерьма, это что-то хорошее.
― Я знаю. Это просто... так неожиданно.
Он колебался, прежде чем снова заговорил.
― Это окупит твою ипотеку. Тебе не придется работать за границей... если ты не хотела…
Я знала, что он пытался сказать, но я не могла принять такое решение здесь и сейчас.
― В любом случае, это наши деньги, ― тихо сказала я.
Себастьян сердито покачал головой.
― Я не собираюсь брать твои чертовы деньги, Каро!
Я положила руку ему на рот, оборвав его мятежные слова.
― Я серьезно, Себастьян. Либо мы в этом вместе, либо нет. Если ты не примешь их, тогда и я не приму. Я отдам их благотворительной организации "Журналистика без границ", прежде чем эти деньги встанут между нами. Ты сам сказал, что мы заслуживаем удачи.
Он в отчаянии провел рукой по волосам.
― Я ей даже не нравился, Каро. Она ни за что не захотела бы, чтобы я имел отношение к твоему наследству. Черт, насколько она была обеспокоена, что я просто трахал тебя для развлечения и...
― Ты ошибаешься. Она знала все о нас.
Его тирада остановилась, он выглядел ошеломленным.
― Она знала?
― Конечно. Я рассказала ей все — и я сказала ей, что мы собираемся пожениться.
Себастьян откинулся назад и уставился на меня.
― Ты ей рассказала? Все?
― Да, tesoro.
Он задумчиво почесал бровь.
― Что она сказала?
Я улыбнулась ему маленькой улыбкой.
Она хотела знать, так ли ты хорош в постели, как она слышала.
Я думала, он задохнется, но потом я увидела в его глазах озорной блеск.
― И что ты сказала?
Я чопорно посмотрела на него.
― Ничего, конечно... хотя…
― Хотя что?
― Возможно, я подмигнула ей.
Он ухмыльнулся мне.
― Себастьян, ― сказала я, серьезно, ― если бы не я, ты бы пошел в колледж, получил диплом…
Я отмахнулась от его отрицания.
― Мы оба знаем, что это правда: ну, вот мы ― я могу погасить ипотеку, ты можешь использовать GI bill, пойти в колледж, получить степень, если это то, что ты хочешь.
Он подвинулся неловко.
― Это неправильно, Каро. Дай мне подумать об этом.
Он был так расстроен, что я хотела его ударить. Или поцеловать его. Возможно, оба варианта.
И, пока мы были на ножах, я решила решить еще одну задачу, которую мы оба откладывали.
Я сделала глубокий вдох.
― Себастьян, — мягко сказала я, ― пришло время тебе решить, что ты хочешь делать со своей формой и медалями.
Его внезапное, резкое дыхание показало, как тяжело ему давалась эта тема, но он медленно кивнул, глядя на пол. Затем он расправил плечи и встретил мой пристальный взгляд.
― Ладно. Давай сделаем это.
Мы встали, и я взяла его за руку, ведя в свободную комнату. Он прислонился к дверной раме, крепко сложив руки на груди. Я быстро, ободряюще улыбнулась ему, а потом вытащила из-под кровати сумку и рюкзак.
Его униформы Dress Blues и khaki были скомканы и выглядели плачевно, когда я вытащила их. Не было никаких прорывов на его оставленной униформе; я не хотела думать о причине, почему я предположила, что врачи должны были вырезать его из нее, когда...
Он холодно смотрел на одежду, держа в себе все свои эмоции.
― Избавься от них, Каро. Я не хочу их больше видеть.
― А медали?
Его служебная форма была украшена множеством красочных лент и медалей. Я мысленно пробежалась по ним, как я касалась их по одной: его Afghanistan Campaign медаль, Marine Commendation медаль, за безупречную службу, медалью ВМФ и лента морской пехоты за рубежом, национальной обороны, медаль обороны "за Похвальную службу", медаль военно-морского флота и корпуса морской пехоты. И, все еще в своей коробке на дне его рюкзака, его Пурпурное сердце, за то, что был ранен в бою.
Себастьян смотрел, как я открывала коробку, поглаживая гребни шелковой ленты, и провела пальцем по рельефным словам "за военные заслуги".
― Делай с ними, что хочешь, ― сказал он, морщась от боли. ― Я не хочу их видеть. Когда-либо.
Я сделала еще один глубокий вдох.
― Ты не хочешь сохранить их, чтобы... возможно... показать нашим детям... если…
Он внезапно поднял глаза, улыбка кружилась вокруг его губ.
― Ты... ты бы попыталась?
― Да, Себастьян... мы попробуем.
Он издал крик чистого счастья и подхватил меня, кружа.
― Давай попробуем прямо сейчас, ― выдохнул он мне на кожу.
― Я все еще принимаю таблетки! ― засмеялась я.
― Неважно, ― пробормотал он мне в шею. ― Я хочу потренироваться.
Я крепко поцеловала его, когда он провел меня назад в нашу спальню.
Как однажды сказал Себастьян, если бы дети были, мы бы радовались, если нет, ну, это тоже нормально.
У нас впереди была целая жизнь.
Эпилог
Когда женщине исполняется сорок, она уже не молода, но еще и не стара. Мои друзья озвучили эту мудрость в мой день рождения семь месяцев назад.
И все же, казалось, что моя жизнь начинается заново, или, может быть, я должна сказать, вступает в новую фазу.
Я, окруженная любовью, стояла перед нашими друзьями рядом с моим прекрасным 28-летним мужем, с которым мы были соединены священными узами брака.
Марк, между заданиями, прилетел из Франции, и мы провели вечер, выпивая в память о Лиз, вспоминая ее юмор и сумасшествие, ее тепло и силу, и немного плача. А накануне прибыли из Сан-Диего Чес и его семья. Его дети застенчиво глядели на меня, пока не заметили Себастьяна, а потом они попытались броситься к нему, но их мать нежно сдерживала их, боясь, что они причинят ему боль. Он отмахнулся от ее забот и позволил им перелезть через него. Это было замечательное зрелище, и мой дух взлетел, полный надежды на будущее.
Митч и Ширли приехали из Южной Каролины, и Ширли рыдала, извиняясь снова и снова. Я наконец поняла, что она извиняется за то, что не получила мое письмо семь лет назад. Мы плакали вместе, обнимали друг друга и соглашались оставить прошлое в прошлом. Даже Донна прилетела в наш особенный день, хотя Йохан был слишком болен, чтобы путешествовать. Донна написала нам свои поздравления, как только Ширли сообщила им хорошие новости. Было странно встретить ее после всех этих лет, но видя ее здесь — улыбающуюся с материнской гордостью — каким-то образом все расставляло по своим местам.
Николь, Дженна и Элис тоже приехали, чтобы поддержать меня: Николь решительно спорила до последней секунды, что я должна пойти, по крайней мере, на один шоппинг, чтобы найти свадебный наряд; на что я с той же решимостью заявила, что этого никогда не произойдет.
Первоначальная настороженность моих друзей к Себастьяну давно стерлась, и они относились к нему как к младшему брату, к его раздражению и моему веселью.
Себастьян стоял рядом со мной перед заместителем секретаря мэрии и обещал любить меня каждый день до конца своей жизни. Я плакала от радости и говорила, что никогда больше не позволю ничему разлучить нас.
День был холодным и ясным, и хрустальное солнце светило на нашей маленькой вечеринке, когда мы праздновали жизнь, которую мы с Себастьяном, наконец, собирались получить.
Несмотря на трудности, через которые мы прошли, несмотря на трудности, с которыми нам еще предстоит столкнуться, я никогда в жизни не была такой счастливой, полной надежд и слез, глядя на любимого человека. Мы начинали заново или, возможно, добавляли новую главу в нашу историю.
Невеста надела джинсы.
КОНЕЦ
Расширенный эпилог
Рождество в Лонг-Бич
Три месяца спустя
― Черт возьми, Каро! Сколько людей ты пригласила?
Я смотрю на чертову Гималайскую еду, покрывающую наш журнальный столик, кухонный стол и каждую поверхность на кухне. Каро упала на наш диван, выглядя так чертовски сексуально со своими растрепанными волосами.
Она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу веселье.
― Ха! Мы оба знаем, что ты съешь хотя бы половину этого, Хантер, ― что является правдой. ― Ты знаешь, что я пригласила только девушек, Аташа и его семью. ― Что также верно. ― Я чувствую, что стою на кухне весь день, ― мои ноги убивают меня.
Я женился на чертовски замечательном поваре. Черт, она просто замечательная женщина, точка.
― Хочешь, я помассирую тебе ноги, детка?
― О, пожалуйста, Себастьян.
― Подвинься.
Я сажусь на диван и стягиваю с нее тапочки и носки. Она тихо стонет, когда я массирую ее ноги, этот звук меня возбуждает. У нее красивые ноги: они напоминают мне некоторые из тех скучных статуй, которые она потащила меня смотреть, когда мы были в Италии.
Она закрывает глаза, затем сонно говорит:
― Это не моя нога, Себастьян.
― Я знаю, детка. Что я могу сказать, если работа стоит того…
Я лежу на диване и прижимаюсь к ней. Ничего не могу с собой поделать: мне тяжело просто смотреть на нее, не прикасаться к ней. Да... это определенно ее вина.
― Тьфу, ты весь потный, Себастьян!
Правда. Я вышел на пробежку. Ну, скорее на медленную, долбаную хромающая пробежку трусцой по набережной. Ненавижу быть таким слабым, но уже становится лучше. Доктор сказал, что я всегда буду хромать ― ну, какого хрена он знает?
Уже стемнело, но с набережной доносится гудение, все пьют, веселятся, празднуют Рождество.
Я начинаю чувствовать себя частью этого, как будто это действительно мой дом. Но правда в том, что дом может быть где угодно, пока я с Каро. Я ― счастливый ублюдок. Даже с пулевым отверстием в моем чертовом плече и отсутствием куска мышцы в моем правом бедре.
Она отталкивает меня.
― Придержи эту мысль, Хантер. Я собираюсь принять душ.
Она выскользнула из-под меня и направилась в ванную. Я жду, пока не услышу, как течет вода, и затем следую за ней. Хотя возможно, я просто сделал небольшой стратегический обход, чтобы по пути попробовать эту удивительную гребаную еду.
Я снимаю свою толстовку и футболку на одном дыхании и где-то между гостиной и ванной я снимаю свои кроссовки и носки. Я знаю, что она будет злиться на меня за это позже, когда я оставлю вереницу одежды по дому, но мне чертовски нравится, когда она устраивает мне взбучку: когда ее темные глаза вспыхивают, и ноздри дают эту маленькую вспышку. Мои штаны и трусы добираются до двери ванной, прежде чем я их теряю. Она постоянно напоминает мне, что у нас пожилые соседи и тонкие шторы. Неважно.
Я забираюсь в душ позади нее, и она немного вздыхает.
Ее волосы вспенены, поэтому я пробегаю по ним руками, массируя ее кожу головы, и она испускает стон удовольствия. Да, определенно чувствую это в моем члене.
Затем я беру гель для душа и мою ее везде, скользя руками по ее великолепной, мягкой коже; по ее фантастической заднице; и, моей любимой, красивой груди.
Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, и вода из душа льется на нас обоих, но мне не нужно тепло — я загорался, просто касаясь ее.
Я хотел бы присесть, чтобы попробовать ее вкусную, влажную киску, но не могу из-за этой чертовой агонии, растягивающей мои мышцы бедра. Эта мысль меня бесит. Неважно. Есть и другие вещи, которые я хочу сделать. Много чего другого.
― Себастьян, я больше не могу!
Я подхватываю ее за талию и выношу в ванную, сажая на край ванны.
Да, на коленях это сработает!
Я падаю на пол перед ней и раздвигаю колени шире. Она задыхается, когда я опускаюсь на нее, и этого звука достаточно, чтобы заставить меня кончить. Держись, Хантер, ты справишься.
Я работаю над ней языком и пальцем, но потом она кончает внезапно и неожиданно. Боже, это было быстро.
― Черт, Каро! Ты в порядке, детка?
Я смотрю на нее, и мне нравится этот горячий, потерянный взгляд. Ее волосы свисают вдоль спины почти до талии, и эти красивые груди быстро поднимаются и опадают от ее быстрого дыхания.
Она кивает, но не кажется способной говорить, и это заставляет меня улыбаться. Я поднимаю ее и несу в спальню.
Она лежит на спине, затем поднимает руки и шевелит пальцами, зовя меня. Это значит, что она хочет, чтобы я лег с ней. Мне чертовски нравится, что между нами этот негласный язык. Я делал много дерьма со многими женщинами, но у меня никогда не было такого уровня близости ни с одной из них. Только с Каро. Это всегда была Каро.
Я ложусь и целую ее горло, чувствуя ее горячую, сладкую кожу рядом с моей, когда она вытягивается, как кошка, выгибая спину и улыбаясь.
― Ты хочешь взять меня сзади, Себастьян? ― говорит она, глядя на меня с этим озорным блеском в глазах, который действительно меня возбуждает.
― Нет, детка, я хочу кончить сзади.
Она шлепает меня по груди, но перекатывается вперед и поднимает задницу в воздухе.
― Иди и возьми это, большой мальчик!
Я не могу не смеяться вслух.
― Какие фильмы ты смотрела, Каро? Иди и возьми это, большой мальчик?
Она улыбается мне через плечо.
― Я это сама придумала. Оригинально, да?
― Да, детка. Это меня возбуждает.
Она ухмыляется.
― Себастьян, по-твоему, ты возбуждаешься, когда я прошу тебя мыть посуду!
― Я знаю, детка; думаю, это горячая вода и пена заставляют меня думать обо всем таком.
― Я заметила, ― говорит она сухо. ― Теперь мне придется махать задницей в воздухе вечно, или ты собираешься что-то с этим делать?
Я слишком, блядь, джентльмен, чтобы заставлять ее ждать.
― Ты хочешь жестко или нежно, детка?
― Оба варианта.
Да, я могу это сделать.
Я аккуратно скольжу в нее, чувствуя чертовски удивительное небольшое сопротивление, которое превращается в горячую, сладкую плоть, охватившую меня.
― Черт, Каро!
Она вталкивается в меня.
Черт, если она сделает это снова, шансов на "нежно" не будет.
Я полностью выхожу, затем снова в нее толкаюсь, вдалбливая бедра, чтобы я мог чувствовать ее вокруг себя, массируя ее внутри.
Я делаю еще одно медленное действие, прежде чем снова чувствую ее дрожь, и это заводит меня на гребаный край. Я сжимаю ее бедра и начинаю вбиваться в нее; изголовье стучит так сильно, что я думаю, звук пройдет через гребаную стену. Опять же, я удивлен, когда она кончает очень быстро: обычно у нас есть больше времени, чем сейчас. Не то чтобы меня это волновало, потому что чувство, что она сжимается вокруг меня, просто заставляет меня кончить быстрее. Черт, эта женщина может меня доить!
Я по ходу дела заинтересовался, может ли закончиться сперма. Да, ну, пока не очень то работает.
Она снова сжимается вокруг меня, и я изливаюсь в нее, прижимая тело к матрасу. Я осторожно выхожу и перекатываюсь на спину, тяжело дыша.
Черт, это было здорово!
Я не знал, что Сочельник может быть таким веселым — этого никогда не было раньше; хотя некоторые из рождественских праздников, которые я провел с Чесом, или Ширли и Митчем были довольно хорошими. Однако, ничего подобного, конечно.
И мне чертовски нравится, что мы отказались от презервативов. Неважно, кто что говорит, ощущение не то же самое. А что касается спонтанности, забудьте об этом. Вы когда-нибудь пробовали заниматься сексом в душе, когда пользовались презервативами? Да, понимаете, что я имею в виду?
Но более того, мне нравится, что Каро отказалась принимать таблетки. Как будто между нами нет преград. Я знаю, что она беспокоится о том, чтобы стать старой мамой, но она будет чертовски удивительна в этом. Черт, она так чертовски терпелива со мной, и я знаю, что я устроил ей действительно дерьмовый период, с тех пор как вернулся из Афганистана. Но сейчас, кажется, что все идет по плану.
И она обещала, что откажется от военных репортажей. Я знаю, что должен чувствовать себя виноватым из-за этого, но я просто не могу. Я рад, что она больше не будет подвергать себя такой опасности. И после того, что случилось с Лиз Эштон, я скорее, блядь, сожгу паспорт Каро и прикую ее к кровати, чем позволю ей приблизиться к самолету.
Но у нее было другое предложение, от которого я намного счастливее. Она написала статью о том, как мы ездили на велосипеде по Италии. Я даже не знал, что она это сделала, но однажды она пришла с этим журналом путешествий и фотографией меня рядом с моим Kawasaki ZZ-R1400 где-то над Амальфи. Это был отличный мотоцикл. Возможно, придется купить еще один.
Оказывается, люди из travel mag (проект для людей, влюбленных в путешествия) предложили ей несколько функций, включая некоторые поездки на мотоциклах в США. Я определенно готов к этому. Но они говорят и об Испании тоже. О да, я буду носить ее сумки на этой работе. Да, мадам!
Я все еще не уверен, что я хочу делать, но разобраться с иммиграционным дерьмом Аташа было действительно интересно. Каро думает, что я могу стать хорошим адвокатом, но я не уверен, что у меня хватит терпения на это. Я должен был бы получить степень, а затем степень магистра. И даже если бы я мог взять все это на изучение, которое было бы описано достаточно сухими словами, чтобы задушить верблюда, я, вероятно, в конечном итоге наговорил бы лишнего судье и был бы брошен в тюрьму за неуважение к суду или за какое-то другое дерьмо. У меня была некоторая работа по переводу, но пока я не доведу свое чтение на арабском и персидском до быстрого, он будет оставаться ограниченным. Думаю, я просто осматриваюсь.
Но есть еще одна вещь, которая меня интересует, ― это занятия фитнесом с людьми с ограниченными возможностями. Я работал с некоторыми великими терапевтами, которые помогли мне собрать мое дерьмо вместе — и некоторыми чертовски бесполезными, которых нельзя подпускать к настоящему живому человеку. Я всегда думал, что могу сделать что-то вроде канала личного тренера — я не могу себе представить, что застряну в какой-то кроличьей клетке офиса на весь день, ― не такого рода. По крайней мере, я бы знал, о чем, черт возьми, я говорю.
Элис дала мне пропуск в кардиотренажер нью-йоркского университета и тренажерный зал. Однажды там была эта Британская женщина со своим мотивационным выступлением. Я собирался пропустить его, но услышал, как она сказала, что сломала спину при занятиях парапланеризмом, и врачи сказали ей, что она, вероятно, не будет ходить снова. Поэтому она послала их куда подальше, проигнорировала все медицинские советы и через три месяца сделала свои первые шаги. Теперь она бегает эти сверхдальние марафоны.
Мне это было не интересно, но мне очень нравится идея, что доктора не все знают. Они сказали мне, что я всегда буду хромать, и я никогда не получу свою полную физическую форму. Ну, к черту это. Они меня не знают. Каро сказала мне, что ей все равно, если я хромаю, пока у меня нет хромого члена. Ни за что, детка! Никаких шансов на это с ней. Черт! Она такая сексуальная и она действительно этого не знает.
Черт! Я не могу отвлечься от секса ни на одну чертову минуту.
Сосредоточься, Хантер!