Хебби Роман
Люби меня одну.
Роман Хебби Люби меня одну. Роман. -
Харьков, «Клуб семейного досуга», 2003
Оригинальное название: Hebby Roman. «Love Me Only» 1999
ISBN 966-8218-56-6
Аннотация
События великолепного любовно - ававнтюрного романа разворачиваются в Мексике во второй половине 19 века.
Судьба разлучает подруг детства Диану Мак - Фарленд и Сару Йорк. Они встретятся в Мехико лишь после десятилетней разлуке, когда станут прекрасными молодыми девушками. Вихрь событий подхватил их, наполняя жизнь печалями и радостями. Вместе они переживут трепет первых свиданий и горечь расставания с любимыми, трудности дорог и опасности, потерю близких и тяготы войны, но страстная и самоотверженная любовь поможет Диане и Саре обрести свое счастье.
Хебби Роман
Люби меня одну
Пролог
Калифорния, 1855 год
- Раз картошка, два картошка, три, четыре, - тараторила Диана Мак-Фарленд и в такт считалочке ставила свои кулачки поверх кулачков подружки.
- Пять картошка, шесть картошка, вся картошка в мире, - подхватила Сара Йорк и ставила свои кулачки поверх Дианиных.
Голоса девочек становились все громче и громче:
- Два кило на завтрак, на обед, на ужин. - Кулачки мелькали, сменяя один другой. - А мама говорит: «Еще картофель нужен!»
Считалочка закончилась. Кулачок Дианы остался ненакрытым, и Сара закричала:
- Тебе водить! Я прячусь.
Девочки бросились в разные стороны, то и дело увязая в густых зарослях сорной травы. Добежав до ближайшего деревца - молодого дубка, Диана обняла ствол, зажмурившись, прижалась к шероховатой коре и начала считать. Но досчитать до конца не успела - со стороны дома послышался мамин голос.
- Диана! Диана! Иди сюда. И ты, Сара, тоже. Придется тебе пойти домой.
Застигнутая врасплох требованием матери, Диана отстранилась от дерева и, не открывая глаз, нерешительно сделала несколько шагов к крыльцу, - прекращать игру девочке не хотелось.
Ведь еще совсем светло. А после школы им с Сарой всегда разрешали играть до наступления темноты.
Диана почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее плечу. От удивления девочка открыла глаза. Рядом стояла Сара, тоже удивленная и даже немного испуганная.
- Но, мама, - заговорила Диана, - зачем Саре уходить? Еще совсем светло.
Но Элизабет Мак-Фарленд вздохнула и покачала головой. Просительно заглянув в мамины серые глаза, Диана увидела, что в них снова поселилась печаль. Печаль и усталость, как уже бывало раньше. Диана сникла.
- Думаю, лучше будет сказать все как есть, - снова вздохнула Элизабет. - Сара все равно узнает. Вот что, Диана, управляющий шахтой уволил твоего отца. Нам придется собраться и уехать. Завтра же утром. - Она повернулась к Саре. - Твой папа пытался заступиться за нас, но все напрасно.
Диану оглушили душераздирающие вопли. А через несколько мгновений девочка поняла, что кричит она сама, а рядом хнычет Сара, крепко вцепившись худенькими ручонками в любимую подругу, как утопающий в спасительный кусок дерева.
Отцу Дианы не первый раз приходилось уходить с работы. Учителя говорили, что Диане легко дается арифметика, но она уже давно сбилась со счета, впрочем, раньше ей было почти все равно. А вот теперь ей казалось, что земля разверзлась у нее под ногами. На этот раз ей предстояло расставание с Сарой, чудесной и единственной подругой.
Диана крепко прижималась к Саре, а мысли, обгоняя друг друга, тысячами проносились в ее головке: они с Сарой убегут. Прибьются к цыганскому табору или поступят в цирк. Сара умеет кувыркаться и крутит колесо хоть десять раз подряд.
А Диана умеет держать равновесие на спине лошади.
Диану снова сотрясли рыдания. Мама чуть ли не силой оторвала девочек друг от друга. Теперь их разделяло несколько шагов, но Диана не сводила глаз со своей лучшей подруги, на лице которой застыло изумление.
Элизабет печально улыбнулась и сказала:
- Иди домой, Сара. Все будет хорошо.
Но Диана знала: хорошо ей уже никогда не будет.
Мехико, 1865 год
- Ваш отец мертв.
Диане показалось, что слова гулким эхом ударяют в виски. Этого не может быть! Может, она не поняла хозяина гостиницы? В конце концов, она не слишком хорошо говорит по-испански.
- Senor Mak-Farlend es muerte[1]?
- Si, senorita[2].
- Хозяин кивнул, его карие глаза излучали сочувствие. - Lo siento.[3]
Диана автоматически кивнула в ответ, соболезнования этого человека ее не тронули. Она все еще не верила. Не понимала.
- Как это возможно?
Хозяин затараторил по-испански. Диане пришлось сосредоточиться, чтобы хоть что-то понять. Но даже немногие понятные ей слова несли с собой весь ужас неизбежной правды. В комнату отца ворвались какие-то люди и несколько раз ударили его ножом.
Ее отец убит!
Диана поняла, что ей следует что-то предпринять. Но что? Обратиться к властям? Или хозяин гостиницы уже сделал это? Надо было бы спросить об этом, но сил, чтобы спрашивать, а тем более действовать, у нее не осталось…
Из оцепенения Диану вывел настойчивый голос Элизабет Мак-Фарленд:
- В чем дело, Диана? Что случилось?
Медленно обернувшись, девушка взглянула в лицо матери. Как ей сказать? Какие подобрать слова, чтобы смягчить удар? Странно, но в тот момент Диана испытывала одно лишь раздражение - еще до переезда в Мехико она буквально умоляла мать учить испанский язык, но Элизабет упорно отказывалась, твердя, мол, она слишком стара, чтобы учиться.
Диана даже немного испугалась этих мыслей: что же такое с ней происходит, если она переживает не из-за смерти отца, а из-за неумения матери говорить по-испански?
- Отец умер, - выдавила Диана.
- Нет! - закричала Элизабет и, прежде чем Диана опомнилась, рухнула на пол.
Диана упала на колени рядом с матерью, расстегнула ей воротник и попросила перепутанного хозяина гостиницы:
- Пожалуйста, если есть, воды и нюхательной соли.
Хозяин кивнул, бросился в соседнее помещение и через минуту вернулся, неся миску с водой и глиняный кувшинчик. Диана смочила матери виски и, открыв кувшинчик, помахала рукой над горлышком и поднесла к носу Элизабет. Мать закашлялась, чихнула, моргнув, открыла глаза, приподнялась и села.
Диана попыталась поставить Элизабет на ноги, и тут ей на помощь пришли чьи-то сильные руки. Удивленной Диане осталось только наблюдать.
- Благодарю вас, senor, о, gracias, - пробормотала она.
- De nada, senorita. Не утруждайте себя - я говорю по-английски.
Впившись глазами в незнакомца, Диана заметила, что его огромные черные глаза немного прищурены, и невольно потянулась к матери, пытаясь оградить ее, сама не зная от чего. Девушка легонько похлопала мать по плечу, стараясь вернуть ей утраченное ощущение реальности. Элизабет молча прижалась к дочери.
Хозяин гостиницы откашлялся и предложил:
- Вы, наверно, хотите побыть наедине со своим горем. В комнату сеньора Мак-Фарленда нельзя, но я приготовил соседнюю. У них общая прихожая.
Глядя перед собой невидящим взглядом, Диана, поддерживая мать, последовала за хозяином. Руки и ноги сделались какими-то ватными, чувства притупились, мир отодвинулся куда-то очень далеко. Даже мысли, едва возникнув и даже не успев оформиться, исчезали в небытие.
Кто-то взял Диану под локоть, и чувства нахлынули снова. Девушка обернулась - перед ней стоял все тот же незнакомец. «Какой навязчивый», - мелькнула мысль.
- Одно лишь слово, сеньора и сеньорита. Я прошу простить меня, это ужасное известие…
- Да, - вяло произнесла Диана, губы шевелились, словно сами по себе.
- Но я знал Джеми Мак-Фарленда. Замечательный человек. Мой amigo[4].
- Он кивнул Элизабет. - Сеньора Мак-Фарленд? А вы, должно быть, Диана? - Девушка слабо кивнула в ответ. - Видите, я знаю, кто вы, - заявил он, - я сочувствую и соболезную вам. Я тоже потрясен. Я специально прибыл, чтобы побеседовать с сеньором Мак-Фарлендом. Но я и представить себе не мог, что…
Неожиданное внимание со стороны незнакомца встревожило Диану. Кто этот человек? Откуда он знает отца? Девушка насторожилась.
- Благодарю за участие, сэр, но у моего отца много друзей. Кто вы?
- Простите, забыл представиться. Меня зовут Сегуин Торрес.
Это имя она знала. Отец писал жене и дочери о Сегуине Торресе - своем деловом партнере из Мехико. Диана немного успокоилась и вспомнила, что в том письме говорилось о сказочных богатствах, которые сулило партнерство с этим человеком.
- Позвольте вам помочь, сеньорита, - глубокий мелодичный голос тронул Диану до глубины души. - Такая трагедия… А я ведь помню, с какой любовью ваш отец говорил о своей семье. В этой стране вы чужестранцы… да к тому же женщины. Вам просто необходима помощь друга…
Элизабет тяжело повисла на плече Дианы и тихонько застонала. Девушке пришлось напрячь все силы, чтобы удерживать мать, поэтому под бременем физической тяжести и горя голос ее звучал холодно:
- Моей маме нужно прилечь. Благодарю вас за любезное предложение, но теперь позвольте нам пройти в нашу комнату.
- О да, я понимаю. Я зайду позже, - он шагнул назад и поклонился.
- Как пожелаете.
Поднимаясь по лестнице, Диана видела перед собой лицо Сегуина Торреса и упрекала себя - отец умер, а она не нашла ничего лучше, чем думать о каком-то Торресе.
Сегуин показался девушке похожим на ястреба: резкими стремительными движениями, длинными черными как смоль волосами, собранными в пучок на затылке, и горбатым птичьим носом над резко очерченными узкими губами.
А немного прищуренные черные глаза, непостижимые в своей дикой красоте, не давали ей покоя.
Дрожь тонкой струйкой пробежала по позвоночнику. Диана вздохнула. Как она посмела размечтаться о каком-то незнакомце в такой момент! Умер отец…
Дотащившись до комнаты, она раздела Элизабет, уложила в постель, дала успокоительное. Подождав, пока мать не уснула, Диана тихонько перебралась в другой конец комнаты, сняла очки и потерла переносицу.
Горе навалилось на нее таким тяжким грузом, что перевернуло все ее существо, и даже самые простые вещи сегодня ей давались с усилием. Казалось, целый час она не могла справиться с пуговицами на платье. Ей пришлось выдержать настоящую битву, прежде чем удалось расшнуровать корсет: руки дрожали, а пальцы отказывались повиноваться.
Наконец, освободившись от пыльного дорожного платья, Диана отыскала в потрепанном саквояже ночную сорочку и скользнула в нее. Тело горело, как в лихорадке, а неотвязные горькие мысли ранили сердце, как изнурительная зубная боль.
Забираясь в постель, в которой уже спала мать - в комнате не было другой кровати, Диана вспомнила, что не причесалась на ночь, но сил больше не было. На сердце легла тяжесть, а горькие мысли вертелись в уме, как заведенные.
Диана очень хотела уснуть, только бы не думать, не чувствовать. И, словно сжалившись, дремота, а вместе с ней и покой заволокли ее сознание, пришла темнота, успокоительная, но все же со штрихом тревоги, сквозь сон и тьму на нее поглядывали внимательные прищуренные глаза Сегуина Торреса.
- Рассказывай все, что знаешь, - приказал Сегуин, вкладывая несколько монет в протянутую руку хозяина гостиницы.
- Si, senor, как пожелаете, - с готовностью отозвался сеньор Гутьеррес и проворно сунул монеты в карман. - Третьего дня, а точнее ночью, будит меня жена. Понимаете, сеньор, моя жена спит очень чутко, - и чтобы слова прозвучали более веско, хозяин кивнул. - Вот она и говорит мне, прислушайся, мол, наверху кто-то расшумелся. И точно, слышу - шум, грохот. Пришлось подняться с постели и еще Джорджа разбудить - это наш старший. Подходим мы, значит, к комнате сеньора Мак-Фарленда и слышим - там кто-то истошно кричит. Другие постояльцы высыпали в коридор, толпятся, но вмешиваться побаиваются. Мне тоже боязно было, сеньор Торрес, - признался сеньор Гутьеррес и слегка передернул плечами, - но это мой дом. Моим долгом было войти и выяснить в чем дело.
- Ну и? -теряя терпение, поторопил хозяина Сегуин.
- Значит, пытаюсь я вставить ключ в замочную скважину, а у самого руки-то дрожат, как тут раздается новый крик, да такой жуткий… Через минуту мы были в комнате. Смотрим, какой-то мужчина вылезает в окно. Джордж бросился к нему, но тот человек успел выпрыгнуть и убежал. А я вижу - на полу сеньор Мак-Фарленд с ножом в сердце.
Сегуин отшатнулся. Смертельный удар достался Джеми Мак-Фарленду из-за него. Бремя вины едва не раздавило молодого человека, ибо сомнений у него не было, за этим убийством стоял его отчим.
- Твой сын успел рассмотреть мужчину?
- Темно было, сеньор Торрес… И потом, он быстро скрылся из виду. Но Джордж заприметил шрам у него на лице.
Шрам на лице… Торрес задумался. Шрам, конечно, не бог весть какая примета, но все же…
- Ты сообщил властям?
- Конечно, сеньор, и немедленно! И за доктором послал, только американцу уже ничего не могло помочь.
- А нож где?
- Власти его забрали, сеньор.
- Ну да, конечно. - Торрес ободряюще похлопал Гутьерреса по плечу. - Ты все сделал правильно. Тебя не в чем упрекнуть. - Сегуин решил, что пора похвалить хозяина, а то что-то он сильно нервничает, а сейчас как раз по дошло время для самого важного вопроса.
- А комната… Ты говоришь, вы слышали крики. Там что же, была борьба? Ты как думаешь, сеньора Мак-Фарленда хотели ограбить? Комната была в порядке?
Гутьеррес поднял брови, как будто вопрос несказанно удивил его. И Сегуин решил, что либо хозяин не имеет никакого отношения к этому преступлению, либо придется признать, что перед ним великий актер.
- Что вы, сеньор, в комнате все было вверх дном - стулья перевернуты, обивка изодрана, повсюду клочки бумаг. - Хозяин с сомнением покачал головой. - Может тот человек и пытался ограбить сеньора Мак-Фарленда, но вряд ли у него что-то вышло. Знаете, на бюро я нашел часы сеньора Мак-Фарленда. Очень красивые часы, дорогие…
Похоже, убийца не нашел того, за чем пришел. Джеми, должно быть, застал его врасплох. Завязалась борьба, поднялся шум, собрались люди… Так что у убийцы, скорее всего, не осталось времени на поиски, заключил Сегуин.
- А что еще вы нашли в комнате?
Хозяин гостиницы гордо выпрямился, расправил плечи и недовольно спросил:
- За кого вы меня принимаете, сеньор? За воришку? Я не прикасался к вещам сеньора Мак-Фарленда! Как только это произошло, я вызвал представителей закона. Вокруг все время были люди! А когда тело унесли, я немедленно опечатал его комнату, и больше туда никто не заходил. Сеньор Мак-Фароленд сообщил нам, что скоро прибудет его семья, - он получил от них известие из Веракруса.
Конечно, проверить искренность и честность Гутьерреса было несложно. Торресу было известно, что у Мак-Фарленда была при себе значительная сумма денег. Но, к сожалению, ничего проверить он не сможет. У него нет никаких прав обыскивать комнату, все, что в ней осталось, принадлежит теперь безутешной вдове и дочери. Так что пока у него нет никакой возможности искать деньги и то, за чем приходил преступник.
- Да, вот еще что. А власти? Они обыскали комнату?
- Нет, я не разрешил. Я объяснил им, что приезжает семья. - Гутьеррес печально вздохнул и заметил: - Все это очень печально. Какое горе, что он так и не встретился со своей семьей, не побыл с ними вместе… Надеюсь, они смогут оплатить мне его погребение, - добавил он и выжидательно посмотрел на Торреса.
Но тот проигнорировал плохо скрытый намек. Но хозяин прав, все это очень печально. Преданный своей семье, Джеми всегда охотно и много рассказывал Сегуину о родных. Именно поэтому он так легко узнал их. И почему он не приставил к Джеми охрану? Теперь печальные последствия беспечности будут вечно терзать его душу. Почему он был так уверен, что отчим ничего не узнает об изобретении? Как можно быть таким самодовольным! Ведь глупо без всяких оснований полагать, что секрет вне опасности! И вот результат- теперь он в ответе за смерть друга, и никакие объяснения не смягчат его вину.
- Gracias, Гутьеррес. Я благодарен тебе. И вот еще что… Por favor[5], постарайся, чтобы у вдовы и дочери Мак-Фарленда было все, что необходимо. Все будет щедро оплачено. Не волнуйся. Я вернусь завтра.
Хозяин гостиницы низко поклонился и пробормотал:
- Я лично позабочусь о семье сеньора Мак-Фарленда. Hasta la vista[6].
Он покинул posada[7], клянясь себе сделать все возможное, чтобы обеспечить безопасность несчастных женщин. Для начала уже вечером следовало отправить в гостиницу охрану. Сегуин нисколько не сомневался: если отчиму не удалось завладеть бумагами Мак-Фарленда, он предпримет новую попытку.
Но кому можно доверять в этой гостинице? Нельзя забывать, что среди работников или, возможно, даже постояльцев наверняка есть те, кто работает на его отчима. Но кто мог рассказать обо всем этому человеку? Или сам Джеми проговорился, или допустил какую-то оплошность, в результате которой секрет попал в чужие руки? Нет, это маловероятно, но все же не исключено.
Сегуин вздохнул. Он вдруг понял, что теперь семья Джеми осталась на его попечении. Защита бедных женщин для него - дело чести, но их интересы идут вразрез с его собственными. Изобретение Мак-Фарленда по закону принадлежит им. А он, Сегуин, отчаянно хочет, чтобы оно принадлежало ему. И при этом чувствует себя обязанным охранять этих женщин, хотя ему, по правде говоря, нет до них никакого дела. Это просто обязанность, долг перед Джеми.
Мысли Сегуина продолжали вертеться вокруг женщин. Похоже, сеньора Мак-Фарленд не станет помехой его планам. Джеми не раз говорил ему, что Элизабет - прелестное существо, не имеющее и толики делового чутья.
А вот Диана, единственная дочь Джеми, заменившая ему желанного сына, была воспитана далеко не кисейной барышней. Отец предрекал способной и хваткой дочери блестящее будущее.
А вот о внешности Дианы Джеми никогда не упоминал. И сегодня Сегуин понял почему.
Он бы ни за что не назвал Диану привлекательной: глаза скрыты за толстыми стеклами очков, а сжатые от горя губы на смертельно-бледном лице напоминают тонкий неровный штрих. К тому же девушка показалась ему слишком рослой и худой, едва ли не костлявой. Вот только волосы - да, волосы у нее великолепные. Блондинка, una rubia[8].
Здесь, среди сплошных брюнетов, ее волосы привлекали внимание, как огонь маяка в непроглядной ночи. Все женщины Мехико - и почтенные матроны, и грошовые проститутки - то и дело пытались разными снадобьями осветлить волосы. Среди местных женщин золотистые волосы были несбыточной мечтой, почти что культом.
И все же Диана ему даже понравилась. В ее глазах светился ум. Сегуина восхитило ее стремление говорить на родном языке незнакомой страны, хотя акцент у нее, конечно, был просто ужасным. К тому же девушка вела себя сдержанно и спокойно, не впала в истерику, без раздумий взяла на себя заботы об обезумевшей от горя матери.
Поразмыслив, Сегуин готов был побиться об заклад: эту девушку не так-то легко будет обвести вокруг пальца, она будет достойным противником.
Диана печально смотрела на неприметную могилу. На кладбище их проводил Джордж, сын хозяина гостиницы. Пожалуй, им следует поблагодарить хозяина - без него отца похоронили бы в безымянной бедняцкой могиле.
Как ни печально, тем не менее, вполне закономерно, что отец обрел последний покой вдали от дома, на чужбине. Он был скитальцем, всегда странствовал в поисках счастья, искал свой котелок с золотом. Родился он в практичной ирландской семье, а вырос мечтателем и в поисках мечты таскал за собой семью по всем юго-восточным штатам.
По профессии отец был горным инженером, но любили его, конечно, не за дипломы. Джеми Мак-Фарленд был замечательным человеком, умным и добрым, но в то же время самоуверенным и несдержанным. Он вечно ввязывался в споры с начальством и постоянно оставался без работы.
В очередной раз отца уволили, когда они жили в Вирджинии. Элизабет и Диана вернулись в Нэшвилл - кому-то надо было присмотреть за престарелыми родителями. Отец же отправился на юг, в Мексику.
В письмах Джеми восторгался Мексикой. Вначале мать была настроена скептически, не без оснований полагая, что все «перспективы» - просто очередная фантазия ее мужа. Но когда он стал компаньоном на серебряном руднике, Элизабет изменила свое мнение.
Диана посмотрела по сторонам. И правда, Мехико прекрасен. Он, словно в драгоценной чаше, лежит меж вздымающимися к самим небесам горами. Город расположен довольно высоко над уровнем моря, и воздух в нем необыкновенно чистый и прозрачный. У подножья гор высятся два вулкана-близнеца. И их убеленные снегом вершины кажутся еще величественней на фоне буйной тропической растительности.
Диана вздохнула: как жаль, что отец уже не может разделить ее восторгов, полюбоваться несказанной красотой здешней природы. Диана любила отца, хотя, конечно, прекрасно понимала, как много у него недостатков. Но, кроме родственных чувств, отца и дочь связывала искренняя дружба. В дочери Джеми более всего ценил жаждущий знаний ум и по мере сил старался напитать его всевозможными знаниями. Он не жалел усилий и расходов на обучение Дианы. И если поблизости не было подходящей школы, занимался с ней сам.
Но теперь он ушел навсегда. И жизнь без него уже не будет прежней. В эту минуту Диане почему-то захотелось увековечить свое горе.
- Я хочу заказать мемориальную доску, - заявила она матери.
- Что? - хмыкнула Элизабет. - Пустая трата денег. Мы здесь чужие. Никто не придет к нему на могилу.
- Ты права, мама. Он похоронен в чужой земле. Ты права, оставим его здесь одного, пусть покоится с миром. Это самое меньшее, что мы можем сделать.
Мать снова прерывисто задышала и промокнула глаза носовым платком:
- Свой христианский долг перед твоим отцом я выполню!
- Да, мама.
- Будь по-твоему, хорошо. Если хочешь, заказывай мемориальную доску, Диана. Но ничего замысловатого, поняла? Что-нибудь простое.
- Я поняла.
Когда они вернулись в гостиницу, оказалось, что Сегуин Торрес ждет их. Когда они вошли, он поднялся, подошел к ним, уважительно пожал руку матери и вежливо кивнул Диане.
- Сеньора Мак-Фарленд, прошу позволения поговорить с вами. Хозяин гостиницы, сеньор Гутьеррес предложил нам sala[9], - он жестом показал на дверь, ведущую из вестибюля в небольшую комнату.
Элизабет заметно разволновалась, и Диана поняла, что следует вмешаться.
- Мистер Торрес, мне не известны ваши намерения, но все, о чем вы желаете говорить с моей матерью, можно сказать в моем присутствии.
Вы же видите, моя мать слишком слаба, - и Диана заботливо обняла Элизабет за плечи.
- Как пожелаете. Прошу вас, дамы, проходите, пожалуйста. Я открою ставни, чтобы было посветлее. Пожалуйста, устраивайтесь.
Диана обвела взглядом гостиную. Она предназначалась для частных встреч постояльцев с посетителями, но ей явно давно никто не пользовался, ибо комната казалась совершенно запущенной. Мебели в ней был переизбыток, причем вся какая-то потрепанная и пыльная. Немудрено, что мистер Торрес решил открыть окно. Даже сегодня в ясный день за закрытыми ставнями было темно, как в гробнице. Диана и Элизабет устроились на единственном диване, среди пропахших плесенью и пылью подушек.
Торрес взял стул, пододвинул его поближе к женщинам и устроился на краешке, наклонившись вперед.
- Вчера я уже имел честь сообщить вам, что сеньор Мак-Фарленд был моим другом.
Диана безразлично кивнула. Неужели он не может оставить их в покое хоть на несколько дней? Непонятная настойчивость этого человека не на шутку раздражала ее.
- Не знаю, осведомлены ли вы, но Джеми… Вы не возражаете, если я буду называть сеньора Мак-Фарленда по имени?
- Конечно, нет, мистер Торрес, - ответила Элизабет. - Тем более, что вы были друзьями.
Диана не сдержалась и тихонько фыркнула - слишком уж легко мать согласилась на эту фамильярность. Но молодой человек, видимо, заметил ее скепсис и несколько мгновений внимательно смотрел ей в глаза.
От этого пристального взгляда Диана невольно задрожала. Она решила не уступать ему и не отвела глаз, но от напряжения лицо ее покрылось испариной. Раздосадованная нелепым положением, в котором она оказалась по собственной глупости, Диана поднялась.
- Мистер Торрес, мы устали. Мы только что с кладбища. Пожалуйста, говорите по существу.
Сегуин тоже поднялся. Высокий мужчина, отметила Диана. Ее тоже малорослой не назовешь, но он на голову выше. Чтобы смотреть ему в лицо, девушке пришлось поднять голову; его надменная поза совсем ей не нравилась. Они стояли друг против друга, как враги, но она не собиралась отступать.
Мать взяла ее за руку.
- Пожалуйста, Диана, сядь. Давай выслушаем мистера Торреса. Отдохнем позже.
Недовольная сговорчивостью матери, Диана снова села на диван. Ее резкое движение подняло облачко пыли. Элизабет достала носовой платок и прикрыла нос. Диана чувствовала себя, словно пристыженный при гостях ребенок, разбивший вазу.
Украдкой взглянув на Сегуина, она расстроилась еще больше. Его рот подрагивал от еле сдерживаемой усмешки. Диана повернула голову и стала смотреть в окно, твердо решив не дать ему снова вывести себя из равновесия.
Его голос, мягкий и увещевающий, наполнил тишину.
- Я пытаюсь объяснить, что мы с Джеми были деловыми партнерами. Он изобрел новый процесс очистки серебряной руды. Я не буду, дамы, утомлять вас подробностями, но его изобретение позволит улучшить процесс производства серебра и снизить его стоимость. Мы с ним пришли к соглашению…
- Вы совсем не утомляете нас, мистер Торрес, - Диана снова повернулась к нему. - Но, прошу вас, довольно нас опекать. Нам известно, что вы партнер отца. И изобретенный им процесс мне известен. Отец писал нам об этом и все объяснил.
Сегуин снова сел и с укоризной посмотрел на нее, как будто она продолжала испытывать его неистощимое терпение.
Под его взглядом Диана смутилась. А ведь только несколько секунд назад она твердо решила держать себя в руках. Кто дал ему право так смотреть? Невыносимый, самодовольный тип! И непробиваемый.
- Я вовсе не собирался предлагать вам свое покровительство. Ваш отец слишком часто хвалил мне ваш блестящий ум, Диана.
Услышав свое имя, девушка непроизвольно вздрогнула. В устах испанца ее имя зазвучало мягче, чем обычно. И все же его слова снова огорчили Диану. Как неприятно узнать, что отец обсуждал ее с чужим человеком. Порозовев от смущения, она сняла очки и потерла переносицу. Но вдруг подумав, что он расценит это движение как желание показаться ему не только умной, но и милой, она вновь водрузила очки на место.
От смущения и раздражения на саму себя она забыла поблагодарить его за невольный комплимент и, сложив на коленях руки, уставилась в точку над его плечом. Какие невероятно широкие плечи, отметила она. А под тонким полотном белой рубашки прорисовывается рельеф мускулов. Испугавшись своих мыслей, Диана осадила себя. Что с ней? Может быть, она повредилась умом из-за смерти отца?
Сегуин повернулся к Элизабет.
- Вы очень терпеливы, сеньора. Я уже подошел к главному. Я считаю, что открытие Джеми стоит больших денег. - Он откашлялся. - Джеми не мог найти постоянной работы в Мехико. Как его друг и деловой партнер, я чувствовал себя обязанным помочь. Я ссудил его деньгами, когда он узнал о вашем приезде. То есть это был заем в нашей компании.
- Как мило с вашей стороны, мистер Торрес. - Мать промокнула испарину, выступившую над верхней губой. -
Но, боюсь, я ничего не смыслю в денежных расчетах. Так что если вы хотите обсудить дела, - она улыбнулась Диане и потрепала ее по руке, - вам придется говорить с моей дочерью. Отец всегда обсуждал с ней свои занятия.
Сегуин оперся о спинку стула и скрестил руки на груди. Его острый взгляд снова впился в Диану, и она почувствовала себя жалким насекомым, насаженным на булавку энтомолога.
- Надеюсь, мы сможем достичь понимания, Диана.
Девушке почему-то почудилось, что за этим вполне обыкновенным утверждением кроется какая-то угроза. Диана решила, что ей брошен вызов, и, не собираясь отступать ни на шаг, распрямила плечи, но продолжала молчать, ожидая следующего хода противника.
- Я хочу предложить вам десять тысяч песо, что соответствует вашим десяти тысячам американских долларов, - объявил Торрес без дальнейших экивоков. - Ваш муж взял у меня взаймы тысячу долларов. Следовательно, вам остается девять тысяч долларов за его бумаги с формулой изобретения.
Элизабет онемела. Взглянув на нее, Диана поняла, что мать в восторге от этого предложения.
Возможно, от раздражения на мать Диана испытала прилив несвойственной ей самоуверенности. Она всегда верила в блестящий ум отца, даже тогда, когда он вел себя как самодовольный сумасброд. А Элизабет в основном видела одни его недостатки. Диане приятно было узнать, что ее отец нашел-таки свой котелок с золотом. Но предложение Сегуина ее насторожило. Отец писал, что его обещали взять компаньоном на рудник. Похоже, этот Торрес пытается обойти договор с отцом и попросту откупиться от ничего не смыслящих в делах женщин.