Председательствующий: Доктор Нельте, вы представили Кейтель-7?
Нельте: Я прошу считать эти напечатанные военные инструкции как доказательство экземпляр Кейтель-7 (документ номер Кейтель-7).
Председательствующий: Будьте любезны говорить, что вы представляете каждый раз, потому что просто сказав «7» это непонятно.
Нельте: Кейтель-7.
(Обращаясь к подсудимому):
Документ С-128 приказ высшего командования армии по поводу вступления во Францию?
Кейтель: Да.
Нельте: Теперь у меня есть другой документ, документ номер 1585-ПС, который содержит мнение выраженное ОКВ. Это письмо министра авиации Рейха и главнокомандующего Люфтваффе; и в этом письме, я полагаю, содержались убеждения, занимаемые вашим ведомством главой которого вы являлись.
Кейтель: Да.
Нельте: Что вы скажете сегодня в связи с этим письмом?
Кейтель: Я могу сказать только, что точно такую позицию я представляю сегодня, потому что здесь, с отсылкой к вышеупомянутому приказу, следующий параграф, начинающийся со слов, «для предотвращения любого ошибо…» и так далее. Затем цитировался приказ.
Нельте: Это отсылка к Правилам Г-2, и далее о том, что «решение относительно судьбы заложников…»
Кейтель: Сказано: «Согласно которому решение судьбы заложников остается за старшими офицерами, занимающими должность не младше командира дивизии».
Нельте: Верно ли, когда я скажу, что это письмо было подготовлено правовым управлением ОКВ после изучения ситуации с учетом международного права и его регулирования?
Кейтель: Да, из самого документа видно, что эта точка зрения учитывалась.
Нельте: Вы отдавали какие-либо общие приказы по вопросу заложников в должности начальника ОКВ, помимо тех которые мы имеем?
Кейтель: Нет, ОКВ участвовало, только помогая в подготовке этого приказа. Никаких других приказов или указаний не принималось по этому вопросу.
Нельте: Вместе с тем в индивидуальных случаях вы занимались вопросом заложников? Вы и ОКВ обвиняетесь в вашем выражении некоторым путем некоторого отношения, когда направлялись запросы Штюльпнагелем[711] и Фалькенхаузеном[712].
Я покажу вам документ 1594-ПС.
Кейтель: Этот документ, 1594-ПС, сообщение от фон Фалькенхаузена, военного командующего в Бельгии, и направленное в ОКХ, генеральный штаб, генерал-квартирмейстеру, и, далее, главнокомандующему и военному командующему во Франции, и для сведения командующему Вермахтом в Нидерландах и воздушному округу Бельгии.
Мне неизвестен данный документ и не мог знать, так как он был направлен армии. Предположение, выраженное французским обвинителем о том, что я получал письмо от Фалькенхаузена не правда. Я не знаю этого письма, и оно мне не отправлялось. Официальные сообщения между военными командующими во Франции и Бельгии происходили только между ОКХ и этими двумя военными командующими подчиненными им. Эти командующие никак не подчинялись ни мне, ни ОКВ.
Нельте: Французское обвинение представило документ номер СК-25 и утверждает, что данный документ был основой для узаконения заложничества во Франции, что в нем, другими словами, основная связь между подписанным вами приказом 16 сентября 1941 и обращением с заложниками во Франции. Я покажу вам эти документы, 1587-ПС и 1588-ПС, в дополнение к СК-25 и попрошу вас прокомментировать их.
Кейтель: Я могу сначала ответить на вопрос о том, были ли индивидуальные дискуссии с военными командующими относительно вопроса заложников. Вы меня не спрашивали об этом?
Нельте: О Штюльпнагеле и Фалькенхаузене?
Кейтель: Да, о Штюльпнагеле и Фалькенхаузене. Возможно, я помню один такой случай, Штюльпнагель позвонил мне из Парижа по такому вопросу, потому что он получил приказ от армии расстрелять определенное число заложников за нападение на военнослужащих германского Вермахта. Он хотел, чтобы этот приказ был удостоверен мной. Это произошло, и мне кажется это было подтверждено телеграммой, которую мне здесь показали. Это также подтверждает, что тогда я встречался со Штюльпнагелем в Берлине. Иначе говоря, отношения между мной и этими двумя военными командующими ограничивались исключительными случаями, в которых они верили, что с моей помощью они смогут получить определенную поддержку относительно вещей неприятных для них, например, в таком вопросе как размещение рабочих, то есть, рабочих из Бельгии или Франции в Германию, где также, в одном случае, возникали конфликты между военными командующими и полицейскими властями. В таких случаях меня призывали для посредничества.
Позвольте мне, пожалуйста, посмотреть сначала на документы
Нельте: Вы можете начать с СК-25, 16 сентября 1941.
Кейтель: Да.
Председательствующий: Для Трибунала невозможно держать в головах все эти документы, упоминая их номера, и у нас нет документов перед нами. Мы не знаем, с какими документами вы работаете. Для нас это невозможно.
Нельте: Господин Председательствующий, я взял на себя смелость представить Трибуналу до начала заседаний список документов. Я извиняюсь если это не было сделано. Я не могу представить сами документы. Вы всегда найдете номер слева в списке.
Председательствующий: Да, я понимаю это, но все, что я здесь вижу это 1587-ПС, который по-видимому не тот о котором вы упоминали, и он описывается как доклад верховному командованию армии. На нем нет никакого указания об этом. Следующий это 1594-ПС, письмо ОКХ. Тут снова нет указания для нас о чем он, за исключением того, что он как-то связан с вопросом заложников.
Нельте: Он касается вопроса, на который подсудимый Кейтель отвечает. У вас нет подписанного приказа документ номер С-128?
Председательствующий: Да, есть. Это указания по операциям на Западе.
Нельте: И СК-25?
Председательствующий: Да.
Нельте: И 1588-ПС?
Председательствующий: У нас есть все. Все что я хочу вам сказать, я указываю вам на то, что описание их недостаточно для объяснения, того, что они значат для нас. Вероятно, словом или двумя вы можете обозначить нам, когда вы переходите к документу и о чем он.
Нельте: Документ ЮК=25, о котором подсудимый Кейтель свидетельствует о том, что это подписанный им приказ от 16 сентября 1941, относительно «Коммунистических восстаний на оккупированных территориях». Он содержит, помимо прочего, предложение: «Фюрер приказал, чтобы наиболее жесткие меры предпринимались повсюду с целью сокрушить это движение как можно быстрее» Французское обвинение утверждает этим, основываясь на этом приказе, что узаконение заложничества было разрешено во Франции, содержащееся в документе 1588-ПС. Если у вас есть документ 1588-ПС, вы найдете на третьей странице обычные правила о взятии и обращении с заложниками.
Подсудимый заявит, было ли это обычно существовавшим отношением, и в какой степени ОКВ и он сам были компетентны в этих вопросах.
Кейтель: Документ СК-25, как заявляется здесь приказ фюрера от 16 сентября 1941, касающийся коммунистических восстаний на оккупированных территориях, и фактически этот приказ фюрера уже упоминался. Я могу разъяснить тот факт, что данный приказ, что касается его содержания, упоминал только восточные регионы, в частности балканские страны. Я уверен, что я могу подтвердить этот факт тем, что к нему приложен список рассылки, то есть, список адресованный в начале «Командующему Вермахтом в Юго-Восточной Сербии, Южной Греции, и на Крите». Он был, также конечно, передан остальным командующим Вермахта и также ОКХ с возможностью передачи его подчиненным. Мне кажется, что данный документ, который, для экономии времени, мне можно не читать, имеет несколько указаний на то, что предположения французского обвинения о том, что он являлся основой для закона о заложниках находящегося в документе номер 1588-ПС ложны, и что здесь нет причинно-следственной связи между этими двумя. Правда в том, что закон о заложниках датирован также сентябрем — номер трудно прочитать — но, что касается его содержания, два этих вопроса не связаны. Более того, двое военных командующих во Франции и Бельгии никогда не получали этот приказ от ОКВ, но могли получить его от ОКХ, данный вопрос я не могу проверить, потому что не знаю.
Относительно приказа от 16 сентября 1941, я хочу сказать, что большая жестокость прослеживается от личного влияния фюрера. Фактически то, что касалось восточного региона уже видно из содержания и из введения и не требует дальнейших пояснений. Верно то, что приказ от 16 сентября 1941 подписан мной.
Нельте: Мы теперь переходим ко второму индивидуальному факту, «Nacht und Nebel[713]«. Обвинение вменяет вам участие в распоряжении Nacht und Nebel от 12 декабря 1941, документ номер Л-90…
Кейтель: Могу я сказать еще одну веешь относительно другого вопроса?
Нельте: Пожалуйста, если это окажется необходимым. В сообщении от 2 февраля 1942 мы находим слова «В приложении передаются: 1) Распоряжение фюрера от 7 декабря 1941…». Вы хотите сказать, что-нибудь еще; если это важно, пожалуйста. У вас есть документ номер Л-90?
Кейтель: Л-90, да.
Нельте: В чём заключалась причина данного приказа, имевшего такие ужасные последствия?
Кейтель: Я могу заявить, что мне совершенно ясно, что связь моего имени с так называемым приказом «Nacht und Nebel» серьезное обвинение против меня, хотя даже из документов и видно, что это приказ фюрера. Соответственно я хочу заявить, как это приказ появился. С началом восточной кампании и поздним летом 1941 до весны 1942, движение сопротивления, саботажа и всего связанного с ними огромно выросли на оккупированных территориях. С военного угла это означало, что силы безопасности были связаны, находясь в неспокойных районах. Вот как я это видел тогда с военной точки зрения. И день за днем, из ежедневных докладов мы могли составить картину событий в отдельных оккупационных секторах. Было невозможно разобраться с таким множеством; скорее Гитлер требовал, чтобы его информировали о каждом отдельном событии, и он был очень недоволен, если такие вопросы скрывались от него в докладах военных властей. Он хотел знать об этом все.
В связи этим он сказал мне, что его это не устраивает и очень нежелательно устанавливать мир путем увеличения смертных приговоров военных трибуналов против саботажников и их сообщников; он не желал, чтобы такое происходило, поскольку с его точки зрения это усложняло умиротворение и отношения с населением. Тогда он сказал мне о том, что состояния мира можно достичь только если мы снизим их и если, вместо смертных приговоров — короче — в случае если смертный приговор нельзя было ожидать и провести а кратчайшее время, как заявлено здесь в распоряжении, подозреваемый или виновный подлежал — если можно использовать слово «виновный» — высылке в Германию без уведомления своей семьи и интернировался или заключался в тюрьму, вместо длительных процедур военного трибунала со множеством свидетелей.
Я выразил большие сомнения по этому поводу и знаю очень хорошо, что я сказал тогда, что я боюсь совершенно противоположных результатов на которые, по-видимому надеялись. Затем у меня была серьезная дискуссия с правовым советником Вермахта который имел схожие сомнения, потому что этим ликвидировались правовые процедуры. Я снова попытался предотвратить принятие этого приказа или изменить его. Мои усилия были напрасными. Для меня создавалась угроза, вытекающая из распоряжения, что Вермахт не будет исполнять его. Теперь могу я обратиться к подробностям способов предусмотренных приказом, Л-90, о предотвращении произвольного применения, и они были следующими:
Целью общих принципов было выразить то, что такая депортация или перемещение на территорию Рейха может иметь место только после обычных процедур военного трибунала, и что в каждом случае офицер ответственный за судопроизводство, то есть, командир дивизии мог разбираться с вопросом вместе со своим правовым советником, правовым путем, на основе предварительных процедур.
Я должен сказать, что я верил, что каждое произвольное и выходящее применение этих принципов избегалось этим добавлением. Вы, вероятно, согласитесь со мной, что слова приказа: «Волей фюрера после долгого изучения…» внесены по той причине для того, чтобы было сказано о причине и не без надежды, что направленное военным командирам оно также будет осознано как то, что такой метод который мы не одобряем и не считаем правильным.
Наконец мы ввели процедуру пересмотра приказа через высшие каналы, то есть, военного командующего во Франции и верховное командование или командующего армией, возможно пытаясь способом апелляции сделать вопрос вердикта более открытым, по крайней мере, с учетом значения распоряжения. Я впервые узнал здесь о масштабной и ужасающей трагедии, а именно о том, что данный приказ, который намечался только для Вермахта для единственной цели определиться исчезнет ли нарушитель представший перед приговором в тюрьме посредством использования средств процедуры «Nacht und Nebel», очевидно универсально применялся полицией, как показал свидетель которого я здесь слышал, и согласно обвинительному заключению, которое я также слышал, ужасающий факт существования целых лагерей полных людей депортированных по процедуре «Nacht und Nebel» подтвержден.
По моему мнению, Вермахт, по крайней мере, я и военные командующие на оккупированных территориях, которые были связаны с этим приказом, не знали об этом. В любом случае об этом мне никогда не докладывалось. Поэтому, данный приказ, который сам по себе являлся очень опасным и пренебрегал определенными требованиями закона как мы его понимали, смог развиться в это непростое дело, о котором говорит обвинение.
Намерением было депортировать таких людей в Германию, потому что Гитлер считал, что содержание осужденных в военное время не должно считаться нечестным в отношении лиц, где стоял вопрос действий, так называемых патриотов. Это могло быть коротким заключением, которое завершилось бы с окончанием войны.
Эти отражения уже были сделаны в части пометки. Если у вас есть дальнейшие вопросы, пожалуйста, поставьте их.
Нельте: Осуществление приказа по распоряжению «Nacht und Nebel» заявляет о том, что Гестапо[714] являлось ответственным за перевозку в Германию. Вы заявили о том, что люди прибывающие в Германию передавались министру юстиции, то есть, в обычное полицейское заключение. Вы поняли что, в связи с Гестапо, возникают определенные подозрения из того, что известно о том, что с самого начала случалось с такими людьми. Вы можете сказать что-либо в разъяснение этого вопроса?
Кейтель: Да. Тогда был отдан приказ о том, чтобы такие люди передавались германским органам правосудия. Это письмо подписано «по приказу» и затем подписано, было принято через 8 недель позже, чем само распоряжение управления внешней разведки как я могу видеть из своей официальной корреспонденции. Это указывает на конференции, то есть, соглашения, которые достигались тогда, относительно метода, которым эти люди передавались из родных стран Германии. Они, по-видимому проводились управлением разведки, которое явственно приказывало об отрядах полиции как сопровождение. Это видно из него.
Я могу упомянуть в связи с этим — я понимаю это — что это не выглядело оспоримым тогда, потому что я не мог иметь, и не имел, причин полагать, что эти люди передававшиеся Гестапо, откровенно говоря, будут ликвидированы, но чтобы Гестапо был просто использовано как посредник в ответственности за перевозку в Германию. Я хочу в особенности подчеркнуть, что, несомненно, нашей идеей не было избавляться от людей, как позднее делалось в лагере «Nacht und NebeI».
Нельте: Теперь мы переходим к вопросу парашютистов, саботажных групп, и операций коммандос[715]. Французское обвинение подробно разобралось с происхождением и назначением двух приказов фюрера от 18 октября 1942 относительно обращения с коммандос.
У Трибунала есть копия приказа фюрера? Это 498…
Председательствующий: У нас нет копии приказа. Вы подразумеваете 553-ПС или 498?
Нельте: Второй это документ номер 553-ПС.
Председательствующий: У нас нет также: «Борьбы с отдельными парашютистами, распоряжение от 4.8.42».
Нельте: Вы можете повторить ваше заявление? Я не понял сказанного.
Председательствующий: 553-ПС, «Борьба с отдельными парашютистами, распоряжение от 4.8.42» Вот, что у нас есть, ничего более. У вас также есть 498.
Нельте: Документ номер 553-ПС это меморандум подписанный Кейтелем. Французское обвинение правильно полагало, что есть некоторая связь между документом 553-ПС и приказом фюрера от 18 октября 1942. Подсудимый свидетельствовал, что существовали причины, вызвавшие приказ фюрера и это отмечено.
Кейтель: Прежде всего, документ 553-ПС, запись: меморандум был принят мной в августе 1942. Как я уже описал в связи с распоряжением «Nacht und Nebel», акты саботажа, заброска агентов на парашютах, сброс вооружений, патронов, взрывчатки, радиостанций и небольших групп саботажников достигал больших и больших пропорций. Они выбрасывались ночью с самолетов в малозаселенные районы. Эта деятельность покрывала всю территорию подконтрольную Германии. Она охватывала от Запада до Чехословакии и Польши, и с Востока до района Берлина. Конечно, большое число людей вовлеченных в эти действия захватывались, и получалось много материала. Меморандум о действиях против этого нового метода ведения войны который был, по нашим мыслям незаконным, вроде «войны в глубоком тылу» прошел все ведомства помимо Вермахта, как и полицию, так и гражданские власти. Даже сегодня, после чтения данного документа ещё раз — уже врученного мне здесь — я считаю данный меморандум бесспорным. Он высказывает предположение, чтобы военнослужащие вражеских сил, то есть военнослужащие каких-либо вражеских сил, при захвате полицией, доставлялись в ближайшее учреждение Вермахта после их опознания. Я знаю, что во французском секторе французская полиция полностью участвовала в арестах таких военных и помещении их в безопасность. Она сотрудничала в предотвращении актов саботажа. Это вероятно проясняет насколько широка была деятельность, упомянутая мной, если таким образом за определенные дни было более 100 подрывов на железных дорогах. Вот о чем меморандум.
Теперь, о приказах фюрера от 18 октября 1942, которые упоминались очень часто и которые я могу описать как дальнейшее развитие правил упомянутых в данном меморандуме: о методах, осуществления незаконной войны приводящих к росту отдельных парашютистов переросших в маленькие отряды коммандос, которые приземлялись с тяжелых самолетов или на парашютах и систематически задействованные, не создавая беспокойства или общих разрушений, но атакуя специальные, жизненно важные, и важные военные объекты. В Норвегии, например, я помню, что у них была задача взорвать производства алюминия. Может звучать странным, но во время этого периода от половины до трех—четвертей часа ежедневных обсуждений ситуации посвящалась проблеме о том, как справиться с этими инцидентами. Эти инциденты во всех секторах заставляли фюрера требовать других методов, решительных мер, в борьбе с такой деятельностью, которую он характеризовал как «терроризм» и говорил о том, что единственный метод, который можно использовать для борьбы с такой деятельностью это жестокие контрмеры. Я помню, что в ответ на наши возражения, как солдат, были сказаны следующие слова: «Пока десантники или саботажники ощущают опасность только от захвата, они не чувствуют риска; в обычных обстоятельствах он ничем не рискует; мы должны с этим покончить». Такими были причины его мыслей. Меня несколько раз просили представить мнение и представить проект. Генерал Йодль тоже помнит это. Мы не знали, что как мы солдаты, должны были сделать. Мы не смогли внести предложение.
Если я вкратце подытожу, мы слышали всплески ярости Гитлера почти каждый день, но ничего не делали, не зная, что мы должны делать. Гитлер объявил, что это было незаконно и противоречило Гаагской конвенции[716] о том, что такой метод ведения войны не предусмотрен Гаагской конвенцией и не может быть предусмотрен. Он сказал, что таким путем для новой войны, с которой мы сталкиваемся, требуются новые методы. Затем, вкратце, как я уже свидетельствовал на предварительном следствии, эти приказы — сам этот приказ и хорошо известная инструкция о том, что те, кто не осуществляют приказ будут наказаны — были приняты в сжатой форме и подписаны Гитлером. Затем они были оформлены, мне кажется начальником оперативного штаба, Йодлем. Я могу добавить, что много раз командиры, получавшие эти приказы задавали вопросы о том как их применять, особенно в связи с угрозой, что они будут наказаны если они не будут их осуществлять. Единственным ответом, который давался, был: «Вы знаете, о чем эти приказы», мы были не в состоянии изменить эти подписанные приказы.
Нельте: Обвинение обвиняет вас лично в принятии приказа убивать английских саботажников, захваченных при операции коммандос у Ставангера. В связи с этим я представляю вам документ 498-ПС, 508-ПС, и 527-ПС.
(Документы передаются подсудимому)
Господин Председательствующийэто, была миссия коммандос в окрестностях Ставангера. Войска, попавшие в немецкие руки должны были быть убиты, согласно распоряжению фюрера. Существовала отдаленная возможность допросить этих лиц, если бы это было вызвано военной необходимостью. В случае с главнокомандующим в Норвегии, генералом фон Фалькенхорстом[717], занимавшимся вопросом. Он обратился к ОКВ как он уже свидетельствовал в протоколе допроса.
(Обращаясь к подсудимому)
Вы сделаете какое-либо заявление в связи с этим?
Кейтель: Я допрашивался по этому вопросу, и во время допроса я возражал генералу фон Фалькенхорсту. Как я помню, я не вспоминаю его задававшего мне вопросы относительно осуществления данного приказа. Я не знаю этого. Даже само событие не осталось в моей памяти, и я вспомнил его снова только после просмотра документов. Во время допроса, я сказал дознавателю, что я не имел власти изменить приказ, что я мог лишь отослать любого к самому приказу, как таковому. Относительно моего спора с генералом фон Фалькенхаузеном, я хочу сказать только о том, что заявлялось в протоколе «Он, вероятно, скрыл свои ответы и изменил свои ранние заявления, но не отрицал их. Кейтель не отрицает, что у него был разговор со мной, но отрицает, что я говорил о вопросе».
Нельте: Господин Председательствующий, я могу лишь сказать, что это вывод из допроса генерала фон Фалькенхорста, документа представленного обвинением без присвоения номера.
(Обращаясь к подсудимому)
Вы закончили заявление?
Кейтель: Да. Мне кажется этого достаточно.
Председательствующий: Доктор Нельте, обвинение не представляло этот документ, не так ли? Они не представляли его в качестве доказательства?
Нельте: Мне кажется, что они представили.
Председательствующий: Я думаю, они могли представить его подсудимому Кейтелю во время одного из допросов, не так ли? Правильно? Это не означает, что он представлен как доказательство, потому что сам допрос, вы поймите, не приобщался как доказательство. Вы можете приобщить его сейчас если хотите.
Нельте: Господин Председательствующий, в нем есть кое-какая ошибка. Этот документ приобщен обвинением как подтверждение утверждения того, что подсудимый Кейтель отдавал приказ убить этих парашютистов. Я получил этот документ здесь.
Председательствующий: Обвинение скажет мне, если это так, но я не думаю, что какой-либо приобщенный документ не имеет номера экземпляра.
Додд: Мы не помним о его приобщении. Многие из допросов не получили номеров; но, конечно, если они приобщались, у них есть номера экземпляров США или Великобритании.
Председательствующий: Что же, вероятно лучший способ для представителя обвинения удостовериться, прочитав доказательство.
Додд: Ваша честь, это займет несколько минут.
Председательствующий: Да, я имею в виду на перерыве. Будет ли подходящим временем для перерыва 10 минут?
Нельте: Да.
(Объявлен перерыв)
Председательствующий: Трибунал будет отложен после полудня в четверть 5. Затем он будет заседать снова в данном суде в закрытом режиме, и он желает, чтобы и представители защиты и представители обвинения присутствовали здесь, так как он желает обсудить с этими представителями обоих сторон лучший способ избежать ненужного перевода документов.
Здесь, как вы знаете, есть очень большое количество приобщенных документов, и тяжкое бремя легло на отдел переводов. Это проблема, которую Трибунал желает обсудить в закрытом режиме с представителями обвинения и представителями защиты: поэтому он будет, как я сказал, заседать здесь в закрытом режиме пока здесь есть в полном составе защита. То есть до 5 часов.
Нельте: Вы помните запрос главнокомандующего Западом, в июне 1944, относительно обращения с саботажными войсками в тылу фронта вторжения? Поэтому новая ситуация создавалась вторжением, по проблеме коммандос.
Кейтель: Да, я помню, поскольку эти документы также представлялись мне здесь, и было несколько документов. Правда в том, что главнокомандующий на Западе, после высадки англо-американских сил в северной Франции, считал, что возникла новая ситуация связанная с приказом фюрера от 18 октября 1942 направленного против парашютированных коммандос.
Просьба была, как обычно, доложена, и генерал Йодль и я представили взгляд главнокомандующего Западом, а именно о тои, что данный приказ неприменим. Гитлер отказался принять такую точку зрения и дал определенные указания в ответ, которые согласно документу, имели по крайней мере две редакции; после того как одна была признана бесполезной, оставался документ 551-ПС как окончательная версия одобренная Гитлером.
Я настолько точно это помню, потому что по поводу представления ответа во время обсуждения обстановки, это рукописное приложение было добавлено генералом Йодлем с упоминанием также итальянского театра военных действий. С этим приложением, эта версия, которая была одобрена и требовалась Гитлером, была затем отправлена главнокомандующему Западом.
Нельте: В связи с этим обсуждался вопрос об активной поддержке таких актов саботажа местным населением, о котором судилось с точки зрения международного права?
Кейтель: Да, этот вопрос периодически возникал в связи с приказом от 18 октября 1942, и хорошо известного меморандума обсуждавшегося ранее. У меня было мнение о том, что оказание какого-либо содействия агентам или иным вражеским органам в таких актах саботажа, это нарушение Гаагских правил ведения войны. Если население принимало участие в помощи, или поддерживало такие действия, или укрывало шпионов — скрывало их или помогало им в той или иной форме а именно то в том, что население не могло совершать такие действия — оно, по моему мнению, как ясно выражено в Гаагских правилах ведения войны, противоречило им,
Нельте: Французское обвинение представило письмо от 30 июля 1944, документ 537-ПС. Этот документ касается обращения с членами зарубежных военных групп пойманных вместе с партизанами. Вам известен данный приказ?
Кейтель: Да. Да я уже допрашивался о документе 537-ПС во вемя предварительного следствия, и я сделал заявление, которое повторяю здесь: докладывалось о том, что приданные к штабам этих партизан, в частности таких лидеров сербских и югославских партизан, в которых имелись военные миссии, мы верили, определенно имелись отдельные агенты или команды для поддержания связей с государствами, с которыми мы воевали. Мне докладывалось, и меня спрашивали о том, что делать, если такая миссия, как она называлась, была захвачена. Когда об этом доложили фюреру он решил отвергнуть предложения военных властей, касающиеся, а именно обращения с ними как с военнопленными, поскольку согласно директиве от 18 октября 1942, они считались саботажниками и с ними соответственно обращались. Следовательно, данный документ, передача этого приказа за моей подписью.