Экснер: Эти слова появились в документе 388-ПС, на который я уже ссылался, который экземпляр США-26. Это приказ от 30 мая 1939.
(Обращаясь к подсудимому)
Пожалуйста, расскажите нам кратко, каким являлось содержание директивы?
Йодль: В этом приказе от 30 мая фюрером упоминались три возможности о том, как мог возникнуть конфликт с Чехословакией: 1) Без особенной причины — политически невозможная и не обсуждалась 2) после продолжительного периода напряжённости — наиболее нежелательный, потому что не имелось элемента неожиданности; 3) лучшее решение, после инцидента, такого, какие случались тогда ежедневно и который оправдает нас морально перед миром если мы решим вмешаться.
Далее, было команда, чтобы на первый день армия прорвала укрепления с целью очистить путь для свободных операций манёвренных войск, танковых дивизий, для того, чтобы спустя 4 дня было бы создано положение, чтобы военное положение Чехословакии стало непригодным к обороне.
Экснер: Почему данную директиву переработали в июне?
Йодль: Вся директива С-175 впоследствии была пересмотрена в июне. Это было сделано, потому что с 1 октября наступил новый мобилизационный год и потому что данная директива С-175 в любом случае планировалась как действовавшая до 30 сентября 1938. Старая директива была, конечно, всё ещё в действии до 1 октября, но утратила сиу с 1 октября, из-за чего, 24 или 18 июня мной была подготовлена эта директива. В этой директиве упоминался план «Зеленый» в смысле намерения фюрера — а именно, что непосредственной целью его политики является с 1 октября 1938 — не по, а с 1 октября 1938 — использование любой благоприятной возможности для решения проблемы Чехословакии, но только если Франция не вмешается и Великобритания также не выступит.
Я подтверждаю, что не существовало даты каких-либо приказов по началу войны против Чехословакии. В данной директиве от 30 мая дата вообще оставалась открытой; и новые инструкции С-175, от 18 июня заявляли, что только с 1 октября, при первом благоприятном случае.
Экснер: Это на странице 29 нашей документальной книги, второй параграф: «Я решил с 1 октября…».
Йодль: Я, вероятно, могу завершить весь вопрос сказав, с целью быть откровенным, что действительно до 14 сентября, что касалось военных сил, ничего не происходило.
Экснер: Я снова ссылаюсь на запись в дневнике Йодля, том I, страница 32. Это выдержка из документа 1780-ПС, экземпляр США-72 и это запись от 14 сентября 1938:
«В полдень объявлено, что в Чехословакии опубликован приказ по всеобщей мобилизации…Однако, она не проводится, хотя приблизительно восемь возрастных групп вызваны по повесткам. Судетские немцы массово пересекают границу, мы попросили к 17 часам 30 минутам, предложения отдела 2 ОКХ, по усилению пограничной охраны вдоль чешской границы в военных округах VIII, IV, XIII и XVII. Фюрер дал разрешение из Мюнхена».
Председательствующий: Откуда вы это читаете?
Экснер: Я читаю со страницы 32 моей документальной книги; том I, страница 32, и это выдержка из дневника Йодля от 14 сентября, следовательно, запись была сделана в разгар критического периода.
(Обращаясь к подсудимому)
Какими являлись эти военные меры, которые вводились?
Йодль: С 13 или 14 сентября в Чехословакии были призваны восемь возрастных групп. Мы использовали усиление пограничной охраны для того, чтобы можно было принять многих спасавшихся судетских немцев.
С 17 сентября фюрер сформировал фрайкор[2570] Генлейна[2571], вопреки предыдущей договоренности и не говоря с нами заранее. Ранее было согласовано, что эти судетские немцы призывного возраста должны вступить в армию резерва.
В то же время начались политические обсуждения. Первая в Бергхофе уже прошла. Бенеш[2572] приказал мобилизацию в Чехословакии к 23 сентября и только теперь, и в соответствии с политическими дискуссиями, началось военное развёртывание против Чехословакии.
Я не сомневался, что это происходило для использования на случай не подчинения Чехословакии какому-либо соглашению, которое мы заключили с западными державами; фюрер чётко заявил, что он проведёт переговоры, только если Франция и Англия не вмешаются политически или военно.
Экснер: Вы сделали ещё две записи в своём дневнике, от 22 и 26 сентября, которые подтверждают, что вас тогда волновало. Заявление, сделанное капитаном Бюркнером, в первом томе моей документальной книги, на странице 34; снова выдержка из 1780-ПС, датированная 22 сентября:
«Капитан Брюкнер, начальник зарубежного отдела, докладывает, что согласно перехваченному международному телефонному разговору между Прагой и местным легационным советником, германское посольство в Праге уже штурмуется. Я немедленно связался по телефону и телеграфу с Прагой через полковника Юппе[2573].
«10 часов 50 минут: Бюркнер докладывает, что инцидент не подтверждается. Министерство иностранных дел говорило с нашим посольством.
«10 часов 55 минут: Я установил связь с Прагой и с Туссеном. На мой вопрос о том, как идут дела, он ответил: «Спасибо, превосходно». Главнокомандующий воздушными силами, которого проинформировали о первом докладе, с предложением, что он должен обдумать меры, на случай если фюрер примет решение бомбить Прагу, проинформирован через 1с о ложном докладе, который мог иметь своей задачей провоцирование нас на военную акцию».
Затем 26 сентября говорится:
«Важно, чтобы ложные доклады не привели нас к военным акциям до ответа Праги».
Обвинение заявило, что задолго до 1 октября было решено об агрессии. Вы расскажете мне, какова значимость данной даты, 1 октября 1938, для плана «Зелёный»?
Йодль: Мне кажется я уже говорил это. Я объяснял, что начался новый мобилизационный год, и что никакого приказа не содержалось об установленной дате для начала кампании против Чехословакии.
Экснер: Вы верили в то, что конфликт мог быть локализован?
Йодль: Я был точно убежден в этом, потому что я не мог вообразить, что фюрер, в том положении, в котором мы находились, начнёт конфликт с Францией и Британией, который приведёт нас к немедленному краху.
Экснер: И записи в вашем дневнике, вероятно показывают вашу озабоченность инцидентами?
Йодль: Да. В моём дневнике от 8 сентября есть ссылка на разговор с генералом Штюльпнагелем[2574]. Согласно нему, Штюльпнагель в тот самый момент сильно волновался, что фюрер отойдет от своего чётко определенного отношения и позволит себе втянуться в военную акцию, несмотря на опасность французского вмешательства.
Согласно записи в моём дневнике я ответил, что действительно в тот момент я разделял его волнения в такой же степени.
Экснер: Это запись, которую Трибунал найдёт на странице 26 первого тома моей документальной книги. Снова это выдержка из документа 1780-ПС, и это запись от 8 сентября 1938.
(Обращаясь к подсудимому)
Вы уже сказали, не так ли, о чём было ваше волнение? Нашей слабости?
Йодль: Это не обсуждалось с пятью боевыми дивизиями и семью резервными на западных укреплениях, которые не являлись ни чем иным кроме как стройкой, выстоять против 100 французских дивизий. Это являлось по-военному невозможным.
Йодль: 24 августа, в письме, адресованном Шмундту, вы ссылались на важность инцидента для задач Вермахта в данном случае. Вы в этом серьезно обвиняетесь и я хочу, чтобы вы рассказали мне о значимости данного заявления.
Ваша честь, это 388-ПС, и он на странице 35 первого тома. Это выдержка из часто цитируемого документа 388-ПС: это доклад, сделанный во время приказа «Икс» и предварительных мер.
(Обращаясь к подсудимому)
Пожалуйста, вы заявите, что вы намечали данной работой генерального штаба?
Йодль: Приказ фюрера от 30 мая, который я уже объяснял, признавал, что даже при вступлении в силу данной акции, не могло оставаться иного выбора, чем нападение заранее установленной даты. Это могло последовать только как результат инцидента, потому что без провокации операция находилась под вопросом; и она не предпринималась бы, если бы прошло слишком много времени.
Армия с целью быть готовой к такому неожиданному прорыву чешских укреплений, запросила 4 дня на подготовку. Если ничего бы не случилось за эти 4 дня, военные приготовления больше не могли держаться в секрете и исчезал элемент неожиданности. Следовательно, не оставалось чего-либо иного, кроме как спонтанного инцидента в Чехословакии, который тогда 4 днями спустя приведёт к военной акции или дате о которой было решено заранее. В таком случае инцидент должен был случиться в течение этих 4 дней, которые армия просила для развёртывания.
Требования фюрера, не могли, фактически быть разрешены каким-либо иным образом с точки зрения генерального штаба. Моё письмо майору Шмундту подразумевало объяснение фюреру той сложной ситуации.
Тогда инциденты случались каждый день. Могу я напомнить вам, что с первой частичной мобилизации в Чехословакии судетских немцев пригодных к службе призвали уклоняться от данного приказа. Они бежали на границу Германии и чехословацкая пограничная полиция стреляла в них. Пули постоянно залетали в Германию. Всего более чем 200000 судетских немцев пересекли границу таким образом.
С точки зрения концепции инцидент не являлся таким значимым и преступным как могло быть, например, если мирная Швейцария была бы вовлечена. Если, следовательно, я сказал, насколько сильно мы были заинтересованы в таком инциденте, это означало выражение того, что если вообще можно прибегнуть к военной акции — все это, конечно чистая теория — можно использовать такой инцидент в качестве casus belli[2575].
Экснер: И как вы объясните ваше данное замечание: «…пока разведывательное управление не приказало организовать данный инцидент в любом случае»?
Это конец страницы 38 во втором параграфе. Это выдержка из 388-ПС.
Йодль: Да, у меня имелось слишком много сведений о европейской военной истории, чтобы не знать о том, что вопрос первого выстрела — видимой причины войны, не внутренней причины войны — играет важную роль в каждой войне и для каждой стороны.
Ответственность за начало войны всегда приписывается противнику; это не характеризует только Германию, но все европейские нации, которые когда-либо воевали друг с другом. В случае Чехословакии глубочайшая причина войны была совершенна видна. Мне не требуется описывать условия в которых 3 ½ немцев обнаружили себя, которые предположительно должны были сражаться против своего народа. Я сам мог наблюдать такую трагедию в своём доме. В данном случае, глубочайшая причина войны являлась твёрдо установленной и лорд Ренсимен[2576], который прибыл с миссией из Лондона[2577], вообще в этом не сомневался. В такой ситуации я точно не имел моральных угрызений о преувеличении данных инцидентов, и средстве противодействия в энергичном ответе на чешские действия и деятельности, расширяющей и усиливающей такой инцидент с целью того, чтобы политическая ситуация позволила это, и Англия и Франция не вмешались — как верил фюрер — мы могли найти действительно очевидную причину для принятия мер.
Экснер: Господа Трибунала, есть одно положение, на которое я желаю обратить ваше внимание. По моему мнению, есть одна ошибка в переводе. Я ссылаюсь на второй параграф снизу на странице 36. Это доклад об инциденте. Второй предпоследний параграф на странице 36 заявляет: «…чтобы план «Зелёный» был приведён в движение как результат инцидента в Чехословакии, который даст Германии провокацию для военного вмешательства. Перевод на английский последних слов это «провокация»; «Anlass» переведено как «провокация».
Председательствующий: Что вы сказали? Какова замена?
Экснер: Мне кажется перевод неправильный. Я не абсолютно уверен, но я хочу обратить внимание Трибунала на это. «Anlass» означает на французском «pretexte[2578]«— который также известен нам как «предлог»
Председательствующий: Доктор Экснер, но нет разницы в значении слов, «провокация» ли это либо «причина».
Экснер: «Провокация» звучит более агрессивно, не так ли? Я лишь хочу обратить ваше внимание на это. В немецком это «причина», а не «провокация»
(Обращаясь к подсудимому)
Итак, обвинение называет эти соображения, о которых мы только, что разговаривали, преступными идеями и связывает их с предположительно запланированным убийством германского посла в Праге. Нам сказали, что планирование данного убийства имело причиной вступление в Чехословакию. Что вы на это скажете?
Йодль: Это, конечно гротеск. Пример того, что фюрер предположительно упоминал в своих разговорах с фельдмаршалом Кейтелем, что германский посол должен быть убит людьми в Праге, даже не был мне известен. Генерал Кейтель не рассказывал мне; я услышал об этом здесь. Помимо этого, я думаю бесполезно продолжать обсуждать это, так как мы делали совершенно противоположное. Мы отдали приказ генералу Туссену по охране германского посольства в Праге и охране жизней людей в нём, потому что фактически, одно время им серьезно угрожали.
Экснер: Это подтверждается экземпляром АЙ-9, документ Йодль-62, третий том документальной книги, страница 200. Это вновь допрос генерала Туссена, который являлся тогда военным атташе в Праге. Третий вопрос следующий:
«Это правда или нет, что весной 1938 вы получили приказ защищать германское посольство в Праге и защищать жизни всех немцев в посольстве?
И его ответ:
«Да это правда. Я помню данный приказ, отданный мне по телефону вероятно в сентябре 1938…» — и так далее и тому подобное.
Затем в вопросе 4:
«Это правда, что германское посольство…»
Председательствующий: Свидетель уже сказал, что так было.
Экснер: (Обращаясь к подсудимому) Тогда я должен лишь сослаться на показания Туссена. В дополнение говорится, что инцидент должен был быть инсценирован нами. Нам не требуется вдаваться в подробности этого. Инцидент случился в действительности?
Йодль: Нет, не было ни подготовки к инциденту, и он не требовался. Инциденты возрастали с каждым днём, и решение было политическим и совершенно иным.
Экснер: Значит эта пометка, которую мы часто читали, оставалась чисто теоретической, не так ли?
Йодль: Это просто разработка на бумаге, идея, которая вообще не всегда потребуется.
Но уже стало ясно, что поскольку вскоре начались политические дискуссии, я прилагал продолжительные усилия для предотвращения провокаций, видимо желаемых со стороны чехов, для приведения к любым военным мерам с нашей стороны.
Экснер: Державы-подписанты в Мюнхене в конце сентября знали о военных приготовлениях Германии? Государственные деятели знали, что мы готовились по-военному?
Йодль: Обвинение создало у меня чёткое впечатление, что это стало известно только сегодня, и что это не было известно осенью 1938 в Мюнхене. Но это совершенно невозможно. Весь мир знал о призыве восьми возрастных групп в Чехословакии в сентябре. Весь мир знал о всеобщей мобилизации от 23 сентября. Политический корреспондент «The Times[2579]«написал статью от 28 сентября против чехословацкой мобилизации. Никто не удивлялся, что непосредственно после подписания Мюнхенского пакта, 1 октября, мы вступили в…
Председательствующий: Доктор Экснер…
Экснер: Что же, на этом предмет завершён.
Это правда, что в августе 1938 вы подготовили новый оперативный план, о котором вы уже говорили от 7 июля? Новый план основывался на предыдущем?
Йодль: Да. Уже до решения принесённого Мюнхенским пактом, я по своей собственной инициативе, подготовил секретный оперативный план по защите всех германских границ. Он был подготовлен для того, чтобы границы защищались, пока костяк армии находился в резерве в центре Германии. Данный полный план был доступен здесь во время моего допроса. Он больше не содержится в документе 388-ПС, но на него сделана ссылка.
Экснер: На странице 40, тома I нашей документальной книги, я снова прочту выдержку из 388-ПС. В самом конце заявляется следующее:
«…после завершения «Зелёного», вскоре должно быть возможно начать дополнительное развёртывание».
И потом:
«…сначала Вермахт гарантирует оборону германских границ, включая вновь полученные земли, в то время как костяк армии и воздушных сил останется в нашем распоряжении. Такое дальнейшее развёртывание «обороны границ» следует исполнять отдельно на различных фронтах».
Почему вы готовили развёртывание к «обороне границ»? В чём была его причина?
Йодль: Причина заключалась в том, что необходимость операции против Чехословакии стала излишней, из-за решения проблемы неким образом, мы вообще больше не имели какого-либо плана развёртывания. И так как никакого иного намерения фюрера нам не было известно, я по своей собственной инициативе подготовил план такой операции, который был бы подходящим к любому случаю.
Экснер: Вам что-либо известно о намерениях фюрера, после Мюнхенского соглашения, идти дальше и оккупировать Богемию и Моравию?
Йодль: Нет, у меня и мысли не было об этом. Я знал о его речи от 26 сентября, в которой он сказал: «Теперь мы разрешили последнюю проблему».
Я верил в такое заверение, и это подтверждается фактом, что в течение тех дней — это было с 10 или 11 сентября — я предложил фельдмаршалу Кейтелю, тогда генералу Кейтелю, что он должен попросить британскую делегацию, о прибытии которой было объявлено, приехать в Иглау в Моравии, потому что многим немцам, которые жили там угрожали вооруженные чехословацкие коммунисты. Это конечно являлось предложением, которое я никогда бы не сделал если бы у меня была мысль, что фюрер вынашивает какие-либо дальнейшие намерения, касающиеся Богемии и Моравии.
Экснер: Эти дальнейшие намерения фюрера запротоколированы 21 октября 1938 в директиве. Вы знали о ней в ОКВ, или каким было положение?
Йодль: Нет, мне о ней неизвестно. Я её не видел. Я лишь увидел её впервые в этом зале суда во время моих предварительных допросов.
Экснер: Тогда вы были переведены…
Йодль: Я был переведён в Вену в качестве артиллерийского командира 44-й дивизии расквартированной там.
Экснер: Это было в конце октября, не так ли?
Йодль: Конце октября.
Экснер: Как вы представляли себе дальнейшее военное развитие? Но, конечно вы уже на это отвечали.
Йодль: Действительно, я ожидал облегчения политической напряженности и мирный период. Я это могу точно сказать.
Экснер: И что тогда с вами происходило?
Йодль: Так я не знал о других планах, я перевёз свой дом, в Вену забрав всю мебель со мной. Естественно я никогда бы так не сделал, если бы имел тусклую мысль о том, что война неминуема, потому что я знал, что в случае войны я должен стать начальником оперативного штаба вооруженных сил и должен был вернуться в Берлин. Я попросил генерала Кейтеля помочь мне стать с 1 октября 1939 командиром 4-ой горной дивизии в Рейхенхалле, и вновь, просьбы, которая бы никогда не пришла в мою голову если бы у меня была какая-либо мысль о том, что произойдет.
Экснер: Вы в качестве командира артиллерии в Вене оставались на связи с ОКВ?
Йодль: Нет, вообще вряд ли. У меня не имелось связей с ОКВ. Я не получал никаких военных документов от ОКВ за время всего данного периода.
Экснер: И кто информировал вас о ситуации того времени?
Йодль: Никто. В течение того времени, я не знал большего чем то, что происходило или что намечалось чем какой-нибудь лейтенант в моей артиллерии.
Экснер: У вас была частная переписка с Кейтелем?
Йодль: Я получил одно письмо от генерала Кейтеля. Я думаю, оно было в конце июля 1939. Он лично принёс мне хорошие новости о том, что достаточно вероятно я стану командиром 4-й горной дивизии в Рейхенхалле с 1 октября и что генерал фон Зоденштерн[2580] станет начальником оперативного штаба вооруженных сил, теперь на мирной основе, с 1 октября.
Экснер: Вы помогали готовить план по оккупации остающихся частей Чехословакии?
Йодль: Нет, не помогал. Во время оккупации я оставался в Вене так как некоторое время и временно стал начальником штаба 18-го армейского корпуса в Вене. Затем, позднее, я был перевёден в Брюнн в Чехословакии вместе со всей 44-й дивизией.
Экснер: Когда вы услышали о всём деле?
Йодль: Это было из приказов моего штаба дивизии, которые я услышал в марте 1939, за 2 или 3 дня.
Экснер: Этим вступлением в Чехословакию осуществлялся план «Зеленый» который вы изначально подготовили?
Йодль: Нет; он больше не имел к этому никакого отношения. Были совершенно иные войсковые подразделения, и даже половины войск предусмотренных для 1938 не использовалось для марша в Чехословакию в 1939.
Экснер: Итак, во время этого периода, когда вы находились в Вене было совещание с фюрером 23 мая 1939, которое часто здесь упоминалось, касавшееся несоблюдения нейтралитета, и т.д. Часто заявлялось, что Варлимонт присутствовал там, в качестве вашего представителя. Каково положение с этим? Он являлся вашим представителем?
Йодль: С огромным постоянством снов и снова говорилось, что генерал Варлимонт принимал участие в совещании в качестве представителя Йодля, или даже однажды сказали, в качестве его помощника. Вопрос так не стоит. Он являлся моим преемником, но не моим представителем. И даже если повторять это снова и снова, это не станет правдой. Он являлся моим преемником.
Экснер: Вы оставили ОКВ, не так ли?
Йодль: Да, я полностью оставил ОКВ. Факт, что достаточно случайно Варлимонт стал моим заместителем позднее не имел вообще никакого отношения к событиям мая 1939.
Экснер: Когда вы впервые услышали об этом заседании в мае 1939?
Йодль: Здесь в Нюрнберге в 1946.
Экснер: Между тем вы имели какой-либо контакт с руководителями партии, или с австрийскими национал-социалистами?
Йодль: Нет, вообще нет; ни с кем.
Экснер: Или с этими подсудимыми здесь?
Йодль: Нет, не с ними также.
Экснер: Однажды в это время фюрер приехал в Вену с Кейтелем. Я думаю они находились там 2 дня или приблизительно столько. Вы докладывали ему по этому поводу?
Йодль: Да, прибыв из Праги он совершенно ненавязчиво посетил Вену, и по тому поводу я сказал несколько слов генералу Кейтелю, но я не говорил с фюрером.
Экснер: Вы не представлялись ему?
Йодль: Нет.
Экснер: Каким должно было быть ваше военное назначение?
Йодль: Как я уже сказал, на случай войны я должен был стать начальником оперативного штаба вооруженных сил.
Экснер: Что насчёт ваших личных частных планов на то лето?
Йодль: На то лето я уже имел билеты в круиз по восточному Средиземноморью на 23 сентября 1939.
Экснер: На 23 сентября путешествие…
Йодль: Путешествие начиналось в Гамбурге; я уже оплатил билеты.
Экснер: Когда вы оплатили билеты? Вы помните?
Йодль: Я купил билеты во второй половине июля.
Экснер: Когда вы вернулись в Берлин?
Йодль: Я абсолютно не уверен в точной дате, но я представляю, что это было 23 или 24 августа — согласно телеграмме, которая неожиданно достигла меня в Берлине.
Экснер: Если бы вы не получили ту телеграмму, когда вы должны были ехать в Берлин?
Йодль: В случае всеобщей мобилизации я по-любому должен был бы поехать в Берлин.
Экснер: И теперь вы сделали доклад фюреру?
Йодль: Нет, я также не докладывал ему. Конечно я лишь доложил, генералу Кейтелю и начальникам генеральных штабов армии и воздушных сил и главнокомандующему флотом.
Экснер: Господин Председательствующий, я полностью завершил предмет, и я думаю, что было бы подходящее время прерваться.
Председательствующий: Вы можете сказать нам насколько долго вы хотите продолжать?
Экснер: Я очень надеюсь — точно это будет в течение завтрашнего утра; но скажем до полудня?
(Трибунал отложен до 10 часов 5 июня 1946)
Сто сорок седьмой день
Вторник, 5 июня 1946
Утреннее заседание
(Подсудимый Йодль вернулся на место свидетеля)
Экснер: Генерал-полковник, вчера вы нам говорили, что вы являлись начальником оперативного штаба вооруженных сил в течение войны и, что ваша основная задача состояла в подготовке военных оперативных планов. Это правильно, не так ли?
Йодль: Это правильно.
Экснер: Тогда, откуда вы получали свои планы? Кто решал, какие планы вы должны составлять?
Йодль: Это было тем же самым как любом ином военном штабе. Главнокомандующий — в данном случае лично фюрер — получал данные для принятия решений: карты, сводки по личному составу как наших так и вражеских сил, и информацию о противнике. Затем он принимал свои решения, и соответственно я приводил в действие свой генеральный штаб, придавая данным решениям военную форму необходимую для всего механизма Вермахта.
Экснер: Итак, в ходе этих задач и исследований вы также должны были работать над операциями, которые в действительности никогда не проводились.
Йодль: Я подготовил огромное количество таких операций. Из общего числа операций, для которых я подготовил приказы и инструкции, существовала только одна о проведении которой я определенно знал; это была операция против Югославии. В случае всех других оперативных планов, решение о том будет ли он осуществляться или нет, оставалось неопределенным долгое время.
В качестве примера оперативных планов, которые были подготовлены во всех подробностях, но которые не осуществлялись, я упоминаю вторжение в Англию, вступление в Испанию, захват Гибралтара, захват Мальты, захват полуострова Рыбачий возле Петсамо и зимняя атака на Кандалакшу на мурманской железной дороге.
Экснер: Тогда, данные ваши задачи охватывали все театры военных действий?
Йодль: В начале войны работа моего генерального штаба вообще не относилась ко всем театрам боевых действий, но инструкции фюрера шли только к родам войск Вермахта — то есть к армии, флоту и воздушным силам; и только в норвежской кампании обстоятельства складывались так, что оперативный штаб вооруженных сил являлся ответственным за театр военных действий. И данное условие полностью изменилось, когда в начале 1942 фюрер сам принял верховное командование армией. Кессельринг уже говорил об этом, но не ответил. Однако, это происходило по причине, что фюрер в качестве верховного главнокомандующего вооруженных сил, не мог принимать приказы через Йодля себе самому в своём качестве главнокомандующего армией и затем осуществлять их через генерал-полковника Цейтцлера. Соответственно произошло разграничение. С этого момента он, с генеральным штабом армии, руководил всем Восточным фронтом, в то время как оперативный штаб стал ответственным за работу генерального штаба на всех остальных театрах военных действий.