Экснер: Итак, свидетель фельдмаршал Паулюс заявил Трибуналу, что ОКВ являлось ответственным за приказ удерживать Сталинград; и как вопрос факта, и Кейтель и Йодль постоянно обвинялись в зарубежной прессе в отдаче этого катастрофического приказа. Это правда?
Йодль: Нет, это неправда. Свидетель, к кому я чувствовал глубочайшую симпатию и с которым я работал наиболее товарищеским образом, вообще не мог ничего знать об этом. Факты следующие: в момент угрожающей опасности, решение, что Сталинград следует удержать было принято фюрером в ходе личного разговора с генерал-полковником Цейтцлером и вопреки последующему совету. Цейтцлер сам мне сказал по своему возвращению с этой беседы. На последующей стадии, когда метели уже бушевали в степях Дона, вопрос прорыва Сталинградского гарнизона обсуждался снова. Фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Цейцтлер и я присутствовали по этому поводу.
Председательствующий: Доктор Экснер, я не совсем понимаю как это относится к делу, хотя фельдмаршал Паулюс и мог сказать что-нибудь об этом. Я имею в виду, что он мог дать некоторые показания по борьбе в Сталинграде, и он несомненно сделал так; но я не понимаю как это относится к нашему делу, или как это связано с делом Йодля.
Экснер: Господин Председательствующий, этим вопрос уже разрешился. Это было необходимо, для прояснения ошибки фельдмаршала Паулюса. Но этим вопрос уже разрешился.
(Обращаясь к подсудимому)
Теперь мы переходим ко времени, когда вы были вызваны из Вены в Берлин в 1939. Какое положение дел вы обнаружили в Берлине по прибытию?
Йодль: Я обнаружил полностью непостижимое состояние дел в Берлине — по крайней мере, непостижимое для меня. Никто не знал, что являлось правдой, а что блефом. Пакт с Россией[2581] укрепил наши надежды по сохранению мира, надежды, которые неминуемо возросли и укрепились неожиданной отменой атаки приказанной на 26 августа. Никто из солдат, с кем я говорил, не ожидал тогда войны с западными державами. Ничего не готовилось за исключением операций для нападения на Польшу.
Было только одно оборонительное развёртывание войск на Западном вале. Силы, размещенные там были настолько слабыми, что у нас были люди не во всех огневых точках. Однако действительные усилия по сохранению мира, усилия о которых я услышал от рейхсмаршала, имя Далеруса[2582] — все эти переговоры оставались неизвестными для меня постольку, поскольку этого не публиковалось в прессе. Но есть одна вещь, которую я могу сказать в заключение. Когда объявление войны было получено от Англии и Франции это было как удар под дых для нас солдат, которые сражались в первую мировую войну. Я слышал доверительно от генерала Штапфа[2583] — сегодня вопрос более не конфиденциален — что рейхсмаршал отреагировал точно таким же образом.
Экснер: Вам известно, когда Польша мобилизовалась?
Йодль: Этого я не могу сказать. Я лишь смог это узнать, когда я прибыл в Берлин и был в самый первый раз проинформирован генералом фон Штюльпнагелем о ситуации и нашей собственной силе, польском развёртывании уже шедшим вдоль границы, также как и немецком.
Экснер: Это само по себе уже отвечает на обвинения предъявленные вам против вас в судебном обзоре, а именно «планирование против Польши».
Вы готовили план против Польши?
Йодль: Нет. Ни единой строчкой чернил я не участвовал в подготовке польской войны.
Экснер: Тогда я прав, говоря, подытоживая, что когда вы оставили Берлин, ещё не существовало плана против Польши?
Йодль: Нет.
Экснер: И когда вы вернулись в Берлин план был готов?
Йодль: Да. План нападения был полностью разработан.
Экснер: Вы слышали речь фюрера от 22 августа 1939, которая часто здесь цитировалась?
Йодль: Нет; в тот день я всё ещё находился в Вене.
Экснер: Когда вы услышали эту речь?
Йодль: Впервые здесь в Нюрнберге.
Экснер: Вы помните встречу в специальном поезде фюрера 9 сентября 1939, описанную здесь генералом Лахузеном[2584]? Вы это помните?
Йодль: Да, я прекрасно помню речь.
Экснер: Каким являлся предмет разговора в течение того заседания пока вы находились в поезде фюрера?
Йодль: Я встретил фюрера в так называемом командном вагоне, в комнате с картами, где находились фельдмаршал Кейтель, Канарис и Лахузен; и затем Канарис сделал краткий доклад об информации полученной с Запада и выразил мнение, что французская атака на сектор Саарбрюкена неминуема. Фюрер возразил этому, и я тоже. Помимо этого больше ничего не обсуждалось.
Экснер: Тогда заявление Лахузена верное о том, что вы находились только на отдельной части дискуссии?
Йодль: Что касается меня у меня ни слова возражения против заявления Лахузена. Абсолютно правильное.
Экснер: Частые упоминания делались во время данного суда об артиллерийской и воздушной бомбардировке Варшавы. Вы участвовали в отдаче приказов для этого?
Йодль: Да, я участвовал постольку, поскольку главнокомандующий армией обращался к фюреру за разрешением артиллерии обстреливать Варшаву, как только развёртывание артиллерийских подразделений было завершено. Фюрер отказал в этом. Он сказал: «То, что случилось из-за безумия поляков». Он приказал мне подготовить листовки — которые я составил лично и непосредственно — и снова сбросил их над Варшавой. Это было единственным, когда обновленное требование прекратить безнадёжное сопротивление подтвердилось абсолютно безуспешным, чтобы он санкционировал артиллерийский обстрел и воздушные атаки на крепость Варшаву — и я подчёркиваю, слово «крепость».
Экснер: Отдавая приказы, вы имели какое-либо отношение к координации немецких и советско-русских операций?
Йодль: Да. Когда мы всё еще находились в 3-х днях от Вислы, меня проинформировал к моему величайшему удивлению — мне кажется, представитель министерства иностранных дел — в то время как я вошёл в штаб-квартиру фюрера, что Советская Россия оккупирует польские территории…
Председательствующий: Подсудимый, если для вас это удобно, я думаю вы можете говорить немного быстрее.
Йодль: …что польские территории к востоку от согласованной демаркационной линии будут оккупированы советско-русскими войсками в назначенное время. Когда мы достигли данной согласованной демаркационный линии, которая была показана мне на карте — линией была восточнопрусско-литовская граница, Нарев, Висла, Сан — я телефонировал нашему военному атташе в Москве и проинформировал его, что мы вероятно могли достигнуть отдельных пунктов демаркационной линии в ходе следующего дня. Вскоре меня проинформировали по телефону, что русские дивизии ещё не готовы.
Когда, послезавтра, мы достигли демаркационной линии и пересекли её преследуя поляков, я снова получил новости из Москвы, в 02 часа 00 минут, что советско-русские дивизии займут свои позиции вдоль всего фронта к 04 часам 00 минут.
Данный манёвр был проведен пунктуально, и затем я подготовил приказ германским войскам, чтобы повсюду, где они вступали в контакт с войсками Советского Союза, и по согласованию с ними, они отходили к демаркационной линии.
Экснер: Вам известно, в какой день всё это случилось?
Йодль: Я не могу сказать точно, когда войска достигли линии, но я скажу, что это было приблизительно 14 или 15 сентября.
Экснер: Мы должны теперь разобраться с вопросом агрессивных войн против нейтральных стран…
Председательствующий: Доктор Экснер, теперь всё, что подсудимый рассказал нам кажется мне просто тратой времени, абсолютно не относящимся к данному делу вообще; и почему вы позволили ему это сделать я не понимаю.
Экснер: Вы обвинены в использовании своего личного влияния и ваших близких отношениях с фюрером для нападения на серию нейтральных государств. Скажите мне, это правда?
Йодль: Нет, неправда. Я помню, что свидетель здесь говорил о зловещем влиянии, ключевой позиции зловещего рода — в любом случае, чем-то зловещем. Но моё влияние на фюрера к сожалению не являлось настолько великим как могло быть, или вероятно даже должно было быть в виду занимаемого мною положения. Причина лежит в мощной личности этого деспота, который никогда не выносил советников.
Йодль: Когда вы впервые услышали о плане по возможной оккупации Норвегии?
Йодль: Фюрер сначала поговорил со мной — я думаю в середине ноября 1939 — в любом случае, достаточно долго после первого разговора с ним гросс-адмирала Рёдера. На том первом совещании, которое мне кажется, имело место 10 октября, я ещё не имел информации о чем-либо и фюрер не давал мне какой-либо информации. Но в середине ноября он поговорил со мной об этом. Я впервые узнал о подробностях во время устного доклада главнокомандующего флотом, который проходил 12 ноября и на котором я присутствовал.
Экснер: В данной связи я обращаю ваше внимание на документ С-64, экземпляр Великобритания-86, страница 46 документальной книги. Но мне не требуется вслух её читать. Том I, страница 46.
Какой была точка зрения фюрера?
Йодль: Общим отношением фюрера тогда было — это также письменно установлено: «Я вообще не заинтересован в расширении театров военных действий, но если опасность оккупации Норвегии Англией реально существует и если это является правдой, тогда ситуация была бы совершенно иной».
Экснер: Что-либо приказывалось тогда?
Йодль: Тогда ничего не приказывалось, а просто меня проинструктировали в целом обдумать проблему. Предварительная работа, как подтверждалось документами, началась 27 января 1940.
Экснер: Это можно увидеть из документа С-63, экземпляра Великобритания-87.
У вас тогда было мнение, что гарантия данная Гитлером в декабре и октябре 1939, что норвежский нейтралитет будет уважаться — у вас было мнение, что эта гарантия была дана для цели успокоения Норвегии как-будто до состояния безопасности, как предполагается обвинением?
Йодль: Это предположение можно определенно опровергнуть, и посредством нескольких дат, которые я должен перечислить. Эти гарантии, эти политические гарантии, данные фюрером — или правительством Рейха, я не знаю какая — 2 сентября и 6 октября. 9 октября фюрер зачитал и подписал знаменитый меморандум известный как документ Л-52. Я не знаю осведомлён ли Трибунал о том факте, что это был личный меморандум фюрера.
Экснер: Это документ Л-52, экземпляр США-540. Он напечатан на странице 48, том I, моей документальной книги.
В данном меморандуме — кто подготовил данный меморандум?
Йодль: Данный меморандум, как я думаю, очевидно, из документа, направлен трём главнокомандующим и начальнику высшего командования вооруженных сил. Он был продиктован слово в слово самим фюрером и был подготовлен за 2 ночи.
Экснер: Я зачитаю параграф 2, напечатанный на странице 48 моей документальной книги:
«Нордические государства:
«Их нейтралитет, при условии возникновения совершенно непредвиденных обстоятельств, может признаваться в будущем. Продолжение германской торговли с данными странами выглядит возможным даже в случае длительной войны».
Йодль: Совершенно не обсуждается, что фюрер, тогда в своём чрезвычайно секретном меморандуме, мог упоминать что-либо кроме его истинных предложений. Однако, всё это более осложнялось поскольку это было через 1 день, а именно 10 октября, после упоминания гросс-адмиралом Рёдером данных опасений фюреру.
Экснер: Оккупация Норвегии очень тяжёлое решение для руководства?
Йодль: Это ужасно тяжёлое решение. Короче — оно означало азартную игру германским флотом. Результатом являлось, то, что мы должны оборонять береговую линию более чем в 3000 километров, что означало приблизительно 300 000 человек слоняющихся без дела. Решение, следовательно, опиралось на действительно достоверную информацию, что Норвегии угрожала реальная опасность. Это являлось причиной, почему никакой определенной даты для операции «Weserubung[2585]«и причиной почему я к последующей дате предложил, чтобы силы для норвежской операции, на случай необходимости, и для атаки на Западе следовало отделить друг от друга.
Экснер: Какими являлись причины, почему оккупация должна была быть подготовлена в мельчайших подробностях?
Йодль: Причины являлись совершенно открытыми и определенно приведёнными в приказе от 1 марта 1940, который является документом С-174…
Экснер: Это экземпляр Великобритания-89.
Йодль: Да; мы должны были подготовиться в любом случае.
Председательствующий: Это документ 174-ПС, или какой?
Экснер: Он не напечатан в моей документальной книге. Он ссылается на документ, который британское обвинение представило как экземпляр Великобритания-89.
Председательствующий: Но 174 должен означать что-нибудь, разве не должен?
Экснер: Документ С-174.
Робертс: Милорд, это документ С-174.
Председательствующий: С-174. Очень хорошо.
Робертс: И он был представлен господином Элвином Джонсом[2586], в документальной книге 3.
Председательствующий: Да.
Экснер: Итак, вы сказали в своём дневнике, что фюрер искал оправдания. Значение уже объяснялось здесь; но вам самому лучше знать, его значение, поскольку вы сами это написали. Что это означает?
Йодль: Фюрер в те дни говорил, когда я писал это — не в дневнике, а в своём блокноте, своём ежедневнике — он сказал: «Осуществляя решение подобного рода мне требуется абсолютно достоверная информация, с которой я смогу реально оправдать решение перед миром и подтвердить, что оно является необходимым. Я не могу сказать, что слышал следующее только от господина Квислинга[2587]…» И по этой причине он тогда сильно нагрузил разведывательную службу, с целью получить ещё более точную информацию для фюрера об этих многих докладах, что мы получали…
Экснер: Итак, гросс-адмирал Рёдер объяснил факты, из которых можно заключить о планах Англии. Вам есть, что добавить к этому, или вопрос разрешен?
Йодль: В целом, гросс-адмирал Рёдер уже представил всю информацию. Есть одна вещь, которая осталась в моей памяти и которая также записана в моём блокноте. Это особое подначивание, совершенно открыто оправдываемое французской прессой, что при любых обстоятельствах Германия должна быть отрезана от шведских рудных поставок. Тогда произошла миноукладка в норвежских территориальных водах; и затем случилось дело «Altmark[2588]«, которое согласно моим исследованиям международного права, являлось открытым нарушением соглашения устанавливающего права и обязанности нейтральных государств в морской войне, и статьи 1 и 2…
Экснер: Относительно первых двух пунктов, которые упомянул свидетель, я хочу обратить внимание на документ 1809-ПС — то есть, его дневник, экземпляр Великобритания-88, страница 53 тома I моего сборника. Там есть запись от 10 марта:
«Новости относительно финско-русских переговоров очень радостны с политической точки зрения. Французская пресса от них в ярости, потому что считается необходимым отрезать Германию от шведской руды».
И затем запись от 25 марта:
«Англичане начали притеснять или обстреливать наши торговые суда в датских и норвежских территориальных водах».
Теперь, пожалуйста, расскажите нам, что привело к решению о нападении?
Йодль: Окончательное решение фюрера было принято 2 апреля и основывалось на двух частях информации. Первое, докладах, от флота относительно повторяющихся обстрелов германских торговых судов в норвежских и датских территориальных водах. Второе, доклад от Канариса, что британские войска и транспорты находились в состоянии готовности в северной части английского восточного побережья.
Экснер: Какими были последствия для нас, если бы Англия попала туда первой?
Йодль: В этом я могу сослаться на показания гросс-адмирала Рёдера и могу лишь сказать, что с Норвегией находившейся в британских руках война была бы наполовину проиграна нами. Мы были бы стратегически окружены с северного фланга и из-за слабости нашего флота мы были бы неспособны снова это исправить.
Экснер: Неоспоримое доказательство было позднее обнаружено о том, что британский план действительно существовал?
Йодль: Мы захватили все записи британской бригады высадившейся на Намос и в других местах. Мы застали врасплох и захватили британского военного корреспондента Ромилли[2589] в Нарвике, где он ожидал чего-то иного чем прибытие германских кораблей, иначе он бы спасся от захвата. На вопрос, о том, что о войне он хотел докладывать в мирном Нарвике он вообще не смог дать нам какой-либо информации.
Позднее мы захватили все записи французского генерального штаба, часть которых уже была представлена защитником адмирала Рёдера. Особенно поучительными и сильно заинтересовавшими меня, были дневники английских офицеров и некоторых сержантов, которых мы захватили в Норвегии. По крайней мере, они подтверждали одну вещь, а именно, чтобы все эти войска были уже погружены и должны были высаживаться в момент, когда наш германский флот выдвинулся к Норвегии.
Экснер: Я хочу снова сослаться на две записи в дневнике, страницу 54, том I моей документальной книги, запись от 24 апреля и запись от 26 апреля. Там говорится:
«Майор Солтманн доложил о допросе англичан и представил дополнительные важные документы, среди них секретные списки офицерского состава. В полдень первые пленные прибыли в Берлин. Они были допрошены в бараках Александра и подтвердили подлинность приказов. Весь материал был передан министерству иностранных дел».
В заключение, я также обращаю ваше внимание снова на допрос Солтманна. Это документ АЙ, номер 4, экземпляр Йодль-57, который я сейчас представляю; страница 173 тома II. Мне не требуется зачитывать его вслух; я просто обращаю ваше внимание на ответы Солтманна на вопросы 4 и 5.
Теперь последний вопрос, о норвежском деле. Английский представитель обвинения сказал, что это показывало насколько отважными были солдаты, которые должны были атаковать Норвегию и затем использовали ложь и оправдания.
Йодль: Обвинение соответственно выдвинуло чисто оперативную проблему на уровень солдатства и человеческой чести. До сих пор так в мире не было принято. Я могу лишь сказать, что я не атаковал норвежцев, ни прибегал к лжи и оправданиям. Но я использовал всю свою силу для достижения успеха операции, которую я считал абсолютно необходимой с целью предупредить похожую акцию со стороны англичан. Если когда-либо сломают печати на архивах, правота моего отношения станет чётко понятной. Но даже если бы это была ошибка, честность моего субъективного мнения того времени не могла каким-либо образом изменить эту причину.
Экснер: Теперь мы поговорим о войне на Западе. После завершения польской кампании уже существовал оперативный план по атакам на Западе?
Йодль: Нет. Начнём с того, что не существовало плана атаки на Западе; но, напротив, существовало в частности в армии, широко распространённое мнение, что война сойдёт на нет, если мы будем молчать на Западе. Это зашло настолько далеко, что главнокомандующий армией даже преобразовал дивизии моторизованной пехоты в крепостные дивизии, и забрал у них всё их мобильное снаряжение.
Экснер: Вы уже знали во время польской кампании, какими являлись намерения фюрера, касательно Запада?
Йодль: Фюрер сам сомневался во время польской кампании. Он также не находил правдоподобного объяснения по полному бездействию французских и английских войск во Франции, которые только изображали фиктивную войну с помощью своих военных коммюнике. В реальности не единого выстрела не звучало на фронте. Но к концу сентября, если я правильно помню, фюрер осознал, что раз Англия вступила в войну она будет бороться до печального конца.
Экснер: Как офицер генерального штаба вы можете ответить на следующее вопросы лучше, чем кто-либо ещё. Мы могли, с чисто стратегической точки зрения, оставаться исключительно в обороне, что касалось Запада?
Йодль: Я должен быть кратким, поскольку такие проблемы прямо не связаны с данным судом. Я лишь скажу, что это являлось бы величайшей возможной стратегической ошибкой, потому что превосходство, которым мы владели тогда, обязательно уменьшалось пропорционально нашей отсрочке в его агрессивном использовании; так как Англия постоянно доставляла дальнейшие войска во Францию, также как и Франция из своей колониальной империи.
Мне кажется больше не требуется говорить об этом.
Экснер: Я обращаю ваше внимание на документ С-62, экземпляр Великобритания-106, том I моей документальной книги, страница 56. Однако, мне не требуется, зачитывать его вслух. Это директива по ведению войны, содержащая основные идеи, которые мы уже выражали.
Йодль: Одна вещь вероятно наиболее важна. Фюрер принял такое серьезное видение данной опасности, о том, что мы можем не сохранить наше превосходство в длительной перспективе, так что он действительно хотел атаковать зимой, хотя все без исключения солдаты, не советовали ему этого.
Экснер: Здесь внимание можно обратить на наш документ, том I, страницы с 48 по 49. Это меморандум фюрера о ведении войны на Западе, из которого Йодль уже цитировал документ Л-52, экземпляр США-540. Детальное обоснование этого на странице 49 моей документальной книги.
Почему Франция не атаковала без нарушения нейтралитета Голландии, Люксембурга и Бельгии?
Йодль: Для фюрера не являлось мелочью создавать новых противников, обладающих силами в 500 000 человек, которые представляли голландские и бельгийские силы. Это привело к проведении атаки на Западе действительно меньшими силами, а именно, со 110 дивизиями против приблизительно 135 вражеских. Никакой военный командир не делал бы такого за исключением чрезвычайности.
Экснер: Итак, какими являлись причины?
Йодль: Мы не были в состоянии прорвать линию Мажино[2590] в её сильнейших точках, которые тогда бы остались незахваченными — а именно, между Рейном и люксембургской границей или верхнем Рейном где горы Вогез являлись дополнительным препятствием в преодолении через них Западного вала этих точек, этой линии Мажино. Для этой цели не хватало тяжёлой артиллерии, но не это было моральной причиной; фактически, скорее аморальной.
Огромная опасность лежала в том факте, что такая затянувшаяся атака на укрепления открывала нас для атаки в тылу объединенным прорывом английский и французских моторизованных войск через Бельгию и Голландию; и они находились к северу от Лиля с заведёнными моторами, можно сказать, для этой самой задачи. И решающим фактором было то, что имея множество докладов, которые доходили до нас, фюрер и мы сами, солдаты, определенно находились под впечатлением, что нейтралитет Бельгии и Голландии действительно лишь притворный и обманчивый.
Экснер: Как вы пришли к такому выводу?
Йодль: По отдельности данные доклады не представляли большого интереса. Однако, было бесчисленное количество докладов от Канариса. Они дополнялись и подтверждались нам письмами от дуче, Муссолини[2591]. Но что абсолютно подтверждалось и полностью точно, чего я не мог видеть на картах каждый день, это ночных полётов королевских воздушных сил туда и обратно, полностью игнорирующих почти нейтральные голландские и бельгийские территории. Это, безусловно, усиливало убеждение в нас, что даже если бы две страны желали — и вероятно в начале они так желали — они не могли оставаться нейтральными длительное время.
Экснер: Какую опасность означала бы для нас оккупация Бельгии и Голландии англичанами и французами?
Йодль: Эти опасности были совершенно чётко обозначены фюрером, сначала в его меморандуме, документе Л-52, который непрерывно цитировался. Там, на странице 48 документальной книги, в последнем параграфе на странице, есть ссылка на огромную важность Рура — который, между прочим, кажется совершенно достаточным доказательством даже сегодня.
В своём обращении от 23 ноября 1939 к главнокомандующим — документ 789-ПС или экземпляр США-23 — он описан ещё раз, на странице 59, том I документальной книги, точно о том насколько эта опасность существовала бы для округа Рура если однажды британские и французские силы неожиданно окажутся в этом регионе. Он ссылался на то, что здесь находилась «Ахиллесова пята», и то, чем он действительно являлся для немецкой военной стратегии.
Экснер: И он сказал здесь, на странице 59 нашей документальной книги:
«У нас есть ахиллесова пята: Рурский район. Стратегия войны зависит от обладания Рурским районом. Если Англия и Франция ударят через Бельгию и Голландию в Рур, мы окажемся в величайшей опасности».
Йодль: Я, конечно, не мог тогда, поклясться в абсолютной точности множественных докладов Канариса, но материал, захваченный потом — и в связи я этим я обращу ваше внимание на совещание верховного военного совета в Лондоне 17 ноября 1939 — подтверждают полную точность докладов разведки.
Экснер: Предположительно у вас не имелось тогда причины сомневаться в честности Канариса, не так ли?
Йодль: Нет. Тогда не было ни малейшей причины для сомнения.
Экснер: Да. Но теперь возникли некоторые сомнения о его честности.
Итак, германская атака изначально планировалась в ноябре 1939. Почему фюрер откладывал её снова и снова? Перед нами не менее 17 приказов о переносе времени атаки.
Йодль: Не совсем правильно говорить, что фюрер приказал атаку в середине ноября, но скорее он хотел приказать атаку, на время, когда метеорологи могли предсказать около 6 или 7 дней ясной, морозной погоды. Но метеорологи не смогли это выполнить. Временами они думали, что могут предсказать такое состояние погоды, и тогда делались все приготовления для атаки. Затем они снова отменяли свои погодные предсказания, и наконец приготовления к атаке ещё раз прерывались. Вот почему нас так часто готовили для атаки и потом избегали её осуществлять.
По такому поводу я получил доклад от Канариса в отношении того, что одно подразделение французской армии уже пересекло одну часть бельгийской границы. Я не знаю, правда ли это.
Экснер: Обвинением вам вменяется сначала обман этих стран, а потом вторжение. Пожалуйста, расскажите нам, что вы скажете об этом предмете.
Йодль: Тоже самое, что я говорил ранее. Я не был ни политиком и не являлся главнокомандующим Вермахтом. У меня было впечатление — и, именно, впечатление которое могло бы подтвердится — что в действительности факт нейтралитета данных двух стран больше не уважался. И так как для этического кодекса моей акции, я должен сказать, что это была преданность — так как преданность в действительности этическая основа военной профессии. И то, что я был далёк от расширения данного кодекса преданности в слепой кодекс верности, возлагаемой на рабов, я считаю, подтверждалось, без сомнения подтверждалось всей манерой моих предыдущих показаний. Вместе с тем, вы не можете понять факт, что в особенности в оперативных вопросах такого особенного рода, для солдат нет иного курса, чем преданность.