Флекснер: Господин Шпеер, были отданы приказы об уничтожении промышленности в Бельгии, Голландии и Франции?
Шпеер: Да. На случай оккупации союзниками, Гитлер приказал о далеко идущей системе уничтожения военной промышленности во всех этих странах; согласно запланированным приготовлениям, следовало уничтожать угольные и минеральные шахты, электростанции, и промышленные здания.
Флекснер: Вы предпринимали какие-либо шаги для предотвращения этих приказов?
Шпеер: Да.
Флекснер: И вы предотвратили их?
Шпеер: Командующий Западом был ответственным за осуществление этих приказов, поскольку они касались оперативного района. Но я проинформировал его, что касалось этого уничтожения, что нет никакого смысла и никакой пользы и что я, как министр вооружений, не считаю необходимым уничтожение. Поэтому никакого приказа по уничтожению таких вещей не отдавалось. Конечно, этим я делал себя ответственным перед Гитлером за тот факт, что разрушений не происходило.
Флекснер: Когда это было?
Шпеер: В начале июля 1944.
Флекснер: Как вы могли оправдать свою позицию?
Шпеер: Все военные руководителя кого я знал, тогда говорили, что война закончится в октябре или ноябре, поскольку вторжение было успешным.
У меня самого было такое же мнение в виду ситуации с топливом. Это можно чётко видеть из меморандума, который я направил Гитлеру 30 августа, в котором я говорил ему, что в виду такого развития в топливной ситуации никакие оперативные действия войск невозможны в октябре или ноябре. Факт, что война продлилась дольше можно приписать только остановке вражеского наступления в 1944. Это дало возможность сократить наше потребление топлива и передать Западному фронту новые запасы танков и боеприпасов. В таких обстоятельствах я совершенно добровольно принял ответственность за оставление производств в западных странах противнику в неповреждённом состоянии, так как они не могли быть использованы как минимум 9 месяцев, при уничтоженной заранее транспортной системе. Данный меморандум совпал с защитой безработных рабочих на заблокированных фабриках — вопрос, с которым я разобрался эти утром.
Флекснер: Гитлер санкционировал эти меры?
Шпеер: Он не мог санкционировать эти мер, так как они ничего о них не знал. Это был период такой лихорадочной активности штаб-квартир, что ему в голову не приходило проверять меры по уничтожению. Позднее, в январе 1945, во французской прессе появились доклады об ускоренном восстановлении этих неуничтоженных производств. Конечно, тогда мне предъявляли серьезные обвинения.
Флекснер: Французское обвинение представило документ Франция-132. Это доклад полевого офицера по экономике приданного командующему Вермахтом в Нидерландах. Согласно данному докладу распоряжение командующего Западом всё ещё существовало в сентябре 1944. В нём говорится, что мероприятия по уничтожению следует предпринимать только в прибрежных городах и нигде более, и полевой офицер по экономике заявлял, как можно увидеть из документа, что приказ командующего Западом устарел и что поэтому он сам распорядился по своей собственной инициативе о том, чтобы уничтожались производства в Голландии. Как это было возможно и что вы делали с этим?
Шпеер: Как вопрос факта, некоторые чрезмерно усердные низшие чиновники заставляли игнорировать основное распоряжение о не уничтожении на Западе. Наша система сообщений для заказов была сильно повреждена посредством бомбовых атак. Зейсс-Инкварт обратил моё внимание на факт, что уничтожение происходило в Голландии. Он уже свидетельствовал о том, что я разрешил ему не предпринимать мер по уничтожению. Это было в сентябре 1944. В дополнение, в приказе по предотвращению такого уничтожения, от 5 сентября 1944, действуя без разрешения, я приказал управляющим угольных и железных производств и начальнику гражданской администрации в Люксембурге предотвратить уничтожение рудных шахт минита, в угольных шахтах Саара, и угольных шахтах Бельгии и Голландии, и т.д. В виду безнадежности военной обстановки того времени, я, как лицо ответственное за снабжение электричеством, продолжал давать ток не предприятия на другой стороне фронта для того, чтобы насосные станции в угольных шахтах не остановили работу, потому что если бы эти насосные станции остановились шахты были бы затоплены.
Флекснер: В данной связи, я представляю копию письма от Шпеера гауляйтеру Симону[3200] в Кобленце. Это экземпляр номер Шпеер-16, страница 57 английского текста в моей документальной книге.
Господин Шпеер, относительно других оккупированных стран помимо Франции, Бельгии и Голландии, вы использовали своё влияние на предотвращения уничтожения?
Шпеер: С августа 1944, в промышленных сооружениях Генерал-губернаторства[3201], рудных шахтах на Балканах, производствах никеля в Финляндии; с сентября 1944 в промышленных сооружениях верхней Италии; начиная с февраля 1945, в нефтяных промыслах Венгрии и промышленности Чехословакии. Я хочу подчеркнуть в данной связи, что меня поддерживал в огромной степени генерал-полковник Йодль совершенно допускавший такую политику не уничтожения.
Флекснер: Какими были намерения Гитлера по сохранению промышленности и средств к существованию немецкого населения в начале сентября 1944, когда войска противника приближались к границам великогерманского Рейха со всех сторон?
Шпеер: Он абсолютно не имел намерения сохранять промышленность. Напротив, он приказал об особенном применении политики «выжженной земли» в Германии. Это означало безжалостное уничтожение всего движимого и недвижимого имущества при приближении противника. Такая политика поддерживалась Борманом, Леем и Геббельсом, в то время как различные рода войск Вермахта и компетентные министерства противостояли ей.
Флекснер: Поскольку эти усилия Шпеера по предотвращению применения разрушительных мер, которые значительно интенсифицировались, также применялись к районам значительной части Германского Рейха, таким как польская Верхняя Силезия, Эльзас-Лотарингия, Австрия, Протекторате Богемия и Моравия, я хочу, чтобы данная тема была признана частью моих доказательств.
Господин Шпеер, командующие армиями в обширном немецком районе, который я только, что определил, имели исполнительную власть для осуществления приказов по уничтожению?
Шпеер: Нет. Что касалось промышленности, эта исполнительная власть лежала на мне. Мосты, шлюзы, железнодорожные сооружения, и т.д., являлись делом Вермахта.
Флекснер: В своих мерах по защите промышленности вы различали между территорией, так называемого Альтрейха и тем районами которые добавились после 1933?
Шпеер: Нет. Промышленный район Верхней Силезии, оставшиеся округа Польши, Богемия и Моравия, Эльзас-Лотарингия и Австрия, конечно, защищались от уничтожения таким же образом как в немецких районах. Я делал необходимые приготовления личными директивами на месте — в частности на восточных территориях.
Флекснер: Какие шаги вы предпринимали против политики выжженной земли?
Шпеер: Я вернулся из поездки на Западный фронт 14 сентября 1944 и обнаружил распоряжение ожидавшее меня о том, что всё следовало безжалостно уничтожать. Я немедленно издал контрраспоряжение официально приказывающее о сохранении всех промышленных сооружений. Тогда я был сильно взволнован фактом того, что следовало уничтожать производства в Германии в безнадёжной военной ситуации, и я был ещё более взволнован, потому что я думал, что добился спасения производств на оккупированных западных территориях от уничтожения.
Флекснер: Я хочу представить документ в данной связи, распоряжение Шпеер а датированное 14 сентября 1944 по защите производств. Он на странице 58 английского текста моей документальной книги.
Господин Шпеер, вы добивались осуществления данного приказа?
Шпеер: Политика выжженной земли была официально провозглашена в «Volkischer Beobachter[3202]«и в то же самое время в официальной статье начальника управления прессы Рейха, а значит я совершенно ясно осознавал, что моё контрраспоряжение не могло быть эффективным длительное время. В связи с этим я использовал метод, который вероятно был типичным средством задействуемым ближним кругом Гитлера. С целью разубедить его от политики выжженной земли, я исповедовал веру, которой он убеждал своих сотрудников о том, что потерянные территории будут возвращены. Я заставлял их выбирать из двух ситуаций: во-первых, если бы эти индустриальные районы были потеряны, мой потенциал вооружений рухнул бы если их не вернули; и во-вторых, если бы их вернули они бы имели ценность только если бы они не были уничтожены.
Флекснер: Впоследствии вы адресовали письмо Борману.
Я хочу приобщить данное письмо как экземпляр номер 18, господин Председательствующий; страница 59 английского текста документальной книги. Это телетайп…
Шпеер: Я думаю, мы можем опустить цитату.
Флекснер: Да. Вы направили данное сообщение телетайпом Борману прежде обсудив содержание с Гитлером?
Шпеер: Да. Я хочу подытожить…
Председательствующий: Вы приведёте французскую страницу, чтобы французские члены могли найти её?
Флекснер: Это страница 56 французского текста документальной книги.
Шпеер: Гитлер одобрил текст, предложенный ему, в котором я предлагал ему альтернативу либо учитывать войну как утрату или оставлять районы нетронутыми. Так как в настоящее время, в любом случае не было опасности, потому что фронты оставались стабильными. Гитлер в особенности настаивал на уничтожении рудных шахт минита во Франции; но в данном случае я также был успешен, как можно увидеть из документа предотвратив уничтожение данных шахт — вновь эксплуатируя надежды Гитлера на успешное контрнаступление.
Флекснер: Господин Председательствующий, документ на который сослался подсудимый это отрывок из распоряжения фюрера от 18 и 20 августа 1944; и я приобщаю его как экземпляр номер Шпеер-19. Он воспроизведен в дополнении к моей документальной книге, страница 101.
Господин Шпеер, откуда возник данный приказ?
Шпеер: Я уже говорил вам.
Флекснер: Термин «паралич» часто появляется в вашем документе в связи с промышленными сооружениями, и т.д. Вы расскажите Трибуналу, что означало использование данного термина?
Шпеер: Я могу лишь коротко сказать, что это касалось вывоза особых запасных частей, что приводило к временную выводу завода из строя; но эти запасные части не уничтожались; их просто прятали.
Флекснер: Несколько минут назад вы подчеркнули, что до января 1945 вы пытались достичь наивысшей степени в вооружениях. Какими были причины по отказу от этих идей после января 1945?
Шпеер: С января 1945, началась крайне неблагоприятная глава: последняя фаза войны и осознание того, что Гитлер идентифицировал судьбу немецкого народа со своей собственной; и с марта 1945, осознание, что Гитлер намерен осмысленно уничтожать жизненные средства своего собственного народа, если война проиграна. У меня нет намерения использовать свои действия во время этой фазы войны для помощи в своей личной защите, но для меня это вопрос чести, который следует защищать; и по этой причине я хочу кратко рассказать вам об этом периоде времени.
Флекснер: Господин Шпеер, какой была производственная ситуация в различной деятельности находящейся в вашей юрисдикции в конце января 1945?
Шпеер: Производство топлива было совершенно неадекватным из-за начала атак на топливные заводы в мае 1944 и ситуация потом не улучшилась. Бомбардировка наших транспортных центров уничтожила рурский район как источник сырья для Германии уже в ноябре 1944; и с успехом советского наступления на угольные районы Верхней Силезии, большинство нашего снабжения из этого региона было прервано с середины января 1945.
Таким образом, можно было точно высчитать, когда экономика должна рухнуть; мы достигли точки, в которой, даже если бы полностью прекратились операции со стороны противника, война вскоре была бы проиграна Рейхом, из-за нехватки угля, находящейся на краю экономического краха.
Флекснер: В данной связи я приобщаю меморандум, который Гитлер получил от Шпеера 11 декабря 1944, как экземпляр Шпеер-20. Господин Председательствующий, вы найдёте отрывок на странице 64 английской документальной книги, странице 61 немецкой и французских книг. Он заявляет, и я цитирую:
«В виду общей структуры экономики Рейха, очевидно, что утрата рейн-вестфальского промышленного района долгосрочно приведет к краху всей немецкой экономики и дальнейшему успешному ведению войны. Это означает, фактически, полную потерю территорию Рура, что касается германской экономики, за исключением продукции производимой полностью на местах в рамках сектора… Излишне обсуждать последствия, вытекающие для всего Рейха если он лишиться территории Рура…»
15 декабря 1944, в связи с наступлением в Арденнах, которое тогда было неминуемо, Шпеер подробно указывал Гитлеру о последствиях, которые повлечёт возможная утрата Верхней Силезии.
В данной связи я приобщаю меморандум Шпеера — страница 102 дополнительного тома моей документальной книги в английском тексте и такая же страница французского текста. Это отрывок из меморандума адресованного начальнику генерального штаба армии, датированного 15 декабря 1944, экземпляр номер 21.
Шпеер: Данный меморандум также был адресован Гитлеру.
Флекснер: Не требуется цитировать из данного меморандума. Он указывает на то, что возможная утрата Верхней Силезии, сделает борьбу невозможной уже спустя несколько недель и что Вермахт никоим образом не будет обеспечен вооружениями. Большая часть Верхней Силезии действительно была вскоре утрачена. 30 января 1945, Шпеер снова направил Гитлеру меморандум — страница 67 английского текста документальной книги, страница 64 во французском тексте. Я приобщаю документ как экземпляр номер 22 и я процитирую только следующее:
«После утраты Верхней Силезии, немецкое производство вооружений больше не в состоянии покрывать даже часть потребностей фронта относительно боеприпасов, оружия и танков, потерянных на фронте, и снаряжения необходимого для новых подразделений».
Особо подчёркнутое, следует предложение — и я цитирую:
«Следовательно, материальное превосходство противника больше не может быть компенсировано даже храбростью наших солдат».
Господин Шпеер, что вы имели в виду последним предложением, которое я процитировал?
Шпеер: Тогда Гитлер принял лозунг о том, что в обороне отечества солдатская храбрость сильно возрастёт и что наоборот союзнические войска после освобождения оккупированных территорий, меньше хотят воевать. Это также являлось основным аргументом задействованным Геббельсом и Борманом для оправдания использования всех средств для интенсификации войны.
Флекснер: Господин Шпеер, иные источники советовали Гитлеру таким же образом, как и вы?
Шпеер: В данной связи я возьму несколько пунктов совместно. Гудериан, начальник штаба армии, докладывал Риббентропу тогда, рассказывая ему о том, что война проиграна. Риббентроп доложил об этом Гитлеру. Гитлер тогда сказал Гудериану и мне в начале февраля, что пессимистические заявления такого характера как содержались в моём меморандуме или шаги предпринимаемые мной относительно министра иностранных дел Рейха в будущем будут рассматриваться как измена и соответственно наказываться. Дополнительно, несколькими днями спустя, на совещании по обстановке, он запретил другим своим близким сотрудникам делать какие-либо заявления о безнадёжности ситуации. Любой кто не подчинялся был бы расстрелян независимо от положения или ранга и его семья была бы арестована.
Заявления которые Гудериан и я сделали Гитлеру о безнадёжности военной обстановке имели прямо противоположный эффект тому, что мы желали. Рано в феврале, за несколько дней до начала Ялтинской конференции, Гитлер направил своего эксперта по прессе и проинструктировал его, в моём присутствии, объявить в наиболее бескомпромиссных терминах всей германской прессе, о намерении Германии никогда не капитулировать. В то же время он объявил, что он делает это, для того, чтобы немецкий народ ни в коем случае не принимал никакого предложения от противника. Использованный язык был бы настолько грубым, что вражеские государственные деятели потеряют всякое желание вбивать клин между ним и немецким народом.
В то же самое время он снова провозгласил немецкому народу лозунг «Победа или уничтожение». Все эти события имели место во время, когда ему и каждому интеллигентному члену его окружения было ясно, что единственной вещью которая случиться будет уничтожение.
На встрече с гауляйтерами летом 1944 Гитлер уже заявлял — и Ширах мой свидетель в этом — что если немецкий народ будет побеждён в борьбе будучи слишком слабым, он не смог подтвердить свою силу в истории и был предназначен к уничтожению. Сейчас, в безнадёжной ситуации существовавшей в январе и феврале 1945, Гитлер сделал замечания, которые показывали, что эти ранние заявления не просто образец риторики. Во время этого периода он приписывал исход войны возрастающему упадку немецкого народа, но он никогда не винил себя. Он жёстко критковал этот предполагаемый упадок нашего народа, который сделал так много храбрых жертв в этой войне.
Флекснер: Генерал-полковник Йодль уже свидетельствовал перед судом, что и Гитлер и его сотрудники видели совершенно ясно безнадёжность военной и экономической обстановки. Никакой единой акции некоторых близких советников Гитлера не предпринималось в этой безнадёжной ситуации для требования прекращения войны?
Шпеер: Нет. Никакой унифицированной акции не предпринималось ведущими людьми в окружении Гитлера. Такой шаг был совершенно невозможен, так как эти люди считали себя либо чисто специалистами либо людьми, чьей работой было получать приказы — или они самоустранялись от ситуации. Никто не принимал руководство в данной ситуации для цели хотя бы добиться обсуждения с Гитлером о возможности избежать дальнейших жертв.
С другой стороны существовала влиятельная группа, которая пыталась, всеми средствами в своём распоряжении, интенсифицировать борьбу. Эта группа включала Геббельса, Бормана и Лея, и как мы говорили, Фегелейна[3203] и Бургдорфа[3204]. Данная группа также находилась в шаге от убеждения Гитлера в выходе из Женевской конвенции. В начале февраля доктор Геббельс вручил Гитлеру очень резкий меморандум, требовавший нашего выхода из Женевской конвенции. Гитлер уже согласовал это предложение, так как Науман, который был государственным секретарём при Геббельсе, говорил мне. Данный шаг означал, что борьба бы велась всеми доступными средствами и безотносительно к международным соглашениям. Это было смыслом меморандума адресованным Геббельсом Гитлеру.
Следует сказать, что данное намерение Гитлера и Геббельса проволилось из-за единодушного сопротивления оказанного военным руководством, как Науман также говори мне позднее.
Флекснер: Господин Шпеер, свидетель Шталь сказал в своём письменном опроснике, что к середине февраля 1945 вы требовали от него поставить новый отравляющий газ с целью убить Гитлера, Бормана и Геббельса. Почему вы намеревались это сделать?
Шпеер: Я думал, что нет другого выхода. В отчаянии я хотел предпринять данный шаг, так как мне стало очевидно с начала февраля, что Гитлер намеревался продолжать войну любой ценой, безжалостно и не беря в расчёт немецкий народ. Мне было очевидно, что в проигрыше войны он смешивал свою собственную судьбу с немецким народом и он видел в своём конце также и конец немецкого народа. Также было очевидно, что война была проиграна настолько, что даже безоговорочная капитуляция не была бы принята.
Флекснер: Вы имеете в виду осуществление этого убийства самим, и почему ваш план не был реализован?
Шпеер: Я не желаю свидетельствовать здесь о подробностях. Я могу сделать его только лично, потому что с 20 июля только ограниченный круг имел доступ к Гитлеру. Я столкнулся с различными техническими сложностями.
Председательствующий: Трибунал хочет заслушать подробности, но заслушает их после перерыва.
(Объявлен перерыв)
Флекснер: Господин Шпеер, вы расскажите Трибуналу об обстоятельствах помешавших вам в вашем предприятии?
Шпеер: Я наиболее не желаю описывать подробности, потому что всегда есть нечто отвратительное в таких вопросах. Я делаю это только из-за пожелания Трибунала.
Флекснер: Пожалуйста, продолжайте.
Шпеер: В те дни Гитлер, после совещания по военной обстановке, часто разговаривал в своём бункере с Леем, Геббельсом и Борманом, которые в особенности были близки к нему, потому что они поддерживали и сотрудничали с ним в радикальном курсе действий. С 20 июля больше невозможно было даже для ближайших соратников Гитлера входить в бункер без обыска их карманов и чемоданов СС на предмет взрывчатки. Как архитектор я близко знал этот бункер. У него была установка кондиционирования воздуха похожая на установленную в этом зале суда.
Не трудно было пустить газ в вентилятор установки кондиционирования воздуха, которая находилась в саду рейхсканцелярии. Тогда бы он проник в центр бункера за самое короткое время. Впоследствии, в середине февраля 1945, я направил за Шталем, главой моего управления боеприпасов, с которым я имел особенно близкие отношения, поскольку я работал с ним в близком сотрудничестве за время разрушений. Я откровенно рассказал ему о своём намерении, как видно из его показаний. Я попросил его предоставить этот новый газ для меня из производства вооружений. Он попросил одного из своих сотрудников, подполковника Сойку из управления вооружений армии, о том, как заполучить этот газ;
Выяснилось, что этот новый газ был эффективен лишь, когда создавал взрыв, так как высокая температура требовалась для формирования газа. Я не уверен сильно ли я вдаюсь в подробности.
Взрыв не был возможным, однако, так как эта установка кондиционирования воздуха была сделана из тонких листов олова, которая разлетелась бы на куски от взрыва. Впоследствии, у меня были совещания с Ханшелем, главным инженером канцелярии, начавшиеся в середине марта 1945. На этих дискуссиях я добился, чтобы противогазовый фильтр больше не был включен постоянно. Таким образом, я смог бы использовать обычный тип газа. Естественно Ханшель не знал о цели о которой я с ним беседовал. Когда пришло время, я проверил вентиляционную шахту в саду канцелярии вместе с Ханшелем; и там я обнаружил, что по личному приказу Гитлера этот вентилятор был недавно окружен трубой высотой в 4 метра. В этом всё ещё можно убедиться сегодня. Из-за этого больше не возможно было осуществить этот план.
Флекснер: Теперь я перейду к другой проблеме. Господин Шпеер, вы слышали показания свидетелей Рикке и Мильха в этом зале суда; и они уже свидетельствовали о вашей деятельности после середины февраля 1945, которые вы предпринимали по обеспечению продовольственного положения.
Шпеер: Я могу сказать совершенно кратко, что льготные поставки продовольствия, которые я наконец ввёл в действие были созданы для цели запланированной реконверсии от войны к миру. Это делалось за счёт вооружений, которые я представлял. Огромное количество мер, которые мы вводили, было бы слишком обширным для описания здесь. Все эти распоряжения всё ещё доступны. Это было вопросом подготовки, вопреки официальной политике, для того, чтобы незадолго до своей оккупации крупные города были достаточно обеспечены продовольствием и принятия всех мер для того, чтобы в этом подстраховаться, несмотря на транспортную катастрофу, посевы 1945 следовало подстраховать отправкой семян в подходящее время, что являлось горящей проблемой тогда. Прибудь семена слишком поздно, посевы были бы чрезвычайно плохими. Конечно, данные меры, напрямую отрицательно влияли на производство вооружений, что невозможно оценить. Но в любом случае, вооружения могли бы поддерживать производство резервами до середины марта, после чего производство вооружений уйдёт в небытие. Это было из-за факта, что мы имели только от 20 до 30 процентов транспортного пространства в нашем распоряжении, который требовался в первую очередь для продовольственных транспортов вместо вооружений. Поэтому перевозка вооружений была, практически говоря, не обсуждалась.
Флекснер: Было возможно, осуществлять такие меры, которые открыто противоречили официальным военным планам «сопротивления до последнего» в большом масштабе? Вообще были какие-либо люди, которые готовили такие меры как вы предлагали и воплощали их на практике?
Шпеер: Все эти меры были не сложными; и они не были настолько опасными, как можно вообразить, потому что в те дни — после января 1945 — любая разумная мера могла осуществляться в Германии вопреки официальной политике. Любой разумный человек приветствовал такие меры и был удовлетворен если любой возьмет за них ответственность. Все эти совещания проходили в широком кругу специалистов. Каждый из этих участников знал о значении приказов без всяких обсуждений. Во время тех дней я меня также были близкие контакты со ссылкой на похожие меры с государственными секретарями министерства транспорта, продовольствия, пропаганды, и позднее даже с государственным секретарём партийной канцелярии, то есть, самим Борманом. Все они являлись старыми членами партии и несмотря на это они выполняли свой долг перед нацией по иному чем делали это ведущие люди в партии. Я постоянно держал их в курсе — несмотря на запрет Гитлера — о развитии в военной обстановке, и таким образом мы могли совместно делать гораздо больше, что остановить безумные приказы тех дней.
Флекснер: В каких секторах вы видели опасность для основной массы немецкого народа из-за продолжения
Шпеер: В середине марта 1945 войска противника продвинулись ещё сильнее. Тогда, было абсолютно ясно, что достаточно скоро эти территории, которые ещё не были оккупированы были бы оккупированы. Это включало территории польской Верхней Силезии и остальные вне границ старого Рейха. Приказанное уничтожение всех мостов во время отступления действительно являлось наибольшей опасностью, потому что мост взорванный инженерами гораздо сложнее восстановить, чем при его уничтожении воздушной атакой. Запланированное уничтожение мостов равнозначно уничтожению всей жизни современного государства.
Дополнительно, начиная с конца января, радикальные круги в партии заявляли требования по уничтожению промышленности; и по мнению Гитлер это тоже следовало сделать. В февраля 1945, поэтому я остановил производство и поставки так называемых промышленных динамитных материалов. Намерением было, чтобы запасы взрывчатки в шахтах и частном владении сократились. Как показывает мой свидетель эти приказы действительно осуществлялись. В середине марта Гудериан и я попытались ещё раз остановить приказанное уничтожение мостов или свести его к минимуму. Гитлеру был представлен приказ в котором он резко отказал, напротив потребовав интенсифицировать приказы по уничтожению мостов. Одновременно, 18 марта 1945, он расстрелял восемь офицеров, за то, что они не смогли выполнить свои обязанности в связи с уничтожением моста. Он объявил о данном факте в сводке вооруженных сил для того, что это было предупреждением в будущих случаях. Таким образом, было чрезвычайно сложно не подчиняться приказам по уничтожению мостов. Несмотря на существовавший запрет я направил новый меморандум Гитлеру 18 марта 1945, содержание которого очень ясное и в котором я не предоставлял ему никаких дальнейших извинений тех мер, которые он запланировал. Меморандум был доведён до сведения многих его соратников.