T1pazjM.amu4eckuukpumepuUJnacuimalfH0cmu 7 глава

Таким же образом сторонники, равно как и противники смерт-ной казни, которых попросили ознакомиться с перечнем препод-несенных вперемешку фактов о роли смертной казни как средстваудержать людей от преступлений, разошлись, будучи еще болееуверенными в правоте своих взглядов. Обе стороны пользовалисьпредоставленными свидетельствами для обоснования собственнойпозиции, без труда находя погрешности в доказательствах, приво-димых в подкрепление противоположной точки зрения.

Опираясь на эти результаты, Баллон, Росс и Липпер (Vallone, Ross & Lepper, 1985) рассудили, что реакция приверженцев тойили иной точки зрения на мнение третьих лиц, предлагающихсвои оценки или даже обобщающие сообщения по любым отно-сящимся к дискуссии фактам, должна испытывать влияние ана-логичной тенденциозности. Приверженцы, в частности, должнывоспринимать даже максимально объективные или взвешенныеоценки (а заодно и тех, кто их предлагает) как необоснованнотенденциозные и враждебные.

Эта гипотеза об эффекте «враждебности средств массовой ком-муникации» родилась из исследований, предметом которых былиреакции людей на освещение средствами массовой информациипрезидентских выборов 1980 и 1984 гг., а также резни гражданско-го населения в ливанских лагерях беженцев в 1982 г. ОсобенноУбедительными были данные последнего исследования, рассмат-ривавшего реакцию как проарабски, так и произраильски настро-енных зрителей на видеозаписи программ новостей. В оценках, пред-ставлявшихся двумя противостоящими друг другу группами, не на-

блюдалось, по существу, никаких совпадений ни по одному из по-казателей. Как проарабски, так и произраильски настроенные зрите-ли были убеждены, что средства массовой коммуникации отдаютпредпочтение противоположной стороне, а их собственная сторонаосвещается несправедливо, и что подобная тенденциозность при пе-редаче фактов отражает личные и идеологические интересы лиц,ответственных за телевизионные программы.

Интересно, что в ходе описываемого исследования между уча-стниками противоположных групп неожиданно для исследовате-лей обнаружилось одно разногласие (которое, однако, можно былопредвидеть, основываясь на данных более раннего классическогоэксперимента Хэсторфа и Кэнтрила). Две противостоящие группызрителей не просто были несогласны по поводу тона и акцентасообщений, касающихся современных фактов и длительной исто-рии дискутируемого вопроса. Несогласие между ними возникало ипо поводу того, что они на самом деле видели.

Так, и проарабски и произраильски настроенные зрители,просмотрев одну и ту же тридцатиминутную видеозапись, заяви-ли, что при освещении действий противоположной стороны (вотличие от освещения действий их собственной) было использо-вано большее число фактов и ссылок, выставляющих ее в благо-приятном свете, а негативной информации было меньше. Участ-ники обеих групп полагали также, что общий тон, акценты и со-держание видеозаписей были таковы, что подводили нейтральнонастроенного зрителя к изменению его отношения в сторону боль-шей благосклонности к противоположной группе и большейвраждебности к их собственной.

Задавая вопросы и выслушивая комментарии этих испытуемых,нельзя было не усомниться в том, что они действительно смотре-ли одну и ту же телепрограмму (не говоря уже о том, что онинаблюдали одну и ту же историю Ближнего Востока!); точно также как интервью испытуемых Хэсторфа и Кэнтрила заставляютусомниться в том, видели ли они одну и ту же игру.

Принципиальная схема, использованная при анализе того, какпредвзятые приверженцы оценивают телевизионные новости, мо-жет быть применена и для анализа того, как они оценивают пред-лагаемые ими планы решения проблем, освещаемых средствами мас-совой коммуникации. Вообразите себе, каким образом проарабскии произраильски настроенные зрители — участники исследова-ния, посвященного враждебности средств массовой коммуника-ции, оценили бы усилия некоей «незаинтересованной» группы,

пытающейся найти виновных, призывающей покарать их или пред-лагающей меры по предотвращению подобных трагедий в буду-щем. Лучше все-таки сосредоточиться не на том, как они реагиро-вали бы на инициативы, исходящие от третьих лиц, а на их реакциина предложения противоположной стороны. Любое предложение,которое будет казаться выдвигающей его группе отвечающим об-щим интересам или ожиданиям, в глазах представителей группы, получающей предложение, будет выглядеть невыгодным и служа-щим интересам противной стороны. Это будет происходить пото-му, что обе стороны будут склонны расходиться в своем понима-нии «справедливости» (в свете существующих между ними рас-хождений во взглядах на историю проблемы и ее важнейшиеаспекты), а также по причине склонности и тех, и других интер-претировать отдельные термины и общий смысл предложения раз-личным образом.

В процессе субъективной интерпретации имеется, однако, ещеодна тенденциозность, вступающая в игру в процессе двусторон-них переговоров и создающая дополнительное препятствие на путиразрешения конфликта. Дело в том, что сам по себе факт выдви-жения некоего предложения может снизить его привлекательностьи, возможно, даже изменить его смысл в глазах адресата.

Серия исследований, предпринятых Стиллинджер, Эпельбаумом, Келтнером и Россом (Stillinger, Epelbaum, Keltner & Ross,1989), была посвящена как раз проверке гипотезы об этом явле-нии, получившем название «реактивного обесценивания». В одномиз этих исследований был использован конфликт между админис-трацией Стэнфордского университета и различными группами сту-дентов, требовавшими, чтобы университет отказался от всякогофинансового участия в американских компаниях, ведущих дела вЮжной Африке. Конкретным предметом изучения в данном ис-следовании была реакция студентов на разнообразные компромисс-ные предложения, осуществление которых не подразумевало быполного отказа от инвестиций, но вместе с тем позволяло бы про-демонстрировать, что университет выступает против расистскойполитики апартеида, проводимой южноафриканским режимом.

Два таких компромиссных предложения представляли особыйинтерес. Одно из них состояло в том, что университет должен былнемедленно отказаться от акций компаний, которые были непос-редственно связаны с южноафриканскими вооруженными сила-'чи, полицией или проводили политику апартеида в отношениисвоих сотрудников. (Назовем это «частичным» изъятием средств.)

Альтернативой ему было предложение установить двухгодич-ный срок, в течение которого в системе апартеида должны былипроизойти коренные преобразования. Если бы этого не произошлопо истечении упомянутого срока, университет полностью изымалбы свои средства из соответствующих компаний. (Иначе говоря,данное предложение состояло в установлении «крайнего срока».)

Когда студентам сообщали о том, что руководство университе-та рассматривает оба упомянутых предложения наряду со многимидругими, студенты оценивали их как примерно одинаково значи-мые и удовлетворительные. Однако когда им давалось понять, чторуководство вот-вот ратифицирует один из этих компромиссныхвариантов, феномен реактивного обесценивания давал о себе знатьсо всей очевидностью. Как только всем становилось ясно, что ру-ководство готово привести в действие план частичного изъятиясредств, явное большинство студентов стали оценивать даннуюуступку как менее значимую и удовлетворительную по сравнениюс отвергнутой альтернативой, состоявшей в установлении крайне-го срока. И наоборот, когда студентам сообщали, что руководствовскоре выступит с планом, предполагающим установление край-него срока, все то же явное большинство начинало оценивать егокак менее значимый и удовлетворительный, по сравнению с пла-ном немедленного, хотя и частичного изъятия средств.

Последняя глава в историю этого исследования была вписананесколько месяцев спустя, когда руководство университета реши-ло наконец предпринять определенные действия против апартеи-да, одобрив вариант, весьма похожий (но кое в чем более обшир-ный) на вариант частичного изъятия средств, который планиро-вался в ходе исследования, проведенного ранее. Случилось так,что подробности этого варианта стали известны исследователямраньше, чем они были обнародованы. Поэтому им удалось зареги-стрировать оценки, даваемые студентами этим действиям, дваж-ды: сначала — до обнародования плана, когда о нем можно былоговорить лишь как об одной из нескольких гипотетических воз-можностей, а затем — после публичного объявления, когда плануже не относился к разряду гипотез. Как и предполагалось, привтором обследовании студенческий рейтинг этого плана значи-тельно снизился по сравнению с первым. Сторонники крайних мервновь подвергли его уничтожающей критике как «символический».а также «чересчур урезанный и запоздалый».

На примере этих исследований мы можем наблюдать первуюстадию процесса, который вполне может способствовать нагнета-

нию недоверия и непонимания в процессе поиска договореннос-тей (Ross & Stillinger, 1991). Сторона, предлагающая компромисс-ные предложения, обречена столкнуться с разочарованием, когдаее инициативы встречают холодный прием, а предлагаемые еюуступки отметаются как ничего не значащие или даже служащиеее собственным интересам. В свою очередь сторона, проявляющаяподобную холодность, наверняка будет столь же опечалена, выс-лушивая в ответ обвинения в отсутствии позитивного подхода. Приэтом обе стороны будут не в состоянии осознать то, в какой меререакция противоположной стороны на самом деле является ре-акцией на предложение, субъективно отличное и решительно ме-нее привлекательное, чем то, которое было сделано.

Инструменты субъективной интерпретации

Осознав, что процесс субъективной интерпретации имеет ме-сто и что интерпретации, даваемые разными людьми и в различ-ных контекстах, имеют свойство отличаться друг от друга, соци-альные исследователи в течение долгого времени пытались понятьмеханизм действия этого процесса. Великий социолог У.И. Томас(Thomas & Znaniecki, 1918) говорил о влиянии уникальной жиз-ненной истории человека на формирование его личностной и со-циальной реальности (см. также Ball, 1972; Schutz, 1970).

Представители символического интеракционизма (например,Goffman, 1959; Mead, 1934) говорили о процессе, в ходе которогопроисходит «согласование» определений ситуации посредством со-циального взаимодействия. Фарр и Московичи (Fair & Moscovici,1984) утверждали, что подобное согласование создает «коллектив-ные представления» об объектах и событиях, разделяемые членамиДанного общества. Роль же культуры, субкультуры и даже половойпринадлежности в формировании интерпретационных различий ивозникновении в результате этих различий взаимного непониманиячасто становилась объектом внимания не только психологов, но исоциологов и антропологов (Abbey, 1982; D'Andrade, 1981; Forgas,1976; Shweder, 1991; Triandis, 1972; Waller, 1961). Но все же именнопредставители когнитивной психологии внесли наибольший вклад вэкспериментальное изучение процесса, в котором воспринимающиесубъекты [по знаменитому определению Брунера (Bruner, 1957)] «вы-едят за пределы имеющейся у них информации».

Особое внимание исследователей было привлечено к двум вза-имосвязанным аспектам процесса субъективной интерпретации.

Первый аспект включает в себя присваивание ярлычков или фор-мирование категорий, т.е. то, что позволяет отнести встретивший-ся предмет, человека или событие к определенному классу явле-ний и сформировать на этой основе ожидания в отношении от-дельных характеристик или свойств объектов, с которыми естьвероятность столкнуться. Второй аспект субъективной интерпрета-ции связан с разрешением двусмысленности, т.е. с заполнениеминформационных пробелов и возможной реинтерпретацией ин-формации, не согласующейся с присвоенным ярлычком или кате-горией отнесения.

Пропагандисты и другие потенциальные манипуляторы обще-ственным мнением хорошо понимают важность этих двух аспектовинтерпретации. Социальные ярлычки, вроде «борца за свободу» впротивоположность «террористу», навешиваются не только с це-лью пробудить позитивные или негативные в целом реакции, но идля того чтобы поощрить нас к формированию дополнительныхумозаключений, усиливающих нашу симпатию или отвращение исогласующихся с коннотациями этих ярлычков (т.е. в данном слу-чае — заключений о добродетельном, жертвующем собою патриотев противоположность жестокому и действующему вне общеприз-нанных норм неврастенику). Ярлычки, используемые ораторамидля задания рамок публичного обсуждения абортов, обществен-ного финансирования затрат на здравоохранение и предпочтения,отдаваемого при приеме на работу представителям социальныхменьшинств (т.е. выбора между свободой воспроизводства и убий-ством зародыша, страхованием здоровья и социалистической ме-дициной, действий в поддержку меньшинств и дискриминацией боль-шинства), представляют собой сходные попытки манипулироватьнашими суждениями, управляя нашей интерпретацией их конк-ретных объектов.

В последние годы психологи когнитивного направления многорассуждают на тему разновидностей «структур знания», лежащихв основе процесса субъективной интерпретации и направляющихего. Особое внимание уделяется при этом структурам, обусловли-вающим наше знание и понимание не только статичных предме-тов и их групп (таких, как деревья, автомобили, дома, птицыи т.п.), но также и динамических последовательностей событийИз числа терминов, использовавшихся для описания подобныхдинамических структур знания, исторически первым является по-нятие «схема» (Bartlett, 1932; Piaget, 1930), остающееся наиболеепопулярным и по сей день. Например, ребенок усваивает «схеМУ

Субъективная интерпретация социальныой реальности 15

сохранения», т.е. набор правил, говорящих ребенку, какого изме-нения количества вещества можно ожидать при определенном из-менении его формы.

Несколько позднее в употребление вошел будоражащий вооб-ражение термин «сценарий» (Abelson, 1981; Schank & Abelson, 1977).Данный термин был введен с целью отразить факт осознания намитого, каким образом люди, попадая во множество знакомых ситу-аций, играют строго определенные роли, осуществляя выбор изустановленного набора вариантов поведения (например, ресто-ранный сценарий, сценарий дня рождения, сценарий университет-ской лекции и т.д.). В основе концепции сценариев лежит представ-ление о том, что люди вступают в предсказуемые, едва ли не риту-альные взаимодействия в попытке удовлетворить свои потребностиценою насколько возможно малого социального напряжения икогнитивных усилий.

В данном случае нас не интересуют детали разного рода струк-тур знания, и мы остановимся лишь на выполняемых ими функ-циях. К настоящему времени исследователи накопили большоеколичество документированных данных о том, что использованиеготовых схем и других структур знания позволяет воспринимаю-щему социальному субъекту формировать умозаключения и суж-дения с большей легкостью, быстротой и субъективной уверенно-стью. Последствия практического применения схем являются бла-готворными в той мере, в какой мы пользуемся в общем точноотражающими реальность структурами знания и воздерживаемсяот слишком поспешного, широкого или «бездумного» их исполь-зования (Langer, 1989). В этом благоприятном варианте нам удаетсяэкономить время и энергию, сводя к минимуму размышления исомнения и не упуская при этом из виду ничего существенного.

Однако наше стремление полагаться на сценарии, схемы иДругие структуры знания, помогающие нам интерпретировать про-исходящие в мире события, чревато очевидными издержками. Когдакогнитивные представления, которые нам случается выбирать илиприходится использовать, оказываются неточными в каком-либосущественном отношении или когда мы применяем их не к месту(проблемы, которые труднее всего избежать, вторгаясь в новыесоциальные или интеллектуальные сферы), результаты оказыва-ются гораздо менее благотворными. Мы вынуждены допускать ошиб-ки в интерпретациях или суждениях и не спешим осознавать не-рность наших исходных представлений, равно как и усваиватьуроки, содержащиеся в нашем новом опыте.

Таким образом, быстрое и легкое понимание, равно как и упор-ное, болезненное непонимание, гарантированная уверенность, равнокак и чрезмерно уверенное упрямство, потенциальная способностьк научению и усвоению информации, равно как и склонность ста-новиться объектом манипуляции и позволять вводить себя в заблуж-дение, являются тесно взаимосвязанными, а в сущности — допол-няющими друг друга следствиями использования инструментов, накоторые мы полагаемся при интерпретации нашего социальногоокружения (см. след. обзорные работы: Cantor & Kihistrom, 1987;

Fiske & Taylor, 1990; Hamilton, Dugan & Trolier, 1985; Markus & Zajonc,1985; Nisbett & Ross, 1980; Petty & Cacioppo, 1985; Rumelhart, 1980).

С точки зрения целей настоящей работы наиболее важным вэтих инструментах субъективной интерпретации представляется то,что они являются носителями индивидуальных различий в интер-претации событий, с одной стороны, и неустойчивости интер-претаций, даваемых одним и тем же индивидом в разное время —с другой. То, какая именно структура знания будет извлечена изарсенала, равно как и конкретное содержание структур знания,отражающих тот или иной аспект внешнего мира, разнится от че-ловека к человеку и от случая к случаю.

лроцш АТРИБУЦИИ

В 70-е годы центральным предметом как теоретической, так иприкладной социальной психологии стала одна из разновидностейсубъективной интерпретации. Речь идет о процессе причинной (кау-зальной) атрибуции, в который люди оказываются вовлечены, пы-таясь понять взаимосвязь между социальными ситуациями и поведе-нием, а также между поведением и его результатами. Существуетцелый набор взаимосвязанных атрибутивных задач, включая умозаклю-чения о сравнительной важности различных причин, о личностныххарактеристиках и способностях наблюдаемых нами людей (в том чис-ле нас самих), а также основанное на этих атрибуциях прогно-зирование вероятности различных действий и результатов в будущем.

Как явствует из материалов исследований, подобные субъек-тивные интерпретации имеют очень важные последствия для объек-тивно наблюдаемого поведения. Независимо от того, на что будетобращено наше внимание — будь то «решение» лабораторной крысыо целесообразности продолжать давить на рычаг при отсутствиидальнейшего подкрепления, или решение первокурсника записать-

ся на углубленный курс лекций по химии после получения имвысшего балла за вводный курс, или решение работодателя поощ-рить продавца, объем продаж которого за последние месяцы сни-зился, или, наоборот, сделать ему выговор, мы всегда будем иметьдело с представлением принимающего решение субъекта о причи-нах соответствующих прошлых событий, которое и будет обуслов-ливать его выбор.

ПРрилтиКные и описйтедъные принципы причиншйатрибуции

В 1967 г. Гарольд Келли, основываясь на работах многих иссле-дователей, включая Хайдера (Heider, 1958), де Чармса (de Charms,1968), Джонса и Дэвиса (Jones & Davis, 1965), выдвинул проблемуатрибуции на авансцену социальной психологии, где она с техпор и пребывает. Новизна подхода, предложенного Келли, заклю-чалась в том, что он был одновременно и нормативным, и описа-тельным. Келли предложил несколько принципов, или критери-ев, принятия решений, использование которых могло бы привес-ти к формированию правильных атрибуций, утверждая далее, чтоименно этими принципами люди в целом и руководствуются. Неслучайно, что эти нормативные и описательные принципы оказа-лись весьма сходными с принципами статистического анализа, ис-пользуемыми обычно исследователями и статистиками при прове-дении «анализа вариации» (дисперсионного анализа).

Так, Келли предположил, что, пытаясь понять, почему чело-век ведет себя именно так, а не иначе, мы извлекаем из памятинаши знания или предположения о том, каким образом вел себятот же самый человек в других ситуациях (данные о различимос-ти), как он вел себя в такой же точно ситуации в прошлом (дан-ные о согласованности) и каким образом вели себя в аналогичнойситуации другие люди (данные о единодушии). Причина поведе-ния приписывается тогда тем факторам, с которыми результат,как нам кажется, будет ковариировать.

Например, пытаясь решить, почему Джону понравился новыйбоевик, идущий в кинотеатре «Бижу» (т.е. определиться на счеттого, действительно ли стоит смотреть этот фильм или реакцияДжона отражает лишь его собственный вкус), мы будем учитыватьто, как Джон и другие люди, видевшие этот фильм раньше, реаги-ровали конкретно на него и на множество других фильмов. Затем мыобратим внимание на то, с чем связано больше положительных от-

ю*

зывов: с самим Джоном или с фильмом, который он посмотрел.Если мы выясним, что Джон приходит в восторг от всех фильмовили по крайней мере от любого «боевика», либо если все остальныелюди, посмотревшие этот фильм, не проявили по его поводу особо-го энтузиазма, то мы уже не будем склонны считать, что востор-женность Джона свидетельствует о качестве фильма. В то же время,если Джон редко отзывается о фильмах (в особенности о боеви-ках, демонстрируемых в кинотеатрах, вроде Бижу) с восторгомили если все остальные видевшие фильм люди разделяют энтузи-азм Джона по поводу фильма, то тогда мы начнем всерьез плани-ровать поход в «Бижу» на ближайшую субботу.

В дополнение к данному правилу ковариации Келли (Kelley, 1972)выдвинул второй принцип атрибуции, который может быть исполь-зован в случае, когда человек не обладает никакой информацией ореакциях субъекта на другие аналогичные стимулы или о реакцияхдругих субъектов именно на тот стимул, о котором идет речь. Дан-ный принцип предполагает снижение («дисконтирование», уценку)значения той или иной причины или объяснения на величину ре-ального или возможного влияния других потенциальных причин.

Так, если Джон говорит нам, что ему понравился фильм, ви-денный им в «Бижу», то мы «уцениваем» роль качества самогофильма как возможной причины подобного положительного от-зыва ровно настолько, насколько мы знаем о других возможныхпричинах его высказывания. (Джон, например, может получатьпроцент от каждого проданного билета либо хочет, чтобы мы по-ехали в «Бижу» в следующую субботу, поскольку при этом мысможем подвезти его домой с работы и пообедать в находящемсяпоблизости ресторане быстрого питания, и т.п.)

Не удивительно, что исследователям (например, McArthur,1972; Orvis, Cunningham & Kelley, 1975) не стоило особого трудапоказать, что люди действительно часто пользуются информаци-ей о ковариациях причин и следствий и о конкурирующих «кан-дидатурах» на роль причины во многом именно так, как предска-зывал Келли. Однако затем у точных или по крайней мере норма-тивно обоснованных практик атрибуции, применяемых обычнымилюдьми, обнаружились исключения, привлекшие к себе наиболь-шее внимание и породившие наибольшие споры в ходе дальней-ших исследований.

Существует особенно важная совокупность свойственных лю-дям тенденциозностей, в которых проявляется фундаментальнаяошибка атрибуции. Последняя представляет собой склонность лю-

дей игнорировать ситуационные причины действий и их результа-тов в пользу диспозиционных. Мы рассмотрим эти тенденции(Nisbett & Ross, 1980; Ross, 1977) далее по ходу данной главы, азатем гораздо более подробно — в главе 5.

Однако сначала мы должны будем обсудить несколько важныхисследований и теорий, предполагающих, что сходные процессыатрибуции и свойственные им тенденциозности могут иметь мес-то и тогда, когда индивид, чьи действия подлежат интерпрета-ции, и индивид, интерпретирующий эти действия, — это одно и до же лицо.

Ш Атрибуции собственных действий и переживаний

Утверждение, что люди стремятся понять причины происходя-щих вокруг них событий, используя при этом лучшие из имеющихсяв их распоряжении когнитивные инструменты, вряд ли можно ос-порить. Гораздо более спорным и более неожиданным было бы пред-положить, что люди используют те же самые инструменты и бываютподвержены тем же самым тенденциозностям и ошибкам, когда,,пытаются понять свои собственные переживания и действия. В 60-е го-ды два развивавшихся до этого параллельно направления исследова-ний слились воедино именно на этой важнейшей идее о восприятиии атрибуции человеком собственных действий и переживаний.

«Атрибутивная» теория эмоций Шехтера и Сингера. В 1962 г.Стэнли Шехтер и Джером Сингер опубликовали знаменитую ста-тью, в которой была изложена ошеломляющая своей новизнойтеория эмоций. Исследователи утверждали, что субъективный эмо-циональный опыт людей (т.е. то, как люди называют свои чувстваи каким образом реагируют на эмоциогенные стимулы) может не находиться в жесткой зависимости от их внутреннего физиологи-ческого состояния. Шехтер и Сингер утверждали, что отраженияэтих физиологических состояний обычно бывают слишком диф-фузными и неспецифическими для того, чтобы пробудить в насразнообразные эмоциональные переживания. Напротив, наши эмо-циональные переживания и наше поведение зависят от умозак-лючений, которые мы формируем по поводу причин своего фи-зиологического возбуждения.

Если наиболее правдоподобным источником нашего возбуж-дения является дешевая комедия с мордобоем, которую мы в дан-ный момент смотрим, мы ощущаем себя веселыми или счастливы-ми и смеемся. Если же наиболее приемлемым объяснением нашего

возбуждения является бегущий прямо на нас рычащий доберман-пинчер либо оскорбительное замечание о наших предках, мы чув-ствуем себя соответственно напуганными или разгневанными, всоответствии с чем и поступаем. Если же источником тех же симп-томов (влажных ладоней, учащенного пульса, ускоренного повер-хностного дыхания) является привлекательный представитель про-тивоположного пола, мы ощущаем сексуальное влечение. Однакоесли наиболее приемлемое объяснение этих психосоматическихсимптомов дает врач, предупреждающий нас, что все они пред-ставляют собой обычный побочный эффект только что сделанногонам впрыскивания адреналина, мы не испытываем никаких реальных эмоций и не выказываем намерения действовать, повину-ясь эмоциональному порыву.

Несмотря на то что многие современные теоретики могли быпокритиковать идеи Шехтера и Сингера о недостаточной физиоло-гической специфичности различных эмоциональных состояний, не-многие из них стали бы отрицать, что нас можно подтолкнуть кнеправильному обозначению своих чувств и к ошибочным заключе-ниям относительно их источников. Существует также достаточно дан-ных, говорящих о том, что люди, испытывающие переживания,провоцирующие их на проявление эмоций, могут чувствовать и дей-ствовать менее эмоционально, если побудить их к приписываниюсвоих телесных симптомов причинам неэмоционального свойства. Так,испытуемые, которые, прежде чем испытать на себе серию электри-ческих разрядов возрастающей интенсивности, получали «препарат»(в действительности — плацебо в виде сахарной пилюли), по ихмнению, вызывающий возбуждение, находили эти разряды менееболезненными, чем испытуемые из контрольной группы. Более того,участники экспериментальной группы умудрялись вытерпеть в четыре раза более сильный разряд, прежде чем заявляли о том, что имстало больно (Nisbett & Schachter, 1966). Аналогично, испытуемые,принимавшие таблетку, которая должна была, по их мнению, выз-вать возбуждение, оказывались более склонными к мошенничествуна экзаменах (предположительно потому, что ошибочно относилисвое эмоциональное возбуждение, вызванное предстоящим жульничеством или перспективой быть пойманными, на счет препара-та) (Dienstbier & Munter, 1971).

«Атрибутивная» теория Бема об аттитюдах как самоотчетах.

Примерно в то же время, когда Шехтер и Сингер утверждали, чтолюди дают названия своим эмоциям, основываясь на правдопо-

добных каузальных атрибуциях, молодой социальный психолог поимени Дерил Бем (D. Bern) выступал, по сути, с похожим тези-сом, говоря о том, каким образом люди дают названия собствен-ным аттитюдам и убеждениям.

Бем (Bern, 1967, 1972) утверждал, что люди формируют суж-дения о собственных аттитюдах, равно как и о собственных пред-почтениях и личностных диспозициях, анализируя свое поведениеи его контекст в точности так же, как они поступали бы, строяаналогичные суждения о других людях.

Так, например, человек реагирует на вопрос «Любите ли вычерный хлеб?», начиная рассуждать следующим образом: «Думаю,что да. Я его ем всегда и никто меня не заставляет это делать». Илиже некто отвечает на вопрос «Любите ли вы психологию?», гово-ря: «Должно быть, да. Я все время посещаю лекции по психоло-гии, хотя это даже не мой профилирующий предмет».

Наиболее радикальный тезис Бема, равно как и многие инс-пирированные им позднее эксперименты с самовосприятием, со-стоит в том, что активные участники событий, подобно их наблю-дателям, могут делать неверные выводы о значительной роли лич-ностных свойств, вместо того чтобы признать, что их собственноеповедение в большей степени отражает давление ситуационныхфакторов и ограничений. Говоря более общо, тезис Бема подразу-мевает, что люди вынуждены вычислять причины своего внешне-го поведения (подобно тому как исследование Шехтера и Сингераподразумевает, что люди вынуждены вычислять причины своеговнутреннего возбуждения), пользуясь теориями и фактами того жерода, что они использовали бы при формировании суждений одругих людях, почти либо вовсе не обращаясь при этом к «непос-редственно доступным» им когнитивным процессам и к другимпсихическим явлениям, составляющим подоплеку их поведения.Как мы увидим далее, существует огромное количество свидетельствтого, что люди часто заблуждаются относительно причин своегоповедения ровно настолько, насколько это предполагает тезис Бема.