Настало утро. Солнце медленно поднималось над горизонтом, освещая ландшафт, который постепенно, но заметно менялся. Центральные равнины — Африка Элайзы — исчезали. Их заменяла неровная, холмистая местность с болотистыми долинами и клочками густого леса. Все вокруг зеленено. Не свежим, светло-зеленым цветом прибрежных земель, но более густым и насыщенным. Зелень переплетенных виноградных лоз и крон деревьев производила впечатление необузданной и даже агрессивной.
На смену сухой жаре пришли влажность и духота. Анна чувствовала, что пот постоянно сочится изо всех пор и тело становится липким. Она была благодарна за шесть бутылок воды в корзинке с едой, которую ей вручил Джек Мастерс. Она почти не притронулась к груде булочек и бутербродов, но половину воды уже выпила.
Анна попыталась устроиться поудобнее на твердом сиденье и закрыла глаза, защищаясь от пыли и ветра. Через несколько минут мягкое покачивание вагона начало убаюкивать ее.
В сознание медленно проникали слова, плывущие из коридора: сначала они походили на отголосок сновидений, но постепенно разбудили ее.
— Я ловил рыбу в реке Яканьяру, возле границы с Руандой. Голос принадлежал мужчине, говорившему по-английски с американским акцентом. Этот голос был достаточно громким, и шум поезда не заглушал его.
— С рыбой-то мне повезло. Но вот трупы… они плыли вниз по течению. Младенцы, дети, женщины, мужчины. Африканцы…
Анна повернулась к дверному проему. Из коридора в купе залетел белесовато-голубого цвета дымок папиросы.
— Они были изуродованы, по крайней мере, некоторые. Без рук, глаз… — Слова все сыпались, грубые и жуткие. — Наверное, вырезали целую деревню. Каждую чертову живую душу.
Второй мужчина что-то пробормотал в ответ.
— Они называют это независимостью, — продолжал американец. — Сначала было кровопролитие в Конго. Теперь друг на друга пошли руандийцы! — Он коротко, безрадостно рассмеялся. — Что называется, закон джунглей!
Анна закрыла глаза, пытаясь прогнать видение черных тел, крутящихся в водоворотах широкой реки. Затем рядом с ней раздались шаги. Она снова открыла глаза и увидела, что пухлый светлокожий мужчина забрасывает потертый саквояж на багажную полку. Он сел напротив нее.
Она безучастно смотрела на него. Она не могла думать ни о чем ином, кроме как о сцене, которую он только что описал.
Человек откинулся на спинку скамьи и вытянул ноги.
— Я — Дик Петерсон.
— Доброе утро, — вежливо, но отстраненно отозвалась Анна.
— Вы работаете на миссию? — предположил попутчик.
— Да, — кивнула Анна.
— А вы кто? — Синие глаза Дика Петерсона смотрели немного насмешливо. — Медсестра или учительница? Или чья-то жена?
— Я медсестра, — сказала Анна, отвернулась и снова стала смотреть на проносящийся мимо ландшафт.
Ей хотелось, чтобы незнакомец оставил ее в покое. Анне было трудно отделить его от мрачного рассказа: он теперь и сам казался ей запятнанным темнотой. Она придвинулась к окну, порылась в сумочке и достала книгу. Это была книга Элеоноры «Из Африки», которую Анна сунула обратно в боковой карман чемодана, когда сестра Барбара отвернулась. Открыв томик наугад, она притворилась, что читает.
Время текло медленно. Анна попыталась уснуть, но кошмарные образы, описанные мужчиной, постоянно возвращались и мучили ее. Она обрадовалась, когда поезд начал замедлять ход и американец снял свой саквояж с полки. Возможно, мрачные мысли уйдут вместе с ним.
Станция была маленькой, но суетливой. Носильщики стояли возле своих деревянных тележек наготове, а еще там был киоск, где торговали едой и напитками. Анна с тоской посмотрела на рекламу «кока-колы» и представила себе напиток — холодный, черный, пощипывающий язык.
Американец вышел, не сказав ей ни слова. Анна смотрела в окно ему вслед. Она заметила, что здесь вышло много людей, и наблюдала за ними с растущим беспокойством. У нее возникло ощущение, что почти всем пассажирам, кроме нее, была известна серьезная причина, по которой необходимо покинуть поезд именно на этой станция. Она боролась с желанием схватить свой багаж и присоединиться к массовому бегству.
Когда наконец локомотив громко свистнул и поезд начал отползать от станции, Анна почувствовали облегчение. Теперь ей ничего не оставалось делать, кроме как сидеть на месте и ждать.
Впервые темнота обрушилась на состав сразу после того, как пробило полдень. Поезд без предупреждения нырнул во что-то, напоминавшее туннель. Но мрак не был абсолютным, и в тусклом свете смутно различались ветви, листья и лианы. Это был лес, густой и дремучий.
«Настоящие джунгли, — сказала себе Анна. — Точно такие, как в «Книге джунглей» Киплинга». Она попыталась представить себе маленького мальчика Маугли, который раскачивался на лианах, — словно могла приручить темноту снаружи, связав ее с детскими сказками. Но здесь не было видно никаких ярких птиц и надоедливых обезьян. Деревья стояли угрюмой молчаливой стеной, давящей на психику.
Темнота время от времени рассеивалась, когда лес редел. Небо вновь появлялось на какое-то время, безоблачное и синее, как всегда, но джунгли снова смыкались и проглатывали его.
Выехав на более-менее открыто местность, поезд опять начал замедлять ход. Анна выглянула в окно, и глаза у нее заслезились: вглядываясь вперед, она не моргала, и глаза резал ветер. Вдалеке она разглядела группу крыш конусообразной формы, покрытых травой. Вид круглых хижин вызвал у нее острую боль сожаления. Народ Элайзы, угого, которому Анна всегда хотела помогать, жил в длинных низких домах с плоскими крышами.
Анна глубоко вздохну и почувствовала вкус сажи на языке. Если она не ошиблась в своих расчетах, то это седьмая станция, считая от Додомы, и конец западной линии. Мурчанза.
Анна стояла возле вагона, глядя на облупившуюся краску на стене старой деревянной лачуги. Она предположила, что это касса, которой, похоже, не пользовались уже много лет. Как и все остальное на станции, касса была ветхой и заброшенной. Вряд ли здесь когда-то находилась настоящая большая станция — ведь тут не было даже платформы, только полоска подметенной земли вдоль железнодорожного пути. И никаких признаков близлежащего населенного пункта. Анна заподозрила, что Мурчанза, по сути, не столько конкретный пункт назначения, сколько просто место, где заканчиваются рельсы. Анна была единственным пассажиром, сошедшим с поезда. Машинист предложил помочь ей с багажом, пока охранник и еще один служащий заправляли тепловоз водой и загружали в него дрова.
— Кто-нибудь вас приветствует? — спросил у нее машинист, явно демонстрируя все свои познания в английском языке, и осмотрелся.
Станция была почти безлюдной. У водокачки сидела женщина, продающая бананы. Недалеко от нее, присев на корточки, скучал нищий. Он безучастно смотрел на небо, а возле него слонялся маленький мальчик в одной только рваной майке, который поглядывал на Анну яркими, живыми глазами.
— Да, — ответила Анна, храбро улыбнувшись. — Спасибо.
Трое мужчин помахали ей на прощание и продолжили пополнять запасы волы и топлива. Затем локомотив, спутавшись клубами пара, отошел от станции, толкая перед собой вагоны, и состав двинулся обратно на восток. Вскоре он исчез из вида…
По земле скользили длинные тени. Томясь в ожидании, Анна наблюдала, как постепенно удлиняется и ее собственная тень. Доктор Керрингтон должен был приехать на станцию к приходу поезда, но она понимала, что очень многое могло его задержать. В конце концов, это Африка, так что девушка не очень беспокоилась. Вылив остатки бутилированной воды на платок, она тщательно вытерла лицо. Потом распустила свои длинные рыжие волосы, игнорируя любопытные взгляды присутствующих, и хорошенько расчесалась, стараясь распутать колтуны и стряхнуть по крайней мере часть сажи. Затем Анна снова собрала волосы в аккуратный узел на затылке. Больше она ничего не могла сделать, чтобы как следует подготовиться к встрече с новым коллегой.
Хотя ей и не сказали, как выглядит доктор Керрингтон, Анна уже сформировала достаточно четкий его образ. Она представляла, что у него седые волосы, очки с золотой оправой и аккуратная козлиная бородка. Благородное лицо сильного человека. И только по прошествии времени, когда она снова вызвала в воображении этот образ, Анна поняла, чьим лицом наделила будущего коллегу — доктора Альберта Швейцера легендарного врача-пионера и мыслителя, чья фотография была напечатана во многих учебниках. Анна улыбнулась. Настоящий доктор Керрингтон, возможно, окажется тощим человечком с жиденькими волосенками.
Анна смотрела на продавщицу бананов, размышляя, стоит ли подойти к ней и задать пару вопросов о Мурчанзе. Возможно поблизости находится деревня. Возможно, там есть телеграф. Или даже гостиница. Это казалось маловероятным, но Анна чувствовала: пришло время подумать о том, что надо будет предпринять, если доктор Керрингтон так и не сможет приехать. Продавщица бананов, похоже, очень нуждалась: ее одеяние было изношено почти до прозрачности. Анна предположила, что женщина говорит только на языке своего племени и суахили, которым Анна владела вполне прилично, окажется бесполезным.
Она скорее почувствовала, а не услышала шаги, приближающиеся к ней сзади: на пыльной земле они были почти не слышны.
Как только она обернулась, прозвучали слова:
— Мне так жаль…
Голос затих, уступив место тишине. Кричащей тишине.
Перед Анной стоял молодой высокий мужчина с гладкой загорелой кожей. Светлые волосы падали ему на лоб и лезли в глаза. Синие глаза — яркие и глубокие.
Мужчина отвел взгляд и быстро осмотрел станцию, словно засомневавшись на мгновение, не ждет ли его кто-то еще. И Анна поняла: тогда как она ожидала увидеть доктора Швейцера, Майкл Керрингтон, наверное, рассчитывал увидеть сестру Барбару. Подумав о таком взаимном сюрпризе, Анна рассмеялась. Она не могла сдержаться: контраст оказался слишком резким.
Несколько секунд доктор Керрингтон молча смотрел на нее. Анна наклонила голову, пряча лицо, и попыталась взять себя в руки. Длинный рыжий локон выбился из тугого узла на затылке и упал ей на щеку.
— Я сожалею, — сказала она, переведя дыхание. — Просто… Я ждала…
— Я знаю, я сильно опоздал. Прошу прощения, — отозвался доктор Керрингтон.
Анна удивленно посмотрела на него: он неловко топтался возле ее багажа.
— Я выехал с большим запасом времени, — продолжал он, — но мне перегородило дорогу упавшее дерево. И я задержался на несколько часов. Так или иначе… — Он выпрямился и протянул ей руку. — Добро пожаловать, сестра Мейсон. Добро пожаловать в Западную Танганьику. — Он улыбнулся мальчишеской улыбкой, из тех, которые словно вспыхивают на лице, освещая и полностью меняя его.
— Спасибо. — Анна улыбнулась в ответ и вернула непослушный локон обратно в узел. Затем пожала ему руку, чувствуя неловкость, оттого что ладонь у нее такая липкая. Но рука врача оказалась такой же влажной, да еще и шершавой от пыли. — Я очень рада, что приехала сюда.
Улыбка сошла с лица доктора Керрингтона так же неожиданно, как и появилась.
— Правда? — переспросил он. — Епископ предупредил меня, что вы были преисполнены решимости остаться в Додоме.
Анна открыла рот, но не нашлась, что сказать. Вряд ли она сможет признаться, что солгала. Придется солгать еще раз.
— Да, у меня были планы насчет Додомы, — наконец заговорила она. — Но потом епископ рассказал мне о Лангали… и о вас… о миссис Керрингтон… о вашей работе. И я решила, что это место просто замечательное. Поэтому я передумала. Так или иначе, интересы миссии всегда должны быть важнее планов отдельного человека. — Она закончила свою речь и замолчала, ожидая знака одобрения.
Доктор Керрингтон кивнул.
— Что ж, должен признаться, у меня камень с души упал. Мы живем очень уединенно: всего лишь трое европейцев во всей округе — я с женой и… вы. Мы очень рассчитываем, что вы будете работать с полной самоотдачей.
Анна посмотрела ему в глаза. Именно этого она и хотела. Полной самоотдачи.
— Разумеется, — отозвалась она.
Доктор Керрингтон махнул рукой куда-то за станцию.
— Я подгоню «лендровер» и загружу ваши вещи.
Анна смотрела ему вслед. В том, как он шел, Анна уловила определенное нетерпение — намек на тщательно маскируемое безрассудство. Отвернувшись, она неожиданно наткнулась на взгляд торговки бананами. На лице африканки расплылась широкая понимающая усмешка.
Ширины дороги через джунгли едва хватало для проезда «лендровера», и езда по ней была непрекращающимся сражением. Все звуки перекрывали постоянный гул двигателя, скрежет шасси, когда машина преодолевала очередную выбоину, и удары ветвей о кузов. Боковое окно было закрыто, но Анна едва сдерживалась, чтобы не уклоняться от каждого удара ветки.
Доктор Керрингтон держал руль обеими руками и не сводил глаз с дороги. Он не предпринимал попыток заговорить с Анной, и, несмотря на то что она видела, как он занят, его молчание нервировало ее. Наконец она решила поднята тему беспорядков в соседней стране, пытаясь говорить небрежно и произвести впечатление человека знающего.
Доктор Керрингтон выслушал ее пересказ того, о чем сообщил американец, и мрачно кивнул.
— С тех пор как бельгийцы ушли, ситуация стала сложной в целом регионе. Но этого стоило ожидать. Их режим был ужасным — они нещадно эксплуатировали людей. — Он говорил убежденно, по-прежнему не сводя глаз с дороги. — И они не подготовили африканцев к тому, чтобы те смогли сами поддерживать порядок. Они просто ушли, предварительно обчистив страну до нитки.
Анна посмотрела по сторонам.
— Похоже, независимости жаждут и здесь, не так ли?
— Африканцы уже определились с внутренней политикой, — сообщил ей доктор Керрингтон. — А ближе к концу этого года передача власти будет закончена. Танганьика станет республикой. Но не волнуйтесь, здесь ситуация иная. Это совсем другая история.
Анна кивнула. Его слова, да еще и произнесенные с такой уверенностью, успокоили ее.
Приблизительно через час лес поредел. Дорога стала ровнее, а шатер листвы над головами теперь пропускал лучи света до самого подлеска. Анна почувствовала себя более непринужденно. Она опустила стекло, и салон автомобиля заполнил свежий запах зелени.
— Смотрите! — воскликнула она, заметив небольшую антилопу, пасущуюся на поляне. — Это не дик-дик?
Доктор Керрингтон посмотрел туда, куда она указывала, и ударил по тормозам.
— Не двигайтесь, — прошептал он, когда автомобиль остановился.
Впрочем, говорить это необходимости не было: Анна, замерев, не сводила глаз с изящного создания, словно предчувствуя его страх и паническое бегство.
— Как красиво! — выдохнула она.
На несколько секунд все замерло. Затем доктор Керрингтон протянул руку назад и достал ружье. Быстро зарядил его — тихие щелчки показались громовыми в напряженной тишине. Наклонившись к Анне, он высунул дуло в окно, возле которого она сидела, и прицелился.
Анна вжалась в спинку сиденья. Раздался маслянистый резкий щелчок. Звук патрона, скользнувшего по стволу. Грохот выстрела.
Антилопа дернулась. Ее хрупкие ноги подогнулись. Точеная головка поникла.
Онемев от ужаса, Анна смотрела, как доктор Керрингтон выходит из машины и поднимает антилопу. Несет ее обратно — безжизненное тельце безвольно повисло в его руках. Он продемонстрировал добычу девушке, словно мальчишка, хвастающийся уловом. Анна с трудом выдавила улыбку.
— Они… их можно есть? — спросила она.
Доктор Керрингтон кивнул.
— Особенно хороши они жареными. Истинное наслаждение.
Анна, высунувшись в окно, смотрела на дик-дика. Провела пальцами по шелковистой шкурке — она была еще теплой. По телу антилопы пробежала дрожь, словно прикосновение пробудило ее к жизни. Дик-дик подняла голову и впилась в Анну умным, пронзительным взглядом, а затем неожиданно забилась, отбросив голову назад, так что в машину полетели брызги розоватой крови. У Анны душа ушла в пятки.
Доктор Керрингтон быстро убрал животное.
— Простите, простите, — повторял он. — Я думал, она уже умерла. — И он торопливо пошел к багажнику «лендровера».
Анна смотрела прямо перед собой, пытаясь успокоиться. То, что миссионеры охотятся, всем известно. В конце концов, здесь нет никаких мясных лавок, и ей придется привыкнуть к тому, что в дичь стреляют. Но у нее перед глазами так и стояла эта изящная, красивая антилопа. Затухающий умоляющий взгляд ее небольших глаз с темными ресницами.
Дальше они ехали молча, и это молчание было напряженным, красноречивым. Убийство животного на самом деле было лишь незначительным инцидентом, но оно нарушило их покой, заставив и Анну, и доктора почувствовать себя выставленным перед другим на обозрение.
Когда доктор Керрингтон наконец заговорил, его голос звучал неестественно громко.
— Мы уже почти приехали, — сообщил он.
Анна смотрела на густой кустарник, растущий по обе стороны дороги. Она не понимала, где здесь может расположиться целая станция — больница, церковь, деревня. «Лендровер» резко свернул налево, и лес закончился.
Анна выпрямилась на сиденье, изумленно распахнув глаза. Перед ними раскинулась широкая долина — территория, занятая бушлендом и пастбищами, с трех сторон окруженная лесом, а с четвертой ее ограждал склон холма. Словно потайное королевство. Идеальное место, как на картинке: пологие зеленые склоны, поросшие деревьями, и река, текущая посередине.
— Станция Лангали, — торжественно объявил доктор Керрингтон.
Он указал на группу аккуратных беленых зданий с соломенными крышами, расположившуюся по одну сторону реки. Анна уже заметила длинные низкие здания — отделения больницы — и дом миссии, стоящий в некотором отдалении от них. Школу. И церковь с крестом на крыше. Дорога упиралась в здание церкви, которое словно перекрывало проезд. «Странное место для церкви», — мимоходом подумала Анна, но ее взгляд уже перескочил на несколько высоких деревьев, растущих в центре станции. Даже с этого расстояния в них угадывалось что-то очень знакомое.
— Те деревья… — начала она.
Доктор Керрингтон кивнул.
— Эвкалипты. Их посадила сестра Барбара.
Анна перевела взгляд на поселение. На склоне за больницей находилась африканская деревня. Она тоже производила впечатление аккуратной и ухоженной. В загонах из веток колючих кустов содержался рогатый скот, а в небо поднимался дым костров, на которых готовили пищу. За деревней виднелись квадраты возделанной шамбы — сады и огороды.
Создавалось общее впечатление покоя и порядка. Станция напоминала мираж — видение цивилизации посреди диких джунглей.
— Удивительно! — воскликнула Анна, поворачиваясь к доктору Керрингтону и позабыв о возникшей между ними неловкости. — Но откуда она здесь взялась? Я о долине.
— Не знаю, — честно признался он. — Наверно, это как-то объясняет геология. Ну и к тому же часть леса выкорчевывали. — Он улыбнулся. — Мы постепенно расширяемся.
Они молча продолжили путь. Уже наступали сумерки. Солнце посылало лучи низко над землей, и все предметы отбрасывали длинные тени; листья, ветви, крыши и даже камни имели нежно-золотой край. В этом ощущалось некое волшебство: белые здания, будто ждущие впереди; переезд через реку по маленькому деревянному мосту; открытые ворота станции. И толпа африканцев — жителей Лангали, готовых приветствовать новую медсестру, прибывшую из Австралии.
Анна вышла из «лендровера». К ней тут же подбежали дети, окружили ее со всех сторон. В полумраке они казались одинаковыми; коротко подстриженные курчавые волосы, черные, гармонирующие с цветом кожи. Одеты они все были в некое подобие формы: выцветшие синие рубашки и шорты у мальчиков и простые платья у девочек. За ними стояли взрослые, тоже в привычной европейской одежде. Некоторые выкрикивали приветствия на английском или суахили; другие только улыбались. Все — и стар и млад — с восторгом рассматривали рыжие волосы Анны.
Маленький мальчик храбро протянул руку и коснулся руки белой женщины. Она наклонилась, чтобы поздороваться с ним. По толпе пробежал гул одобрения. Выпрямившись, Анна заметила, что доктор Керрингтон достает из багажника мертвую антилопу. Пытаясь погасить внезапно вспыхнувший интерес к его добыче, он быстро вручил ее африканцу, который стоял поблизости. Затем дик-дика передали мальчику, который куда-то побежал со своей ношей. Доктор Керрингтон, похоже, испытал облегчение, избавившись от мертвой антилопы. Вытерев руки о брюки, он подошел к Анне. Неожиданно он замер и уставился на ее блузку. Анна опустила глаза и увидела, что на тонкой ткани алеет пятно — след предсмертной агонии дик-дика. Она быстро подняла руку и прикрыла пятно. Пару секунд она и доктор Керрингтон смотрели друг на друга. Мужчина первым отвел взгляд.
— Хочу познакомить вас со своим главным ассистентом, — быстро сказал он и подозвал к себе высокого худого африканца, одетого в рубашку и брюки цвета хаки. — Это Стенли Нджима. Стенли, это наша новая старшая медсестра, сестра Мейсон.
Стенли улыбнулся и вежливо поклонился. Анна сразу же почувствовала к нему симпатию: его лицо было преисполнено доброты и достоинства, а рукопожатие оказалось крепким
— Добро пожаловать к нам, — он говорил по-английски с сильным африканским акцентом, — сестра.
Сестра. Он произнес это слово подчеркнуто медленно, словно определяя место Анны в своей семье, а не просто называя ее должность.
Толпа внезапно пошла рябью и раздалась в стороны. В образовавшемся проходе появился какой-то человек — белая женщина, идущая быстрым шагом, нетерпеливо всматриваясь в сумерки.
— Привет, привет. Приехал наконец. — Ее голос долетел до них еще издали, сильный, с доброжелательной интонацией. — Бы, должно быть, порядком измотаны.
— Сара… — В голосе доктора Керрингтона Анна уловила предостережение.
Миссис Керрингтон дошла до того места, откуда она уже могла разглядеть Анну. Ее глаза лишь слегка округлились, а шаг сбился на мгновение. Она обменялась с мужем очень короткими взглядами и снова заговорила:
— Поезд опоздал? Такое часто случается.
— Это сестра. Мейсон, — представил Анну доктор Керрингтон.
— Идемте же, — сказала его жена.
Она помолчала, окинув Анну пристальным взглядом с головы до ног, а затем с ног до головы. Анна поняла, что делает то же самое. Миссис Керрингтон была молодой, худой и симпатичной женщиной. И тем не менее, как утверждал епископ, она была образцовой миссионерской женой. На ней была простая, удобная одежда и крепкие туфли. Ее длинные темные волосы были разделены на пробор и сплетены в тугие косы. Лицо открытое, взгляд ясный, губы — красные без помады, щеки розовые. Она выглядела здравомыслящей и здоровой. И очень чистой.
Миссис Керрингтон пошла вперед, показывая дорогу к дому миссии, большому квадратному зданию с широкой верандой вдоль фасада. Тщательно подметенная дорожка, обложенная с обеих сторон камнями, вела к бетонным ступенькам. Все здесь отличалось симметрией: положение двух плетеных кресел, размещение горшков с цветущими растениями по обе стороны входной двери. Даже занавески, казалось, были раздвинуты одинаково на всех окнах. Уже почти подойдя к ступеням, миссис Керрингтон неожиданно свернула налево и двинулась вдоль фасада.
— Отведу вас сначала в вашу комнату, — крикнула она через плечо. — Уверена, что вы хотели бы освежиться, прежде чем мы сядем ужинать. Мальчики принесут ваши вещи.
— Спасибо, — поблагодарила ее Анна.
Она последовала за миссис Керрингтон по тропинке, идущей от угла дома через полосу пятнистой травы к маленькой деревянной хижине.
— Есть вы будете в доме миссии, — сообщила миссис Керрингтон, — а спать здесь.
Она открыла дверь с сеткой от москитов и наклонилась, чтобы включить свет. Затем ступила на бетонный пол, делая Анне знак войти.
Единственная комната освещалась одинокой электрической лампочкой под бледно-розовым абажуром. В комнате находились узкая кровать с белым хлопковым покрывалом и противомоскитной сеткой, книжный шкаф, стол со стулом и платяной шкаф. Все было простым, без излишеств. Жилище вполне могло служить кельей для монахини. Здесь было только одно яркое пятно: на полу у двери стоял пузатый красочный предмет, похожий на гигантский чехол для чайника, сшитый из лоскутков.
— Здесь, под ним, горячая вода, — пояснила миссис Керрингтон. — Мы с Барбарой сшили для вас чехол, как только узнали о грядущих переменах. — Она нагнулась и сняла чехол, открыв оловянный бак литров на двадцать без крышки из-под керосина или бензина, в котором теперь хранили воду. — Мальчики будут приносить вам горячую воду каждый вечер, — продолжила миссис Керрингтон. — Если чехол не снимать, утром вода все еще будет теплой. — Она пару секунд помолчала, любуясь своей работой.
— Спасибо, миссис Керрингтон, — сказала Анна.
Она была тронута этим жестом, хотя и понимала, что это не имело отношения лично к ней: подарок готовили к приезду медсестры, кем бы та ни оказалась.
— Зовите меня Сарой. А моего мужа — Майклом. — Это прозвучало скорее как приказ, а не любезное предложение. — В конце концов, живя здесь бок о бок, мы станем практически одной семьей. Здесь же больше никого нет, понимаете?
Анна покосилась на Сару, но так и не смогла определить, какой смысл женщина вкладывала в эти слова.
В хижину вошли два юноши, согнувшиеся под весом багажа Анны. Они напоминали больших неуклюжих черепах, и Анна не смогла сдержать улыбку, когда они врезались друг в друга, пытаясь войти в комнату задом, чтобы было легче справиться с дверью с сеткой.
— Осторожнее, мальчики! — прикрикнула на них Сара и повернулась к Анне. — Теперь я оставлю вас, чтобы вы могли смыть дорожную пыль. Когда будете готовы, идите прямо в дом. Ордена, наша экономка, даст вам горячего супа. — Она остановилась у двери, где на гвозде висел фонарь «летучая мышь». — Генератор работает до восьми тридцати. После этого вам понадобится фонарь. Лучше берите его с собой, выходя из дому. Вообще-то мы стараемся не допускать, чтобы вещи, принадлежащие миссии, покидали ее пределы.
Анна кивнула. Она посмотрела вслед Саре, а затем опять окинула взглядом комнату, которая будет ее домом. Но она не обнаружила ничего нового. Здесь не было и следа пребывания ее предшественницы — никаких картин, вышитых циновок, высушенных цветов. Ничего.
Открыв сумочку, Анна достала свернутый листок бумаги и аккуратно расправила его. Это была «инструкция» — официальный документ, который ей вручили во время церемонии назначения на должность. Пока она не взяла эту бумагу в руки, она была лишь потенциальным миссионером, но как только это произошло, все изменилось. Мисс Анна Макей Мейсон стала полноправным членом Внутренней миссии Танганьики.
Она положила «инструкцию» на небольшой столик. В столь безликой комнате этот документ стал неким символом ее личности. Как государственный флаг Великобритании, развевающийся над королевским дворцом, он словно говорил: «Она здесь. Дома».
Взгляд Анны пропутешествовал через всю комнату и остановился на окошке, выходившем на территорию станции. Отсюда был хорошо виден один из эвкалиптов, посаженных сестрой Барбарой, с мощным стволом, покрытым бугристой корой. Но почему-то вид дерева только мешал Анне представить, что когда-нибудь это место станет для нее родным домом. Вообще-то сама станция в данном отношении была весьма многообещающей. И Керрингтоны показались ей очень милыми людьми. Но Анна не могла забыть о том, что долина окружена темной стеной джунглей. И что до границы с Руандой отсюда рукой подать. Она нахмурилась. Как бы то ни было, она понимала, что ей придется привыкнуть к этому. Лангали — ее пункт назначения, место, определенное судьбой именно для нее. На радость и горе. Как брак…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Анна надела новую форму, наслаждаясь прикосновением накрахмаленной ткани к коже. Затем прикрепила к груди специальные часы для медсестер. Ей ужасно хотелось есть: накануне вечером, ужиная вместе с Керрингтонами, она почти ничего не ела из-за сильной усталости. Да и напряженная атмосфера никак не способствовала аппетиту. Очень уж странной была ситуация: за столом с Анной сидели два незнакомца, с которыми она вскоре будет жить рядом и очень тесно общаться. Анна обрадовалась, когда пришло время возвращаться в свою комнату.
Майкл вышел за ней на веранду и стоял там, глядя ей вслед, пока она шла к хижине. Она спиной чувствовала его взгляд и смело шла в темноте, освещая себе дорогу фонарем. Анна понимала: это обязанность Майкла — удостовериться, что ей ничего не угрожает. Он здесь главный, а значит, должен заботиться и о ней тоже, ведь эту роль не мог исполнить никто другой — ни ее муж, ни отец — ввиду их отсутствия. Мысль о том, что этот почти незнакомый мужчина сразу принял ее в свою семью, казалась ей одновременно странной и умиротворяющей. Он не был ей ни мужем, ни братом, ни отцом, но как бы совмещал в себе все эти три ипостаси.
Через окошко в комнату лился утренний свет. К тому времени когда Анна закончила расчесывать и укладывать волосы, она чувствовала, что одежда уже стала влажной от пота. Она вышла на солнце и глубоко вдохнула, заполняя легкие теплым и сырым воздухом, представляя, что в нем плавают споры плесени и грибов, которыми пропитаны джунгли.
Африканцы оставляли свою работу и нараспев здоровались с Анной, когда она проходила мимо них.
— Джамбо!
— Джамбо, сестра!
— Хабари.
Анна в ответ улыбалась. И опять она почувствовала, что взгляды местных жителей направлены на ее рыжие волосы. Ей пришло в голову, что сестра Барбара и Сара, возможно, были единственными белыми женщинами, которых когда-либо видели эти люди. И обе были темноволосыми, хотя Барбара уже начала седеть.