«Интересно, - подумал я, - не могли ли корректировки, которые я внёс в её одежду, и тот факт, что она больше не контролировала свой ошейник, помочь ей лучше осмыслить то, что значит быть рабыней?»
Конечно, она была встревожена и смущена. Я решил, что мне эта ситуация доставит немалое удовольствие. И я был уверен, что Сесилия тоже насладится этим.
Сесилия, несомненно, верила, что перед ней рабыня, просто на удивление недисциплинированная и нуждающаяся в основательной корректировке поведения. Рабыни хотят, чтобы их держали в определённых рамках и, конечно, ожидают, что и другие рабыни будут оставаться в тех же рамках. Они считают нарушения дисциплины почти непостижимыми, возможно, потому что это редко происходит, а когда всё же происходит, то наказание обычно бывает быстрым и резким. Рабыня ожидает, что будет наказана, если ею не будут довольны. Фактически, если она знает, что была небрежна или неаккуратна, она может сама попросить о наказании, чтобы почувствовать, что баланс, гармония и порядок её существования был восстановлен. Если с рабыней начнут обращаться не как с рабыней, она может быть сбита с толку и напугана, поскольку она-то знает, что она - рабыня и как следует к ней относиться. Если хозяин начинает вести себя с рабыней, словно она могла бы быть свободной женщиной, та, вероятно, бросится к его ногам и начнёт умолять не продавать её.
Ценность ошейника для рабыни и её удовольствие от неволи, не должны быть минимизированы. Как правило она живет, чтобы любить своего господина и служить ему, прилагая к этому все свои силы и способности. Она знает, что она – рабыня, и знает, какого поведения ожидают от рабыни. Соответственно, именно так она и ведет себя, действительно, как рабыня.
И даже у свободных женщин, как мне кажется, имеется некоторое понимание этих замечательных и глубоких удовольствий, и именно в этом, на мой взгляд, кроется основная причина их почти неизменной враждебности и презрения к их порабощённым сёстрам.
Можно отметить, что рабыню редко, если вообще когда-либо, подвергают беспричинной или чрезмерной жестокостью. Конечно, с ней можно так поступать, но каков смысл этого? Для гореанина подобное поведение было бы непостижимо или абсурдно. Что действительно важно, так это то, чтобы доминирование и подчинение оставались незыблемыми и принимались обеими сторонами господином и рабыней. Однако надо заметить доминирование и подчинение - бескомпромиссны и суровы, категорически и абсолютно.
Когда мужчина получает от женщины то, что он хочет, горячую, беспомощную, благодарную рабыню, любящую и послушную, прекрасную, уязвимую собственность в его ошейнике, почему он не должен быть удовлетворённым, благожелательным и добрым?
Мужчина находит себя, когда видит рабыню у своих ног, а женщина находит себя, когда становится рабыней у ног своего господина.
Так говорят в нас пещеры, танцы у походных костров и шнуры. Так говорят в нас усовершенствования цивилизации, наручники, ошейник и сцена аукциона.
Я подумывал над тем, чтобы забрать Сесилию и отправиться на юг, в направлении Порт-Кара.
Однако это могло бы подвергнуть меня, мой дом, имущество, корабли, богатство, рабынь и всё прочее опасности гнева Царствующих Жрецов. Кроме того, ускользая из сферы интересов кюров и их клевретов, я опять же подвергаю серьёзной опасности себя и других. Например, Пертинакс, казавшийся мне весьма неплохим парнем, мог бы быть наказан за то, что подвел своих работодателей. Зная кюров, я сомневался, что их недовольство будет легко погасить.
Но прежде всего, мне было любопытно. Я понятия не имел, чего хотели и что планировали Царствующие Жрецы, соответственно, даже если бы я хотел следовать их планам, я не знал, помогут им мои действия или помешают. Точно так же я не знал того, что запланировали кюры.
Но мне было любопытно.
Я решил, что останусь в лесу.
Иногда воины высоких рангов, владельцы городов, Убары, генералы и им подобные персоны развлекают себя игрой в «слепую каиссу». В этом случае используются две доски, разделённые непрозрачным барьером, таким образом, игроки не могут видеть фигуры своего противника. Обе доски видит только судья, который и сообщает игрокам результат их ходов. Таким образом, в некотором смысле, игра проходит в темноте. Однако постепенно, основываясь на сообщениях судьи и на собственном опыте, игроки начинают чувствовать положение фигур и тактику соперника. Эта игра предназначена для того, чтобы развить и усилить интуицию, столь необходимую в сражениях. В гореанских войнах, как и в большинстве традиционных военных компаний, происходивших до появления электронных ухищрений, полководцы зачастую не уверены в дислокации, силах и планах врага. Слишком многое на войне представляет такую вот «слепую каиссу» и зачастую это самый пугающий момент ведения боевых действий.
«Итак, - подумал я, - похоже в северных лесах, у меня появился шанс попробовать свои силы в «слепой каиссе».
Уже собираясь возвращаться в хижину Пертинакса, я окинул взглядом море, и для меня стало ясно значение дымового сигнала на баке круглого судна, как и причина столь поспешного отзыва баркаса, и подъёма паруса. По-видимому, их наблюдатель заметил появление на горизонте по правому борту другого паруса. Гореанские суда редко сближаются друг с другом, а если они всё же это делают, то, скорее всего, у одного из них, а то и у обоих на уме грабёж или бой.
Позавчера, по словам и поведению Пертинакса я заключил, что корабли, прибывающие к этим берегам, высаживают неких товарищей, заводить знакомство с которыми, он явно не стремился. В общем-то, как раз во время нашей с ним первой встречи, одно такое судно высадило множество вооружённых мужчин.
Небольшой корабль ещё на подходе к берегу спустил парус и теперь двигался на вёслах, которых у него было по десять с каждого борта. Прибывшая галера была меньше моей Тесифоны. Это был корабль, который обычно используется для передачи сообщений, как своего рода курьерское судно. Наконец, вновь прибывший остановился, повернувшись параллельно берегу носом на юг и покачиваясь на волне. Порядка двух десятков мужчин спрыгнули с левого борта. Вслед им в воду полетели какие-то ящики и коробки, возможно, со снабжением того или иного рода. Мужчины подхватывали груз, брели к берегу, и складывали в кучу на пляже. Кстати, на этот раз я заметил груз другого вида, которого не было у высаживавшихся с предыдущего судна. Товар связанный вместе, выгружали предельно грубо, попросту перебрасывая через борт в холодную воду. Этот товар, побрёл берегу сам, порой падая, отчаянно стараясь держать головы над водой, что было не просто, учитывая гулявшую у берега волну. Наконец, добравшись до полосы прибоя босые, спотыкающиеся, дрожащие от холода, они опустились на колени на омываемом солёной водой песке. Волна то и дело накатывавшая на берег, пенилась вокруг их коленей и бёдер. Они обхватили себя руками и прижались друг к дружке, стараясь хоть немного согреться. Я прикинул, что их было пятнадцать, хотя сказать точно было трудно из-за расстояния, и потому что они сразу столпились. Иногда такой товар, связанный подобным образом, называют «ожерелье работорговца», соблазнительные бусинки, если можно так выразиться, на общем шнурке. В любом случае они были скованы между собой цепью за шеи. Цепь выглядела более тяжёлой, чем это необходимо, а ошейники были высокими и тёмными. В таком ошейнике, если девушка стоит на коленях вертикально, с прямой спина, как обычно ожидается от рабыни, она не может опустить голову, вынужденная держать её поднятой к владельцу. Это может быть довольно пугающим опытом для рабыни. Она может опустить голову, только согнувшись в талии. Я предположил, что это могли быть низкие рабыни. Безусловно, такие устройства иногда надевают на недавних свободных женщин, чтобы они быстрее привыкали к своему новому статусу, к тому, что они больше не свободны, являясь теперь товаром, имуществом, рабынями.
Пертинакс избегал встреч с такими товарищами, а вот меня мучило любопытство относительно их происхождения и того, что они здесь, в этом отдалённом регионе Гора собирались делать.
Тем более, что я был вооружён.
Так что, я смело приблизился к ним, словно я мог ждать здесь именно их. Несомненно, их должны были встречать, если не на пляже, то позже, в лесу.
- Тал, - поприветствовал я поднимая руку.
- Тал, - отозвался один их прибывших, а затем к нему присоединились ещё некоторые из них.
- Опаздываете, - сказал я.
Я понятия не имел, было ли это верно или нет, но ведь недавно отбывшее круглое судно явно припозднилось. Разве оно не должно было прибыть позавчера, когда я сошёл с корабля Пейсистрата?
- Встречный ветер, - развёл руками мужчина. - Мы почти всю дорогу шли на вёслах. Да и волнение было неслабым.
Его акцент я опознал, как Тиросский или Косианский. В общем-то они мало чем отличаются.
- Как дела в Касре? – поинтересовался я. - В Джаде?
Это были основные порты, соответственно, Тироса и Коса
Один из вновь прибывших как-то странно посмотрел на меня.
- Я уже несколько лет не был в Касре, - вздохнул он.
- А я не видел террасы Коса с самого падения Ара, - сообщил его товарищ.
- Они - моряки, - пояснил тот мужчина, который первым ответил на моё приветствие. – В основном-то здесь наёмники, те, кто воюет за деньги.
- Ну да, за кадровых военных вас принять сложно, - усмехнулся ему.
Посмотрев в море, я увидел, что на небольшой галере опустили вёсла на воду, и она начала набирать ход, держа курс на юг. Удалившись ярдов на сто или около того от берега, на корабле развернули парус.
- Здесь было другое судно, - заметил наёмник. - Мы слышали крик наблюдателя, сообщавшего о её положении.
- Круглое судно, - подтвердил я. – Простите, парни, я не смог уговорить их задержаться.
Кое-кто из мужчин засмеялся. Это был тот смех, который вряд ли подействовал бы успокаивающе на Пертинакса.
- А как дела в Аре? – полюбопытствовал я.
- А Ты что, не слышал? - недоверчиво переспросил один из них.
- Нет, - покачал я головой.
- Ар восстал, - сообщил мне другой. – Нам пришлось прорываться и уносить ноги оттуда. Только благодаря спешному отступлению, нам удалось ускользнуть от горящих местью горожан.
- А сотням других не повезло, и они попали в плен. Их пытали и посадили на кол, - добавил третий.
- Мы и ещё несколько сотен прорвались через улицы, которые горожане забаррикадировали, чтобы не дать нам уйти, и утопить нас в том море огня и крови, в которое превратился Ар, - сказал четвёртый, заметно вздрогнув.
- Некоторые из наших, - заметил первый, - поверив слухам, взяли то, что смогли унести из добычи, и убежали ещё ночью, прежде чем сигнальщики ударили в набат, давая сигнал к восстанию.
- Те повезло больше чем остальным, - мрачно проворчал третий.
- Ничего не понимаю, - растерянно признался я.
- Ты, конечно, слышал о Марленусе? - уточнил второй.
- Разумеется, - кивнул я, - Марленус из Ара, Великолепного Ара, Убар Убаров.
- Долгое время его не было в Аре, - сообщил четвёртый. - Он исчез во время карательного рейда в Волтае.
- Со временем о нём стали думать как об умершем, - добавил первый. - Уверен, Ты знаешь о войне между Аром с одной стороны и союзом Тироса и Коса, к которому присоединились другие государства, с другой?
- Разумеется, - кивнул я, вспомнив сотни флагов и вымпелов, развёрнутых на улицах Ара.
- Тиросу, Косу и их союзникам дико повезло, - заметил третий, - что Марленуса в тот момент не было в городе.
С этим я не мог не согласиться.
- Было принято на службу множество наёмников и наёмных отрядов из десятков государств, брали даже шайки разбойников и группы изгоев, думавших только о грабеже, - сообщил второй.
Послышались жиденькие смешки от некоторых из них.
- Они наполнили шеренги копейщиков островных убаратов, - пожал плечами четвёртый.
Понятно, что сила морских убаратов заключалась в их флотах, а не в пехоте.
- Ар пренебрег мерами предосторожности, - неодобрительно проворчал первый из них, и я задумался, не мог ли он быть воином, изгнанным из некого города, уж больно к лицу была бы ему алая туника. - Он оказался не в состоянии вооружить и развернуть свои огромные пехотные легионы.
- Понятно, - кивнул я.
Пока они не сказали ничего для меня нового.
Мне вспомнилось, как Дитрих из Тарнбурга лихим броском взял, а потом долгое время удерживал Торкадино, тем самым задержав продвижение армии вторжения к Ару, давая последнему время на мобилизацию и подготовку к встрече лавины вооруженных мужчин, неумолимо катившейся к его стенам. Но манёвр Дитриха пропал даром, и Ар остался спокойным и даже инертным, хотя, конечно, клёкот боевых тарнов не мог не долететь до его стен. Как они могли не принять во внимание стенания беженцев, не услышать барабаны копейщиков, не почувствовать тяжёлую поступь боевых тарларионов? Многим вскоре стало ясно, что в Центральной Башне поселился заговор и предательство, и что даже сам трон теперь может быть украшен обещаниями и богатством островных убаратов. Ар, жалкий, смущённый, дезорганизованный и обезумевший, оказался неспособен оказать даже самого слабого сопротивления, будучи преданным командирами, засевшими в Центральной Башне. Большая часть лучших сил Ара, его самых отборных войск, возглавляемых наиболее подготовленными офицерами, намеренно уведённая от города и брошенная в обширную дельту Воска, там и погибла, пытаясь осуществить предполагаемую карательную экспедицию против воображаемых экспедиционных сил Коса и Тироса. Эти войска были сознательно направлены на гибельную дорогу и оставлены без связи и снабжения. Им сознательно отдавали неясные, путанные и даже противоречивые приказы, выполняя которые они забирались всё глубже в почти смертоносную местность. Эти войска, в соответствии с планами заговорщиков, были обескровлены в дельте Воска, понеся ужасные потери от жары, насекомых, солёной воды, зыбучих песков, стрел ренсоводов, змей и тарларионов, даже не встретившись с противником лицом к лицу. Немногим из них посчастливилось вернуться домой. Некоторые, ошеломлённые и голодные, наполовину обезумевшие, всё же смогли достичь южных плотин Порт-Кара, отделявших город от дельты. А когда некоторым из них удалось добраться до Ара, они обнаружили его отданным врагу, оккупированным войсками противника. Фактически городом правил Мирон из Темоса, Полемаркос сил Коса на континенте, кузен Луриуса из Джада, хотя он и держал свой штаб вне городского помериума.
Это позволило объявить, что Ар был освобожден, в нём началась новая эра, эпоха гармонии, мира и дружелюбия. Тем временем граждане Ара должны были привыкнуть считать, что их потери были выгодой, а их поражение - победой. Теперь они должны были искупить былую славу Ара, каяться и жалеть о его прежней мощи, влиянии и власти. Теперь они должны были признавать свои преступления и праздновать их искупление вместе с друзьями и союзниками, с дружественными войсками Коса, Тироса и их приспешников. И многие под песнопения, поздравления самих себя со своим недавно обретённым достоинством и под презрительную музыке девок флейтисток, разбирали стены своего собственного города. А тем временем, захватчики зажимали гайки своей власти и, в течение многих месяцев, в своё удовольствие, где беспорядочно, где систематически, в соответствии с директивами Полемаркоса грабили Ар, его богатства, его серебро и золото, его достопримечательности и драгоценные камни, его медицинские эликсиры и мази, его пагу и вина, его продукцию, животных, рабынь, а зачастую свободных женщин, некоторых отправляя в пага-таверны и бордели, других раздев и заковав в караваны, уводя на рынки чужих городов. Некоторые из них, добредя до Брундизиума, были погружены на невольничьи суда и отправлены на Кос и Тирос.
Безусловно, не всё прошло так гладко, как того могли бы хотеть оккупанты, и в конце концов начались спорадические акты неповиновения. В целом их приписывали действиям небольшой группы борцов сопротивления, ставших известными под названием Бригада Дельта. Из-за обширного, треугольного по форме устья Воска, распадающегося в нижнем течении на десятки меньших рек и рукавов, часто снова сливающихся и разветвляющихся на своём пути к Заливу Тамбер, и в конечном итоге к Тассе, этот регион получил имя, по-гореански звучащее как Дэлька, или, точнее Дэлька Воска. «Дэлька» - это четвертая буква гореанского алфавита, представляющая собой равносторонний треугольник, и, судя по всему, произошедшая от греческой буквы «Дельта». Ядро Бригады Дельта, предположительно, составляли ветераны, возвратившиеся из неудачно проведённой, злополучной кампании в дельте Воска. Собственно, оттуда и название «Бригада Дельта».
- Расскажите мне о мятеже, о восстании, - попросил я.
- На беду Коса и Тироса, - сообщил тот из них, который первым ответил на моё приветствие, - Марленус вернулся.
- Откуда он взялся? – спросил я. – Чем он занимался всё это время?
- С этим много неясностей, - сказал второй. - Кажется, что он был ранен и контужен при падении во время охоты, потерял память, долго бродил, вероятно, не понимая, кто он такой.
- Некоторые полагают, что его могли взять в плен и заточить в тюрьму в Треве, - добавил третий.
- Это вряд ли, - не согласился с ним четвёртый.
- В любом случае, - присоединился к разговору пятый, заросший густой бородой товарищ, - кажется, что вернувшись из Волтая, он думал о себе как о Крестьянине, и работал вместе с ними.
- Но, в конечном итоге, его опознали в Аре, - сказал второй.
- Говорят, его узнала простая рабыня, - поделился сплетней четвёртый.
- Интересно, - хмыкнул я. – Её за это освободили?
Кое-кто из окружавших меня мужчин засмеялись.
- Простите, парни, - поднял я руки. – Сморозил глупость.
На Горе рабынь освобождали редко. Есть даже поговорка на тему, что только дурак может освободить рабскую девку.
- Вскоре его признали и другие, - сказал первый. – После этого он был спрятан его приверженцами.
- Насколько я пониманию, память к нему вернулась, - предположил я.
- Это было довольно странно, - заметил второй.
- Нам известны только сплетни об этой истории, - прокомментировал бородач.
- Говорят, он был как ребёнок, - сказал третий, - могучий, опасный ребёнок. Он слушал то, о чём ему рассказывали. А узнав о случившемся, сначала он сделался печальным, затем, постепенно, обозлился. И наконец, спросил: «А где Марленус?».
- То, что он смог вспомнить это имя, привело прятавших его мятежников в восторг, - продолжил первый. – «Где Марленус?» - спрашивал он, снова и снова. И ему каждый раз отвечали: «Он должен вернуться». «Где он?» спрашивал он. «В городе все об этом думают», - говорили ему.
- То есть он не сознавал себя Марленусом? - уточнил я.
- В том то и дело, - подтвердил третий.
- Продолжайте, - нетерпеливо поторопил я.
- «Кто правит в Аре?» - спросил он, - продолжил рассказ бородатый наёмник. – «На самом деле, или, кто сидит на троне?» - уточнил его собеседник. Марленус захотел знать правду, кто реально правит Аром, и ему ответили, что это Луриус из Джада, с далёкого Коса, но через Мирона Полемаркоса, в сговоре с Серемидием, командиром таурентианцев, дворцовой гвардии. А затем он спросил о том, кто является их ширмой, и мужчины побоялись рассказать ему, что это именно та, кто когда-то была его дочерью, до того как оскорбила и запятнала его честь. За это он отрёкся от неё.
Я знал кое-что об этой истории.
Когда-то она была захвачена и порабощена тарнсмэном, Раском из Трева, однако тот неожиданно очарованный белокурой рабыней-варваркой, названной им Эль-ин-ор, отдал тогда ещё дочь Марленуса Верне, возглавлявшей девушек-пантер. После этого она оказалась в северных лесах и была выставлена на продажу на северном побережье. Там она попалась на глаза Самосу, работорговцу и первому Капитану в Совете Капитанов Порт-Кара. Страстно желая выскользнуть рук своих жестоких владелиц и надеясь, что её вернут к цивилизации и даже освободят, она обратилась е нему с просьбой купить её, тем самым совершив акт рабыни, поскольку тот, кто просит себя купить, в конечном итоге признаёт себя товаром и, следовательно, рабыней. Позже, я, к тому времени уже потерявший способность ходить, и почти полностью парализованный ядом Суллы Максима, встретился с нею в доме Самоса. Я освободил её и попросил вернуть в Ар. Однако к тому времени стало общеизвестной истиной, что она - рабыня, и каким образом она попала в собственность Самоса. Честь и гордость такого мужчины, как Марленус из Ара, Убар Ара, Убар Убаров, не перенесли столь чудовищного бесчестия. Это было оскорбление, глубокое и тяжкое, его крови и трону Ара! В результате, он отрёкся от неё, запретил называть своей дочерью, и приказал изолировать в Центральной Башне, чтобы её позор мог бы быть скрыт от города и мира.
Если бы, прибыв в Ар она не была юридически свободна, то очень вероятно, что её избили плетью и продали бы в каком-нибудь другом городе.
Если бы она, будучи свободной, а не рабыней, была признана виновной в пятнании чести Ара, она, вполне возможно, была бы публично посажена на кол.
- Но он спрашивал снова, и снова, негромко, настойчиво и искренни, кто теперь сидел на троне в Аре, - сказал первый из моих собеседников, - и тогда его приверженцы устроили совет и, в конце концов, решили рискнуть и раскрыть имя, хотя и не знали того, какой эффект это могло бы иметь. «Талена, - ответили они ему, - дочь Марленуса из Ара». И тогда, как об этом говорят, он поднял голову и выражение его лица изменилось, его тело, казалось, увеличилось в размере и наполнилось силой, а в глазах загорелся странный, жестокий, злой огонь. А затем он сказал, спокойно, но уже не своим прежним тихим, невинным, удивлённым, искренним голосом, а другим, от которого тянуло железом и льдом: «У Марленуса из Ара нет дочери».
- Его приверженцы посмотрели друг на друга, и их глаза сверкнули радостью, - перехватил инициативу бородач. – И тогда, если верить слухам, он встал среди своих приверженцев, как ларл среди пантер, и потребовал: «Принесите мне знамя Ара». «Кто Ты такой? - спросили его, - чтобы осмеливаться требовать знамя Ара? Их запретили. Они спрятаны». «Принесите мне знамя, - повторил он свой приказ, - большое и широкое». «Свернутое или развернутое?» - спросили его приверженцы. «Свернутое, - ответил он и добавил: - чтобы его можно было развернуть». У его сторонников в тот момент перехватило дыхание, от понимания того, кем был тот, кто стоял среди них. «Кто посмеет развернуть знамя Ара?» - спросили они его. «Я, - заявил он, - Марленус, Убар Ара».
При данных обстоятельствах разворачивание свернутого знамени, когда это делается осознанно, медленно и ритуально, намного больше, чем знак объявления войны, это - знак непримиримой воли, неукротимых намерений, непреклонной решимости. Бывали случаи, когда капитуляция городов не принималась, и они были сожжены и сровнены с землёй, просто потому что знамя было развёрнуто.
- Говорят, что потом Марленус сразу перешёл к делу, - продолжил тот из них, что поздоровался со мной первым. - «Сколько мечей есть у нас?» - спросил он, а затем потребовал карты города, и чтобы ему показали дислокацию оккупационных гарнизонов. Мужчин, находившихся в тот момент рядом с ним он, своим решением, назначил высшими офицерами.
Это было возможно, поскольку слово Убара имеет приоритет перед решениями советов.
- Знай мы, что Марленус появился в городе, - вздохнул один из наёмников, - мы бы немедленно ушли оттуда.
- Новость об этом, - сказал бородач, - вскоре была на улицах, пронеслась от инсулы к инсулы, а потом побежала по малым башням. Только мы не сразу узнали об этом. Конечно, ведь в большой набат, ставший сигналом к мятежу, ещё не ударили.
- Они всё спланировали быстро и грамотно, - сказал первый, передёрнув плечами.
- Оружие для горожан было под запретом, - продолжил второй, но многие припрятали его, и есть немало того, что не может считаться оружием, топоры и молоты, сельскохозяйственный инвентарь, доски, шесты и палки, да даже сами камни мостовой в определённых условиях действует не хуже.
Я понимающе кивнул. Тирания всегда хочет разоружить население, поскольку для неё не секрет её тайные намерения по отношению к этому населению, и предпочитает видеть его в своей власти. И, конечно, это разоружение всегда преподносится как отвечающее интересам общества, как если бы общество оказалось в безопасности, став наименее способным к самозащите.
- Многие в Аре, особенно в самых высоких, наиболее богатых башнях, - заметил бородач, - сотрудничали с нами, подстрекали оккупацию, участвовали в грабеже города.
Я не сомневался, что это было верно. Всегда, во всех городах, находились такие, внимательные к направлению, в котором дует ветер.
- Проскрипционные листы тоже успели подготовить, - кивнул второй.
Признаться, у меня от его слов словно мороз пробежал по коже.
- В тот момент стало безопаснее, быть в синей тунике Косианских кадровых солдат, - усмехнулся бородач, - чем в атласных одеждах предателей.
Признаться, я испугался за Талену, высокомерную предательницу, Убару-марионетку, обитательницу трона по попустительству оккупантов, оскорбительницу своего Домашнего Камня.
Марленус вернулся!
- А на рассвете нас, поражённых и изумлённых, разбудил звон большого набата. Мы выскочили улицы и были встречены сталью и камнями. Они появлялись отовсюду, их было много, как роящихся насекомых. Они нападали повсюду. Арсенал был захвачен. Со всех сторон неслись воинственные крики «За великий Ар». Мы рубили тех, кто попадался нам на пути, но они были всюду. Они с криками бросались на нас. Можно было убить двоих, но третий всё равно добрался бы до тебя и перерезал горло.
- Нас превосходили численностью, в соотношении десятки к одному, - вздохнул один из наёмников. – И они словно взбесились, они не знали пощады. Они были как голодные слины, почуявшие кровь!
- Они всё грамотно спланировали, - прокомментировал другой, тот кому так пошла бы алая туника. - Тысячи путей для отступления были перекрыты, местами они даже обрушили стены домов, забаррикадировав улицы. Мы потеряли очень многих, преодолевая такие препятствия, пробиваясь на выход из города.
- К счастью для нас, - сказал третий, - большая часть стен Ара была к этому времени демонтирована его же собственными гражданами. Если бы не это, мы, скорее всего, не смогли бы достичь полей, болот и Виктэль Арии.
- А что же Мирон, - удивился я, - его войска?
- Он валялся в своём шатре пьяный в стельку, - ответил бородач, с горечью в голосе.
- Большую часть его войск, - пояснил второй, - составляли наёмники. После того как Ар был в целом разграблен и брать там стало нечего, многие наёмные капитаны увели свои отряды.
- Но ведь там были и регулярные войска, - заметил я.
- Их было слишком мало, - развёл руками бородач. - Считалось, что Ар умиротворён, и что не требуется больших сил и особого внимания, что косианская пропаганда сделала своё дело, ослабив и запутав Ар, повернув его против самого себя. Многие регулярные части были отозваны на острова, либо в другие косианские владения на Воске.
- В действительности, они приняли участие в сражении, - усмехнулся один их них, - только не так, как они бы предпочли. Им оставили слишком мало времени на то, чтобы построиться и подготовиться. Тысячи разъярённых горожан, многие из которых к этому времени вооружились трофейным оружием, выбежали из города, чтобы покончить и с ними.
Обычно большой гореанский военный лагерь строится квадратным или прямоугольным. Он тщательно спланирован и часто имеет несколько ворот, чтобы войска могли покинуть его как можно быстрее. Также его принято окапывать рвом и обносить частоколом с наблюдательными башнями по углам. Дежурства внутри поддерживаются очень строго, и весьма часто по окрестностям рыскают патрули и выставляются пикеты. Однако, насколько я помню по своему последнему посещению лагеря Полемаркоса, многие из этих правил не соблюдались. Пусть у Мирона и были слабости, особенно к выпивке и смазливым рабыням, но как офицер он вовсе не был плох. Отказ от укрепления лагеря был намеренным, частью пропаганды того, что Тирос, Кос и их союзники прибыли в Ар не как завоеватели, а как освободители.
- Вскоре мы узнали, - сказал бородач, - что знамя Ара развёрнуто.
- И о том, что Марленус вернулся, - добавил кто-то. - Это подорвало дух сотням из нас.
«Интересно, - подумал я, - каким может быть влияние воли масс и появление определённой личности на ход событий. Как такие вещи, как воля и вождь, словно по волшебству, могут порождать бури, потрясать землю, и даже превращать уртов в ларлов, а джардов в тарнов. Откуда вождь может знать, что это произойдёт? Да и знает ли?»
- Сотни бежали, спасая свои жизни, - сказал мужчина, поздоровавшийся со мной первым.
- А тысячи не смогли, - покачал головой бородач.
- Улицы Ара были залиты кровью. Сотни предателей, попавших в проскрипционные списки, были схвачены, выведены из города и посажены на кол.
- Большая дорога, Виктэль Ария, на несколько пасангов по обе стороны была огорожена кольями на которых извивались и выли связанные тела.
Я понимающе кивнул. Я и не сомневался, что месть Марленуса будет ужасной.
- Много трупов бросили в болота на корм тарларионам, - сообщил бородатый наёмник.
- Или в карнариумы, - добавил другой.
Имелись в виду глубокие ямами за городскими стенами, используемые для сброса грязи, мусора и прочих городских отходов. Иногда отрывались новые ямы, а старые закапывались. Иногда, спустя поколения после закрытия, старый карнариум вскрывали снова, чтобы использовать вторично. Зловоние, которое стоит в таких местах может вывернуть наизнанку желудок даже крепкого мужчины. Обычно такие ямы обслуживали рабы-мужчины с лопатами, заматывая нижнюю часть лиц шарфами.