Она развела руками.
– Это цена моей помощи: клянитесь, что не будете сжигать ведьм. Клянитесь, что не будете наказывать тех, кто оставляет подношения в печах. Пусть народ знает обе веры.
Она повернулась к Дмитрию.
– Пока вы и ваши потомки будут сидеть на троне. И, – Сергею, – ваши монахи будут строить монастыри, церкви с колоколами. Скажите и им, чтобы у людей было две веры. Пообещаете, и я пойду в ночь и приведу остальную Русь на помощь.
Они долго молчали.
Вася стояла, прямая и строгая, и ждала. Сергей склонил голову, губы двигались в тихой молитве.
Дмитрий сказал:
– Если мы не согласимся?
– Тогда, – сказала Вася, – я уйду сегодня. Я буду остаток жизни пытаться защитить, что могу, сколько могу. Вы будете делать так же, и мы все будем слабее.
– Если мы согласимся и победим, что будет потом? – спросил Дмитрий. – Если ты понадобишься мне снова, ты придешь?
– Если сделаете, как я прощу, – сказала Вася, – то, пока вы правите, я приду на ваш зов.
Они снова смотрели друг на друга.
– Я согласен, – сказал Дмитрий. – Если отец Сергей не против. Сильная страна не может разделять силы. Даже если не все силы – люди.
Сергей поднял голову.
– Я соглашусь, – сказал он. – Пути господни неисповедимы.
– Услышали и увидели, – сказала Вася и разжала ладонь. На ее большом пальце была тонкая струйка крови, черной в свете луны. Ее кровь упала на землю, и появились две фигуры. Мужчина с одним глазом. Женщина с кожей цвета ночи.
Дмитрий отпрянул. Саша не дрогнул, уже видел их. Сергей прищурился, бормоча молитву.
– Мы увидели ваше обещание, – сказала Вася. – И мы ловим вас на слове.
* * *
Дмитрий и Сергей были потрясены, ушли в постели в Коломне. Полуночница сказала:
– Я увидела их обещания. Мне оставаться? Я – не Медведь. Я не люблю странные дела людей.
– Нет, – сказала Вася. – Иди, если хочешь. Но, если я позову, ты придешь?
– Приду, – сказала Полуночница. – Чтобы увидеть конец. У тебя есть их обещание, но теперь нужно сдержать свое и биться.
Она поклонилась и пропала в ночи.
Саша задержался с сестрой.
– Куда ты идешь?
Она не поднимала взгляд, бросала мокрые листья на огонь. Костер потух, и поляна погрузилась в серый свет звезд.
– Я найду Олега и верну его к его людям, – Вася выпрямилась. – Смотри, чтобы никто не узнал, что он был тут. Уверена, в лагере Дмитрия есть несколько шпионов. Хотя, – она вдруг улыбнулась, – кто поверит? Он был сегодня с Мамаем и будет с ним завтра, – она прошла к золотой лошади.
Саша терпеливо шел за ней и сказал:
– А потом… что ты будешь делать?
Она прижала ладонь к шее лошади. Оглянувшись, Вася парировала вопросом:
– Где Дмитрий хочет столкнуться с татарами?
– Они ведут войска в место под названием Куликово поле, – сказал Саша. – Несколько дней пути: Дмитрий должен напасть, пока они не собрали подкрепление. Он сказал, три дня.
– Если ты останешься с армией, – сказала Вася, – я легко найду ее. Я вернусь к тебе через три дня.
– Но куда ты идешь? – спросил ее брат.
– Потревожить врага, – она не смотрела на него, говоря это. Она уже смотрела за него, хмурясь тьме. Пожара шевелила ушами, не пыталась в этот раз ее укусить.
Саша поймал ее за руку и развернул. Лошадь раздраженно фыркнула. Его сестра была изможденной от усталости и странно сияла.
– Вася, – холодно сказал он, чтобы подавить смех в ее глазах. – Что с тобой станет, если ты будешь жить во тьме с чертями и колдовать черной магией?
– Со мной? – парировала она. – Я становлюсь собой, брат. Я – ведьма. Я спасу нас. Ты не слышал Дмитрия?
Саша посмотрел за золотую лошадь на одноглазого мужчину, едва заметного в темноте полуночи и свете звезд. Он сжал ее руку.
– Ты – моя сестра, – сказал Саша. – Ты – тетя Марьи. Твоим отцом был Петр Владимирович из Лесной земли. Если ты долго будешь во тьме, забудешь, что ты не просто ведьма из леса, забудешь, что нужно вернуться к свету. Вася, ты не просто это ночное создание, это…
– Что «это», брат?
– Это «существо», – безжалостно продолжил Саша, кивнув на следящего Медведя. – Он хочет, чтобы ты забыла себя. Он будет рад, если ты сойдешь с ума, станешь дикой и затеряешься навеки в темном лесу, как наша прабабушка. Ты знаешь, как рискуешь, путешествуя в одиночку с этим существом?
– Нет, – возразил Медведь, слушая.
Вася игнорировала его.
– Я учусь, – сказала она. – Но, даже если не… разве есть выбор?
– Да, – сказал Саша. – Вернись в Коломну со мной, и я позабочусь о тебе.
– Брат, я не могу. Ты не слышал мое обещание Дмитрию?
– Дмитрий думает только о своей короне.
– Саша, не бойся за меня.
– Но я боюсь, – сказал он. – За твою жизнь и твою душу.
– Они в моих руках, не в твоих, – мягко сказала она. Но немного дикости пропало с ее лица. Она глубоко вдохнула. – Я не забуду твои слова. Я – твоя сестра, и я люблю тебя. Даже в темноте.
– Вася, – сказал он с неохотой. – Лучше зимний король, чем этот зверь.
– Вы оба преувеличиваете доброту моего брата, – сказал Медведь, а Вася рявкнула:
– Короля зимы тут нет! – она спокойнее продолжила. – Еще не зима. Я должна использовать то, что могу.
Лошадь тряхнула гривой и топнула, желая уйти.
– Мы идем, – сказала ей Вася, словно лошадь говорила. Ее голос был хриплым. Она отпрянула. – Прощай, Саша, – она забралась на спину кобылицы и посмотрела на встревоженного брата. – Я не забуду твои слова.
Саша только кивнул.
– Через три дня, – сказала Вася.
И лошадь бросилась вперед, его сестра пропала в ночи. Черт оглянулся, подмигнул Саше и ушел следом.
* * *
Вася оставила Олега, где встретила его, на краю лагеря его людей, возле зарослей в дне пути от Куликово. Пожара сбросила с себя рязанского князя, пока он слезал с нее, и твердо сказала:
«Это последний раз, когда я ношу кого–то, как он. Он тяжелый».
Олег сказал в тот миг:
– Я оставлю поездки на легендарных лошадях тебе, ведьмочка. Это как ехать на буре.
Вася лишь рассмеялась. Она сказала:
– На вашем месте я бы не спешила идти за Мамаем. У них будет несколько плохих дней. Увидимся в бою.
– С Божьей помощью, – сказал Олег Иванович и поклонился.
Вася склонила голову, повернулась к Пожаре, и они вернулись на дорогу Полуночи.
* * *
«Боже, как я устала от тьмы», – подумала Вася. Уверенная поступь Пожары не давала заметить ночь и смену пейзажа, но рывки лошади при беге не успокаивали, ее шаги были быстрыми, дерганными. Вася потирала лицо, устала сосредотачиваться. Предупреждение брата потрясло ее. Он был прав. Основание ее жизни пропало: дом и семья, а порой ей казалось, что и она сама пропала в том огне. Даже Морозко пропал до снега. Теперь с ней во тьме было существо, воплощающее безумие. Но порой он звучал обычно, даже серьезно, и каждый раз она напоминала себе, что нужно быть осторожнее.
Теперь Медведь следовал за золотой лошадью в облике зверя.
– Люди не сдержат слово, – сказал он.
– Я не спрашивала твоего мнения, – рявкнула она.
– Чертям лучше подавить их, пока они не уничтожили нас, – продолжил Медведь. Она слышала эхо мужского крика в его низком голосе. – Или пусть лучше русские и татары уничтожат друг друга.
– Дмитрий и Сергей сдержат слово, – сказала она.
– Ты подумала, сколько тебе будет стоить участие в их войне? – сказал он. – Какой ценой дастся обещание Дмитрия и его уважение? Я видел твой взгляд, когда Дмитрий назвал тебя княжной.
– Награда стоит риска?
– Не знаю, – сказал Медведь, они бежали по Полуночи. – Я не уверен, что ты понимаешь, чем рискуешь.
Она не ответила. Она не доверяла его ощущениям, как и не верила его хитростям.
* * *
Озеро было темным в свете луны, мерцающее, черное с белыми волнами. В этот раз она не шла долго пешком, Вася быстро нашла озеро, словно ее кровь помнила место.
Они с Пожарой и Медведем вырвались из–за деревьев и оказались у озаренной луной воды. Вася затаила дыхание, слезла с лошади.
Кони щипали траву там, где она видела их в прошлый раз, у берега. В этот раз они не убежали от нее, а стояли призраками в холодном тумане ночи ранней осени, подняв головы, и глядели на нее. Пожара прижала уши и тихо позвала родных.
Пустая изба ведьмы была черной и тихой на столбах на другом конце поля. Все еще развалины, ведь домовая, наверное, снова спала, ждала в печи. Вася представила на миг дом теплым от огня в печи, со смехом, семьей, лошадями – большим стадом – в свете звезд на берегу.
Однажды.
Но той ночью она была здесь не для дома и не для лошадей.
– Дед Гриб! – позвала она.
Маленький дух сиял зеленым во тьме, ждал ее в тени большого дуба. Он издал тихий крик, побежал к ней и замер. Он или пытался выглядеть важно, или Медведь его пугал. Вася не знала точно.
– Спасибо, друг, – сказала ему Вася и поклонилась. – За то, что попросил Пожару прийти ко мне. Вы оба спасли мне жизнь.
Дед Гриб выглядел гордо.
– Думаю, она меня любит, – признался он. – Потому пошла. Я ей нравлюсь, потому что мы сияем в ночи.
Пожара фыркнула и тряхнула гривой. Дед Гриб добавил:
– Зачем ты вернулась? Останешься? Почему Пожиратель с тобой? – дух–гриб вдруг разъярился. – Он не тронет мои грибы.
– Даже не знаю, – сказал Медведь. – Если моя смелая госпожа не предложит мне что–то интереснее, я с радостью потопчу твои грибы.
Дед Гриб нахмурился.
– Он не тронет твое, – сказала Вася деду Грибу, хмурясь Медведю. – Он теперь путешествует со мной. Мы вернулись, потому что мне нужна твоя помощь.
– Я знал, что ты не сможешь без меня! – завопил с торжеством дед Гриб. – Даже если с тобой этот здоровяк, – он мрачно посмотрел на Медведя.
– Война будет ужасной, – вмешался Медведь. – Что толку от гриба?
– Увидишь, – сказала Вася и протянула руку к маленькому духу–грибу.
* * *
Армия Мамая растянулась вдоль Дона. Основной отряд уже был в Куликово, запасные группы разбили лагеря на расстоянии на юге, готовые пойти с первыми лучами. Вася тихо двигалась по Полуночи с лошадью и двумя чертями, они выглянули из–за деревьев на небольшом холме.
Глаза деда Гриба расширились, видя количество спящих врагов. Его сияющее тело дрожало. Огни горели вдоль берега, сколько хватало взгляда.
– Их так много, – прошептал он.
Вася, глядя на людей и лошадей, сказала:
– Пора за работу. Но сначала…
Пожара не давала надеть седло или сумку, и Вася несла мешок на себе, и он мешал при быстрой езде. Она вытащила из мешка хлеб и полоски вяленого мяса: подарок Дмитрия при расставании. Она откусила немного, не думая, бросила часть своим двум союзникам.
Тишина. Она посмотрела, дед Гриб держал кусочек хлеба с довольным видом. Но Медведь смотрел на нее, держал мясо в руке и не ел.
– Подношение? – почти рычал он. – Я тебе служу, а ты все хочешь большего?
– Не подарок, – холодно сказала Вася. – Просто еда, – она хмуро взглянула на него и продолжила жевать.
– Зачем? – спросил он.
У нее не было ответа. Она ненавидела его капризы, смех, ненавидела сильнее из–за того, что что–то в ней отвечало. Но она не могла ненавидеть его, ведь тогда ненавидела себя.
– Ты еще не предал меня, – сказала Вася.
– Как скажешь, – но Медведь все еще был растерян. Он ел, выдерживая ее взгляд. А потом встряхнулся и холодно улыбнулся, глядя на спящий лагерь, облизывая пальцы. Вася с неохотой встала и прошла к нему. – Я не знаю насчет плесени, грибочек, – сказал Медведь деду Грибу, – но страх передается меж людьми, как болезнь. Их количество им не поможет. Начнем.
Дед Гриб испуганно взглянул на Медведя. Он отложил хлеб и с дрожью сказал Васе:
– Что от меня нужно?
Она стряхнула с одежды крошки. Немного еды помогло ей, но ждала страшная ночь.
– Если можешь, испорти им хлеб, – сказала Вася и отвернулась от улыбки Медведя. – Я хочу, чтобы они были голодными.
Они спустились в спящий лагерь пешком. Вася обмотала тряпками золото, сияющее на ее руках. Ее нож или когти Медведя рвали мешки и ломали ящики с едой армии, и дед Гриб погружал туда ручки, мука и мясо начинали размягчаться и вонять.
Дед Гриб что–то придумал, и Вася оставила его и Медведя двигаться среди палаток Мамая, распространяя ужас и гниль. Она прошла к реке и вызвала водяного Дона.
– Черти заключили союз с великим князем Московским, – тихо сказала она. Когда она передала историю, удалось уговорить его поднять реку, чтобы татары не спали сухими.
* * *
Три ночи спустя армия татар была в беспорядке, и Вася ненавидела себя.
– Нельзя убивать их во сне, – сказала она Медведю, когда он улыбнулся из–за мужчины, что бился в хватке кошмара. – Даже если они нас не видят, это не… – она утихла, слов не было. Медведь удивил ее, пожав плечами и отойдя.
– Конечно, – сказал он. – Это не выход. Убийцу во тьме можно одолеть, найти и убить. Страх сильнее, и люди боятся того, чего не видят и не понимают. Я тебе покажу.
И он показал. Как ученица, она пошла с Медведем по лагерю татар, они вместе сеяли ужас вокруг себя. Она поджигала телеги и палатки, и люди кричали от замеченных теней. Она пугала их лошадей, хоть ей было больно видеть их бегущими с дикими глазами.
Девушка и черти шли от одного конца раскинувшейся армии к другому. Они не давали Мамаю и его армии отдохнуть. Лошади убегали. Татары разводили огонь, и он вспыхивал искрами в их лица. Солдаты шептались, что на них охотились чудища, что сияли, и девушка–дух с глазами, что были слишком большими на лице с острыми чертами.
– Люди сами себя пугают, – сказал ей Медведь с улыбкой. – Воображение хуже того, что они видят. Нужно лишь пошептать во тьме. Идем, Василиса Петровна.
На третью ночь он раздулся от их эмоций. Вася ужасно устала и желала рассвет.
– Хватит, – сказала она обоим после еще одного участка лагеря, она была насторожена, отчасти напугана, отчасти разделяла радость Медведя из–за шалостей. – Хватит. Я посплю где–нибудь, и мы вернемся к моему брату в свете дня, – она уже не могла терпеть тьму.
Дед Гриб обрадовался, Медведь был лишь удовлетворен.
Воздух был холодным, туманным. Вася нашла небольшую поляну в чаще леса вдали от армии. Даже укутавшись в плащ на постели из хвои, она дрожала. Она не посмела разводить огонь.
Медведь не переживал из–за погоды. Он пугал татар в облике зверя, но теперь, отдыхая, выглядел как человек. Он лежал с довольным видом, смотрел на ночь, подложив под голову руки.
Дед Гриб прятался под камнем, тускло сияя. Он ослабел, портя еду татар.
– Они пьют молоко лошадей, – сказал он. – Я не могу это испортить. Они не будут голодать.
Вася не ответила, ей самой было плохо. Паника людей и зверей отзывалась в ее костях, но она не знала, хватит ли их усилий, чтобы изменить исход грядущего боя.
– А ты отвратителен, – сказала она Медведю, когда его зубы сверкнули в улыбке.
Он даже не поднимал головы.
– Почему? Потому что радуюсь?
Сияние золота на запястьях Васи напомнило ей о соглашении между ними. Она молчала.
Он привстал на плече и посмотрел на нее с улыбкой.
– Или потому что ты радовалась?
Отрицать это? Зачем? Это лишь даст ему силы.
– Да, – сказала она. – Мне понравилось пугать их. Они вторглись в мою страну, и Челубей пытал моего брата. Но мне плохо, мне стыдно, и я очень устала.
Медведь был немного разочарован.
– Тогда мучай себя дальше, – он лег на спину.
Там было безумие: прятаться от худших частей души, пока они не вырастут чудищами, что поглотят ее. Она знала это, и Медведь тоже знал.
– Так делал отец Константин. И куда это его привело? – сказала она.
Медведь молчал.
Армии татар не было видно, но запах еще ощущался. Даже уставшая, раздраженная из–за сырости, она была подавлена от их количества. Она обещала Олегу магию, но не знала, хватит ли всей магии мира, чтобы обеспечить Дмитрию победу.
– Ты знаешь, что скажет мой брат, когда выпадет снег? – спросил Медведь, глядя на небо.
– Что? – ее поразил его вопрос.
– Его сила прибывает, пока моя иссякает. Ты можешь угрожать мне, но скоро, – Медведь понюхал воздух, – очень скоро тебе придется столкнуться с зимним королем. Будешь угрожать ему? – Медведь медленно улыбнулся. – Я бы посмотрел. О, он будет так злиться. Мне нравится этот мир: гадость и красота, все эти дела людей. Карачуну – нет, – Медведь подмигнул ей. – Он потратил силы ради тебя, пришел в Москву, бился со мной летом, а ты освободила меня. Он будет очень злиться.
– Мои слова ему – не твое дело, – холодно сказала Вася.
– Это так, – сказал Медведь. – Но я подожду. Люблю сюрпризы.
Она не слышала ничего от зимнего короля с их расставания в Москве. Морозко знал, что она освободила его брата? Понимал, почему? А она понимала?
– Я спать, – сказала она Медведю. – Ты не предашь меня и не привлечешь к нам внимание ни сам, ни с помощью кого–то еще. Ты не разбудишь меня, не тронешь, не…
Медведь рассмеялся и поднял руку.
– Хватит, девочка, ты уже запретила все мои варианты. Спи.
Она прищурилась, но повернулась на бок. Медведь, что говорил серьезно, был даже опаснее зверя.
* * *
Она проснулась почти на рассвете от крика. Сердце колотилось, она вскочила на ноги. Медведь смотрел сквозь деревья, не переживая.
– Я все думал, когда они заметят, – сказал он, не оглядываясь.
– Что заметят?
– Деревню там. Многие жители уже должны были убежать, забрав важное, ведь армия так близко. Но… не все. И твоим татарам надоело молоко лошадей.
Вася с плохим предчувствием поднялась к нему.
Деревушка была крохотной, скрытой в овраге за большими деревьями. Ее не заметили бы, если бы татары не искали еду. Даже она не видела деревню раньше.
Может, Медведь знал.
Но теперь она горела в десятке мест.
Еще крик, тише и тоньше.
– Пожара, – сказала Вася. Лошадь прошла к ней, недовольно пыхтя, не возражала в этот раз, когда Вася забралась на ее спину.
– Не по мне, – сказал Медведь, – потакать твоим порывам, но тебе вряд ли понравится увиденное, – он добавил. – И тебя могут убить.
Вася сказала:
– Если я так рискнула людьми, меньшее, что я могу…
– Татары угрожают им…
Но Вася уже ушла.
Когда она добралась до поселения, дома сгорели почти до земли. Если там были звери, то их уже не было. Тишина, пустота. Надежда невольно возникла в ней. Может, все жители убежали при виде татар, может, так вопила умирающая свинья.
А потом она услышала тихий стон, даже не крик.
Уши Пожары дрогнули в это время. Вася увидела худую темную фигуру у горящего дома.
Вася слезла с Пожары, поймала женщину и оттащила ее от огня. Ее ладонь покрыла кровь. Женщина издала слабый стон боли, но не говорила. Свет горящих домов озарял ее безжалостно. У нее было порезано горло, но не так сильно, чтобы убить ее сразу.
Она была беременна. Может, рожала. Потому не убежала с остальными. Вася не видела, остался ли с ней кто–то еще. Была лишь женщина, царапины на руках, которыми она отталкивала мужчин, и много крови на ее юбках. Вася прижала ладонь к ее животу, но он не шевелился, и там была большая кровоточащая рана…
Женщина задыхалась, ее губы синели. Она посмотрела на лицо Васи. Вася обхватила ее окровавленную ладонь.
– Мой ребенок? – прошептала женщина.
– Ты скоро ее увидишь, – твердо сказала Вася.
– Где она? – сказала женщина. – Я не слышу ее. Там были люди… о! – всхлип. – Они ранили ее?
– Нет, – сказала Вася. – Она в порядке, ты скоро ее увидишь. Идем, помолимся Богу.
«Отче наш» была тихой и знакомой, успокоила женщину, хоть ее взгляд опустел. Вася не знала, что плачет, пока слеза не упала на их соединенные руки. Она подняла голову и увидела бога смерти с белой лошадью рядом с ним.
Их взгляды пересеклись, но его лицо было без выражения. Вася закрыла глаза женщины, опустила ее на землю и отошла. Он не говорил. Ее тело замерло на земле, но бог смерти поднял женщину на руки, осторожно опустил на лошадь. Вася перекрестилась.
«Мы можем разделить этот мир».
Он посмотрел на Васю. Там мелькнули чувства? Гнев? Вопрос? Нет, лишь древнее безразличие бога смерти. Он вскочил на спину белой лошади и беззвучно умчался.
Вася была в крови женщины и пылала от стыда из–за того, что спала в лесу, считая себя умной, пока остальные ощутили на себе гнев татар.
– Что ж, – Медведь подошел к ней, – ты разбила безразличие моего брата. Дурак, он будет сожалеть о каждой мертвой девице, которую уносит в седле? – Медведь радовался этому. – Поздравляю. Я пытался вызвать эмоции у него годами, особенно гнев, но он холоден, как его время года.
Вася едва его слышала.
– Будет весело зимой, – добавил Медведь.
Она лишь медленно повернула голову.
– Священника нет, – тихо сказала она. – Я не могу ничего сделать для нее.
– Зачем тебе? – спросил нетерпеливо Медведь. – Ее народ скоро выйдет из укрытия, они помолятся и поплачут, сколько нужно. И она мертва, ей все равно.
– Если бы я… если бы я не…
Медведь посмотрел на нее с презрением.
– Не что? Ты играешь за зримую и незримую Русь, а не за жизнь одной девицы.
Она сжала губы.
– Ты мог и разбудить меня, – сказала она. – Я спасла бы ее.
– Ты? – спокойно спросил Медведь. – Возможно. Но мне нравились крики. И ты сказала мне не будить тебя.
Она отвернулась, ее стошнило. После этого Вася встала и попила воды из ручья. Она смыла кровь с тела мертвой женщины и поправила ее конечности. А потом Вася вернулась к ручью, отмыла себя в свете угасающих огней, не замечая холод. Она терла кожу песком, пока не задрожала от холода. Она смыла кровь с одежды и надела ее мокрой.
Когда она закончила, то медленно обернулась. Медведь и дед Гриб смотрели на нее. Они молчали. Дед Гриб хмурился. Медведь не насмехался, а выглядел растерянно.
Вася тряхнула волосами и обратилась к деду Грибу:
– Пойдешь в бой, друг?
Дед Гриб медленно покачал головой.
– Я – лишь гриб, – прошептал он. – Мне не нравятся страх и огонь, и я устал от этих воинов. Они не заботятся о растениях.
– Мне это нравилось, – сказала Вася, не щадя себя. – Страх и огонь этих ночей. Это придавало ощущение свободы и силы. Другие заплатили за мою радость. Дед Гриб, увидимся у озера, если Бог позволит.
Дед Гриб кивнул и пропал меж деревьев. Восходило солнце. Вася глубоко вдохнула.
– Идем к Дмитрию Ивановичу, покончим с этим.
– Первые хорошие слова с твоего пробуждения, – сказал Медведь.
Куликово
Русские прибыли к Куликово в конце третьего дня и разбили лагерь. Даже Дмитрий молчал, лишь отдавал необходимые приказы, устраивая людей на ночь, продумывая действия на рассвет. У него были отчеты о количестве. Но отчеты нельзя было сравнить с увиденным своими глазами.
Мамай привел основную часть. Они растянулись одним рядом вдоль поля, сколько хватало взгляда.
– Люди боятся, – сказал Саша Дмитрию и Владимиру, пока они ехали к устью Непрядвы, притока Дона, для разведки. – От молитвы их не станет меньше. Мы можем говорить им, что Бог на нашей стороне, но люди видят количество врагов. Дмитрий Иванович, их вдвое больше нас, и еще не все прибыли.
– Я вижу количество, – сказал Владимир. – И я сам не рад.
Подданные Дмитрия и Владимира ехали достаточно далеко, но шептались, глядя на врага, с хмурыми лицами.
– Ничего не поделаешь, – сказал Дмитрий. – Нужно молиться, хорошо накормить людей на ночь и поднять завтра в бой раньше, чем они начнут переживать.
– Мы можем кое–что еще, – сказал Саша.
Двоюродные братья повернулись к нему.
– Что? – спросил Владимир. Он относился с подозрением к Саше после возвращения, помня его союзников и зная о Васе, его сестре со странными силами.
– Вызвать их в бой один на один, – сказал Саша.
Стало тихо. Бой один на один был предсказанием. Это не остановит бой, но у победителя будет расположение Бога, и все в обеих армиях знали это.
– Это воодушевит людей, – сказал Саша. – И это все изменит.
– Если наш воин победит, – сказал Владимир.
– Если он победит, – признал Саша, глядя на Дмитрия.
Дмитрий молчал. Он смотрел на грязь и воду открытого поля и на татар вдали, их лошадей было так же много, как осенних листьев в угасающем свете. За ними лежал полоской серебра Дон. Три дня шли холодные дожди. Теперь небо потемнело, будто обещало ранний снег.
Дмитрий медленно сказал:
– Думаешь, они согласятся на такое?
– Да, – сказал Саша. – Они разве испугаются отправить воина?
– Если они согласятся, то кого послать от нас? – сказал Дмитрий, но, судя по тону, знал ответ.
– Меня, – сказал Саша.
Дмитрий сказал:
– У меня сотни людей. Почему ты?
– Я – лучший боец, – сказал Саша, не привирая. Это было фактом. – Я – монах, слуга Божий. Я – лучший шанс.
Дмитрий сказал:
– Ты мне нужен рядом, Саша, не…
– Брат, – пылко сказал Саша. – Я разбил сердце отца, покинув дом мальчиком. Я не был верен клятвам, ведь не мог молчать в монастыре. Но я и не предавал землю, что родила меня. Я был верен ей, защищал ее. Я защищу ее и теперь, на глазах обеих армий.
Владимир сказал:
– Он прав. Это все изменит. Испуганные люди – побитые, вы сами это понимаете, – он ворчливо добавил. – И он хорошо сражается.
Дмитрий все еще не был убежден. Но он посмотрел на врагов, отчасти скрытых из–за угасающего света.
– Я не буду перечить, – сказал Дмитрий. – Ты лучший из нас. Люди это знают, – он сделал паузу. – Тогда завтра утром, – мрачно сказал он. – Если татары не против. Я отправлю гонца. Но ты не погибнешь, Саша.
– Ни за что, – Саша улыбнулся. – Мои сестры разозлятся.
* * *
Было почти темно, когда Саша оставил князей на ночь. Гонец Дмитрия еще не вернулся, но ему нужно было поспать для грядущего дня.
Он был без палатки, лишь костер да сухой участок земли, его конь был неподалеку. Саша приблизился и заметил золотую лошадь рядом с его Туманом.
Вася усилила его костер и села рядом с ним. Она выглядела утомленно и печально. Безумное создание из ночи в Коломне пропало.
– Вася, – сказал он. – Где ты была?
– Мучила армию в обществе самых жутких чертей, – сказала Вася. – Узнавала пределы того, что могу делать, – ее голос дрогнул.
– Думаю, – мягко сказал Саша, – что ты сделала слишком много.
Она потерла лицо, все еще сжимаясь на бревне меж ног лошадей.
– Не знаю, хватило ли этого. Я даже пыталась подобраться и убить генерала, но он теперь хорошо защищен – сделал выводы после того, как я забрала Владимира. Я… не хотела умереть, пытаясь. Я подожгла его палатку.
Саша твердо сказал:
– Этого хватило. Ты дала нам шанс там, где его раньше не было. Этого хватит.
– Я пыталась поджечь людей, – сказала она, выдавив признание, слова полились. – Я пыталась… пока Медведь хохотал. Но я не могла. Он сказал, что сложнее всего колдовать на существах со своим разумом, и я мало знаю.
– Вася…
– Но я подожгла другое. Тетиву и телеги. Я смеялась, пока они горели. А… они убили женщину. Беременную. Потому что их припасы были испорчены, и они злились и голодали.
Саша сказала:
– Пусть Господь упокоит ее душу. Но, Вася, хватит. У нас есть шанс. Твоя смелость дала его нам, как и твоя кровь. Этого хватит. Не горюй из–за того, что не изменить.
Вася молчала, но отвлеченно посмотрела на огонь, пламя стало выше, хоть дерева в костре было мало, и ее кулаки сжались так, что ногти впились в ладони.
– Вася, – резко сказал Саша. – Хватит. Когда ты в последний раз ела?
Она задумалась.
– Я… вчера утром, – сказала она. – Я не могла ждать и возвращаться в Полночь, и мы с Пожарой прибыли сюда, держась в стороне от армии Мамая.
– Хорошо, – сказал твердо Саша. – Я сделаю суп. Да, здесь. У меня есть припасы, и я умею – в Лавре нет женщин. Ты поешь и поспишь. Остальное подождет.
Она так устала, что не спорила.
Они почти не говорили, пока вода закипала, и когда он дал ей еду, она сказала едва слышно:
– Спасибо, – и съела три миски с лепешкой, приготовленной на горячем камне. Ее лицо чуть ожило.
Он вручил ей свой плащ.
– Поспи, – сказал он.
– А ты?
– Я собираюсь молиться ночью, – он думал сказать ей, что может произойти завтра. Но не стал. Она так устала. Ей не нужно было переживать всю ночь за него. И, может, татары откажутся от вызова.
– Будешь рядом? – спросила она.
– Конечно, буду.
Она кивнула, веки уже слипались. Саша, глядя на нее, удивил себя, сказав:
– Ты так похожа на нашу мать.
Ее глаза открылись, радость пропала, лицо закрыли тени. Он сказал с улыбкой:
– Наша мама всегда оставляла хлеб в печи на ночь. Для домового.
– И я так делала, – сказала Вася. – Когда жила в Лесной земле.
– Отец шутил над ней за это. Тогда он всегда был счастливым. Они… сильно любили друг друга.
Вася села прямее.
– Дуня мало о ней рассказывала, когда я уже подросла и могла запомнить. Наверное, Анна Ивановна запрещала. Наш отец не любил ее, он любил нашу маму.
– Они радовали друг друга, – сказал Саша. – Даже мальчиком я это видел.