– Как засунуть шестнадцать гаитян в консервную банку? – спросил Спарки.
– Как же? – поинтересовалась Лула.
– Сказать им, что она не тонет.
Сейлор, Лула, Спарки и Бадди сидели в холле отеля «Игуана». Было десять часов вечера, они распили большую бутылку «Эзра Брукс», принесенную Спарки, и мололи всякую чушь.
– Спарки большой мастак по флоридским шуткам, – заявил Бадди.
– Да, в Большом Тунце нужно неслабое чувство юмора, чтобы выжить, – заметил Спарки.
Вошел Бобби Перу и направился к ним.
– Всем привет, – поздоровался он.
– Сейлор, Лула, а вот и человек‑легенда собственной персоной, – сказал Бадди. – Бобби, это Сейлор и Лула, свежие обломки кораблекрушения, эконом‑класс.
Бобби кивнул Луле и протянул руку Сейлору.
– Бобби Перу, фамилия, как страна.
Спарки и Бадди заржали.
– Если верить Реду с Рексом, то Бобби – самое значительное событие в Большом Тунце аж с тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, тогда ураган снес крышу со средней школы.
– Всего за два месяца в городе и в окрестностях не осталось ни одной малышки, которая не знает, как работает эта татуировочка с коброй, а, Бобби? – осклабился Спарки.
Бобби заржал. У него была кривая ухмылка, открывавшая три коричневатых зуба с правой стороны, темные, волнистые волосы и маленький, тонкий нос, слегка свернутый на левую сторону. Темные прямые брови казались нарисованными. Лулу напугали его глаза, безжизненные, черные, не отражавшие свет. Как тяжелые шторы, за которые нельзя заглянуть, подумала она. Лула решила, что он, должно быть, одного возраста с Бадди и Спарки, но Бобби явно относился к тому типу людей, которые одинаково выглядят и в двадцать и в сорок пять.
– Вы из Техаса, мистер Перу? – спросила Лула.
Бобби плюхнулся в кресло и налил себе полный стакан виски.
– Я отовсюду, – сказал он. – Родился в Тулсе, рос в Арканзасе, Иллинойсе, Индиане, жил в Орегоне, Южной Дакоте, Вирджинии. Имел контакты в Пасадене, в Калифорнии, я туда как раз ехал, когда мой «додж» сломался. Но я туда доберусь рано или поздно.
– Были морпехом, а? – спросил Сейлор, указывая на татуировку «МПСШ»[29]на правой руке Бобби.
Бобби посмотрел на свою руку и напряг бицепс.
– Четыре года, – ответил он.
– Бобби был в Као‑Бен,[30]– добавил Спарки.
– А что такое Као‑Бен? – спросила Лула.
– Тебе сколько лет? – удивился Бадди.
– Двадцать.
– Там погибла уйма гражданских, – сказал Бобби. – В марте шестьдесят восьмого. Мы спалили деревню, и правительство раздуло из этого скандал. Политики подняли шум, чтоб их заметили. Командующего привлекли к суду за убийство. Беда в том, что на войне гражданских не бывает.
– В Као‑Бен погибла куча детей, женщин и стариков, – добавил Бадди.
Бобби глотнул виски и прикрыл глаза на несколько секунд, потом открыл и посмотрел на Бадди.
– Ты был на корабле, приятель. Плавая по заливу Тонкин,[31]людей не увидишь. Не так все просто.
– Видел днем Пердиту, – сказал Спарки. – Она заходила к Реду, тебя искала.
– Дела были, – пояснил Бобби. – Вот сейчас ее и проведаю.
Бобби встал и поставил стакан на стул.
– Рад знакомству, – сказал он Сейлору и Луле. – Adios, парни.
– Жуткий он какой‑то, – сказала Лула, когда он ушел.
– Бобби такой, – заметил Бадди.
– Тюрьмой от него разит, – сказал Спарки, подливая себе виски.
Лула положила ладонь на ногу Сейлору.
– Милый, я себя еще не очень хорошо чувствую, – сказала она. – Пойду лягу.
– Я с тобой, – сказал Сейлор.
Они попрощались со Спарки и Бадди и поднялись наверх.
В комнате Сейлор сказал:
– Черт, пованивает еще.
– Завтра я протру здесь уксусом, милый, не беспокойся.
Лула ушла в ванную и надолго там застряла. Когда она вышла, Сейлор спросил, не нужна ли ей помощь.
– Нет вроде, мне просто нужно прилечь.
Лула слушала, как Сейлор чистит зубы, мочится, затем спускает воду.
– Сейлор, – сказала она, когда он забрался в постель. – Знаешь, что…
– Знаю, что тебе здесь не нравится.
– Я не об этом. Кажется, я беременна.
Сейлор перевернулся и посмотрел Луле в глаза.
– Я не против, ягодка.
– Ты только не прими это на свой счет, но про себя я еще не знаю.
Сейлор лег на спину.
– Сейлор, честное слово, дело не в тебе. Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю.
– Я знаю. Просто мне немного неуютно из‑за того, как все у нас идет. А тут еще это.
Сейлор встал и подошел к окну. Он сел в кресло и посмотрел в окно. На другой стороне улицы в коричневом «эльдорадо» с опушенным верхом сидели Бобби Перу и мексиканка с черными длинными, длиннее, чем у Лулы, волосами. Сейлор увидел, как она выхватила из сумочки нож и попыталась ударить им Бобби. Тот отобрал у нее нож и выбросил его. Она выскочила из машины и бросилась бежать. Бобби завел мотор и поехал следом за женщиной.
– Я знаю, нам сейчас туго приходится, Лула, – сказал Сейлор, – но я не допущу, чтобы стало еще хуже. Уж это я тебе обещаю.
Юные годы
– Я всегда восхищался деловыми людьми, Мариэтта. Когда они обсуждают крупные суммы, они понижают голос до шепота. И не важно, подохнет ли этот сукин сын, превратится ли в развалину и успеет ли спустить заработанные денежки, главное – сами подсчеты, цифры. Благоговение, преклонение некоторых людей перед деньгами изумляет меня. Простое упоминание больших сумм, точно деньги могут исчезнуть, если о них будут говорить не столь почтительно. Да, Мариэтта, похоже, в этом мире людей интересуют только два вопроса: деньги и как сбросить лишний вес.
Джонни и Мариэтта пили кофе в кабинке кафе «Лютый бык» в Биаррице.
– Джонни, сейчас меня волнует только Лула.
Подошла официантка и подлила Джонни кофе. Мариэтта прикрыла свою чашку рукой.
– Мне достаточно, милая, – сказала она официантке, которой на вид было лет семнадцать.
– Она тебе не напоминает Лулу? – спросила Мариэтта Джонни. – У нее такая же нежная кожа.
Официантка улыбнулась, положила на стол счет и отошла.
– Послушай, Мариэтта, ну что тебе колесить впустую по дорогам. Я ценю то, что тебе нравится мое общество, но, по‑моему, ты просто зря тратишь время – информации‑то пока ноль.
– Я сойду с ума, если буду сидеть дома, Джонни. А так я хоть чем‑то занята.
Джонни вздохнул и глотнул кофе.
– Сказать по правде, – продолжил он, – я намерен вот так толочь воду в ступе еще пару дней, и все. Ну, может, неделю. В Шарлотте меня ждет работа. Потом подключить к поискам Масео в Сан‑Антонио, а сам сделаю ряд звонков. Кто‑нибудь да поможет. Полицейский, ведущий дело Сейлора, уже наверняка сообщил, что парень ударился в бега.
Глаза Мариэтты наполнились слезами, из носа потекло.
– Мариэтта, у тебя капает в кофе.
Джонни протянул ей салфетку. Мариэтта взяла ее, вытерла глаза и высморкалась.
– Ужасно чувствовать себя беспомощной, Джонни. Хуже этого ничего нет. Дэл тоже была против того, чтобы я ехала.
– Еще несколько дней, как я сказал. Вдруг нам повезет скорее, чем мы думаем.
– Мне нужно в уборную.
Джонни достал из кармана записную книжку и просмотрел то, что он набросал прошлой ночью в мотеле. Он решил написать о своем детстве, начиная с самых ранних сексуальных воспоминаний.
Мои юные годы
Автор Джонни Фэррагут
Когда я был совсем маленьким, года в три‑четыре, я любил воображать, что я – леопард, пантера, крадущаяся по полу и заглядывающая снизу женщинам под платье. Как‑то раз в таком положении меня застукала наша горничная, я подсматривал за ней. Она носила чулки, и я смог рассмотреть то место, где они пристегивались к поясу, и что‑то большое и черное между ног. Она зажала мне голову между колен и засмеялась.
– Понюхай это, детка. Понюхай хорошенько. А потом тебя за уши не оторвешь.
Я запаниковал, я был напуган и пытался высвободить голову, но она была как в тисках. Горничная крепко зажала меня между бедер. Я мог двигаться только вверх, поэтому я забрался глубже под ее платье, пока мое лицо не оказалось прямо перед ее мягкими влажными ситцевыми трусиками. Она задвигалась, и мой нос уперся прямиком в ее клитор, ее трусики стали еще более влажными, потом она крепче потерлась о мой рот и подбородок. Я задыхался, дыханья не хватало, но железная хватка ее ног сделала меня беспомощным.
Кругом была темнота, мое лицо стало липким. Запах был крепким, как в конюшне. Сперва я подумал, что так пахнут кучи лошадиного навоза, но потом я понял, что это нечто совсем другое, чего я раньше никогда не нюхал. Я подумал, что умираю, я задыхался. Она немного раздвинула ноги, обхватила мне голову, часто дыша и издавая какие‑то ужасные звуки, и терлась о мои волосы. Потом она меня отпустила. Я не умер, а упал на пол и открыл глаза. Я взглянул на нее, она улыбалась.
– Пойдем‑ка детка, – сказала она, поднимая меня за руку. – Надо тебя умыть…
Мариэтта вернулась и села за столик.
– Когда ты дашь мне почитать твои записи, Джонни?
Джонни закрыл блокнот и сунул его в карман пиджака.
– Может быть, скоро. Когда напишу то, что тебе будет интересно.
– Меня интересует куда больше вещей, чем ты думаешь.
– Я всегда считал, что таких, как ты, Мариэтта, одна на миллион. Ты же знаешь.
Мариэтта улыбнулась.
– Я знаю, Джонни, – сказала она. – А как же иначе.
Москиты
Сейлор менял масло в машине, когда подъехал Бобби Перу на своем коричневом «элдо».
– Помощь нужна?
– Спасибо, Бобби, я почти закончил.
Сейлор вытащил из‑под машины поддон со старым маслом.
– Куда это лучше вылить?
– Тут недалеко, пошли покажу.
Сейлор взял поддон и пошел вслед за Бобби на зады отеля «Игуана».
– Выливай прямо вон в те кусты. Сюда все равно никто не ходит. Как насчет пивка?
– Не откажусь.
– Пошли в «Розариту». Бывал там уже?
– Нет, даже не слыхал.
– А я думал, Спарки и Бадди тебя водили туда. Поехали, я подвезу.
Они сели в «кадиллак», и Бобби медленно покатил по Трэвис‑стрит, главной улице Большого Тунца.
– Твоя машина? – спросил Сейлор.
Бобби засмеялся.
– Если бы! Тони Дуранго. Я встречаюсь с его сестрой, Пердитой. Тони отвалил в Форт‑Ворт на пару недель к родне жены, поэтому он мне ее одолжил. А где твоя крошка‑малышка?
– Отдыхает в номере. Неважно себя чувствует.
– Сожалею. У этих женщин вечно какие‑нибудь хвори, это уж как водится.
Бобби свернул с Трэвис на Руидосо‑роад и разогнал машину до семидесяти миль. Он гнал ее минут пять, пока они не доехали до закрытой бензозаправки, где он сбавил скорость и объехал здание кругом. Там было припарковано полдюжины грузовиков. Бобби втиснул машину между «фордом‑рейнджером» и белым «ранчеро».
– Раньше тут была заправка, – объяснил Бобби, когда они вылезали из машины. – Хозяин превратил ее в закрытый частный клуб, назвал в честь своей жены, она от него ушла, и он застрелился. Теперь клуб принадлежит его жене.
Они вошли в длинную темную комнату, в которой дюжина парней, большинство в ковбойских шляпах, сидели у стойки и пили пиво из запотевших кружек.
– Крепких напитков здесь не подают, – сообщил Бобби Сейлору. – Только пиво.
Они влезли на стулья, и Бобби сказал бармену:
– Пару «Старс», Джимми.
Бармен, невысокий парень и весом не меньше центнера, принес им две бутылки и кружки.
– Как делишки, Бобби? – спросил он. – Кто твой амиго?
– Сейлор, это Джимми. Больше известен как мистер Четыре На Четыре. Он всегда печется о благополучии клиентов. Больше полсотни кружек пива он тебе не нальет, тем более если ты за рулем.
– Как сам, Сейлор? – поприветствовал Джимми. – Отдыхайте, ребята.
Он отошел на другой конец стойки.
– Ты сказал, что это частный клуб, – обратился Сейлор к Бобби. – Почему ж мне разрешили зайти, если я посторонний.
– Ты черный?
– Нет.
– Может, индеец?
– Нет.
– Значит, ты – член клуба.
Музыкальный автомат играл «I've Got a Tiger by the Tail» Бака Оуэнса, и Бобби барабанил в такт пальцами по стойке.
– Трое, а то и четверо из этих ребят миллионеры, – заявил он.
Сейлор оглядел посетителей бара. Одеты все были весьма скромно.
– По мне, так просто компания славных парней, – сказал Сейлор. – Нефтяные денежки, а?
– Нефть, газ, скот, фермы. Пыль в глаза тут пускать не любят. Округ Игуана один из богатейших в Техасе.
– Ни за что бы не подумал.
– Еще по одной?
– Давай.
Когда они приканчивали по пятой кружке, Бобби подошел к музыкальному автомату и бросил в него несколько четвертаков.
– Номер семь, – сказал он, забираясь на свой стул. – Три раза. Пи Ви Кинг, «Walts of Regret», моя любимая тема.
Электрогитара Пи Ви волнами пробивалась сквозь сигаретный дым, жужжала мухой вокруг головы Сейлора. Его отражение расплывалось в зеркале за стойкой бара.
– Я тут поразмыслил на досуге. Пара человек вполне управятся.
– О чем ты толкуешь?
– Продуктовый магазин. У них в сейфе кусков пять хранится. Мне нужен напарник. Выручку пополам. Не интересуешься?
Сейлор понимал, что он уже слегка набрался. Он повертел головой, расправил плечи, выпрямил спину. Потом уставился на Бобби, пытаясь сосредоточиться.
– Как два пальца, Сейлор. Там два продавца. Пока я волоку одного в заднюю комнату и заставляю открыть сейф, ты держишь второго на мушке. Ты ведь не собираешься обзаводиться семейством в Большом Тунце?
– Лула сказала тебе, что беременна?
Бобби осклабился, продемонстрировав три коричневых зуба.
– Пара штук, а то и побольше помогут тебе стать на ноги. Сможешь отправиться на западное побережье, в Мексику, да куда угодно, с двумя‑то кусками в кармане. Я все обмозговал, Сейлор. Проще некуда.
– Даже не знаю, Бобби. Нужно подумать.
– Я уважаю тебя за это, Сейлор. Стоящему парню негоже переть напролом. Тебе хватит?
Сейлор прикончил пиво:
– Теперь хватит.
– Выйдем, я тебе кой‑чего покажу.
Бобби огляделся по сторонам и открыл багажник машины. Он откинул коричневое армейское одеяло и сказал:
– Двуствольный обрез, приклад тоже обрезан, обмотан изолентой. А это «смит‑вессон» тридцать второго калибра с шестидюймовым стволом. Подходяще.
Бобби прикрыл оружие одеялом и закрыл багажник. Они с Сейлором сели в машину. Небо стало темно‑розовым. Бобби включил радио и вертел ручку до тех пор, пока не нашел станцию из Сан‑Антонио, передающую классическую музыку. Исполняли «Night in the Tropics» Готтшалка.[32]
– Я иногда слушаю всякую серьезную дребедень, – сказал Бобби. – Хорошо вытряхивает москитов из мозгов.
Черный ангел
Сейлор склонился над кроватью и поцеловал Лулу в волосы над левым ухом.
– Привет, милый, – сказала она. – Ты что, напился, а?
– Хлебнул пивка. Тебе лучше?
Лула перевернулась на спину, потянулась и зевнула.
– Не знаю пока. Где ты был?
– Уже почти не пахнет. Уксус в самом деле помог.
– Бадди и Спарки заходили.
– Как они?
– В порядке вроде. Спарки говорит, Ред обещал им, что к выходным они уедут.
– Рады небось.
– Так где ты был, говоришь?
– Прокатился с Бобби.
Сейлор пошел в ванную и умылся. Лула вошла и села на унитаз пописать.
– Надеюсь, ты не возражаешь, Сейл. Я уже не могла терпеть. И что на уме у мистера Перу‑фамилия‑как‑страна?
– Да ничего.
– Наверное, у него никогда в жизни ничего хорошего на уме не бывало.
Сейлор засмеялся:
– Кто его знает.
– Сейл?
– А?
– Давай уедем отсюда.
– Конечно, уедем, Лула. Скоро.
– Давай – завтра.
– Любовь моя, у нас осталось сорок баксов. Дальше Эль‑Пасо мы не уедем.
– Лучше Эль‑Пасо, чем Большой Тунец.
Сейлор вышел из ванной, разделся и лег в постель. Лула спустила воду, ополоснула лицо и руки, потом вышла и взяла с комода пачку сигарет.
– Если ты беременна, лучше тебе не курить. Это неразумно.
Лула сунула в рот «Мо», прикурила. Она глубоко затянулась, выпустила дым и уставилась на Сейлора.
– А кто сказал, что я разумная? – фыркнула она. – Ты что там задумал с Бобби Перу, Сейлор?
– Да что я могу задумать, Лула?
– Он рецидивист, уголовник, а ты – нет.
Сейлор засмеялся:
– Я убил Боба Рея Лемона, разве не так?
– Это вышло случайно. Я готова спорить на что хочешь, что Бобби Перу ухлопал кучу народу и что ему – как с гуся вода.
– То был Вьетнам.
– Похоже, ему это нравится.
– Лула, я хочу спать.
– Бадди рассказал мне про Као‑Бен.
– Что?
– Про ту бойню. Солдаты убивали стариков, женщин, детишек и сбрасывали их во рвы. Бобби Перу наверняка убил больше всех.
– Лула, все может быть, не знаю. Но теперь – какая разница. Многие парни слетают с катушек на войне, и они в этом не виноваты.
Лула затянулась сигаретой, выпустила клуб дыма.
– А мне нравится курить, Сейлор. Мне жаль, что тебя это раздражает.
Сейлор повернулся на бок, отвернулся от Лулы и накрыл голову подушкой.
– Эта мексиканка, Пердита Дуранго, что шляется с Бобби Перу. Знаешь, что она утопила своего ребенка? Мне сказала Кэти из аптеки, когда я к ней за уксусом заходила.
– Что тебе еще нарассказали?
– Этот человек – черный ангел. Ты будешь жалеть, что с ним связался. Если жив останешься.
– Спасибо, дорогая, я знаю, ты хочешь мне добра, и я это ценю всей душой. Я тебя люблю, но сейчас буду спать.
Лула закурила вторую сигарету от первой и погасила окурок о крышку комода.
– Черт, – тихо выругалась она. – Черт, черт, черт.
Смысл жизни
– Отлично, Спарк, вот оно, – сказал Бадди, положив карандаш на стойку. – Моя горячая десятка на все времена, без порядка. «Lucille» Литтл Ричарда, «Lonely Nights» The Hearts, «He's So Fine» The Chiffons, «Be My Baby» The Ronnets, «Sea of Love» Фила Филлипса, High Blood Pressure Хея «Пиано» Смита и The Clowns, «It's Raining» Ирмы Томас, «You Are No Good» Бетти Эверетт, «I'd Raither Go Blind» Этты Джеймс и «Sittin' on the Dock of the Bay» Отиса Рединга. Ну, что ты на это скажешь?
– Я сам всегда был неравнодушен к «Sea of Love», – отозвался Спарки. – Но где же «My Pretty Quadroon» Джерри Ли Льюиса? Шучу. Но как насчет «Breathless», в конце концов? Где Сэм Кук? Элвис? Чак Берри? «Just One Look» Дорис Трой? «Stay» Мориса Уильямса? «I'm a King Вее» Слима Харпо? Или «Little Darling» The Gladiolas? «If You Loose Me», «You'll a Good Thing» Барбары Линн? Марвин Гей? Литтл Мисс Корншакс? Шугар Пай Де Санто? «Битлы»? «Стоунс»?[33]
– Ну нельзя же включить всех. Я этих выбрал. Это не значит, что мне остальные не нравятся. Между прочим, составление списков помогает скоротать время.
Бадди и Спарки сидели в аптеке «Ботгомли», попивая «севен‑ап». На улице было плюс пятьдесят.
– Гляньте‑ка, – сказала Кэти, читавшая вчерашний «Сан‑Антонио лайт» стоя за прилавком. – Так и знала, что с ним когда‑нибудь беда случится.
– О ком это ты? – спросил Бадди.
– О Джо Доне Луни, футболисте. Величайшем полузащитнике в истории Техаса. Вот, смотри.
Она протянула газету Бадди.
– «Джо Дон Луни погиб в автокатастрофе, – прочитал вслух Бадди. – Согласно официальному сообщению, Джо Дон Луни, выпускник колледжа и профессиональный футболист, известный бунтарь как на футбольном поле, так и за его пределами, погиб в субботу в дорожной автокатастрофе на юго‑западе Техаса. Как сообщает дорожное управление, сорокапятилетний Луни не вписался в поворот с 118‑го шоссе. Он слетел с мотоцикла и врезался в проволочное заграждение».
– Прямо как Лоуренс Аравийский, – заметил Спарки.
– При том что здесь Техас, а не Аравия.
– «Авария произошла около восьми тридцати вечера в девяти милях от города Стади‑Бутте в округе Брюстер. Луни скончался на месте. Знаменитый футболист некоторое время играл в команде „Тексас Кристиан“, пока не подписан контракт с оклахомским клубом „Камерон Джуниор Колледж“».
– Да, жизнь у парня изменилась с тех пор, как он покинул Техас, – вздохнула Кэти.
– «Он создал в колледже звездную молодежную команду и был куплен оклахомским тренером Бадом Уилкинсоном. В 1962 году после его пробежки в 852 ярда Луни был приглашен в команду „Олл‑Биг Эйт Конференс“ и тогда же Уилкинсон предложил ему покинуть свой клуб „Сунерс“ из‑за проблем с дисциплиной. Луни упросил Уилкинсона позволить ему остаться. Но через год звезду все равно вышвырнули из команды, после скандала с оксфордским тренером».
– Видать, псих он был еще тот, – сказала Кэти.
– «В 1963 году во время набора в НФЛ Луни был приглашен в „Нью‑Йорк Джайантс“. Потом играл еще за несколько профессиональных команд – в Балтиморе, Детройте и Вашингтоне, пока не оставил большой спорт».
Бадди сложил газету и положил ее на прилавок.
– Джо Дон был легендой, когда я еще под стол пешком ходила, – сказала Кэти. – Красавчик был. Но потом он уехал куда‑то за тридевять земель.
– В Индию, – уточнил Бадди, – нашел себе гуру, стал вегетарианцем. Помнится, я не так давно смотрел по телевизору программу, кажется «НФЛ сегодня», там был репортаж о Луни. В шестидесятых он сильно подсел на иглу, как почти все тогда, а в семидесятых отправился в Индию, нашел себе учителя и изменил жизнь. Через несколько лет он вернулся в Техас, выстроил в пустыне дом с десятью стенами. На каждой стене внутри был портрет его гуру. Он жил в одиночестве и проводил дни в молитвах. Готовил себе специальную еду, дал обет безбрачия, не то что наркотиков – лекарств никаких не принимал. Он сказал репортеру, что все, чему его учили в детстве, – быть крутым футболистом – пожирателем жареных цыплят, – было ошибкой. По его словам, ему всегда приходилось так нелегко, потому что он никогда не верил в то, чем занимался.
– Он прав, – сказал Спарки. – В конце концов он сумел не загнуться от инфаркта на почве мяса и стероидов.
– Этот парень был не жилец, – сказала Кэти, – как бы ни повернулась его жизнь. Обретение смысла жизни – это здорово, но смерть есть смерть. Понимаете, о чем я?
Друзья
– Как мило, что ты заглянул, – сказала Пердита.
Бобби закрыл за собой дверь.
– Я же сказал, что зайду.
Пердита села на кушетку, вытряхнула «Мальборо» из пачки, лежавшей на кофейном столике, и прикурила от красной зажигалки «Бик». Бобби прошелся по комнате. Набойки на каблуках и носках его ботинок гулко стучали по деревянному полу.
– Все еще злишься? – спросил Бобби.
Пердита рассмеялась:
– Все еще трахаешь шестнадцатилеток в задницу?
Бобби засмеялся, продолжая ходить кругами.
– Ни одна малолетка не пыталась меня покоцать.
– Хотела б я тебя прирезать.
– Что Тони?
– Хуана звонила. Они еще на недельку останутся.
Бобби остановился и уставился на семейную фотографию на стене.
– Решили задержаться подольше в коровьем городе, а? Это ты?
Пердита повернула голову, бросила взгляд, потом отвернулась:
– Да.
– Сколько тебе здесь? Двенадцать?
– Почти. Одиннадцать с половиной. Десять лет назад в пансионе.
– Мм‑да… Аппетитная ты, должно быть, была штучка.
– Никто не пробовал.
– Жаль.
Бобби развернулся, нагнулся и уткнулся лицом в Пердиту сзади.
– Кобра ждет, чтоб ужалить, chica, – сказал он.
Пердита курила, скрестив ноги. Бобби накрыл руками ее маленькие груди. Пердита состроила равнодушную мину. Он сжал пальцами ее соски, заставив их напрячься. Она прижгла ему сигаретой левое запястье.
Бобби отпрыгнул, потом схватил Пердиту за волосы и стащил с кушетки на пол. Они не произнесли ни слова. Она попыталась встать, но Бобби поставил правую ногу ей на грудь, и принялся дуть на обожженное запястье. Пердита оттолкнула его ногу, откатилась и поднялась. Она встала и плюнула в него.
Бобби осклабился.
– Я знал, что мы снова подружимся, – сказал он.
Шаг за грань
Лула читала статью о Эвеле Нивеле, человеке, пытавшемся прыгнуть на мотоцикле через Снейк‑Ривер каньон, в милю шириной и 600 футов глубиной; через фонтан высотой в 150 футов перед казино в Лас‑Вегасе; через чертову дюжину двухэтажных автобусов в Лондоне; через бассейн с акулами в Чикаго и предпринял еще ряд других поразительных попыток добиться славы. На Снейк‑Ривер Нивел разбился о скалу. В общей сложности он сломал сорок костей, включая обе руки и тазовые кости и заработал немерено сотрясений мозга. В его теле больше дюжины стальных пластин, говорилось в статье, и теперь после операции, укоротившей на полдюйма его левую ногу, он ходит с палкой с золотым набалдашником.
Пэтси Клайн погибла в аварии совсем молодой, вспомнила Лула. Пэтси подбирала особую, неторопливую интонацию, когда пела о том, что сводит с ума. Но тот, что делал этот псих на мотоцикле, было вообще за гранью рассудка.