Тем временем. Неофициальные переговоры 30 глава




Они были не единственные в этой волне посетителей. Тот, кто ходил тогда по дорожкам Рок-Сити, мог бы заметить людей, похожих на кинозвезд, и тех, кто смутно походил на инопланетян, и большую группу тех, кто более всего соответствовал представлению о том, как должен выглядеть человек, а не тому, как он выглядит в реальности. Вы, возможно, увидели бы их, но, вероятнее всего, попросту бы их не заметили.

Они прибыли в Рок-Сити в длинных лимузинах и юрких спортивных машинах или в габаритных фургончиках со спортивной подвеской. Многие были в солнечных очках, как знаменитости, которые по обыкновению носят черные очки и в помещении и на улице и крайне не любят снимать их или же долго мешкают, если их к тому принудят. Были тут загары, пиджаки, цветные линзы, улыбки и нахмуренные лбы. Всех размеров и обликов, всех возрастов и стилей.

Объединяло их общее впечатление, словно вид каждого из них говорил: «вы знаете, кто я» или, может быть, «вы должны знать, кто я». У них было всё: манеры, особый взгляд, уверенность в том, что мир существует для них и раскрывает им объятия, и что повсюду их встречает одно лишь обожание.

Толстый мальчишка шаркал между ними с видом человека, который, будучи начисто лишен навыков общения, сумел добиться успеха, какой ему и не снился. Его черное пальто хлопало на ветру.

Нечто, стоявшее у прилавка с безалкогольными напитками во «Дворе Матушки Гусыни», кашлянуло, чтобы привлечь его внимание. Оно было массивным, и из головы и кончиков пальцев у него торчали жала скальпелей. Лицо было зловредное, будто раковая опухоль.

– Могучая будет битва, – сказало нечто вязким голосом.

– Никакой битвы не будет, – ответил ему толстый мальчишка. – Нам предстоит тут чертова смена парадигм. Большой шухер. От модальностей вроде «битвы» попахивает Лао-цзы.

Раковая опухоль только посмотрел на него.

– Ждем, – вот и все, что сказал он в ответ.

– Как хочешь. Я ищу мистера Мира, ты его не видел?

Раковая опухоль почесал в затылке скальпелем, выпятив в задумчивости пораженную опухолью нижнюю губу, потом кивнул:

– Вон там.

Не поблагодарив, толстый мальчишка ушел в указанном направлении. Раковая опухоль подождал в молчании, пока он не скрылся из виду.

– А битва-то будет, – сказал он женщине, чье лицо было размазано фосфорными точками.

Та кивнула и придвинулась ближе.

– Ну и что вы чувствуете в связи с этим? – спросила она сочувственным тоном.

Раковый моргнул, а потом начал рассказывать.

«Форд-эксплорер» Города имел систему глобальной ориентации, небольшое устройство, которое ловило спутниковые сигналы и выводило на экранчик с картой точное местоположение машины, и все равно Город сбился с пути на проселочных дорогах к югу за Блэксбургом: дороги как будто не имели ничего общего с путаницей линий на экранчике. Наконец он остановил машину на деревенском проселке, опустил стекло и спросил у белой толстухи, которую тащил на утреннюю прогулку огромный волкодав, как проехать к ферме Ясень.

Кивнув, она указала в сторону и даже что-то сказала. Город не понял, что она говорила, но все равно поблагодарил и, подняв стекло, поехал примерно в указанном направлении. Так он колесил еще минут сорок по одной грунтовой дороге за другой, и ни одна не была искомой. Город начал жевать нижнюю губу.

– Слишком стар я для такой работенки, – сказал он, наслаждаясь фразой, которая словно вобрала в себя всю усталость кинозвезды от мира.

Ему было под пятьдесят. Большую часть жизни он проработал в правительственных органах, известных только по аббревиатурам, и оставил ли он лет десять назад правительственную службу, сменив ее на работу в частном секторе, оставалось неясным: бывали дни, когда он думал, что так оно и есть, а бывали – совсем наоборот. Как бы то ни было, только простаки с улицы верят, будто тут есть какая-то разница.

Он почти готов был бросить поиски фермы, когда, поднявшись на холм, увидел на воротах написанную от руки табличку. На ней значилось просто – как ему и сказали – «ЯСЕНЬ». Он остановил «форд-эксплорер», вылез и распутал проволоку, удерживавшую вместе створки ворот. Потом снова сел машину и заехал внутрь.

Это как варить лягушку, подумал он. Кладешь лягушку в воду, а затем крутишь газ. И к тому времени, когда лягушка заметит, что дело нечисто, она уже сварилась. Мир, в котором он теперь работал, был слишком уж непонятным. Никакой твердой почвы под ногами; и вода в горшке злобно кипит.

Когда его перевели в агентство, все казалось совсем простым. А теперь все стало – нет, не запутанным, решил он, – только странным. В два часа утра его вызвал к себе мистер Мир, чтобы дать новое задание.

– Поняли? – спросил мистер Мир, протягивая ему нож в ножнах из черной кожи. – Срежьте мне ветку. Всего в пару футов, больше не надо.

– Есть, сэр, – ответил он, а потом спросил: – А для чего я это делаю, сэр?

– Потому что я вам сказал, – скучным голосом ответил мистер Мир. – Найдите дерево. Выполните задание. Встретитесь со мной в Чаттануге. Времени не теряйте.

– А как насчет мудака?

– Тени? Если увидите, обходите стороной. И пальцем его не трогайте. Даже не заговаривайте с ним. Я не хочу, чтобы вы превратили его в мученика. В нынешней операции мученикам места нет.

Тут он улыбнулся своей странной улыбкой, не губы, а сплошные шрамы. Мистера Мира легко позабавить – мистер Город не раз это замечал. В конце концов, веселился же он, изображая шофера в Канзасе.

– Послуш…

– Никаких мучеников, Город.

И Город кивнул, забрал нож в ножнах и затолкал поглубже нараставшую в нем ярость.

Ненависть к Тени стала частью мистера Города. Засыпая, он видел серьезное лицо Тени, видел улыбку, которая не была улыбкой – от того, как Тень улыбался, не улыбаясь при этом, Городу хотелось заехать кулаком ему в живот – и даже засыпая, он чувствовал, как стискиваются у него челюсти, как сжимает виски и огнем горит глотка.

В объезд заброшенного дома он вывел «форд-эксплорер» на луг, поднялся на взгорок и увидел дерево. Машину он остановил чуть поодаль и выключил мотор. Часы на приборной доске показывали 6:38 утра. Оставив ключи в замке зажигания, он направился к ясеню.

Дерево было огромным, оно словно существовало в собственной шкале измерений. Город не мог бы сказать, сколько в нем метров – пятьдесят или две сотни. Кора у него была серой – цвета хорошего шелкового шарфа.

К стволу дерева паутиной веревок был привязан голый человек, так что ноги его болтались в метре от земли, и что-то, завернутое в простыню, лежало у корней. Только проходя мимо, Город сообразил, что это, и тронул простыню ногой. Из складок на него поглядела искореженная половина лица Среды.

Город обошел сзади толстый ствол, подальше от слепых глаз усадьбы, потом расстегнул ширинку и пустил струю на серую кору. Оправившись, он вернулся к дому, нашел у стены раздвижную деревянную лесенку и отнес назад к дереву, где осторожно прислонил к стволу. А потом полез вверх.

Тень обвис на веревках. Город спросил себя, жив ли он еще: грудь его не поднималась и не опускалась. Мертвый или полумертвый – значения не имело.

– Привет, мудак, – произнес Город.

Тень не шелохнулся.

Город вскарабкался на лестницу и достал нож. Потом отыскал небольшую ветку, которая как будто подходила под описание мистера Мира, и отрубил ее у основания ножом: до половины отпилил, а потом отломал рукой. Палка получилась дюймов тридцать длиной.

Он убрал нож в ножны и принялся спускаться с лесенки. Поравнявшись с Тенью, он помедлил.

– Господи, как же я тебя ненавижу, – сказал он.

Как бы ему хотелось просто вытащить пушку и пристрелить придурка, но он знал, что нельзя. А потому он только ткнул в сторону висящего палкой, словно ударил копьем. Это был инстинктивный жест, в который вылились все накопившееся в Городе разочарование и ярость. Он вообразил себе, что в руках у него копье, которое он с наслаждением поворачивает в животе Тени.

– Ладно, – сказал он. – Пора двигать отсюда.

А потом подумал: «Беседа с самим собой – первый признак безумия». Он спустился еще на несколько ступенек, после чего просто спрыгнул на землю. Поглядев на палку у себя в руках, Город почувствовал себя ребенком, размахивающим палкой будто копьем или мечом. «Я мог бы срезать палку с любого дерева. И вовсе не обязательно с этого. Кто бы, черт побери, узнал?»

А потом подумал: «Мистер Мир бы узнал, вот кто».

Он отнес лестницу назад к дому. Углом глаза он уловил какое-то движение и потому заглянул в окно, но увидел только темную комнату, заваленную сломанной мебелью, усыпанную обрывками обоев, и на мгновение ему показалось, он различил трех женщин, сидящих на диване в темной гостиной.

Одна из них вязала. Другая смотрела прямо на него. А третья как будто спала. Женщина, глядевшая на него, вдруг начала улыбаться, огромная усмешка словно расколола ее лицо от уха до уха. Потом она подняла палец и коснулась им шеи – мягко провела из стороны в сторону.

Вот что, как ему показалось, он видел в той пустой комнате, в которой, когда он присмотрелся внимательнее, не оказалось ничего, кроме старой гниющей мебели, пыли и засиженных мухами эстампов. Там не было ни души.

Город потер глаза.

Он вернулся к коричневому «форд-эксплореру» и бросил прут на пассажирское сиденье, обтянутое белой кожей. Потом повернул ключ в замке зажигания. Часы на приборной доске показывали 6:37 утра. Город нахмурился и сверился с наручными часами, которые, мигнув, показали 13:58.

«Чудесно, – подумал он, – я провел на этом дереве или восемь часов, или минус одну минуту».

Так он и подумал, однако предпочел считать, что и те и другие часы вдруг разом решили сбиться.

Тело Тени на дереве начало кровоточить. Рана была у него в боку. Кровь вытекала из нее – медленная, густая и черная, как патока.

Тучи скрыли вершину Сторожевой горы.

Устроившись в стороне от основного лагеря у подножия горы, Белая стала лениво наблюдать за холмами на востоке. На левом запястье у нее был вытатуирован браслет голубых незабудок, и теперь она рассеянно потирала его большим пальцем правой.

Еще одна ночь прошла и сменилась утром, и все равно ничего. Опоздавшие все прибывали и прибывали – по одному или по двое. Минувшей ночью объявилось несколько существ с юго-востока, в том числе два маленьких мальчика ростом с яблоньку и что-то, что она едва разглядела, но что напоминало отрубленную голову размером с «фольксваген»-букашку. Все трое исчезли среди деревьев у подножия.

Никто им не докучал. Внешний мир как будто даже не замечал их присутствия: Белая воображала, как туристы в Рок-Сити пялятся на них через бинокли по четвертаку, смотрят прямо на пестрый табор существ и людей у подножия горы, и не видят ничего, кроме деревьев, кустов и валунов.

Холодный рассветный ветерок принес запах походного костра, смешанный с вонью подгоревшего бекона. Кто-то в дальнем конце лагеря заиграл на губной гармошке, и музыка заставила ее непроизвольно улыбнуться и поежиться. На дне рюкзака лежала книга, и она только и ждала рассвета, чтобы почитать.

В небе, чуть ниже туч, возникли две точки: маленькая и покрупнее. Ветер бросил в лицо Белой несколько капель дождя.

Со стороны лагеря подошла босоногая девочка. Остановившись у дерева, она подобрала юбку и присела. Когда она закончила, Белая окликнула ее. Девчонка подошла ближе.

– Доброе утро, госпожа, – поздоровалась она. – Битва вскоре начнется.

Кончик розового язычка прошелся по алым губам. К плечу девчонки кожаным шнурком было привязано черное вороново крыло, а еще на одном шнурке на шее висела воронья лапка. Голые руки были все в синих татуировках, в которых линии свивались в сложные орнаменты и изысканные узлы.

– Откуда ты знаешь?

Девчонка усмехнулась:

– Я Маха, Маха Морриган. Когда надвигается война, я чую ее в воздухе. Я богиня войны, и я говорю, что сегодня прольется кровь.

– А-а, – отозвалась Белая. – Ладно. Как скажешь.

Она следила за малой точкой в небе, которая перекувырнулась, нырнула и стала камнем падать к ним.

– И мы будем биться, и будем убивать, всех до единого перебьем, – продолжала девчонка. – А головы заберем как трофеи войны, а их глаза и тела достанутся воронам.

Точка превратилась в птицу, парившую, расправив крылья, в порывах утреннего ветра в вышине. Белая склонила голову набок.

– Это сокровенное знание богини войны? – поинтересовалась она. – Кто победит и все такое? Кому чья достанется голова?

– Нет, – покачала головой девчонка. – Я просто чую битву, вот и все. Но мы победим? Ведь правда? Нам ведь надо победить. Я видела, что они сделали со Всеотцом. Или мы, или они.

– Ага, – отозвалась Белая. – Наверное, так.

В предрассветных сумерках девчонка улыбнулась и ушла назад в лагерь. Опустив руку, Белая коснулась зеленого ростка, травинки, проклюнувшейся из земли. И от ее прикосновения росток вытянулся, раскрылся, развернулся и преобразился, и под рукой у нее оказался зеленый бутон тюльпана. Когда поднимется солнце, цветок раскроется.

Белая поглядела на спустившегося с неба ястреба.

– Я могу тебе помочь? – спросила она.

Ястреб покружил футах в пятнадцати у нее над головой, потом медленно-медленно скользнул вниз и приземлился неподалеку. И поглядел на нее безумным взором.

– Здравствуй, дружок, – улыбнулась Белая. – Как же ты выглядишь на самом деле, а?

Переступая с лапы на лапу и подпрыгивая, ястреб неуверенно придвинулся ближе, и вот он уже не ястреб, а молодой человек. Юноша поглядел на нее, потом уставился себе под ноги в траву.

– Ты? – сказал он. Его взгляд рыскал повсюду – в небе, в траве, устремлялся к кустам. Только не на нее.

– Я, – сказала она. – Что такое со мной?

– Ты. – Он остановился, словно пытаясь собраться с мыслями; по его лицу промелькнула череда странных гримас. «Он слишком долго пробыл птицей, – подумала Белая. – Он забыл, как быть человеком».

Наконец он сказал:

– Пойдешь со мной?

– Может быть. А куда ты хочешь, чтобы я пошла?

– Человек на дереве. Ты нужна ему. Призрачная рана у него в боку. Кровь полилась, потом перестала. Думаю, он умер.

– Надвигается война. Я не могу просто так убежать.

Голый юноша промолчал, только переступил с ноги на ногу, похоже, не зная, как держать равновесие, словно он привык отдыхать в воздухе или на качающейся ветке, а не на твердой земле. Потом он сказал:

– Если он умер насовсем, все кончено.

– Но битва…

– Если он потерян, не важно, кто победит.

Безумец выглядел так, словно ему нужны были одеяло, чашка сладкого кофе и кто-нибудь, кто увел бы его в теплый дом, где он мог бы дрожать и лепетать, пока не вернет себе разум. Локти он неловко прижимал к бокам.

– Где это? Неподалеку?

Он уставился на тюльпан и покачал головой:

– Далеко-далеко.

– Что ж, – ответила она, – я нужна здесь. Я не могу просто взять и уйти. Как по-твоему, я туда попаду? Знаешь ли, я не умею летать, как ты.

– Нет, – сказал Гор. – Ты не умеешь. – Тут он поднял на нее серьезные глаза и указал на другую точку, которая до того кружила над ними, а теперь ринулась вниз с темнеющих туч, все увеличиваясь в размерах. – Вот он умеет.

 

Еще несколько часов бессмысленного кружения по проселкам – и Город возненавидел систему глобального ориентирования так же, как ненавидел Тень. Впрочем, ненависть не греет. Он думал, что тяжело было отыскать дорогу на ферму, к гигантскому серебристому ясеню; уехать с фермы было намного труднее. Не важно, какой дорогой он ехал, в каком направлении гнал машину по узким деревенским дорогам – петляющим виргинским проселкам, которые, наверное, начали свою жизнь как оленьи тропы и путь к водопою коров, – рано или поздно он все равно оказывался у ворот с рукописной табличкой «ЯСЕНЬ».

Безумие какое-то, правда? Надо всего-то вернуться тем же путем, сворачивать вправо всякий раз, где по дороге сюда он поворачивал налево, и наоборот.

Только именно это он и проделал в прошлый раз, и вот снова она – проклятая ферма. Надвигались тяжелые грозовые тучи, быстро темнело, казалось, на дворе глубокая ночь, а вовсе не утро, а ехать ему еще далеко. Такими темпами он доберется до Чаттануги не раньше полудня.

Мобильник раз за разом выдавал сообщение «Вне зоны действия сети». На раскладной карте, которая на всякий случай лежала в бардачке, были обозначены только шоссе, федеральные трассы и настоящие автострады: помимо этого, на взгляд картографов, ничего больше не существовало.

Вокруг ни души, спросить дорогу не у кого. Дома стояли далеко от проселков, и ни в одном не горел приветливый свет. А теперь еще и стрелка горючего приближалась к отметке «Ноль». Послышался рокот отдаленного грома, и одинокая дождевая капля тяжело разбилась о лобовое стекло.

И тут Город увидел женщину, которая шла по обочине дороги, и понял, что непроизвольно улыбается.

– Слава богу, – сказал он вслух и притормозил, поравнявшись с ней. Он опустил стекло: – Мэм? Прошу прощения. Я, кажется, сбился с пути. Не могли бы вы сказать мне, как отсюда проехать на восемьдесят первую трассу?

Заглянув в машину через открытое окно со стороны пассажира, незнакомка сказала:

– Знаете, боюсь, я не смогу этого объяснить. Но если хотите, могу показать.

Она была бледная, с длинными и мокрыми от дождя волосами.

– Полезайте. – Город не медлил ни минуты. – Прежде всего нам надо купить солярки.

– Спасибо, – сказала женщина. – Мне нужно было, чтобы меня подвезли. – Глаза у нее были на удивление голубые. – Тут палка на сиденье, – недоуменно продолжила она, открыв дверцу.

– Просто перебросьте ее назад. Вы куда направляетесь? – спросил он. – Леди, если вы сможете показать мне бензоколонку и как выехать на трассу, я довезу вас прямо до входной двери.

– Спасибо большое. Но думаю, мне дальше, чем вам. Было бы неплохо, если бы вы высадили меня на трассе. Может, там меня возьмет какой-нибудь грузовик.

И она улыбнулась – кривой, нерешительной улыбкой. Улыбка и сделала дело.

– Мэм, – объявил Город, – я довезу вас лучше любого грузовика. – Город чувствовал запах ее духов: крепкий и тяжелый, навязчивый аромат, словно магнолии или сирени, но ему это даже понравилось.

– Мне нужно в Джорджию, – сказала она. – Это далеко.

– Я еду в Чаттанугу. Подвезу вас, сколько смогу.

– М-м-м-м, – протянула она. – Как вас зовут?

– Звать меня Мак, – сказал мистер Город. Заговаривая с женщинами в барах, он иногда добавлял: «А те, кто знает меня получше, зовут меня Биг Мак». Но это могло и подождать. У них впереди долгая дорога, они проведут много часов рядом и еще успеют познакомиться. – А вас?

– Лора.

– Ну, Лора, – сказал он. – Уверен, мы подружимся.

Мистера Мира толстый мальчишка отыскал в Радужной Комнате – огороженном участке тропы, где стекла были затянуты красной, желтой и зеленой пленкой. Мистер Мир нетерпеливо расхаживал от окна к окну, посматривая по очереди на золотой мир, красный мир, зеленый мир. Волосы у него были рыжевато-оранжевые и стриженные под ежик. На плечах висел дождевик «барбери».

Толстый мальчишка кашлянул. Мистер Мир поднял глаза.

– Прошу прощения? Мистер Мир?

– Да? Все идет по плану?

У толстого мальчишки пересохло во рту. Он облизнул губы.

– Я все устроил. У меня нет подтверждения от вертолетчиков.

– Вертолеты будут здесь, когда понадобится.

– Хорошо, – сказал толстый мальчишка. – Хорошо.

Он стоял, не говоря больше ни слова, но и не уходил. На лбу у него красовался синяк.

Некоторое время спустя мистер Мир спросил:

– Могу я для вас что-то сделать?

Пауза. Сглотнув, мальчишка кивнул:

– Есть еще кое-что. Да.

– Вы предпочли бы обсудить это в более уединенном месте?

Мальчишка снова кивнул.

Мистер Мир повел его на командный пункт: в сырую пещеру, украшенную диорамой, на которой пьяные эльфы гнали самогон с помощью перегонного куба. Табличка на дверях предупреждала туристов, что пещера закрыта на реконструкцию. Оба сели на пластиковые стулья.

– Чем я могу вам помочь? – спросил мистер Мир.

– Да. О'кей. Ладно, две вещи, о'кей. Во-первых. Чего мы ждем? И во-вторых… Второе сложнее. Послушайте. У нас есть пушки. Так. У нас есть минометы. У них. У них, черт побери, мечи и ножи и сраные молоты и каменные топоры. И вроде как железяки. А у нас-то самонаводящиеся боеголовки.

– Которые мы не собираемся пускать в ход, – напомнил мистер Мир.

– Это я знаю. Вы уже говорили. Это же можно сварганить. Но. Послушайте, с тех пор как я пришлепнул ту суку в Лос-Анджелесе, я… – Он замолчал и скривился, словно не хотел продолжать.

– В затруднении?

– Да. Хорошее выражение. В затруднении. Как интернат для трудных подростков. Смешно. Да.

– И что именно вас тревожит?

– Ну, мы сражаемся и побеждаем.

– И это источник ваших тревог? Я бы считал это основанием для радости и триумфа.

– Но. Они же все равно вымрут. Они почтовые голуби. Они сумчатые волки. Да? Кому до них дело? А так выйдет бойня.

– А-а. – Мистер Мир кивнул.

Он въезжает. Это хорошо. Толстый мальчишка обрадованно сказал:

– Послушайте, я не один так думаю. Я поговорил с ребятами с «Радио Модерн», и они руками и ногами за то, чтобы уладить все миром. А Нематериальные активы склоняются к тому, чтобы предоставить все рыночным силам. Я тут. Ну, знаете. Голос разума.

– И то верно. К несчастью, у меня есть информация, которой вы не обладаете.

Снова эта расходящаяся шрамами улыбка. Мальчишка моргнул.

– Мистер Мир? – спросил он. – Что случилось с вашими губами?

Мир вздохнул:

– По правде сказать, кое-кто однажды зашил их. Давно это было.

– Ух ты, ничего себе омерта!

– Да. Хотите знать, чего мы ждем? Почему мы не нанесли удар прошлой ночью?

Толстый мальчишка кивнул. Он потел, но это был холодный пот.

– Мы до сих пор не нанесли удар потому, что я жду палку.

– Палку?

– Вот именно. Палку. И знаете, что я собираюсь сделать с этой палкой?

Покачивание головы.

– Ладно. Вы меня уели. Что?

– Я мог бы вам рассказать, – серьезно ответил мистер Мир. – Но тогда мне пришлось бы вас убить. – Он подмигнул, и напряжение в комнате спало.

Толстый мальчишка захихикал тихим гнусавым смехом в горле и носу.

– О'кей, – прогнусавил он. – Хе. Хе. О'кей. Хе. Усек. Сообщение на планете Техническая принято. Ясно и четко. Секу.

Мистер Мир покачал головой, потом положил руку на плечо толстому мальчишке.

– Вы правда хотите знать?

– А то!

– Ну, – сказал мистер Мир, – раз уж мы друзья, вот вам и ответ: я собираюсь взять палку и бросить ее над сходящимися для битвы армиями. И когда я ее брошу, она превратится в копье. А когда копье полетит над битвой, я прокричу: «Эту битву я посвящаю О́дину».

– Что? – переспросил толстый мальчишка. – Зачем?

– Ради власти, – ответил мистер Мир, скребя подбородок. – И пропитания. Ради того и другого. Видите ли, исход битвы значения не имеет. Важны только хаос и бойня.

– Не понял.

– Давайте я вам покажу. Вот как это будет, – сказал мистер Мир. – Смотри! – Из кармана плаща он вынул нож и единым плавным движением вонзил клинок в складку плоти под подбородком мальчишки и с силой ударил вверх – в самый мозг. – Эту смерть я посвящаю О́дину, – произнес он, когда нож вошел по самую рукоять.

На руку ему пролилось что-то, что не было кровью, в глазах толстого мальчишки затрещали искры. В воздухе запахло паленой изоляцией.

Рука толстого мальчишки конвульсивно дернулась, потом упала. На лице у него застыло выражение недоумения и обиды.

– Только посмотри на него, – возвестил мистер Мир, обращаясь к воздуху. – Он выглядит так, словно только что у него на глазах последовательность нулей и единиц превратилась в стаю пестрых птиц и улетела в небо.

Из пустого скального коридора не ответили.

Мистер Мир взвалил тело себе на плечо, словно весило оно не больше пушинки, открыл диораму с эльфами и свалил труп возле перегонного куба, прикрыв длинным черным пальто. Вечером будет время от него избавиться, подумал он, усмехаясь губами в шрамах: спрятать тело на поле битвы даже слишком просто. Никто ничего не заметит. Всем будет наплевать.

Некоторое время в командном центре царило молчание. А потом хрипловатый голос, который принадлежал вовсе не мистеру Миру, прокашлялся среди теней и произнес:

– Неплохое начало.

 

Глава восемнадцатая

 

Они попытались не подпустить солдат, но те открыли огонь и убили обоих. Так что о тюрьме в песне сказано неверно, зато в стихах. Увы, в жизни все не как в песнях. Стихи никто не назовет правдой. В их строках для нее просто нет места.

Комментарий певца к «Балладе о Сэме Бассе». Из «Сокровищницы американского фольклора»

 

 

Ничего из этого, разумеется, не могло твориться на самом деле. Если вам так удобнее, считайте это метафорой. В конце концов, все религии по сути метафоры: Господь – это мечта, надежда, женщина, насмешник, отец, город, дом с тысячью комнат, часовщик, оставивший в пустыне бесценный хронометр, некто, кто вас любит, даже, быть может – вопреки всем доказательствам, – небожитель, чья единственная забота сделать так, чтобы ваша футбольная команда, армия, бизнес или брак преуспели, процветали и взяли вверх над любым противником.

Религия – это место, на котором стоят, с которого смотрят и действуют, возвышенность, дающая точку зрения на мир.

Ничего из этого не происходит. Подобное просто не может случиться. Ни одно из сказанных слов не является буквальной истиной. И все же то, что случилось потом, случилось так.

У подножия Сторожевой горы мужчины и женщины собрались под дождем вокруг небольшого костра. Они стояли под деревьями, ветки которых почти не защищали от капель, и спорили.

Владычица Кали, с угольно-черной кожей и острыми белыми зубами, сказала:

– Время пришло.

Ананси, в лимонно-желтых перчатках, с посеребренными волосами, покачал головой:

– Мы можем еще подождать. А пока ждать можно, ждать следует.

Из толпы послышался неодобрительный ропот.

– Нет, послушайте. Он прав, – сказал старик со стального цвета шевелюрой. На плече Чернобога покоилась малая кувалда. – Они на возвышенности. Погода против нас. Наступать сейчас – безумие.

Существо, немного похожее на мелкого волка и чуть больше – на человека, хмыкнув, сплюнуло на ковер иголок.

– А когда еще на них нападать, дедушка? Зачем нам ждать, пока небо прояснится? Они же этого от нас ждут. Нападем теперь. Я говорю, вперед.

– Между нами стоят тучи, – указал Иштен Венгерский. На верхней губе у него красовались тонкие черные усики, на голове сидела пыльная черная шляпа, и ухмылялся он как человек, который зарабатывает себе на жизнь, продавая алюминиевую обшивку, новые крыши и канализационные решетки пенсионерам, но, едва придет чек, не важно, сделана его работа или нет, всегда исчезает из города.

Мужчина в элегантном костюме, до сих пор молчавший, сложил руки перед собой и шагнул в огонь, иными словами, ясно и недвусмысленно выразил свое мнение. Этот жест был встречен одобрительным бормотанием и кивками.

Раздался новый голос – из группы трех женщин-воительниц, составлявших Морриган; они так тесно стояли среди теней, что превратились в скульптуру, словно состоящую из татуированных синим рук и ног и вороньих крыльев. Она сказала:

– Не важно, хорошее сейчас время или дурное. Время настало. Они нас убивают. Лучше погибнуть всем вместе, наступая, как пристало богам, а не умирать по одиночке в бегстве, будто крысы в подвале.

Снова бормотание, почти единодушное одобрение. Она сказала за всех. Время настало.

– Первая голова моя, – произнес исключительно высокий китаец с ожерельем из крохотных черепов на шее. Медленно, но решительно он стал подниматься на гору, вскинув на плечо посох, заканчивавшийся изогнутым клинком, словно серебристым серпом луны.

Даже Ничто не может длиться вечно.

Возможно, он провел в Нигде десять минут, а возможно, десять тысяч лет. Разницы не было никакой, время превратилось в концепцию, в которой давно уже отпала необходимость.

Он теперь не помнил своего настоящего имени. Он чувствовал себя пустым и очищенным в этом месте, которое и местом-то не было.

Он не имел формы в этой пустоте.

Он был ничем.

И в этом Ничто чей-то голос вдруг произнес:

– Хо-хока, братец. Нам надо поговорить.

А что-то, что когда-то, возможно, было Тенью, спросило:

– Виски Джек?

– Ага, – ответил Виски Джек в темноте. – Ловко сумел спрятаться, стоило тебе помереть. Ты не пошел ни в одно из мест, где я рассчитывал тебя найти. Куда я только ни заглядывал, пока мне не пришло в голову проверить, нет ли тебя тут. Скажи, нашел ты свое племя?

Тень вспомнил мужчину и девушку на дискотеке под вращающимся зеркальным шаром.

– Думаю, я нашел мою семью. Но моего племени я так и не нашел.

– Прости, если помешал.

– Оставь меня в покое. Я получил, что хотел. С меня хватит.

– Они за тобой придут, – сказал Виски Джек. – Они тебя оживят.

– Но со мной же покончено, – отмахнулся Тень. – Все кончено.

– Ничего подобного, – возразил Виски Джек. – И не надейся, так никогда не бывает. Пойдем ко мне. Хочешь пива?

Тени подумалось, что пива он и впрямь хочет.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2023-02-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: