Этого грейдера соседи побаивались, и было за что. Механоид, помимо острого переднего отвала, обладал еще и лазерной системой автоматического выравнивания лезвия. Эта система со временем развилась в лазерную пушку, и теперь GR200 угрожающе шевелил ею в процессе поглощения масла.
Фронтальный погрузчик, задрав в небо вместительный ковш, сварливо ссорился из-за места у вожделенного бака с двухвальцевым асфальтовым катком, оборудованным турелью для крупнокалиберного пулемета. За их соперничеством возле бака с интересом наблюдал автокран повышенной проходимости.
А в стороне, на почтительном расстоянии, взволнованно сгрудилась всякая техномелочь: снегоуборщики, пара газонокосилок и дырявая мотопомпа. Неподалеку удовлетворенно гудел автокран повышенной проходимости, уже налакавшийся содержимого масляного бака. Он даже не отсоединил шланг, и из расслабленно отброшенной в сторону длинной металлизированной трубки густо капало нечто бурое и маслянистое.
Один дорожный агрегат Штурман с ходу так и не сумел идентифицировать. В недрах его крытого кузова постоянно гудело, потрескивало, и зубчатые цилиндры медленно вращались на холостом ходу.
Штурман с трудом отвел взгляд от этого завораживающего зрелища, когда шурфокопатель требовательно просигналил ему двигаться дальше. Туда, где размещался отдельный бокс, у которого имелся достаточно узкий дверной проем с полустертым значком красного креста.
«Уж не живут ли тут еще и люди?» — мелькнуло в голове Штурмана. Если это так, и сейчас он встретит здешнего доктора, с ним можно будет попробовать договориться.
Однако в боксе его поджидало нечто более зловещее.
Двухметровый колесный робот с выпуклыми фасетчатыми глазами большой пчелы сосредоточенно разъезжал вдоль железных столов, на которых были в идеальном порядке разложены сверкающие хромом и никелем инструменты, лишь отдаленно напоминающие медицинские. На двух газовых горелках кипятились в алюминиевых боксах весьма мерзкие жидкости. О чем свидетельствовал преотвратный пар, что клубился над ними и активно оскорблял ноздри любого существа, скроенного из плоти и крови.
То есть Штурмана. Потому что других живых людей здесь не было.
Зато по стенам с тою же шизофренической аккуратностью были развешаны на вбитых в стену крюках шесть человеческих тел.
Это были именно люди, а не сталтехи. Высохшие до прозрачности кожи восковые лица несчастных искажены страданием, зубы оскалены, глаза превратились в безжизненные стекляшки.
Юл Клевцов никогда не отличался излишней впечатлительностью и мертвецов на своем веку повидал немало. Но он едва не заорал. От ужаса и бессильной злости.
Трупы были экипированы в десантную форму старого образца, у каждого на рукаве имелся шеврон в форме ромба со скругленными углами. А в центре шеврона был изображен до боли знакомый Юлу сюжет: Змей, яростно ухвативший зубастой пастью собственный хвост.
— Зачем ты привел человека? — осведомился робот. — Вы сегодня хорошо поработали. Сырья от этих жидких хватит на шесть суток.
В отличие от Шустрого он говорил на людском языке довольно сносно и вполне связно.
— Что делать? Уводить? — вопросительно прошелестели динамики механоида-экскаватора.
— Я был неточен?
Робот на миг перестал разбирать пыточные причиндалы и зафиксировал на шурфокопателе внимательный взгляд своих зрительных ячеек. Так что Юл явственно ощутил страх механоида — мелкую вибрацию железа и ледяной холод (от которого у него немедленно заныл больной зуб).
Необходимо было что-то срочно предпринимать.
— А меня не хочешь выслушать, Док?
Робот медленно повернул голову и долго рассматривал сталкера, словно только сейчас его заметил. Штурман решил рискнуть — терять-то уже нечего.
— Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Это касается только тебя. Пусть он отъедет.
Юл кивнул на Шустрого, который в двери бокса никак не проезжал и лишь заглядывал внутрь.
Шурфокопатель, кажется, был бы только рад, если бы его сейчас отпустили восвояси.
И чтобы вбить последний клин между самолюбием и подозрительностью этого робота, Юл твердо произнес, глядя прямо в глаза Доку:
— Ты ведь не боишься остаться со мной наедине?
Робот не спешил с ответом.
Они сверлили друг друга взглядами больше минуты.
Минута молчания — это невероятно долго.
Сердце Юла колотилось все сильнее.
И когда оно уже готово было выскочить из груди, Док издал унылый клаксонный гудок. Шустрый резво дал задний ход и исчез.
Сталкер тем временем лихорадочно прикидывал тему «важного разговора», но Док быстро приблизился к нему, легко переехав толстый кабель на полу, и вдруг стремительно выбросил из металлического предплечья длинный телескопический щуп.
Тот оканчивался острым стилетом.
И стилет этот прошил стену, возле которой стоял Штурман, насквозь. Имплантат позволил Юлу услышать даже шелест штукатурки, сыплющейся на пол из выходного отверстия по ту сторону стены.
— Это чтобы ты не питал иллюзий, жидкий, — заметил робот.
— А я и не питаю, — покачал головой Штурман, скользнув взглядом по телам. — Они были моими врагами. Ты просто сделал мою работу. Хорошо сделал, благодарю.
Робот убрал свой боевой щуп и указал длинным пальцем на самый рослый, а заодно самый морщинистый труп, висевший к ним ближе других.
— Я оказал тебе услугу, да?
— Услугу — пока еще нет, — возразил Юл. — Ты захватил всех, кто вышел из портала?
— Всех, — ответил робот. — Кто вышел. Но были люди из их числа…
Длинный и острый ноготь из тонкой полоски стали, отшлифованной до зеркального блеска, уткнулся в измочаленную щиколотку покойника.
— …которые остались внутри. На конечном, входном уровне тамбура. Они к нам не вышли.
Это было что-то новое, свидетельствующее о небывало высоком уровне осознания механоида. Теперь Штурман взглянул на робота уже иначе. Как на очень опытного и умелого врага, на врага, опасного вдвойне.
— Ты пользовался гиперпереходами? Самостоятельно? — осведомился сталкер.
— Неоднократно, жидкий!
«Так вот кто спас всю эту орду машин от „Гелиоса“!» — догадался Штурман. Ведь сами механоиды в подавляющем большинстве случаев неспособны пользоваться порталами.
— Сколько их было? Тех жидких, что к вам не вышли?
— Один или более одного, — после секундного размышления ответил Док. — Мои собратья очень рассердились. У нас заканчивалась энергия, и каждый жидкий был необходим. Мы не знали, что за ними придете еще и вы!
Хотя ни фасетчатые глаза, ни металлический голос робота не выражали ровным счетом ничего, ни единой капли эмоции, Штурман готов был поклясться, что этот треклятый Док сейчас глянул на него с иронией.
К этому моменту Штурману уже стало совершенно ясно, что словом «энергия» местные механоиды обозначают что-то абсолютно непонятное. Уж точно не электроэнергию, не атомную и не кинетическую. А ведь от решения этой терминологической загадки зависели жизни Штурмана и его спутников!
«Если я сейчас спрошу, что они собираются с нами делать, нам конец», — промелькнуло в его мозгу.
«Нужно занять место стороннего наблюдателя, отключить страх, приглушить все чувства. Только холодный расчет и бескрайний цинизм — не даром же говорят, что механоиды в чем-то подобны публичным женщинам. И, подобно последним, расценивают это как вполне нормальную форму ведения диалога… Импровизируй, задавай вопросы, проявляй осведомленность. Эх, плеснуть бы ему сейчас в блок управления концентрат сока пирене из моей капсулы вместо всех этих маневров в духе заблудившегося коммивояжера! Ведь зачем-то я взял ее с собой?»
И тут Юл отчетливо понял, где именно над той пропастью, куда им предстояло вот-вот провалиться в самом ближайшем времени, торчат жидкие безлистые кустики, за хрупкие ветки которых можно попробовать уцепиться. А вдруг выдержат?
— Что такое эта твоя энергия? — напрямую спросил Юл у механоида. — Зачем она вам?
— Такой неразумный вопрос… А ведь ты производишь впечатление жидкого с трехзначным ай-кю, — проговорил робот. — Но я отвечу… Энергия нужна, чтобы двигаться. Цель — ничто, движение — все.
Не желая впадать в философские диспуты с оборзевшей железкой, всерьез намеревающейся выдавить из него все соки, до последней капельки, Штурман нетерпеливо мотнул головой.
— Для движения у вас есть аккумуляторы. Есть автоны как источник растущих аккумуляторов, есть «Сердце зверя», другие приспособления. Но аккумуляторы не бывают в жидком виде, их не высасывают масляным шлангом из общего котла, как…
«Как тюрю!» — услужливо шепнуло ему подсознание. Когда-то Старик, бывший военный, рассказывал Юлу байки о том, как служили прежде в его суровое время…
В армии нехватка алкоголя всегда хроническая, и всякую добытую бутылку норовили растянуть на подольше. С этой целью рядовые крошили хлеб в миску, заливали водкой или самогоном и черпали полученную спиртную тюрю ложками, радуясь наступлению нужного эффекта. Надо заметить, эффект наступал очень скоро. Спирт с хлебом пьянил куда масштабнее, нежели банальное распитие из стаканов…
Были у Старика рецепты и поэкзотичней, к примеру, «азербайджанский бутерброд». В отсутствие спиртного на краюху хлеба намазывался обыкновенный гуталин, лучшее средство для чистки солдатских сапог. Высохший верхний слой сапожного крема отваливался либо счищался палочкой, а все спиртсодержащие жидкости впитывались в хлеб, который и поедался любителями «вздрогнуть» таким экзотическим способом.
Разумеется, это была всего лишь ассоциация. Но Штурману она показалась важной! Тем более что всего минуту назад он узрел в боксе Дока нечто такое, за что готов был сейчас продать душу! И это нечто просто лежало на краю стола!
В стороне от груды сваленной амуниции и оружия несчастных змеепоклонников, нашедших свой ужасный конец в этом старом ангаре, тосковала, будто забытая кем-то в спешке, вещица, похожая на… на… да на ручной плазмомет она была похожа!
Кажется, это была самоделка. Но исключительно продвинутая самоделка, свидетельствующая об очень высоком технологическом уровне мастерских клана «Уроборос». Впрочем, кто бы в нем сомневался, после Большого Генератора и самого факта сооружения технокрепости Трех Башен?
«Только бы дотянуться до того края стола!» — с тоской подумал Штурман.
Но рисковать нельзя. В памяти Юла еще было свежо явление смертоносного телескопического щупа.
«Здесь нужно действовать наверняка… Уж очень высоки ставки!»
И Штурман сделал наилучшее, что мог в этой ситуации.
Он развязно уселся на край стола, поближе к своей заветной цели.
Док никак не отреагировал на своевольный поступок пленника. Как видно, не нашел в нем ничего криминального.
— Мне показалось, что, употребляя эту вашу энергию, — начал Юл непринужденно, — твои собратья если и движутся, то лишь в собственном воображении. У людей тоже есть такие штуки, с которыми можно даже летать над миром, не сходя при этом с места.
— Очень интересно, — проскрипел робот. — Я всегда считал, что между нами много общего, несмотря на вашу отсталую жидкостно-белковую структуру.
— Ага. Именно поэтому вы и давите из нас соки, — кивнул Штурман. — Их ты добавляешь в эту свою энергию, верно? А что? Это ведь тоже, по сути, технические масла, только предназначенные для внутренней смазки человеческого тела. А ты, кажется, придумал, как смазывать ими и стальные механизмы тоже?
— Результаты моих научных изысканий, как правило, превосходят все ожидания, — подтвердил кибернетический умник.
— И пока это так, ты правишь своими собратьями-наркоманами, — констатировал Штурман и, не сдержавшись, вздохнул.
Господи, как же все одинаково устроено в этом мире, будь то люди из плоти и крови или железные машины. Повсюду царит обман!
— Если есть коллектив, должен быть и тот, кто им правит, — ответил робот с обезоруживающей прямотой.
— А если я тебе предложу эликсир получше? Который, будучи смешанным с техническими маслами, произведет на твоих подопечных такой эффект, какого тебе еще не удавалось добиться никогда ранее?
Это был решающий момент в их беседе.
От того, что решит сейчас эта кибернетическая жестянка, насколько алчность и расчет соседствуют в его странной, обуреваемой совсем человеческими страстями железной душе, сейчас зависели жизни спутников Штурмана и его самого.
А еще эти судьбы зависели от капсулы с концентратом сока пирене…
Все-таки интуиция — великая вещь!
А если нет, если ответ жестянки будет отрицательным — что ж, тогда стоит рискнуть. До плазмомета на краешке стола всего лишь один бросок натренированного тела. И если оружие окажется заряженным…
— Зачем ты хочешь сделать нам хорошо? Намерен этим спасти себя? — металлическим тоном произнес робот.
— Для начала — прожить еще немного, — честно признался Юл. — А потом видно будет. У тебя, надеюсь, есть химические анализаторы?
С этими словами он вынул капсулу и поставил ее перед роботом.
Док протянул манипулятор и осторожно взял сосуд. После чего поднял к своим пчелиным глазищам и некоторое время внимательно рассматривал на свету содержимое сосуда.
— Какой должен быть итоговый эффект? — спросил он. — В чем, как говорят жидкие, фишка?
«„Фишка!“ Вот ведь продвинутый гад! И где только набрался словечек? Тусил, что ли, по ночным клубам?..»
— У вас — в точности не знаю, я же не механический, — пожал плечами Штурман. — Но хочу тебя заверить: нам, жидким, вставляет нереально. Размягчает мозги в кисель. Все прочие проблемы сразу отходят не то что на второй, на десятый план!
— Чувство забвения? — с энтузиазмом мигнул лампочками робот. — Вам, жидким, оно может понадобиться в самом скором времени.
— Вряд ли, — с наглой усмешкой заверил его Штурман. — Даже если тебе не понравится такая энергия, надеюсь, ты не думаешь, что это — мой единственный рецепт?
— Зато это твой единственный образец, — осторожно провел острым ногтем по капсуле Док. — А все прочие ты, разумеется, держишь здесь?
Он постучал себя пальцем по выпуклому модулю системы управления.
— Хорошо, что ты все прекрасно понимаешь, — утвердительно произнес Штурман. — Очень скоро ловить людей тебе станет незачем — добавки к твоим маслам приедятся вашему брату-механоиду. И они обратятся к своему светилу Доку с резонным вопросом: где новая энергия, Док? Почему старая энергия перестала вставлять, как раньше? И вот тогда я пригожусь тебе, Док. Крепко пригожусь. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твои собратья однажды выбрали себе нового Дока. Через порталы ведь ежедневно проходит уйма башковитого народу, жидкого и не очень… А сейчас в этой системе что-то всерьез разладилось, через нее прошел гипершторм. Соответственно, случайного народу к вам будет являться все больше. Я вот, к примеру, вовсе не собирался на ваш Казантип, а пришлось. И вот мы здесь беседуем.
— Превратности судьбы! — констатировал робот и тут же поймал на себе очередной пристальный взгляд сталкера. — А твои спутники, они тоже все… великие химики?
— Увы, химиков среди них нет, — покачал головой Штурман. — Но сохранность их жизни и их… жидкостей — непременное условие нашего с тобой контракта. Стоит тебе забрать для… выжимания… любого из них, и наша договоренность о взаимопомощи автоматически теряет силу.
— Вовсе нет. Я могу выжимать их по очереди, не торопясь и прямо на твоих глазах, — холодно произнес Док. — А если ты и тогда не сломаешься, зажму в железных тисках твои органы дубликации.
— Не выйдет, — ответил Штурман. Он знал: когда собеседник начинает тебе угрожать, он проявляет неуверенность в себе, дает слабину.
Наемный труд всегда выгодней рабского, история это убедительно продемонстрировала на всяких там древних греках и римлянах. А этот Док действительно нуждается в услугах знатного химика Юла, который очень точно расшифровал нынешнюю ситуацию с роботом и его «энергией». Наркотиком, на котором зиждется власть Дока над этой психически нестойкой дорожно-ремонтной машинерией…
— У меня ледяное сердце и железные яйца, — доверительно признался Юл. — Кроме того, я очень тонкая и впечатлительная натура. Нервное перенапряжение при виде мучений моих напарников сломает мою нервную систему, Док. Я попросту сойду с ума, а в этом случае, увы, уже не смогу быть тебе полезным. Однажды у меня такое уже было, и предохранитель, который с тех пор стоит в моей башке, — одноразовый, уверяю тебя. Второго такого короткого замыкания мне просто не пережить.
Робот некоторое время молчал, придирчиво разглядывая сталкера. Точно надеялся отыскать в Юле потайные замки или секретную дверцу, которую он сумел бы отворить своим острым стальным ногтем.
— Ты производишь впечатление сильного и расчетливого, жидкий, — наконец заметил он. — Не похоже, чтобы ты был таким чувствительным, как о том рассказываешь.
— Что поделаешь, впечатлительность — свойство жестоких натур, — философски констатировал Штурман. — Я вычитал эту мысль в одной паршивой книжонке.
И чтобы окончательно закрепить плоды своей тактической и моральной победы над механоидом, в чем Штурман уже не сомневался, он выложил последний аргумент, чтобы красиво подвести черту под их соглашением.
— Единственное, что ты можешь, — это реально снять мою голову с плеч.
— Да, — согласился робот. — У вас, жидких, это, кажется, называется «сорвиголова»?
— Именно, — осклабился Штурман, который не видел смысла спорить. — Но я не твердый, как вы. В моем мозгу при таком раскладе ты не сможешь прочесть ни черта. И в этом наше принципиальное отличие!
Робот молча смотрел на Штурмана, никак не выражая своего отношения к странной особенности людей — их блоки памяти умирают вместе с ними.
— Когда ты сможешь сделать анализы моей энергии?
— Через десять минут по вашему жидкостному времени, — последовал лаконичный ответ.
Робот тем временем уже ловко вскрыл капсулу и залил в тигель для анализа половину содержимого, оставив контрольный образец для сверки и уточнения деталей. В его движениях чувствовались повадки истинного профессионала, и быть бы ему известным в Пятизонье фармацевтом, если бы не киберпреступные наклонности, помноженные на киберсамоуверенность.
— А ваше время — оно что, твердое? — не удержался от вопроса Штурман.
— Вы, жидкие, смертны, — констатировал робот и указал пальцем на тошнотворные мумии, развешанные по стенам. — Перед нами же — бесконечность. Но вам этого не понять. Никогда.
Он склонился над тиглем и принялся ловко вертеть тонкими пальцами своего манипулятора ручки допотопного прибора.
«Поэтому вы и льете галлюциногенные добавки в смазочные масла… чтобы с утра и до вечера понимать эту свою долбаную „бесконечность“», — подумал Штурман с презрением.
Он отвернулся, терпеливо ожидая результатов анализа.
А на самом деле Штурман внимательно рассматривал ручной плазмомет, лежавший сейчас на противоположном краю стола.
Вещь, наверняка конфискованную у беглеца из Тройки. Вещь, которой тот почему-то так и не успел воспользоваться. О последнем прискорбном обстоятельстве свидетельствовала тоненькая ниточка индикатора уровня заряда на казеннике плазмомета. Заряд был, и еще какой! Но это, увы, не спасло владельца оружия от мучительной гибели.
На лбу Штурмана выступили мелкие бисеринки пота. Нужно, нужно в конце концов уже решаться!
Но в тот самый миг, за мгновение до прыжка через стол, когда решение, казалось, было уже принято окончательно и бесповоротно, он почувствовал на себе мертвящий пристальный взгляд.
Юл медленно, нарочито медленно повернул голову. И встретился глазами с пустыми, ничего не выражающими глазами механоида.
Глава 9
Некто по имени Никак
— Я вижу твое намерение овладеть чужим оружием. И мне оно неприятно, — проговорил робот. — Поэтому спешу тебя заверить: с твоей стороны это лишь напрасная трата калорий. Оружие, которое тебя заинтересовало, неисправно. Убедись в этом сам.
Последовала очередная демонстрация преимуществ конечностей телескопического типа, и Док цепко обхватил пальцами манипуляторов рукоять плазмомета. Затем направил его прямо в голову сталкера и нажал спуск.
Штурману доводилось — и не раз — смотреть смерти в лицо.
Но еще ни разу в него не стреляли из плазмомета в упор!
«Будь проклят этот Док… Будь прокляты эти механоиды!»
Сердце Юла позорно громыхнуло в груди и тут же ухнуло куда-то вниз, в бездну. Однако прошла секунда, другая…
А плазмомет так и оставался мертв в паучьих лапах злоумышляющего робота!
Да, с плазмометом что-то было не так. Штурман отчетливо видел светящийся индикатор, показывавший минимум семидесятипроцентный уровень заряда. И тем не менее плазмомет не стрелял. Может быть, устройство все-таки полностью исправно, но стоит на блокировке?
— Я тоже первым делом подумал о предохранителе, — словно бы вторя мыслям Юла, сообщил проницательный механоид. — Но он не предусмотрен конструкцией этого образца!
И робот спокойно, без всякой опаски… протянул оружие Штурману!
Несмотря на свой богатый жизненный опыт, сталкер-универсал Юл Клевцов впервые наконец-то увидел так близко ручной плазмомет модели СИМ-5. Свежая разработка для правительственных служащих, работающих в Пятизонье. По уверениям всех знакомых сталкеров — полностью отсутствует на черном рынке. То есть вещь не просто редкая, а редчайшая.
Да, все-таки это был российский СИМ-5, а не самопал мастеров Тройки. Но в Тройке его подвергли столь глубокому и всестороннему тюнингу, что опознать его можно было только по клейму на защитной скобе спуска.
Увесистый такой, несмотря на свои скромные размеры, со старомодным переключателем-«барашком», более всего напоминавшим переключатель стрельбы с одиночной на автоматическую у достославного АК-74.
«Если ты сейчас активируешь его, ты спасен», — лихорадочно твердил себе в эти мгновения Штурман, задумчиво вертя в руках строптивый плазмомет.
Это была попытка выиграть время и, конечно, подсознательное желание подольше оставаться с таким грозным оружием в руках человека, уже давно привыкшего ощущать в левой импульсный карабин, а на правой — жестко зафиксированный армган.
«Но даже если случится чудо и ты пристрелишь этого металлического изверга, вряд ли тебе удастся прорваться через ангар и тем более — отодвинуть бетонные плиты, преграждающие выход из их тюремного подземелья. Значит, ситуацию нужно развивать дальше, работать над ней, и тогда откроются новые варианты и пути спасения для всех».
Между тем Док уже проанализировал состав концентрата пирене — как же это у него фантастически быстро получается! — и теперь смешивал составные части (сами вещества он брал из емкостей переносной химлаборатории), безошибочно отмеряя дозы и уверенно выдерживая последовательность реакций.
Штурман уже собрался вернуть плазмомет на стол, хотя и гораздо ближе к себе, чем прежде. И вдруг ощутил легкое покалывание в области сердца. Точно кто-то ввел ему в грудину тонкие китайские иголки и теперь осторожно нащупывал нервные центры и точки будущей терапии.
Это было новым ощущением для Юла, всерьез считавшего себя человеком, у которого нет сердца. Помимо этого счастливого обстоятельства у него имелся еще целый ряд достоинств такого же рода: отсутствие печенки, селезенки и обеих почек. Просто об их наличии в своем теле счастливый человек Юл Клевцов подозревал исключительно теоретически, ведь они еще никогда не давали о себе знать всерьез!
Исключение составлял разве что желудок, который у всякого уважающего себя мужчины является, как известно, последним бастионом на пути к сердцу.
Но поскольку Юл был человеком бессердечным, он справедливо считал именно желудок той частью своего организма, которая отвечала за нежные чувства, душевные привязанности и даже ностальгию.
Однако теперь сердце дало о себе знать настолько остро, что Юл отложил плазмомет и прикрыл глаза, концентрируясь на собственных ощущениях. Прошло секунд пятнадцать, и лишь потом неприятные ощущения плавно улеглись. Так что у сталкера немедленно возникло острое желание вновь взять в руки плазмомет и проверить связь этих двух обстоятельств — оружия и порождаемой им боли в груди.
Сказано — сделано. В следующую минуту Штурман вновь сжимал в руках рифленую рукоять и ложе короткого, широкого ствола.
— Можешь оставить его себе, — не поднимая плоской головы, сказал Док, целиком поглощенный процессом синтеза концентрата будущей «энергии» небывалой прежде силы прихода. — Вы, жидкие, даже будучи взрослыми, подобны своим маленьким дублям — не можете жить без игрушек.
Наконец опытный образец эликсира был готов, и теперь робот медленно поворачивал голову на триста шестьдесят градусов, внимательно оглядывая свое переносное лабораторное хозяйство в поисках какого-то редкого реактива.
— Какие-то проблемы? — с трудом выдавил из себя Штурман, которому теперь казалось, что вся его левая половина груди горит, будто ее неустанно долбят невидимыми раскаленными клювами бешеные петухи!
— Проблемы будут у тебя, если твое органическое вещество в сочетании с техническими маслами окажется пустышкой, неспособной вставить даже банкомату, — бесстрастно пообещал робот. — В данный момент я размышляю над выбором одного из ингибиторов.
Чтобы не утратить способность трезво соображать, Юл вновь отложил плазмомет, теперь уже почти прижав его к бедру. Но зазор между оружием и телом все же оставил, и потому боль стала понемногу утихать.
— Ингибиторов? — переспросил он удивленным тоном, прикидываясь дурачком.
Неужели этот изувер догадался о том, какими последствиями грозит употребление стальными утробами его алчущих кайфа собратьев коктейля «Пирене по-казантипски»?
— Разумеется, — проскрипел робот. — Необходимо на шестнадцать процентов смягчить конечный результат щелочным композитом. Твой концентрат оказался излишне токсичен. Там есть определенные жирные кислоты, состав которых я пока не сумел с точностью идентифицировать. Это ведь жидкость растительного происхождения? На Казантипе растений такой системы нет.
— Еще бы, — кивнул Штурман, к которому уже вернулось более-менее комфортное состояние организма, а значит, и способность соображать. — Это очень дорогое средство, земляной лотос с архипелага Гулаг, абсолютный эксклюзив.
— Гм, — совсем по-человечьи хмыкнул Док. — Никогда не слыхал о таком архипелаге, Никак.
— Как ты меня назвал? — озадаченно пробормотал Штурман.
— Ты сам так назвался, — ответил робот, деловито вытряхивая в опытный котел с четырьмя отводными кранами и вентилями какой-то тяжелый, плотно слежавшийся порошок ядовито-оранжевого цвета. — Никто по имени Никак Шурфокопатель КШК-98 передал мне эту информацию о тебе. Он, часом, ничего не напутал? За ним такое водится. У него мотор всегда бежит впереди колес, торопыга нелогичный.
«Странно, что-то я ничего не слышал, хотя вроде бы никуда не отлучался из этой кухни дьявола», — подумал Штурман.
А впрочем, у механоидов существуют разные системы обмена информацией! Например, радио… Ведь его собственный радиоимплантат сейчас выключен. Был бы включен — он, скорее всего, перехватил бы разговор механоидов. Расшифровать, возможно, и не смог бы, но сам факт радиообмена был бы замечен.
«Включить его, что ли? Нет, поберегу энергию пока».
— Ты не ошибся, — подтвердил Штурман. — Я и есть Никак. А полное имя — Никак Никакиевич Никакой.
— В самом деле? — без тени удивления осведомился робот. — Вам, жидким, при создании дают очень странные и вдобавок избыточно длинные имена!
— У нас в деревне такая традиция. Двадцать четыре двора — и все Никакие, — осклабился Штурман, никогда не упускавший случая позабавиться.
— Мне больше по душе аббревиатуры, — безразличным тоном заметил Док. — Ну что же, пора испробовать наше варево!
Но не успел Штурман и рта раскрыть, как в двери бокса сунулся ковшом взволнованный, если только это можно сказать о бездушном стальном механоиде, Шустрый, он же Шурфокопатель Казантипский КШК-98.
Док без лишних церемоний сунул ему в ковш опытный котел и бесцеремонно уселся туда сам, с легкостью подтянув свои шасси на почти метровую высоту.
Штурману места подле себя он не предложил, да Юл, откровенно сказать, и не стремился к такой чести.
— Оставь свою игрушку здесь, — велел Док, указывая на плазмомет.
«Вот иезуит!»
— Мои собратья — народ нервный, а сейчас вдобавок ко всему пребывают в недовозбужденном состоянии, — пояснил робот. — У вас это называется абстинентный синдром. Могут произойти нежелательные эксцессы. Например, тебе оторвут голову. А это, как мы с тобой уговорились, пока преждевременно.
Сообщество автодорожных механоидов-наркоманов встретило появление Дока с котлом в обнимку восторженным ревом двигателей и гудением клаксонов.
На Штурмана большинство не обратило внимания. Лишь один здоровенный гусеничный погрузчик Т-301 угрожающе замахнулся на чужака жутковатым приспособлением, похожим на стальную руку с подвижными «пальцами» от указательного до безымянного, изогнутыми и заостренными, как лапа грифа.
На производстве такие клешни называются прозаично — Захват Промышленный. Его используют для перемещения грузов, для уборки индустриального мусора и отходов. А также — для перемещения каменных валунов и прочих объектов нестандартной формы. При желании Т-301 вполне мог перерезать Юла пополам своими изогнутыми зубьями.
Тем временем из механоидов, алчущих кайфа, немедленно выстроилась очередь для дегустации новой «энергии». Как выяснилось, тут была своя негласная иерархия.