Я стону, звук похож на мольбу, и напряженные мышцы на спине Дэша расслабляются. Он опускается на дюйм, его рот медленно прижимается к моему, давление его губ становится твердым и все более настойчивым. Парень прикусывает мою нижнюю губу, и яркий всплеск боли заставляет меня открыть глаза. Дэшил смотрит на меня сверху вниз, похоть и гнев борются на его лице, и он одновременно красив и ужасен.
— У меня тоже должен был быть выбор, Мендоса. — Его голос низкий, переполненный противоречивыми эмоциями. — Это ответственность, на которую я бы так легко не пошел. Только не с тобой.
Внезапно я осознаю каждую точку, где мое тело соприкасается с его. Мои бедра прижимаются к его, рука касается его руки. Ладонь одной руки на его спине, другая у основания шеи, мои пальцы в его волосах. Моя грудь прижимается к груди Дэша. Наши бедра соединены, и его твердость набухла во мне. И это очень много. Черт возьми, это очень много. Мне так отчаянно хотелось испытать все это с ним, пока есть такая возможность, что не задумывалась о том, как это будет на самом деле. Для него или для меня. И он прав. Дэшил пошел на это вслепую, потому что я скрыла от него кое-что действительно важное, и... о, черт. О чем, черт возьми, я думала?
— Черт. Мне очень жаль! — Я пытаюсь выкатиться из-под него, но это невозможно. Дэш намного больше меня, намного тяжелее, и он прижимает меня к матрасу ровно настолько, чтобы я не могла сдвинуться с места.
— Воу. Успокойся. — Дэш приподнимается на локте и поднимает руку к моему лицу. Его пальцы почти касаются моей щеки, но он останавливается. Разочарованно выдыхает, затем качает головой из стороны в сторону, как будто пытается ослабить тугой узел напряжения в шее.
О боже мой. Это ужасно. Он сходит с ума. Я невольно обманом заставила его взять мою V-карту, а теперь парень даже не может заставить себя прикоснуться ко мне. Я еще раз пытаюсь сбежать, пытаясь выскользнуть боком из-под него, но…
— Карина. Эй, эй, эй, подожди. Черт возьми, остановись. — Дэш хватает меня, его большой палец на моем подбородке, другие его пальцы сжимаются под моей челюстью, направляя мое лицо вверх, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть на него. — Я делаю тебе больно?
Я сглатываю комок в горле.
— Нет.
— Хорошо. Просто успокойся на секунду. Я просто этого не ожидал. И пытаюсь понять… — Он хмуро смотрит на стену.
— Как убраться отсюда к чертовой матери, не задев моих чувств? — Я выдавливаю из себя слабый смех.
— Нет. — Дэш смотрит на меня, и во взгляде все еще присутствует разочарование, но есть и что-то новое. Что-то очень похожее на беспокойство. — Я пытаюсь понять, как сделать так, чтобы тебе было хорошо, Мендоса. Иисус Христос. В этом нет ничего нового. Ты получаешь только один первый раз, а я самый худший кусок дерьма в мире. Я не хочу все испортить для тебя.
Страх, сжимавший мое сердце, немного ослабевает.
— Значит, ты все еще хочешь меня?
Дэш издает болезненный взрыв смеха, качая головой.
— Черт, Кэрри. — Он двигает бедрами впервые с тех пор, как вошел в меня, хотя на этот раз гораздо нежнее, и я задыхаюсь от того, как мое тело поднимается навстречу ему. Я так чертовски наполнена им. Понятия не имела, что все будет так. Мой разум сам по себе никогда не вызвал бы такого горько-сладкого ощущения. — А ты как думаешь? — шепчет Дэш мне в шею. — Ты чувствуешь это? Насколько я тверд? Конечно, я чертовски хочу тебя. Ты самое прекрасное, что я видел за всю свою жизнь. Я хочу развратить тебя так чертовски сильно, что даже больно. Мне требуется вся моя сила, чтобы не вколачиваться в тебя. Я хочу, чтобы ты задыхалась, дрожала и была покрыта моей спермой.
Моя кровь превращается в жидкий напалм, ревущий в моих венах. Вот каково это — сгорать от желания.
— Тогда сделай это. Боже, пожалуйста.
Дэш опускается на меня сверху, рыча, прижимаясь лбом к моему виску и грубо сжимая ладонями мою грудь. Выгибаюсь, отрывая спину от кровати, прижимаясь к нему, осторожно покачивая бедрами, удивляясь, когда боль немного утихает вместе с каждым новым движением. Парень резко втягивает воздух, его спина снова напрягается.
— Ради всего святого, не двигайся, черт возьми, — рычит он.
— Но…
— Шевельнись, и я не смогу остановиться. Я буду трахать тебя до бесчувствия и не буду нежным. И буду чертовски ненавидеть себя за это.
Я ищу его рот. Нахожу его. Дэш отвечает на мой поцелуй, дыхание учащается, когда его язык скользит внутрь и переплетается с моим. Вопрос и ответ. Поцелуй питает мою душу и возвращает меня к жизни. Как до сих пор я не знала, что сплю? Все это время я жила своей жизнью в тусклом, расплывчатом черно-белом цвете, когда все могло бы быть так: ярко-разноцветным, кристально чистым, доведенным до самого резкого фокуса, и все, что потребовалось — это поцелуй. Его поцелуй.
Дэш прижимается ко мне, осмеливаясь войти немного глубже. Могу сказать, что им овладевает острая потребность, но парень все еще сдерживается. Не хочу этого. Я хочу, чтобы он был свободен и не сдерживался, и сделаю все, чтобы добиться своего.
Пронзительное жало боли теперь превратилось в тупую пульсацию. Это управляемо, даже немного согревает меня внутри. Ничего такого, с чем бы я не справилась. И во второй раз обхватываю ногами талию Дэша и притягиваю его к себе.
— Черт. Карина! — Он оскаливает зубы, рыча, как один из волков, которых мы видели мелькающими, как тени, у границы леса, и я больше не могу этого выносить.
Я хочу, чтобы Дэш был необузданным и диким. Мне не нужна половинчатая мера. Я хочу его всего, даже если это означает боль.
Прижимаюсь к нему и готовлюсь к тому, о чем собираюсь его попросить. Не вслух. Слов будет недостаточно. Дэшил не даст мне того, что я хочу, если попрошу таким образом. Мне нужно попросить своим телом. Показать ему, что могу взять все, что он способен дать. Я целую его глубоко, наслаждаясь теплом и весом его тела на мне. Сколько раз я наблюдала, как он бегает? Видела, как он рвался вперед, его ноги были сильными, руки качались вперед-назад, тело было идеально сконструированной машиной, двигающей его вперед. Он весь крепкий, мускулистый, широкий и сильный, и я не могу насытиться им, когда держусь за него, раскачиваясь и извиваясь под ним.
— Кэрри. — И снова предупреждение, но с меня хватит. С меня хватит этих правил. Я устала от того, что мне говорят, что хорошо, а что плохо. Я способна познать свой собственный разум... знать, чего хочу... И я хочу этого.
— Хватит спасать меня, — говорю я так же, как и вчера в библиотеке. Тогда это была мольба, но теперь это приказ.
Дэш, должно быть, слышит твердость в моем голосе, потому что смотрит на меня сверху вниз с вопросительным, ищущим выражением, от которого у меня перехватывает дыхание. А потом он улыбается душераздирающе дикой улыбкой.
— Хорошо. Ты сама напросилась, милая.
И он отпускает себя. Вся нежность и осторожность исчезает. Парень становится силой природы. Бурей внутри бури. Твердыми, грубыми руками он притягивает меня к себе. Удерживает меня. Прижимает меня своим телом, своим ртом и своим членом, когда снова и снова врезается в меня.
Это лучше, чем нежность. Правда. Вот как трахается Дэшил Ловетт.
— Карина. Карина. Черт возьми, Кэрри. Бл*дь. — Он повторяет мое имя, как будто это одновременно молитва и проклятие. — Ты само совершенство. Ты прекрасна. Ты невероятна. Ты моя.
Я никогда раньше не чувствовала, что принадлежу кому-то. Моя мать не смогла защитить меня. Мой отец даже не хотел меня знать. Кевин и Джейсон хотели, чтобы я принадлежала им, но я им этого не позволила. Олдермен взял за правило возвращать меня к себе. Но когда Дэш шепчет эти слова, благоговейно и собственнически, я охотно отдаю себя.
Вскоре парень снова напрягается, дрожит, прижимаясь ко мне.
— Господи Иисусе, Кэрри. Бл*дь. О боже. — Парень вырывается, поглаживая рукой вверх и вниз по длине своего члена, и я зачарованно наблюдаю, как он переваливается через край. Горячие струи проливаются на мой живот и между бедер. Дэш откидывает голову назад, обнажая горло, как будто обнажается передо мной... и это самая горячая, самая безумно сексуальная вещь, которую я когда-либо видела в своей жизни.
— Боже, Дэш.
Парень задыхается, падая на бок, его глаза закрываются, но только на секунду. В мгновение ока он снова встает на колени между моих ног.
— Что ты делаешь? — Я пытаюсь сжать ноги, но Дэш не позволяет.
Схватив боксеры, которые сорвал с себя ранее, парень тщательно вытирает сперму с моего тела. Я не уверена, должна ли быть унижена этим, или горячее желание, которое пульсирует в моем теле, когда он очищает меня, нормально.
Его глаза находят мои, и я замечаю в них темную, опасную грань.
— О, мы еще не закончили, милая, — мурлычет он. — Ни в коем случае. Это нормально, что ты не кончила в свой первый раз. Но ты это сделаешь. Бл*дь, я позабочусь об этом. Покажу тебе, как это делается и буду тренировать тебя, милая. На сегодняшний вечер я соглашусь на то, что ты кончишь от моего языка.
Он опускается к моим ногам, и внезапный влажный жар между моих ног заставляет меня вскрикнуть. Я фантазировала в своей голове, как это будет происходить. В тот момент, когда мой будущий любовник предложил бы мне удовлетворить меня ртом, я собиралась вежливо отказаться и сказать ему, что в этом нет необходимости, потому что «это мне не нужно». Но Дэшил не спрашивал, и в тот момент, когда он начинает ласкать мой клитор кончиком языка, я понимаю, что мне это очень даже нравится. И это мне еще как нужно.
— Святые… о, мой… боже… ДЭШ!
Я много мастурбировала и выкрикивала его имя вслух, когда делала это, но никогда не чувствовала себя так, как сейчас. Никогда не чувствовалось, что мир заканчивается и перестраивается в одно и то же гребаное время. Парень лижет и щелкает мой клитор, рыча, как будто сходит с ума, и я теряю свой вместе с ним.
— Господи, Кэрри. Ты так чертовски хороша на вкус. — Парень сильно кусает меня за бедро, и я задыхаюсь. Но он не останавливается и снова кусает, а затем переходит на другое бедро. Я извиваюсь, зарываясь руками в его волосы, двигаюсь к нему, так отчаянно нуждаясь в давлении его языка.
— О, это чертовски красиво, — выдавливает он. — Нуждающаяся маленькая Кэрри. Тебе нравится, когда я ем твою киску?
— Да. Да! Боже!
— Тогда покажи мне. Раздвинь ноги шире, милая.
Срань господня. Позже я умру от смущения, но сейчас стыд и близко не отменяет моего желания. Я раздвигаю для него ноги, показывая то, что он хочет, и парень удовлетворенно мурлычет.
— На случай, если ты все еще не знаешь, что происходит у тебя между ног, — говорит Дэш грубым, как наждачная бумага, голосом. — Ты чертовски мокрая, и твоя киска самого красивого розового оттенка, который я когда-либо видел.
Он снова ласкает меня, чередуя пальцы и язык, облизывая и исследуя каждый дюйм моего тела. Я настолько не контролирую себя, что качаюсь у его лица, требуя еще и еще, и Дэш, черт возьми, дает мне это. Когда я кончаю, то пытаюсь отодвинуться от него, пытаясь спасти его от влаги, растекающейся между моих ног, но Дэш хватает меня за бедра и яростно прижимает к матрасу.
— Я так не думаю, милая. Это мое. Я, бл*дь, заслужил это.
Дэш облизывает меня дочиста, и я вздрагиваю и дрожу рядом с ним, пока он это делает.
ГЛАВА 19
ДЭШ
«По шкале от одного до десяти, насколько ты глуп?»
Я просыпаюсь, прижавшись голой спиной к ледяной стене спальни Кэрри. Кровать у нее крошечная, так что места мало. Хотя девушка маленькая. Она лежит, свернувшись калачиком рядом со мной, ее голова покоится на моей руке, изгиб ее голой задницы прижимается прямо к моему утреннему стояку.
«По шкале от одного до десяти, в каком дерьме ты сейчас находишься?»
Мое дыхание шевелит ее волосы. Они щекочут мой подбородок и рот в течение последнего часа, но я не пошевелил ни единым мускулом. Рука, на которой лежит Карина, онемела где-то на рассвете, но опять же, я даже не дернулся.
«Если оценить уровень того, насколько я облажался по шкале от одного до пяти, из которых один — «совершенно не облажался», а пять — «настолько облажался, что будешь иметь дело с последствиями прошлой ночи до конца времен», как бы ты оценил свою текущую ситуацию?»
Я делал все возможное, чтобы отрицать это, но… Кого я, бл*дь, обманывал? Это должно было случиться. Это был только вопрос времени. Несмотря на все дерьмо, в котором я пытался убедить себя — я полностью контролирую себя; она меня не интересует; Кэрри Мендоса не более чем заноза в моем боку — я полностью осознавал, что, в конце концов, окажусь в таком положении. Ладно, может быть, не в этом конкретном положении. Я думал, что в конечном итоге мы будем спать в моей кровати, которая намного удобнее, чем эта чертова односпальная, но все равно. Я знал, что это произойдет.
Так почему же тогда такой поворот событий так чертовски удивителен? Почему, слушая приглушенное неглубокое дыхание Кэрри, я совершенно не понимаю, как это произошло?
«По шкале от одного до десяти, насколько невыносимыми будут твои друзья, когда обнаружат, что ты не только переспал с девушкой, на которую, как ты утверждал, тебе наплевать, но и что на самом деле у тебя развились некоторые чувства к ней?»
Сейчас должно быть, около семи утра. В коридоре уже какое-то время слышится движение — другие девушки направляются в ванную, суетятся в коридоре, и разговаривают. Кэрри все это проспала. Но скоро ее разбужу. Мне придется подождать, пока все остальные ученики не спустятся в класс, прежде чем я смогу улизнуть отсюда. Возможно, я зайду к ней позже, но не…
Дверь спальни Карины распахивается, и в комнату врывается девушка с огненно-рыжими волосами.
Нет времени прятаться и скрываться. Нет времени что-либо сделать. Кэрри мгновенно просыпается, хватаясь за одеяло. К счастью, она уже была прикрыта — здесь чертовски холодно. Я убедился, что ей тепло, хотя это означало, что мне не было.
— Пресли! Блин. Закрой эту чертову дверь! — кричит она.
Рыжеволосая Пресли выглядит так, словно только что столкнулась лицом к лицу с инопланетянином. Ее глаза вылезают из орбит, рот широко открыт. И... Господи, на ней нет ничего, кроме полотенца, черт возьми. Она ногой пинает дверь, закрывая ее за собой. Взгляд мечется от Карины ко мне, затем снова к Карине. Медленно он опускается ниже, и в этот момент ее щеки становятся ярко-красными, и девушка начинает заикаться.
— Э-э... ох. Это неловко, но... э-э... я прямо сейчас вижу яйца Дэшила Ловетта... и... э-э...
— Боже, отвернись, Пресли! — В голосе Кэрри звучит ужас.
Лично я думаю, что все это становится довольно забавным.
Пресли отворачивается на сорок пять градусов лицом к окну, открывает и закрывает рот, моргает, как будто ей в глаза попал песок.
— Э-э-э… Я просто пришла сказать, что, ну, что все говорят об этом.
Кэрри вскакивает с кровати, хватает свою ночную рубашку и надевает ее. Не утруждая себя застегиванием пуговиц, она закутывается в нее, а затем швыряет в меня мою одежду в очень неподобающей для леди манере.
— О чем говорят?
— Фитц. Логово Фитца, — говорит она, все еще моргая. — Э-э... Прошлой ночью в его комнату вломились и уничтожили часть мебели. Или что-то в этом роде. — Пресли пожимает плечами, что является ошибкой с ее стороны. Это действие ослабляет ее полотенце, и ей приходится схватить его, прежде чем оно падает на пол.
Я тихо хихикаю.
Кэрри поворачивается, свирепо глядя на меня.
— Что? — Я приподнимаю бедра, чтобы натянуть боксеры. — Прости. Я просто никогда не думал, что окажусь в этом крыле академии с двумя полуголыми девушками.
Она бьет меня по руке. На самом деле бьет меня.
— Кто-то вломился в комнату Фитца прошлой ночью? И разгромил ее?
— О да? Вау. Кто бы мог такое сделать?
— Ты действительно пытаешься притвориться, что не имеешь к этому никакого отношения?
— И не мечтал об этом. Но я не из тех, кто исповедуется в своих грехах перед незнакомыми людьми. — Я киваю головой в сторону Пресли. — Ты же знаешь, каким застенчивым я могу быть.
— Ха! Застенчивым? Ты сошел с ума. Пре… Пресли! О боже, хватит!
Я смотрю на девушку как раз вовремя, чтобы поймать ее пристальный взгляд на моем обнаженном торсе. К счастью, я уже надел штаны, иначе мои яйца были бы наименьшей из ее забот. Она бы смотрела на стояк, который в настоящее время пытается вырваться из моего нижнего белья.
Подруга Кэрри багровеет, встречаясь с моим взглядом.
— Извини... я... я просто не уверена, куда смотреть.
— Может, тебе стоит пойти и одеться? — предлагает Карина. — Возвращайся в свою комнату. Я зайду через минуту, и мы вместе спустимся в класс.
Пресли кивает.
— Да. Конечно. Хорошо. — Она выскальзывает за дверь, вцепившись в полотенце, и мы с Кариной снова остаемся одни.
Кэрри набрасывается на меня, как адская кошка.
— Ты разгромил логово Фитца?
— Да.
Я не могу надеть толстовку, которая была на мне прошлой ночью, ведь никогда раньше не надевал толстовки на занятия. Появиться в одной из них сегодня утром было бы чертовски глупо, учитывая, что два вандала, которые ворвались в школу прошлой ночью, были одеты в черные гребаные толстовки. К счастью для меня, прошлая ночь была чертовски холодной, и я надел легкий свитер под эту дурацкую штуку, чтобы согреться. Надеваю футболку и свитер, приглаживаю руками волосы. Карина все еще в ожидании смотрит на меня.
— Что? Он это заслужил. Разве тебе никогда не хотелось врезать этому ублюдку?
— Нет! Фитц — лучший учитель в академии. Чем он мог это заслужить?
О. Точно. Я имею в виду, что другим студентам Вульф-Холла Фитц, вероятно, кажется классным парнем. И делает все возможное, чтобы наши занятия были веселыми, и спокойно относится, когда у нас нет времени для выполнения наших заданий. Но он слишком старался с самого начала, позволяя нам ругаться и говорить все, что нам заблагорассудится, как будто мы можем быть самими собой рядом с ним, потому что тот такой классный. Потому что Фитц, по сути, один из нас. И это жалко.
И это было еще до всего дерьма с Рэном. Теперь у меня есть еще одна причина не любить этого ублюдка.
— Мы отправили ему сообщение, — говорю я. — Он связался с Бунт-Хаусом. Мы с Паксом решили, что ему пора получить небольшое предупреждение о своем поведении. Это все. Люди преувеличивают. Это был всего лишь стол, пара стульев и доска.
— Лишь стол и... — Карина делает глубокий вдох. — Боже, Дэш. Это какое-то странное возмездие за то, что он оставил тебя после занятий?
Лающий смех вылетает из моего рта прежде, чем я успеваю проглотить его. Как будто я мог так сильно взбеситься из-за мелкого задержания?
— Тебе придется рассказать мне, что такого смешного. Я сейчас в замешательстве.
Я почти говорю ей. Секрет Рэна чуть не выскальзывает у меня изо рта, как будто он мой собственный, но меня спасает пронзительный звонок, созывающий учеников на первый урок.
— Черт. Я лучше пойду, — говорит Карина. Но она еще не закончила со мной. — Встретимся вечером в обсерватории? Думаю, нам нужно поговорить.
ГЛАВА 20
ДЭШ
— Вот, что я получаю за то, что я гребаный джентльмен. — Пакс лелеет свою правую руку, глядя на меня так, словно это я виноват в том, что ему больно.
— Мы живем на горе, парень, — бормочу я. — Неразумно хвататься за растения, не проверив сначала, ядовиты ли они.
— Я ухватился за него, чтобы ты мог спуститься по тому гребаному вентиляционному отверстию. Я был вежлив, а теперь у меня чертова проказа. Она должна вот так пузыриться? — Он держит свою руку прямо у меня под носом, демонстрируя довольно грубый рубец, который, действительно, начал покрываться волдырями.
— Помажь ее гребаной мазью, чувак. С тобой все будет в порядке.
— Никакого гребаного ядовитого сумаха в Нью-Йорке. — Он опускат рукав, прикрывая сыпь. — Никогда бы этого не случилось, если бы мы учились в цивилизованной школе.
— Скажи спасибо, что не пошел в подлесок отлить. У тебя когда-нибудь была такая хрень на члене? Хуже этого ничего быть не может.
Пакс выглядит потрясенным.
— Ты что-то имеешь против своего члена, чувак? Похоже, ты не очень хорошо о нем заботишься.
— Хорошо, класс. Да, да, да, ладно. Я знаю. Успокойтесь. — Фитц входит в комнату. Он идет, чтобы бросить свою модную кожаную сумку на стол, а затем печально усмехается, когда вспоминает, что его больше нет. Поэтому вешает сумку за ремень на угол книжного шкафа в передней части комнаты — мы бы и его разнесли в щепки прошлой ночью, если бы у нас было время — и поворачивается лицом к классу. — Похоже, у некоторых из вас вчера была насыщенная событиями ночь, — говорит он.
Засунув руки в карманы выцветших джинсов и закатав рукава сшитой на заказ черной рубашки до локтей, он выглядит так, словно приложил дополнительные усилия, чтобы одеться для нашего сегодняшнего урока.
— Извини. — Дамиана Лозано выглядит совершенно расстроенной. — Почему ты обвиняешь в этом нас? Мы не стали бы громить логово. Это единственный класс, где мы можем сидеть на стульях, которые не заставляют наши задницы неметь. В этом нет никакого смысла. Вероятно, это был какой-то первокурсник. Или один из тех ребят из «Эдмондсона», которые решили отомстить за то, что кто-то трахнул мать того чувака.
Ха! Об этом я не подумал. Пакс ничего не выражает, но издает озадаченный смешок. С точки зрения постороннего, это определенно может быть расплатой за то, что парни трахнули мать того парня. Администрации в любом случае будет трудно повесить это на нас.
Рэн ни словом не обмолвился об этом инциденте. Он растянулся на своем кожаном диване, когда я пробрался в комнату пять минут назад, и казался реально позабавленным всем этим. Однако сегодня утром я не был с ними на пробежке и не ехал с ними в академию. Парень должен, по крайней мере, подозревать, что я имею к этому какое-то отношение.
— Я собираюсь поверить, что это был не кто-то из вас, ребята, — говорит Фитц. — Было бы очень обидно, если бы это было так. Я всегда думал, что нашел взаимопонимание с этим классом. Но я скажу вот что. Если у кого-то из вас есть топор, — мужчина многозначительно смотрит на меня, — то очень надеюсь, что в будущем вы придете и обсудите свой вопрос со мной напрямую. Я не планирую заменять свой стол, но другая мебель, которую придется заменить, стоит недешево, и я заплачу за нее из собственного кармана, так что…
О, какой гребаный герой. Он может плакаться сколько угодно. Фитц зарабатывает шестизначную сумму, работая здесь, и все его расходы покрыты. У него отличная квартира в Маунтин-Лейкс, которая, как я точно знаю, принадлежит академии, и он ест здесь бесплатно с понедельника по пятницу. Парень может позволить себе заменить пару стульев и доску. Мое сердце не обливается кровью за этого человека.
— Эй. Кстати, где, черт возьми, ты спал прошлой ночью? — шепчет Пакс. — Я вернулся и искал тебя, когда Хью отправился за Харкорт. Думал, у бедняги случится сердечный приступ.
— Чердак.
К счастью, у меня было время заранее спланировать свой ответ на этот вопрос. Вполне естественно, что он спросил. Чердак над академией — это хорошо хранимая тайна. Туда можно подняться через кладовку уборщика на четвертом этаже крыла для девочек, или есть настоящая лестница, которая ведет туда из крыла для мальчиков. Пакс бывал там раз или два, но вероятно, забыл о существовании этого места. Он не стал бы искать меня там.
Парень хмыкает, похоже, принимая мое объяснение.
— Кто-нибудь видел, как ты туда поднимался?
Я качаю головой.
Фитц громко кашляет.
— Мне не хотелось бы прерывать ваш маленький тет-а-тет, мальчики, но мы вроде как в середине разговора, так что не могли бы вы, пожалуйста, заткнуться и обратить свое внимание сюда. — Его слова сочатся неприкрытым ядом.
Наши одноклассники нервно хихикают себе под нос, прикрываясь ладонями, желая поиздеваться и посмеяться над нами, когда учитель приказывает нам заткнуться, но делают это втихаря, зная, что это не сойдет им с рук.
— Извини, чувак. — Пакс хлопает себя ладонью по груди, притворно извиняясь. — Мы просто пытались понять, какое сообщение было послано этим поистине чудовищным актом.
«Полегче, чувак. Не так явно».
Пакс отлично читает подсказки. Другое дело, решит ли он действовать в соответствии с этими сигналами. Но сейчас парень даже не смотрит на меня, поэтому пропустил мое предупреждение широко раскрытых глаз. Он пригвождает Фитца таким острым взглядом, что другого парня бросило бы в пот от беспокойства.
— Не похоже, чтобы «Эдмондсон» так отомстил, — продолжает Пакс. — Они, вероятно, просто нарисовали бы кучу членов на фасаде здания.
«Отлично. Совсем неочевидно. Хорошая работа, Пакс».
— Нет, это была личная атака. С того места, где я сижу, похоже, что тот, кто это сделал, пытался послать сообщение тебе и только тебе.
Фитц смотрит на Пакса сверху вниз, раздувая ноздри и переминаясь.
—Да. Ну, как я уже сказал, если у кого-то есть проблемы со мной, гораздо разумнее прийти и обсудить их с глазу на глаз. Такое поведение незрело. Это говорит о серьезных проблемах развития, которые необходимо решать с помощью терапии. — Он уходит, прежде чем Пакс успевает огрызнуться в ответ. И это хорошо. Судя по теплу, исходящему от него, Пакс сказал бы что-нибудь зажигательное, что привело бы нас в точку невозврата.
— Гребаная терапия? — ворчит мой друг. — Я устрою ему терапию.
Фитц продолжает наш дневной урок. К счастью, мы закончили с «Графом Монте-Кристо». Следующие пятьдесят минут мы тратим на изучение «Ромео и Джульетты».
— Чертовски банально, я знаю, но это часть учебной программы, мальчики и девочки. Шекспир — это обязательное условие, и если мы должны тратить свое время на него, то с таким же успехом можно отделаться фильмом, верно?
Он говорит нам посмотреть фильм База Лурмана вместо того, чтобы читать книгу, и в кои-то веки никто не стонет при мысли о домашнем задании. Я изо всех сил стараюсь не смотреть через комнату на диван под картиной «Поцелуй» Густава Климта. Мне это почти удается. Сегодня утром я наблюдал, как Кэрри надевает узкие синие джинсы и серый свитер, так что я уже знаю, как хорошо она выглядит. Но ее вид все равно выбивает из меня дух. На ней узкие джинсы и свитер в обтяжку. Ее сиськи выглядят чертовски феноменально, натягивая шерсть. Теперь, когда я увидел, как потрясающе девушка выглядит обнаженной, невозможно смотреть на нее и не вспоминать…
Прошлая ночь была чертовски невероятной. Ее кожа. Рот. Ее киска, черт возьми. Такая тугая, такая влажная, такая сладкая. Такая идеальная. Я понятия не имел, насколько идеальная, пока не погрузил в нее свой член и не встретил сопротивление. Я пытался остановиться, но было уже слишком поздно. Я уже брал то, что мне не принадлежало, и…
«Бл*дь».
Я все это время пялюсь на Кэрри.
Ее щеки пылают, нижняя губа втянута в рот. Девушка смотрит на блокнот, лежащий у нее на коленях, как будто в нем содержатся ответы на загадки вселенной. Карина знает, что я пялюсь на нее, и по тому, как двигает нижней губой, она точно знает, о чем я думаю.
Опасно. Вот что это такое. Нельзя, чтобы меня поймали за тем, что я пялюсь на нее. Рэн выглядит так, будто крепко спит на кожаном диване, но я знаю его лучше. Он вбирает в себя все, что происходит вокруг, даже закрыв лицо рукой, загораживая свет. Парень улавливает малейшие мелочи. И Пакс сидит рядом со мной, черт возьми. Однако он, кажется, не обращает на меня особого внимания. Парень попеременно то свирепо поглядывает на Фитца, то скорбно потирает свою покрытую волдырями руку. Похоже, на этот раз мне все сошло с рук.
Я гораздо более осторожен в течение оставшейся части урока. И когда вижу Кэрри в коридоре перед биологией, притворяюсь, что занят своим телефоном. За пределами обеденного зала, когда мы проходим мимо друг друга в коридоре, я смотрю сквозь нее, как будто ее вообще не существует, и это гораздо сложнее, чем я когда-либо мог себе представить. Теперь, когда я почувствовал ее кожу на своей, был внутри нее, и держал в объятиях ее нежное спящее тело, я официально признаю, что облажался. В течение трех лет я ходил по коридорам и классам этой академии, ни разу не заметив ее. Теперь же я вижу только Карину Мендосу.
ГЛАВА 21
КЭРРИ
— Ты выжила из своего ума, черт возьми. Я думала об этом в течение нескольких часов, и это единственное объяснение, которое могу придумать. Ты официально сошла с ума.
Пресли покраснела от корней волос до самого воротника футболки. Тыльные стороны ее рук тоже в пятнах.
— Он был в твоей комнате, Кэрри! Кто-то мог просто ворваться туда.
Я толкаю дверь в столовую, бросая на нее многозначительный взгляд.
— Кто-то и ворвался. Ты. Ты ведь помнишь, как стучать, верно?
— Я не в счет. Я одна из твоих лучших подруг, и как лучшей подруге, мне разрешено входить в твою спальню без стука, если произошло что-то скандальное. В любом случае, не меняй тему. Ты не можешь ночевать с Дэ... — Она понижает голос до напряженного шепота. — С Дэшем Ловеттом в твоей спальне, Карина! Тебя выгонят!
— Не волнуйся. Это было случайно и больше не повторится.
Мы встаем в конец очереди, чтобы забрать еду, и все это время я надеюсь, что на этом разговор закончится. Ха! Как бы не так.