Я киваю.
Дэш украдкой выскальзывает из бельевого шкафа и исчезает, закрыв за собой дверь. Я жду в темноте, медленно считая про себя до десяти, а затем следую за ним. Не успеваю сделать и двух шагов, как натыкаюсь прямо на чью-то грудь.
— Так-так. Не иначе... черт. Это... ты.
Это Рэн. Он стоит посреди пустынной лестничной площадки с бутылкой водки в руке. Его зрачки поглотили радужную оболочку.
— Если ты ищешь... ванную… — Кажется, он теряет ход своих мыслей.
— Ты под кайфом?
Рэн тычет в меня пальцем, прищурившись.
— Может быть. Это объяснило бы странные покалывания. И почему все на вкус как лак для волос. Я думаю… думаю… — Он хмурится, грубо протирая глаза. — Кажется, я принял «Кетамин». Что означает… я облажался.
— Тогда тебе надо пойти и прилечь.
Парень смотрит на меня. Моргает. Потом обнимает меня. Никогда в жизни мне не было так страшно. Контакт короткий и резкий, заканчивается так же быстро, как и начался, но я дрожу, как осиновый лист, когда Рэн отпускает меня. Он протягивает мне бутылку водки.
— Ты права. Пойду… прилягу.
Он плетется по коридору, шатаясь от перил к стене. Я должна помочь ему спуститься по лестнице. Но опять же... может быть, скатиться вниз — как раз то, что нужно Рэну Джейкоби. Никогда не знаешь наверняка. Личность людей меняется после тупой травмы головы. Он может впасть в кому и, проснувшись, стать хорошим.
Я убеждаюсь, что Рэн ушел, прежде чем открываю дверь в комнату Дэша, где нахожу его, грызущего ноготь большого пальца, с беспокойством проделывающего дыру в ковре в изножье очень удобной на вид двуспальной кровати. Комната огромная, хотя и не совсем такая, как я ожидала. Она более вытянутая. Внутренние стены прочные и оштукатуренные, но две наружные стены, образующие угол здания, стеклянные от пола до потолка. Как будто мы находимся в стеклянном резервуаре и смотрим прямо в ночной лес. Я могу только представить, как выглядит вид средь бела дня: блестящая зелень деревьев и так много неба, как гора спускается вниз, вдали от дома. Отсюда, вероятно, видно вдаль на многие мили.
В дальнем углу стоит пианино — красивое, потертое и старое. Лак на дереве местами потрескался и истерся, а мягкая скамья перед ним немного потерта. Оно намного меньше, чем большой концертный рояль в оркестровой комнате. Это такое пианино, на котором ты учишься играть, когда ты ребенок, сидя на коленях у своего дедушки — тот же инструмент, на котором он сам учился, когда был ребенком.
Повсюду валяются книги. Телевизор установлен на стене рядом с кроватью, у двери. Бледно-серый диван придвинут к стеклу, брошенный через подлокотник плед на нем и стопка нот рядом, как будто Дэш недавно забирался туда, чтобы что-то нацарапать. На маленьком книжном шкафу в углу, рядом с пианино, в горшках растут три вьющихся растения, зеленые, живые и здоровые.
Дэш выглядит озадаченным. Может быть, даже чувствует себя немного неловко. Он садится на край кровати и смотрит на меня из-под приподнятых бровей.
— Почему ты улыбаешься?
— Да так. Просто… Никогда бы не подумала, что ты любитель растений.
Дэш корчит гримасу.
— А почему нет? Растения помогают в творчестве. Они любят музыку.
— Не могу себе представить, чтобы ты... ну, знаешь... что-то выращивал.
— Сейчас было обидно, — серьезно говорит он. — Я отличный цветовод. И вообще. Это филодендрон. Его почти невозможно убить.
Я смеюсь, осматривая комнату, замечая, каталогизируя, сохраняя каждую деталь в памяти. Здесь все спокойно. Умиротворенно. На самом деле здесь все просто, минималистично и красиво. Цвета нейтральные, мужские — кремовый и песочный, с акцентом на темно-серый и черный. Теперь понимаю, как трудно ему было выбрать все дикие и яркие цвета для моей комнаты. Я удивлена тем, как сильно мне здесь нравится, учитывая, насколько приглушены все оттенки. Комната похожа на... на него.
Дэш пристально наблюдает за мной с кровати, пока я брожу вокруг, все осматривая.
— Чего ты ожидала? «Юнион Джек»[9] и красные телефонные будки? — тихо спрашивает он. — Может быть, членов Королевской гвардии в полном военном облачении, стоящих на страже у двери?
Я сдерживаю смех.
— Это те, в красных мундирах и смешных шляпах?
— Эти шапки из медвежьего меха, Стелла. И да. Это те, что в красных мундирах и смешных шляпах. — Дэш говорит мягко, укоризненно, со знакомой нежностью, от которой у меня сжимается сердце. Мне нравится, когда он говорит со мной вот так, непринужденно.
— Оставь мои вещи в покое и иди сюда, — говорит он.
Кладу на полку деревянную головоломку, которую вертела в руках, и все еще сдерживаю улыбку, когда пересекаю его комнату и иду к нему. Я планирую сесть рядом с ним, но Дэш качает головой, кладет руки мне на бедра и поворачивает меня так, чтобы я оказалась лицом к нему, оседлав его на краю кровати.
Он настолько выше меня, что, даже сидя со мной на коленях, ему едва приходится откидывать голову назад, чтобы посмотреть на меня. Парень берет мои руки и кладет их себе на плечи, а затем обнимает меня за талию, положив руки мне на поясницу, почти на задницу.
— Привет, — тихо говорит он.
— Привет.
Дэшил улыбается — самая открытая, искренняя улыбка, которую я когда-либо видела на его лице, подозрительно застенчивая — и мое сердце колотится в груди. Он такой чертовски красивый. Забудьте о его комнате. Каждая частичка его самого завораживает меня. Его сильная челюсть. Крошечный шрам на подбородке. Малейший изгиб его в остальном очень прямого носа. Его прекрасные ореховые глаза. Сегодня они выглядят почти зелеными, с золотисто-медовым всплеском вокруг зрачка, испещренные тремя гораздо более темными коричневыми пятнами.
— Нравится то, что видишь? — шепчет он.
Я снова пялюсь на него. Хотя, похоже, парень не возражает. Слабый намек на плутовскую улыбку пляшет в уголках его губ.
— Вы действительно наслаждаетесь моим вниманием, лорд Ловетт?
— Да, — отвечает он. Никакого притворства или высокомерия. — Приятно, что ты видишь меня.
Внезапно я становлюсь застенчивой. Он изучает меня в ответ, взгляд его ярких, умных глаз скользит по моему лицу, и все, о чем я могу думать — это мои недостатки. Странные веснушки. Непослушные волосы. Маленькая родинка на скуле. Я пытаюсь опустить голову, но Дэшил хватает меня за подбородок, осторожно приподнимая его.
— Если здешние девушки настолько глупы, чтобы называть меня Богом Солнца, то ты — Богиня Луны. Диана. Селена. Артемида. Луна. Моя бледная и неземная королева. — Он мягко ухмыляется, видя, как я закатываю глаза, но не поддаваясь этому. — Знаешь, на протяжении веков люди думали, что луна сводит людей с ума. Что ее фазы влияют на рассудок человека. Лунатизм. Вот откуда взялось это слово. Я понимаю, как они пришли к такому выводу, Кэрри. Ты сводишь меня с ума. Ты мне чертовски необходима.
О боже мой. Он не лжет. Потребность в его голосе. Грубые нотки в его словах. Его твердость, прижимающаяся ко мне, между моих ног. Его реакция на меня заставляет меня ответить тем же, мой пульс учащается в ложбинке на горле.
— Что, если я не хочу быть Луной? Солнце и Луна всегда гоняются друг за другом по небу, не в состоянии догнать друг друга. — Существует множество мифов и легенд об этом — солнце и луна как злополучные, несчастные влюбленные, не способные быть вместе, их история о трагедии и потерянной надежде. Я не хочу думать о своих отношениях с Дэшем в таком ключе.
Дэш улыбается, касаясь своими губами моих.
— Все в порядке, Стелла. Мы станем постоянным затмением и всегда будем вместе.
— Тогда мир всегда будет погружен во тьму, — возражаю я.
Парень пожимает плечами, щелкая кончиком языка по моей губе.
— Кому какое дело до остального мира. Меня волнуют только ты и я.
Дэш скользит руками под мою кофточку, и у меня начинает звенеть в ушах. Его пальцы оставляют за собой пламя, тепло лижет мою кожу там, где он скользит ими по моим ребрам и вдоль позвоночника. Дэшил улыбается, рот приоткрыт, зрачки расширены, и когда я выгибаюсь под его рукой, мое дыхание сбивается.
— Боже, ты действительно нечто. — Он целует меня. — Я все жду, когда это станет нормальным. Но тебя, черт возьми, слишком много. И чувствую, что не могу отдышаться рядом с тобой.
От комплимента по моим плечам и щекам разливается жар. Он может воспламенить меня одним прикосновением, но я также легко сгораю от его слов. Запустив пальцы в его волосы, наслаждаюсь этим ощущением. Дэш стонет, его веки медленно закрываются, голова откидывается назад. Они открываются секундой позже, когда я слегка царапаю ногтями его шею сзади.
Ему это нравится. Это один из спусковых крючков Дэша. Он рычит, утыкаясь носом в мою шею, приникает с идеальным давлением к чувствительной коже, что заставляет меня качнуться вперед к нему, громко задыхаясь.
Парень проводит руками по моей грудной клетке, пальцами скользит по косточкам моего лифчика. Предвкушение почти слишком велико. Я так чертовски сильно хочу его.
— Ты выглядишь немного взволнованной, Стелла, — задумчиво произносит он. Его горячее дыхание касается моей шеи. Я дрожу в его объятиях, что, кажется, радует парня еще больше. — Хочешь, чтобы я перевернул тебя и трахнул, милая? — шепчет Дэш мне в волосы. — В этом дело? Ты завелась?
Я киваю, слегка баюкая его лицо в своих ладонях, впитывая голод, который вижу в его глазах. Мы оба поглощены тем, что происходит между нами. Оба попались на крючок, оба жаждем прикосновений и вкуса друг друга. Мы потакаем отчаянной зависимости друг друга, и ни один из нас не хочет, чтобы она прекратилась.
Напряжение нарастает до удушающего уровня…
...и взрывается.
Дэш вытаскивает одну руку из-под моей рубашки и грубо хватает меня сзади за шею, притягивая к себе. Наши губы встречаются, и я открываюсь ему, слишком нуждаясь и страстно желая, чтобы его язык нежно ласкал мой. Дэш улыбается мне в губы — я чувствую, как его улыбка касается моих губ — но отвечает на мою потребность с собственной настойчивостью. Его рот собственнически овладевает моим. Он пыхтит, его дыхание частое и бешеное, что только разжигает пламя в моей груди в бушующий ад. Дэш отрывает свой рот от моего и наклоняется, втягивая мой сосок в рот через кофточку. Горячим ртом смачивает шелковистую ткань, языком облизывает плотный бутон плоти сквозь материал. Пальцами впивается в меня, удерживая на месте, пока лижет и сосет. Я кричу, не обращая внимания на шум. Внизу идет вечеринка. Никто не услышит нас из-за громкой музыки.
Дэш смотрит на меня непоколебимым взглядом и зажимает мой сосок своими оскаленными зубами. Ох... о черт! Острая стрела болезненного удовольствия вспыхивает между моих ног, заставляя меня прижаться к нему сильнее, глаза Дэшила темнеют от желания.
— Сначала ты кончишь мне на пальцы, — обещает он. — И как только это произойдет, я поставлю тебя на колени, милая, и буду трахать твой рот, пока не буду готов взорваться. Ты мне позволишь?
— Да! Черт, да!
Дэш раздувает ноздри, хватая меня за кофточку. И слишком поздно понимаю, что он собирается сделать. К тому времени, как я вскрикиваю, материал уже начинает рваться. Через полсекунды он исчезает вместе с бюстгальтером.
— На спину, — приказывает он.
Я делаю, как мне говорят, и парень стягивает с меня черные штаны. Обычно Дэш любит не торопиться, снимая с меня одежду, но не сегодня. Ни у кого из нас нет терпения тянуть с этим дальше. Он сердито раздевается, стиснув челюсти, с яростным напряженным взглядом, пригвоздив меня к кровати.
Я восхищаюсь его обнаженным телом, возбуждение растет с каждым сантиметром оголяющейся плоти. Он чертовски великолепен, по-другому и не скажешь. У него нет ни фунта лишнего жира. У него идеальная кожа, подтянутые мышцы и безупречные линии. Я не могу не хныкать, когда парень поглаживает рукой вверх и вниз свой твердый член.
— Я собираюсь погубить тебя, милая. Надеюсь, ты готова.
О…
Мой…
Бог…
Дэш Ловетт любит трахаться. Ему нравится дразнить. Нравится заставлять меня кричать.
Он не любит спешить.
В течение следующего часа Дэш заставляет меня кончать так сильно, что я забываю, на какой планете нахожусь.
Парень гладит мое лицо, шепчет и подбадривает, пока я беру в рот его член. И когда он, наконец, трахает меня, погружаясь в меня так глубоко, как только может, держит меня за бедра и разбивает на куски.
Дэш входит в меня, тяжело дыша, прижимаясь лбом к моему, прижимая меня к себе так, что едва могу дышать, и я именно там, где хочу быть.
Он гладит меня, пока наша кожа остывает, осыпая мои губы, лоб, щеки и шею легкими, как перышко, поцелуями.
Внизу бушует вечеринка. Мы лениво рисуем круги на телах друг друга, наслаждаясь временем, которое проводим вместе. В конце концов Дэш шевелится, и я чувствую, как энергия возвращается в его тело. Нам пора возвращаться вниз. Прежде чем парень успевает произнести это вслух, я прошу его о том, чего жаждала очень давно. Я зарываюсь лицом в его волосы, закрываю глаза и шепчу:
— Сыграй для меня.
Он лежит неподвижно.
— Пожалуйста, Дэш.
«О боже. Он не собирается этого делать».
Вот уже два месяца мы проводим вместе каждую ночь, и я пропускаю свои тайные шпионские миссии в субботу вечером, чтобы послушать, как он играет. Я бы не променяла его компанию или эпический секс, который у нас был, на весь мир... но иногда я подумываю о том, чтобы обменять их на музыку. Только на одну ночь.
Дэш приподнимается на локте и смотрит на меня. Приоткрываю один глаз и смотрю на него. Парень ничего не говорит, и я тоже, но вижу, что он обдумывает. Взвешивает. Решает. Глубоко вздохнув, Дэш скатывается с кровати и натягивает боксеры, недовольно постанывая, но затем подходит к пианино. Боже, я буквально самая счастливая девушка на свете. Вид того, когда он уходит, это... это просто… Я тихо смеюсь себе под нос, просто не зная, как это описать.
Дэш садится за пианино.
— Закрой глаза, Стелла.
— А что, если я не хочу?
Он играет драматический, зловещий аккорд, мрачно оглядываясь на меня через плечо.
Я смеюсь.
— Ладно. Хорошо. Закрываю глаза.
Дэш начинает играть. Музыка начинается очень тихо и медленно. Одна яркая нота. Другая. Темп набирает обороты медленно, постепенно нарастая, одна поразительная нота, а затем аккорд — мелодия, застенчиво представляет себя по мере формирования произведения.
Это прекрасно.
Я задерживаю дыхание, прислушиваясь каждой клеточкой своего тела. Слушаю душой.
Музыка ускоряется и вкрадывается странная минорная нота, но диссонирующие элементы не раздражают. Как ни странно, они только дополняют восходящий, возвышающий, парящий аспект мелодии. Темп музыки поднимается и поднимается, взлетая на головокружительные высоты, пока я не тону в водопаде звуков и эмоций. Все быстрее и быстрее, все сложнее и сложнее. Наконец я открываю глаза, потому что только глухой идиот может сидеть среди такой красоты и сопротивляться поиску ее источника.
Дэш наклонился вперед, его голова склонилась набок, и по его позе я могу сказать, что его глаза закрыты. Мышцы его спины напрягаются, пока руки грациозно двигаются по клавишам, его пальцы ударяют по каждой ноте с идеальной точностью.
Меня охватывает такой ошеломляющий прилив эмоций, что на глаза наворачиваются слезы…
Мелодия нарастает. Музыка складывается сама по себе, повторяясь, кружась, но каждый раз тонко меняясь, становясь все более сложной и прекрасной, и мое сердце парит.
Она сводит с ума своим блеском. Захватывает меня и сжигает.
Как только я думаю, что нарастающая волна звука лишит меня разума, она начинает замедляться. Сложность начинает распутываться, распадаясь на более простые части. По одному маленькому кусочку за раз Дэш разбирает созданный им шедевр, пока в конце концов торопливые аккорды снова не превращаются в отдельные, яркие обнадеживающие ноты…
Разносящиеся, как вздохи…
Маленькие вздохи…
Расцветающие…
В темноте…
А потом наступает тишина.
Дэш отодвигается от пианино, вздыхая, как будто груз, который он носил в течение очень долгого времени, необъяснимым образом свалился с его плеч.
— Что... это было? — шепчу я.
Скамейка под ним скрипит, когда парень поворачивается и смотрит мне в глаза.
— А как ты думаешь, глупышка? — говорит он. — Это была ты.
ГЛАВА 26
ДЭШ
Позвольте мне сказать, что я не ханжа, но трудно чувствовать себя комфортно рядом с другими парнями, бегающими с членами на перевес. В Англии такого никогда бы не случилось. Даже в раздевалках британские парни носят полотенца, обернутые вокруг талии, чтобы сохранить свою скромность. Американцы гораздо свободнее обращаются со своими телами, но такого рода демонстрация выходит за рамки дозволенного. Я узнаю их лица, когда чуваки бредут через фойе, совершенно голые, но не могу назвать их имена. Все, что я знаю, это то, что они студенты Вульф-Холла, они под кайфом, и, вероятно, трахались с девушками (или друг с другом) в столовой.
Карина бормочет «О, боже», и наклоняет голову, когда парни пролетают мимо нас. Я готов к полномасштабному нападению, если кто-нибудь из них хотя бы косо посмотрит на нее, но никто из них этого не делает. Они вылетают из открытой входной двери в ночь, визжа и вопя во всю глотку, как животные. Почему Рэн решил, что это хорошая идея, я никогда не узнаю.
Кстати о Рэне…
Мы находим его распростертым на ковре перед камином, розовая праздничная шляпа пристегнута к его голове, резинка заправлена под подбородок, его темные кудри образуют нимб вокруг лица. Он в отключке.
— Похоже он пропустил всю вечеринку. — Карина подталкивает его босой ногой. Я вздрагиваю, ожидая, что Рэн откроет глаза и направит на нас лазер, но он даже не дергается.
— Боже, он ведь не умер? — шепчет она, наклоняясь, чтобы рассмотреть парня поближе.
Присаживаюсь на корточки рядом со своим другом, проверяя пульс, который я сразу же нахожу — немного быстрый, но устойчивый. Его грудь поднимается и опускается, подтверждая, что парень дышит. Мне нужно перенести его, но сначала надо найти Пакса. Я ни за что не смогу отнести этого ублюдка наверх в одиночку.
К счастью, большинство ребят уже вернулись в Маунтин-Лейкс или в академию. Осталось несколько человек, которых нужно собрать и выгнать, но дом в основном пуст. Куда ни глянь, везде битое стекло. Кроме того, на секционном диване ярко-красная полоса, которая может быть кровью, но я надеюсь, что это вино. Чашки, стаканы, тарелки. Наполовину обглоданные куски пиццы на мраморной столешнице. Использованный — фу! — использованный презерватив, брошен на чертов кофейный столик? Что, черт возьми, не так с людьми?
— Похоже, вам, ребята, придется немного прибраться. — Карина выглядит испуганной, когда поворачивается, осматривая разрушения. — Я могу остаться и помочь.
Боже, она чертовски идеальна. Румянец окрасил ее кожу. Яркие брызги красного окрашивают яблоки ее щек. Ее детский розовый блеск для губ давно исчез — испарился в тот момент, когда мы начали целоваться — и теперь ее губы стали натуральными рубиново-красными, припухшими от всего внимания, которое я им уделял. Ее струящиеся черные брюки в порядке, но маленький черный топ, в котором она появилась, не пережил ночь. На ней одна из моих футболок, материал завязан узлом на левом бедре, и Кэрри выглядит такой горячей, что мне почти хочется отвести ее наверх и снова трахнуть.
Заправляю дикие кудри ей за уши, ухмыляясь тому факту, что могу видеть ее соски сквозь футболку. Мы даже не смогли найти ее лифчик.
— Все в порядке. Команда уборщиков забронирована на шесть утра, обычно мы отправляемся в «Вопящий Бин» на завтрак, пока они убирают дом, но думаю, что не в этот раз. Рэн в отключке, а Пакс… — Я огляделся по сторонам. — Черт его знает, где он. Наверное, где-нибудь лишает невинности какую-нибудь девственницу. Где твои подруги?
Она достает из сумочки телефон и стучит по экрану, застонав, когда он не загорается.
— Сдох. Вот дерьмо. Бедняжка Прес была практически без сознания, когда я оставила ее на кухне. Надеюсь, Мара присмотрела за ней.
— Мара не похожа на Флоренс Найтингейл[10].
— Это уж точно. И она ссорилась с Мерси. Не думаю, что в тот момент она думала о Прес.
Мара против Мерси? Бой, на победителя которого я бы с трудом поставил ставку.
— Последнее, что я слышал, эти двое были не разлей вода.
Карина бросает на меня взгляд.
— Ну, они вроде как поссорились. Мерси подошла и сказала Фитцу, что Мара трахалась с Реном, и... — Она хмурится. — Кстати, насколько это было странно? Фитц был здесь. Просто... появился и начал зависать с нами, как будто это совершенно нормально, что он занимается сексом с ученицей.
Я замираю, волосы на затылке встают дыбом.
— Что Мерси сказала ему?..
Карина непонимающе смотрит на меня.
— Это хреново, я знаю. Мара подыграла тому, что говорила Мерси, потому что ей нравилось, как ревнует Фитц, но…
— Черт. Бл*дь. О боже, это плохо. — Я провожу руками по волосам. — Подожди. Что именно сказал Фитц, когда Мерси сказала ему, что Мара трахается с Рэном?
На ее лице появляется тревога. Девушка еще понятия не имеет, насколько плоха эта ситуация, но моя реакция, должно быть, в какой-то степени ее насторожила.
— Э-эм, я не знаю. Мара сказала, что не знала, что их отношения были эксклюзивными или что-то в этом роде, и Фитц согласился. Он казался спокойным, но сильно побледнел, а затем направился в ванную. Это был последний раз, когда я видела его до того, как ты появился, и мы сбежали. Дэш, что, черт возьми, происходит? Почему у тебя такой вид, будто у тебя вот-вот случится сердечный приступ?
Черт. С силой сжимаю челюсти. Я ни слова не сказал Кэрри о внеклассных занятиях Рэна. Я хотел убедиться, что ее не втянут в эту грязную историю, если этого можно избежать, но теперь не думаю, что у меня есть выбор. Рэн все еще валяется без сознания у моих ног, выглядя нелепо в своей розовой праздничной шляпе. И впервые в жизни мне хочется придушить этого ублюдка. Ему, вероятно, нравилось, как Фитц и Мара соперничали за его внимание. Парень процветает на хаосе. Черт, он же король хаоса. А теперь, похоже, все вот-вот взорвется у него перед носом.
Ух, с чего мне вообще начать? Наверное, лучше всего просто сказать это. Нет смысла приукрашивать. Это будет звучать плохо, независимо от того, как я это сформулирую.
Делаю глубокий вдох и выплевываю.
— Не Мара трахается с Рэном, Кэрри, а Фитц.
ГЛАВА 27
КЭРРИ
Фитц и Рэн. Фитц и Рен? Я продолжаю прокручивать эту мысль в голове, и это не имеет никакого смысла. Только... теперь это объясняет реакцию Фитца на кухне раньше. Как и все остальные, я думала, что он ревнует Мару к другому парню. Я даже подумать не могла, что он ревнует другого парня, трахающего Мару. Что за чертова неразбериха — они втроем заперты в этом ядовитом любовном треугольнике, и Рэн прямо в середине него.
Дэш находит кого-то, кто помогает ему отнести друга в его комнату. Я жду внизу, в фойе, расхаживая взад и вперед перед дверью с туфлями в руке, задаваясь вопросом, какие эпические последствия возникнут из этой гребаной ситуации. Что бы ни случилось, ничего хорошего из этого не выйдет.
В конце концов Дэш сбегает вниз по лестнице со связкой ключей в руке.
— Пойдем. Я тебя подвезу.
Сначала я думаю, что он одолжил ключи от машины Пакса. Потому что никогда не видела никого из них в машине, кроме «Доджа Чарджера», поэтому я потрясена, когда Дэш ведет меня вокруг задней части дома. Там оказывается большой отдельный гараж, расположенный позади деревьев.
По меркам Нью-Гэмпшира на улице тепло, но все еще только светает. Я обхватываю себя руками, дрожа, пока парень выводит черный внедорожник «Мерседес» из гаража. Только когда Дэш поворачивает машину и подъезжает ко мне, я вижу, что это «Майбах». Христос. Это машина стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов. Я знаю это только потому, что Олдермен постоянно твердит об этой покупке.
Подхожу к машине, чтобы открыть пассажирскую дверь, но Дэш бросается к ручке, опередив меня.
— Может, я и кусок дерьма, но, по крайней мере, позволь мне притвориться джентльменом. — Дэш быстро целует меня в висок и заботливо усаживает на переднее сиденье.
— Понятия не имела, что у тебя вообще есть машина, — говорю ему, когда Дэшил отъезжает от дома.
Он хмурится.
— Я ненавижу это. Отец доставил его в мой последний день рождения. Я ездил на нем три раза. За все время.
Смотрю на одометр и громко смеюсь над цифрой, отображаемой на циферблате. Пятнадцать. На табло пятнадцать миль. Моя старенькая «Файрберд» приближается к отметке в сто двадцать тысяч.
Дорога в гору короткая. Нам требуется три минуты, чтобы свернуть на подъездную дорожку. Не успеваю я опомниться, как Вульф-Холл материализуется из рассветного мрака, как брошенный корабль-призрак, плывущий по морю тумана.
Дэш останавливает машину перед входом в академию, оставляя двигатель на холостом ходу. Он снова целует меня, и на этот раз контакт между нами глубокий, нежный и значащий.
— Напиши мне, когда твой телефон снова включится, — шепчет он. — Дай знать, что с тобой все в порядке.
Я смеюсь.
— Сомневаюсь, что со мной что-нибудь случится между этим местом и моей спальней.
Парень корчит гримасу, притворяясь обиженным. Думаю, что это самая милая вещь, которую я когда-либо видела.
— Черт. Хочу пробраться туда и обнять тебя. Хотел бы я, черт возьми, это сделать. — Но он не может. Он должен пойти и убедиться, что уборщики появились в доме, и что Рэн не подавится собственной рвотой во сне. Я все это знаю, но это не мешает мне тоже застонать.
Целую его в последний раз и выхожу из машины.
— Я серьезно. Напиши мне!
Машу рукой, взбегая по ступенькам академии, мое дыхание расцветает легким туманом вокруг меня в холодном утреннем воздухе. Шины «Майбаха» поднимают град гравия, когда Дэш отъезжает, сжигая длинную подъездную дорожку. Я устала, мне больно, и у меня все еще кружится голова, когда открываю дверь в академию, поэтому не вижу его, пока не становится слишком поздно.
— Ублюдок мог бы меня подвезти.
Пакс стоит, прислонившись к стене, с наполовину выкуренной сигаретой во рту. Парень подмигивает мне, и меня поражает сильнейшее чувство дежавю. Согнутое колено, подошва левого ботинка упирается в стену, голова откинута назад, на лице фирменная ухмылка Пакса Дэвиса. Он выглядит точно так же, как в «Кельвине Кляйне», который я видела в прошлом месяце.
Парень делает длинную затяжку и задерживает дым в легких, прежде чем выдыхает его через нос.
— Выглядело очень дружелюбно. — Он говорит это небрежно, но в его голосе чувствуется опасность. — Жаль, что мой водитель Uber не целовался со мной так, когда высаживал.
— Пакс…
Парень отталкивается от стены.
— Не волнуйся. Я не собираюсь ничего говорить. Это не мое гребаное дело. — Он сбегает по ступенькам и уходит из академии.
Уставившись ему в спину, я думаю, что бы ему сказать, но нахожусь в полной растерянности. Что мне следует сказать? Я ни за что не смогу убедить его, что он не был свидетелем того, как Дэш целовал меня.
Поэтому я отпускаю его.
Пакс продолжает идти, дым от его сигареты становится все слабее и слабее, когда он исчезает на подъездной дорожке к Бунт-Хаусу.
ГЛАВА 28
ДЭШ
Сначала я думаю, что это волки.
Я наполовину сплю, и пронзительный вой звучит как призрачный, жуткий залив Распутина. Но затем слышу доплеровский сдвиг и ощущение приближающейся неминуемой гибели. Вскакиваю с кровати так быстро, что ударяюсь головой о… — Ах, черт! — о кофейный столик в моей комнате. Я даже не успел добраться до кровати и вырубился на чертовом полу.
Не имеет значения.
Звон в голове не имеет значения.
Шины машин копов поджигают дорогу вверх по горе.
Выхожу на лестничную площадку. Пакс сбегает вниз по лестнице, мрачный и готовый к драке. Парень видит меня и останавливается.
— Где они? — спрашивает тот.
Он говорит о тайнике с наркотиками, который Рэн купил для вечеринки. Найти и избавиться от него — наш главный приоритет прямо сейчас, и у нас есть всего несколько секунд, чтобы выполнить эту задачу. Если копы постучат в дверь до того, как мы найдем заначку, нам крышка.
— Я не знаю! — Бегу вниз по лестнице в одних трусах, отчаянно разбрасывая подушки с дивана, пытаясь найти маленькую деревянную коробочку, в которой Рэн прошлой ночью спрятал наркотики на сорок тысяч баксов. Пакс начинает с выдвижных ящиков консоли под телевизором. — Может быть, в его комнате?
— Может быть? Черт!
Пакс замирает. Сирены приближаются.
— Мы могли все употребить прошлой ночью? — спрашивает он.
— НЕТ! Все были бы мертвы, если бы приняли столько кокаина.
— Логично. — Пакс возвращается к поискам в ящиках.
Сколько сейчас времени? На улице светло. Может, девять? Голова раскалывается от недосыпа. Уборщики приходили и уже ушли, дом безупречно чистый, если не считать беспорядка, который мы сейчас устраиваем. Уверен, что они нашли и избавились от всех пакетиков, спрятанных Рэном, которые не были найдены нашими одноклассниками. Вероятно, мы в безопасности. Или будем, как только найдем эту чертову деревянную коробку!