Несмотря на все разговоры Суан о том, что Восседающие хотят предупреждения, появление Эгвейн не вызвало особого волнения. По каким бы причинам Майлинд и прочие ни призвали Совет выслушать отчет Акаррин, они не сочли дело столь тонким, чтобы сохранить его только для ушей Восседающих, так что небольшие группы из четырех-пяти Айз Седай стояли позади скамей с Восседающими их Айя. Они сделали реверансы, когда Эгвейн прошествовала к своему сиденью. Сами Восседающие лишь смотрели на нее или слегка наклоняли головы. Лилейн холодно взглянула на нее, а затем вновь нахмурилась на Морайю, тихую женщину ничем не примечательной внешности, в простом платье синей шерсти. Она была настолько непримечательна, что отсутствие на ее лице печати возраста можно было и не заметить при первом взгляде. Она сидела, глядя прямо перед собой, углубясь в собственные думы. Романда была одной из тех, кто слегка склонил голову. В Совете Амерлин оставалась Амерлин, но это значило чуть меньше, чем снаружи. Внутри Восседающие ощущали свою силу. В некотором роде в Совете Амерлин могла быть названа первой среди равных. Возможно, несколько большей, но не намного. Суан говаривала, что столько же Амерлин потерпело неудачу из-за того, что считало Восседающих равными себе, сколько и из-за того, что верило в большую разницу между ними, чем существовала на самом деле. То было похоже на бег по верху узкой стены, с обеих сторон которой – свирепые псы. Сохраняешь равновесие и смотришь под ноги, не думая про собак. Но всегда осознаешь их присутствие.
Расстегнув плащ, вступая на полосчатый постамент, Эгвейн сложила его на скамье, прежде чем сесть. Скамьи были жесткими, и некоторые Восседающие приносили с собой подушечки, когда предполагали, что заседание будет длительным. Эгвейн предпочитала этого не делать. Запрет на выступления редко удерживал одну-двух женщин от пространных комментариев, и в этих случаях жесткое сиденье помогало не уснуть. А вот Шириам, которая заняла место Хранительницы Летописей, встав слева от Эгвейн, не оставалось ничего другого как ждать. Возможно, ей стоило принести подушку.
Понемногу начали заполняться остальные скамейки. Аледрин и Саройя присоединились к Беране. Аледрин была достаточно полной, чтобы две другие казались стройными. Конечно, вертикальные полосы орнамента из завитков на юбке Саройи все равно создавали это впечатление, тогда как широкие белые рукава и белоснежные вставки на платье Аледрин создавали противоположный эффект. Каждый пытался разведать, что знают о развитии событий остальные, это было очевидно по тому, как они кивали головами друг на друга и кидали быстрые взгляды на Голубых, Коричневых и Зеленых. Варилин, рыжеволосая женщина, похожая на аиста, более высокая, чем большинство мужчин, также заняла свое место рядом с Квамезой. Постоянно поправляя шаль, Варилин переводила взгляд с Морайи на Эскаральду и Майлинд, а затем обратно. Магла, плотно закутав широкие плечи в шаль с желтой бахромой, и Фэйзелле, доманийка с квадратным лицом, одетая в шелка с плотной зеленой вышивкой, вступали в шатер, игнорируя друг друга, хотя их юбки соприкасались. Магла твердо состояла в лагере Романды, а Фэйзел-ле – Лилейн, а обе группы не смешивались. Потихоньку появлялись и другие сестры. Нисао и Мирелле оказались среди полудюжины сестер, вошедших вслед за Маглой и Фэйзелле. Морврин уже находилась среди Коричневых за Такимой и Эскаральдой, а Бео-нин стояла на краю постамента Серых за Варилин и Квамезой. Если так пойдет дальше, то вскоре в шатре могла собраться добрая половина всех Айз Седай в лагере.
Пока Магда шла по коврам к местам Желтых, Романда поднялась с места.
– Нас уже больше одиннадцати, так что вполне можно начинать. – Ее голос был неожиданно высоким. Можно было подумать, что у нее хороший певческий голос, если бы удалось представить Романду поющей. Ее лицо всегда выражало большую склонность к ворчанию или хотя бы к неодобрению. – Не думаю, что следует делать заседание официальным, – добавила она, когда Квамеза встала. – Я не совсем понимаю, зачем вообще было нужно это заседание, но если уж оно необходимо, пусть уж оно так и идет. У некоторых из нас есть и более важные дела. Уверена, что и у вас тоже, Мать.
Последнее было произнесено с глубоким наклоном головы, голосом лишь чуть-чуть слишком почтительным. Не слишком далеко от того, чтобы можно было назвать это сарказмом. Она была слишком умна, чтобы подвергать себя риску. Дуракам редко удавалось получить кресло Восседающей или удерживать его долгое время, а Романда имела место в Совете уже около восьмидесяти лет. Сейчас она выступала Восседающей во второй раз. Эгвейн слегка склонила голову, глаза оставались холодными. Подтверждение того, что к ней обратились, а она отметила тон сказанного. Весьма осторожное равновесие.
Квамеза осталась стоять с открытым ртом, не будучи уверена, стоит ли ей сказать те фразы, которые всегда произносила младшая из присутствующих Восседающих и которые открывали заседание Совета. Место Романды давало ей значительное влияние и некую меру авторитета, однако все это легко могли превзойти другие. Иные из Восседающих нахмурились или заерзали по скамейкам, однако никто не произнес ни слова.
В шатер вплыла Лирелле и двинулась в сторону скамей Голубых. Высокая для уроженки Кайриэна, то есть примерно одного роста с остальными, она была одета в элегантный шелковый наряд с голубыми разрезами и красной и золотой вышивкой на лифе, движения ее были плавными. Поговаривали, что, перед тем как прийти в Башню послушницей, она была танцовщицей. По сравнению с ней Самалин, Зеленая с лисьим личиком, вошедшая следом, шагала по-мужски, что не было странно для женщины из Муранди. Обе они удивились, увидев Квамезу стоящей, и поспешили к своим скамьям. Варилин начала дергать Квамезу за рукав, пока арафелка наконец не уселась. Лицо Квамезы было маской ледяного спокойствия, но все же умудрялось излучать свое неудовольствие. Она придавала этикету большое значение.
– Возможно, причина для официального заседания все-таки существует, – голос Лилейн казался низким после выступления Ро-манды. Оправляя шаль, словно все время мира принадлежало ей, она грациозно встала, весьма нарочито не глядя на Эгвейн. Красивая женщина, Лилейн была воплощением достоинства. – Похоже, переговоры с Элайдой одобрены, – холодно произнесла она. – Я понимаю, что по Закону Войны советоваться с нами необязательно, но мне все же кажется, что нам следует обсудить это, особенно в связи с тем, что многие из нас будут усмирены, если Элайда удержит власть.
Слово «усмирены» больше не несло в себе того ужаса, какой вызывало до того, как Суан и Лиане были Исцелены после усмирения, но все же среди Айз Седай, наблюдавших стоя позади скамей, пронесся ропот. Видимо, весть о переговорах не распространилась так быстро, как предполагала Эгвейн. Она не могла сказать, были ли сестры взволнованы или потрясены, но они очевидно были удивлены. Джания, вошедшая пока говорила Лилейн, встала как вкопанная, так что группа сестер, двигавшаяся следом, едва не налетела на нее. Они уставились на Голубую, а затем, еще дольше и внимательнее, и на саму Эгвейн. Романда, похоже, тоже ничего не слышала, судя по тому, как окаменело ее лицо, а выражения лиц слишком юных Восседающих варьировали от ледяного спокойствия Бераны до изумления Самалин и ужаса Салиты. Стоявшая Шириам покачнулась. Эгвейн надеялась, что ей не станет дурно перед Советом.
Однако еще более интересной была реакция тех, кто, по сообщению Деланы, говорил о переговорах. Варилин сидела совершенно неподвижно и, разглядывая свои юбки, пыталась подавить улыбку. Магла нерешительно облизывала губы и краем глаза посматривала на Романду. Глаза Саройи были закрыты, а губы шевелились, словно она молилась про себя. Фэйзелле и Такима уставились на Эгвейн с почти одинаковым хмурым выражением. Потом они заметили друг друга и, вздрогнув, приняли выражение такого царственного спокойствия, что казалось, будто они передразнивают одна другую. Все было очень странно. Несомненно, к этому времени Беонин проинформировала всех о том, что сказала Эгвейн, и все же, за исключением Варилин, все были весьма огорчены. Вероятно, они и подумать не могли, что все можно закончить путем переговоров. Каждая из женщин, что сейчас была в Совете, рисковала быть усмиренной и казненной просто по факту своего присутствия здесь. Если и был иной путь, кроме устранения Элайды, то он исчез много месяцев назад, когда был избран этот Совет. После этого обратной дороги не было.
Лилейн казалась удовлетворенной реакцией на свои слова – на самом деле она выглядела довольной, как кошка у миски со сметаной, – но прежде чем она устроилась на своем месте, на ноги вскочила Морайя. Это привлекло всеобщее внимание и вызвало еще одну волну шепотков. Никто не назвал бы Морайю особенно грациозной, но порывистой иллианка не была.
– Это требует обсуждения, – сказала она. – Однако к этому вернемся позже. Совет был созван тремя Восседающими, которые задали один и тот же вопрос. И к этому вопросу следует обратиться в первую очередь. Что обнаружили Акаррин и ее спутницы? Я прошу, чтобы они предстали для отчета перед Советом.
Лилейн нахмурилась на свою компаньонку Голубую, а уж хмуриться она умела отлично. Глаза ее стали пронзительными, словно шила, и все же закон Башни на этот счет был вполне однозначным и был известен всем. Неровным голосом Шириам попросила Аледрин, младшую после Квамезы, пойти и привести в Совет Акаррин и ее спутниц. Эгвейн решила, что ей лучше поговорить с рыжеволосой женщиной сразу после заседания. Если Шириам будет продолжать в том же духе, скоро она станет совершенно бесполезной Хранительницей.
Делана влетела в шатер среди группы сестер, последней из Восседающих, и оказалась на своей скамье, расправляя на локтях свою шаль, к тому моменту как пухлая Белая Восседающая вернулась с шестью сестрами и подвела их к Эгвейн. Должно быть, они оставили свои плащи в проходе снаружи, поскольку все были теперь без верхней одежды. Делана уставилась на них, хмуря брови. Казалось, она задыхается, словно бежала сюда.
Очевидно, Аледрин решила, что является или нет заседание официальным, ей в любом случае следует вести себя с надлежащим соблюдением формальностей.
– Вы призваны перед Совет Башни, дабы доложить об увиденном, – произнесла она с сильным тарабонским акцентом. Сочетание темно-золотистых волос и карих глаз нередко в Тарабоне, хотя она предпочитала носить волосы длиной до плеч забранными белой кружевной сеткой, а не заплетать их в косы, украшенные бусинами. – Я требую, чтобы вы сообщили обо всем без уверток и умолчаний, а также ответили на вопросы полностью, ничего не скрывая. Теперь произнесите, что сделаете так пред Светом и во имя надежды на Перерождение и Спасение, либо будете отвечать за последствия.
Те сестры древних времен, что составили эту часть церемонии Совета, вполне осознавали, сколько возможностей для маневра оставляют Три Клятвы. Чуть упустить здесь, немного неопределенности там, и значение сказанного тобой встает с ног на голову, а ты при этом говоришь только правду.
Акаррин произнесла присягу громко и несколько нетерпеливо, а остальные пятеро – с различной долей условности и чувства неловкости. Многие сестры прожили всю жизнь, ни разу не свидетельствуя перед Советом. Аледрин подождала, пока последняя повторит каждое слово, а затем прошествовала на свое место.
– Расскажи нам, что видела, Акаррин, – сказала Морайя, лишь только Белая Восседающая повернулась спиной. Аледрин заметно напряглась, и когда она села на место, ее лицо было лишено какого-либо выражения, лишь яркие пятна румянца алели на щеках. Мо-райи следовало подождать. Она, должно быть, весьма взволнована.
По традиции – а нужно сказать, что гораздо больше существует традиций и обычаев, чем законов, и Свет ведает, что есть куда больше законов, чем кто-либо догадывается, и зачастую за века накапливается их столько, что законы начинают противоречить друг другу, но традиция и обычай правят Айз Седай в той же мере, что и закон Башни, а возможно и больше, – по традиции Акаррин обратила свой отчет к Престолу Амерлин.
– То, что мы увидели, Мать, было округлой ямой в земле, – сказала она, кивками подчеркивая почти каждое слово. Похоже, она тщательно выбирала формулировки, словно чтобы убедиться в том, что они будут понятны каждому. – Изначально она, вероятно, была правильно круглой, точнее, имела вид полушария. Позже стенки местами обрушились. Яма имеет примерно три мили в поперечнике и около полутора в глубину. – Кто-то громко охнул, и Акаррин нахмурилась, словно этот кто-то попытался ее перебить. Однако она продолжила без паузы: – Мы не смогли точно убедиться в ее глубине. Дно покрыто водой и льдом. Со временем, вероятно, она станет озером. В любом случае, мы смогли без особых трудностей точно установить местоположение и готовы заявить, что яма располагается там, где некогда стоял город под названием Шадар Логот.
Она замолчала, и долго единственным звуком был шорох юбок ерзающих Айз Седай.
Эгвейн тоже захотелось заерзать. О Свет, да дыра такого размера накроет половину Тар Валона!
– Есть ли у тебя мысли о том, как эта… яма… возникла, Акар-рин? – наконец спросила Эгвейн. Она вполне гордилась тем, сколь спокоен оказался ее голос. Шириам же просто трясло! Эгвейн надеялась, что больше никто этого не заметил. Поступки Хранительницы всегда отражались на Амерлин. Если Хранительница выказывала страх, большая часть сестер считала, что Эгвейн напугана. А едва ли ей хотелось, чтобы такие мысли зародились у кого-нибудь.
– Каждая из нас была выбрана, поскольку обладала некой способностью чтения следов, Мать. По правде, лучшими, чем многие.
Значит, их выбрали не просто потому, что никто из более могущественных не был заинтересован. В этом был хороший урок. То, что делали Айз Седай, редко оказывалось столь простым, как выглядело на первый взгляд. Эгвейн хотелось бы больше не повторять уроки, которые она однажды усвоила.
– Нисайн – лучшая из нас в этом, – продолжила Акаррин. – С вашего позволения, Мать, я попрошу ответить ее.
Нисайн нервно разгладила темные шерстяные юбки и откашлялась. Обладательница крепкого подбородка и поразительно голубых глаз, Серая сестра обладала небольшим опытом в законах и договорах, однако ей, очевидно, неловко было выступать перед Советом. Она смотрела прямо на Эгвейн с видом человека, не желающего видеть всех собравшихся Восседающих.
– Учитывая, сколько было использовано саидар, Мать, было бы неудивительно обнаружить там следы такой же толщины, что и снег. – Слова мурандийки лились напевом. – Даже спустя столь долгое время я должна была получить каке-то представление о том, что было сплетено, будь это плетение мне хоть сколько-нибудь знакомо. Однако нет. Все что я смогла, Мать, – это отследить плетение, однако никакого смысла в этом не оказалось. Никакого. На самом деле оно казалось столь чуждым, что не могло быть… – Она снова прокашлялась, сглотнула. Лицо ее стало бледнее. – Оно не могло быть сплетено женщиной. Мы, конечно, подумали, что это могло быть делом рук Отрекшихся, и я проверила резонанс. Мы все проверили. – Обернувшись указывая на спутниц, она поспешно приняла исходное положение. Она явно предпочитала смотреть на Эгвейн, чем на Восседающих, и даже наклонилась вперед. – Не могу сказать, что было сделано, кроме того, что было изъято три мили земли, не могу сказать, и как это было сделано. Но там явно был применен и саидин. Резонанс был столь силен, что мы почти обоняли его. Саидин использовали гораздо больше, чем саидар. Куда больше – что Драконова Гора против холмика. И это все, что я могу сказать, Мать.
По шатру пролетел трепет, звук вздоха сестер после того, как они долго сдерживали дыхание. Вздох Шириам показался самым громким, но, возможно, лишь потому, что она была ближе всех.
Эгвейн заставила себя принять спокойное выражение лица. Отрекшиеся и плетение, которое может смести половину Тар Ва-лона. Если Майлинд предложит бежать, сможет ли она убедить сестер остаться и противостоять такому? Сможет она покинуть Тар Валон и Башню и Свет знает сколько десятков тысяч жизней?
– Есть ли у кого-то вопросы?
– У меня, – сухо произнесла Романда. Ее спокойствие ничто не поколебало. – Но не к этим сестрам. И если ни у кого больше нет вопросов к ним, я уверена, что они предпочтут, чтобы Совет не глазел на них.
Не совсем ее делом было предлагать это, однако нельзя сказать, что совсем не ее, так что Эгвейн спустила это. Ни у кого больше не оказалось вопросов к Акаррин или ее спутницам, и Романда неожиданно тепло поблагодарила их за проделанную работу. И снова это была не совсем ее функция.
– К кому у тебя вопрос? – спросила Эгвейн, когда Акаррин и остальные пятеро поспешно присоединились к сестрам, толпившимся среди высоких светильников и жаровен. Они были рады, как отметила Романда, скрыться с глаз Совета, но хотели услышать, к каким результатам приведет их доклад. Эгвейн было очень трудно удержаться от резкости в голосе. Романда предпочла этого не заметить. Или действительно не заметила.
– К Морайе, – ответила она. – Мы с самого начала подозревали Отрекшихся. Мы знали: то, что случилось, было мощным, и весьма. Мы все знали, что Шадар Логот исчез, и я могу только добавить, что мир стал лучше без этой клоаки Тени. – Она направила свой хмурый взгляд на Голубых Восседающих, и это заставило многих Айз Седай поежиться словно послушниц. – Мой вопрос таков. Изменилось ли для нас что-нибудь?
– Должно было измениться, – ответила Морайя, спокойно встретив взгляд Романды. Возможно, она заседала в Совете не столь долго, сколь Романда, однако считалось, что Восседающие равны между собой. – Мы давно вели подготовку на случай, если Отрекшиеся выступят против нас. Каждая сестра знает, как создать круг, если она способна это сделать, или присоединиться к тому, который создается, пока каждый круг не достигнет тринадцати. Включается каждый, даже послушницы, даже новички.
Лилейн бросила на нее пронзительный взгляд, однако, как бы она ни хотела выбранить Морайю, они были из одной Айя. Они должны были хотя бы сохранять видимость единого фронта. Однако усилие, которое Лилейн затратила, чтобы не открыть рот, сделало ее губы совсем тонкими.
У Романды не было такого ограничения.
– Ты должна объяснять то, что все и так уже знают! Мы – те, кто выполнял эту подготовку. Возможно, ты об этом забыла? – На этот раз ее голос был резок. В Совете были запрещены открытые выражения гнева, но не раздражения.
Если Морайя и почувствовала укол, внешне это на ней никак не отразилось. Она лишь оправила шаль.
– Я должна объяснить все с самого начала, поскольку о таком мы еще не думали. Майлинд, смогут ли наши круги противостоять тому, что описали Акаррин и Нисайн?
Несмотря на свирепые глаза, рот Майлинд выглядел всегда готовым к улыбке, но она была совершенно сурова, когда встала. Она оглядела по очереди каждую Восседающую, чтобы ее слова произвели большее впечатление.
– Они не смогут. Даже если мы изменим порядок так, что сильнейшие сестры всегда будут составлять один круг (а это означает, что они должны жить, есть и спать вместе, чтобы быть готовыми моментально воссоединиться), даже тогда мы будем подобны мыши перед кошкой. Достаточное количество мышей может одолеть даже большую голодную кошку, однако прежде погибнет немало мышей. Однако, если погибнет много таких «мышей», Белая Башня умрет.
По палатке снова пробежала рябь вздохов.
Эгвейн удалось сохранить спокойное выражение лица, но ей пришлось с усилием заставить себя разжать кулаки, спрятанные под юбкой. Что они предложат – штурм или бегство? О Свет, как она сможет противостоять им?
Из одной Айя или нет, но Лилейн больше не могла сдержаться.
– Что же ты предлагаешь, Морайя? – огрызнулась она. – Даже если мы воссоединим Башню прямо сегодня, мы не сможем изменить фактов.
Морайя слегка улыбнулась: похоже, что другая Голубая высказала наконец то, что она надеялась услышать.
– Значит, мы должны изменить факты. В настоящий момент фактом является то, что даже наши сильнейшие круги слишком слабы. У нас нет ангриалов, так же как и са'ангриалов, так что забудем о них. Я не уверена, что даже в Башне есть нечто, что сильно изменит положение дел. Как же тогда сделать круги сильнее? Достаточно сильными, чтобы можно было надеяться, столкнувшись с тем, что случилось с Шадар Логотом, остановить это. Эскаральда, что ты можешь сказать об этом?
Встревоженная, Эгвейн наклонилась вперед. Они действовали сообща. Но ради какой цели?
Не одна она осознала, что трое Восседающих, созвавших Совет, стояли. Оставшись стоять, Морайя и Майлинд сделали недвусмысленное заявление. Эскаральда стояла словно королева, но все же миниатюрная Коричневая слишком обращала внимание на взгляды, скользившие между ней, Майлинд и Морайей, сосредоточенные, нахмуренные или слишком спокойные лица. Она дважды оправила шаль, прежде чем заговорить. Ее высокий, но сильный голос звучал, словно она читала лекцию.
– Древняя литература совершенно ясна, хоть, боюсь, и мало изучена. Она собирает скорее пыль, чем читателей. Писания, собранные в ранние годы Башни, сообщают, что круги в Эпоху Легенд не ограничивались тринадцатью. Точный механизм (я бы сказала, точный баланс) неизвестен, но его не так уж сложно воссоздать. Тем из вас, у кого не нашлось времени заглянуть в библиотеку Башни, я сообщу, что способ увеличения круга предполагает… – Впервые она замялась и с видимым усилием продолжала: – Предполагает включение мужчин, способных направлять Силу. Фэйзелле вскочила на ноги.
– Что ты предлагаешь? – вопросила она и немедленно села, словно кто-то мог заподозрить, что она стоит в знак поддержки.
– Я требую очистить зал Совета! – вставая, произнесла Маг-ла. Как и Морайя, она была из Иллиана, и волнение значительно усиливало ее акцент. – Такие дела должны обсуждаться исключительно на закрытом заседании Совета. – Едва закончив, она тоже сразу уселась на скамью, нахмурившись, сгорбив плечи и сжимая и разжимая ладони поверх юбок.
– Боюсь, что для этого слишком поздно, – громко сказала Мо-райя. Ей пришлось говорить громко, чтобы перекрыть бормотание сестер, увлеченно беседовавших позади скамей, гул стоял точно в улье. – То, что было сказано, сказано; и услышано слишком многими сестрами, чтобы теперь попытаться сделать вид, что этих слов не было. – Ее грудь поднялась, когда она глубоко вдохнула и заговорила еще громче: – Я выдвигаю перед Советом предложение вступить в соглашение с Черной Башней, дабы при необходимости включить в свои круги мужчин. – Если ее речь и звучала в конце чуть сдавленно, в этом не было ничего удивительного. Лишь немногие Айз Седай могли произнести это название без волнения, отвращения или открытой ненависти. Слова сокрушили гул – на протяжении трех ударов сердца стояла полная тишина.
– Это безумие! – вскрик Шириам разбил тишину – во многих отношениях. Хранительница Летописей не участвует в обсуждении дел Совета. Она даже не может вступать в Совет без Амер-лин. С лицом, залитым румянцем, Шириам выпрямилась, возможно готовая столкнуться с неизбежным упреком и защищаться. Но у Совета были заботы поважнее.
Вскакивая со своих мест, Восседающие начали говорить, кричать, иногда перекрикивать друг друга.
– Безумие – слишком мягко сказано! – выкрикивала Фэйзел-ле, в то время как Варилин кричала:
– Как мы можем быть союзниками мужчин, способных направлять?
– Эти так называемые Аша'маны все отмечены порчей! – говорила Саройя без малейшего признака хваленой выдержки Белой Айя. Сложив руки поверх шали, она тряслась так, что длинная белоснежная бахрома колыхалась. – Они все испорчены прикосновением Темного!
– Само такое предложение противоречит всему, за что выступает Белая Башня, – отрезала Такима. – Нас будет презирать любая женщина, называющая себя Айз Седай, да и те Айз Седай, что давно уже покоятся в могилах.
Магла зашла столь далеко, что потрясала кулаком в ярости, которую и не пыталась скрывать:
– Только приспешница Темного могла предложить такое! Только приспешница Темного!
Морайя побледнела от такого обвинения, но затем покраснела от гнева.
Эгвейн не знала, что и сказать. Черная Башня была детищем Ранда, и, возможно, необходимым, если существовала хоть какая-то надежда победить в Последней Битве, и все же Аша'маны б ы ли мужчинами, способными направлять Силу, а этого боялись три тысячи лет, и они направляли запятнанной Тенью саидин. Сам Ранд тоже мог направлять Силу, и все же без него Тень победила бы в Тармон Гай'дон. Хвала Свету, что она смотрит на это столь холодно, однако правда была сурова. Как бы она ни относилась к этому, события выскальзывали из-под контроля. Эскаральда обменивалась оскорблениями с Фэйзелле, обе едва не срывали голоса. Открытые оскорбления! В Совете! Саройя отбросила остатки хладнокровия Белых и орала на Майлинд, кричавшую что-то в ответ; ни одна из них не слушала другую. Было бы чудом, если бы они понимали, что говорит противница, и, возможно, к лучшему, что чуда не происходило. Как ни странно, ни Романда, ни Лилейн не открыли рта с самого начала. Они сидели, уставившись не мигая друг на друга. Словно пытались понять, что скажет другая, чтобы можно было занять противоположную позицию. Магла спустилась со своей скамьи и двигалась к Морайе с видом человека, готового перейти к ударам. Не словесным, а кулаками. У Маглы они были сжаты. Ее расшитая виноградными лозами шаль незамеченной соскользнула на ковер.
Встав, Эгвейн обняла Источник. Если не считать нескольких строго предписанных функций, направлять Силу в Совете было запрещено. Еще одна традиция, указывавшая на мрачное прошлое в истории Совета. Она создала простое плетение Воздуха и Огня.
– Перед Советом было выдвинуто предложение, – сказала она, отпуская саидар. Это было не так сложно, как когда-то. Не просто, совсем не просто, но и не так сложно. Память о сладости Силы осталась, и ее было достаточно, чтобы продержаться до следующего раза.
Усиленные плетением, ее слова грянули в шатре подобно грому. Айз Седай съежились, морщась и затыкая уши. Наступившая тишина казалась неимоверно пронзительной. Магла в удивлении уставилась на нее, затем вздрогнула, осознав, что стоит на полпути к скамьям Голубых. Поспешно разжав кулаки, она задержалась, чтобы подобрать шаль, и заторопилась на свое место. Шириам стояла, открыто всхлипывая. Это было не столь громко.
– Перед Советом было выдвинуто предложение, – в тишине повторила Эгвейн. После рева, увеличенного Силой, ее голос звенел в собственных ушах. Это плетение не предполагалось использовать в помещениях, пусть и с парусиновыми стенами. – Чем ты обоснуешь, Морайя, свое предложение о союзе с Черной Башней?
Едва промолвив, она села. Как она решилась на такое? Какие трудности это ей создаст? Какие преимущества можно будет из этого извлечь? Видно, Свет помог ей. Эти мысли первыми пришли ей на ум. Ей бы хотелось, чтобы Шириам вытерла глаза и набралась мужества. Она была Престолом Амерлин и нуждалась в Хранительнице Летописей, а не в мямле.
Потребовалось несколько минут, чтобы присутствующие пришли в себя. Восседающие без особой нужды поправляли одежды и разглаживали юбки, избегая взглядов друг друга и намеренно не глядя на сестер, столпившихся за скамейками. Лица иных Восседающих покрылись краской, но уже не от гнева. Восседающие не кричат друг на друга, словно скотники на стрижке овец. Особенно – в присутствии других сестер.
– Мы столкнулись с двумя непреодолимыми на первый взгляд проблемами, – наконец заявила Морайя. Ее голос снова был собран и холоден, но на щеках горел легкий румянец.
– Отрекшиеся изобрели оружие – изобрели или открыли вновь; они наверняка применили бы его раньше, владей они им. И этому оружию мы ничего не можем противопоставить. У нас нет достойного ответа, хотя Свет знает, зачем нам бы хотелось его иметь, но важней, что мы не можем ни остаться в живых, ни остановить, если оно будет применено. В то же время… Аша'маны растут в числе, точно сорняки. Надежные источники оценивают их численность почти как равную числу всех живущих ныне Айз Седай. Хотя цифра эта и завышена, не стоит надеяться, что она завышена чрезмерно. И ежедневно количество мужчин возрастает. «Глаза-и-уши» говорят об этом со всей определенностью. Нам следовало бы схватить этих мужчин и, разумеется, укротить их, но мы не обращали на них внимания из-за Возрожденного Дракона. Мы откладывали это дело, чтобы заняться ими позже. Горькая правда состоит в том, что сейчас может быть поздно ловить их. Их слишком много. Возможно, слишком поздно было уже тогда, когда мы впервые услышали о них. Но если невозможно укротить, то надо их хотя бы как-то контролировать. Соглашение с Черной Башней – слово «союз» мне кажется слишком сильным, – тщательно оговоренное соглашение, стало бы первым шагом к защите мира. Мы можем также включить их в наши круги.
Предупреждающе подняв палец, Морайя пробежала взглядом по скамьям, но голос ее остался холодным и спокойным. И твердым.
– Надо подчеркнуть, что потоками всегда будут управлять сестры (я вовсе не предлагаю позволять мужчине контролировать круг!), но включение в круги мужчин сможет расширить их. С благословения Света, возможно, мы усилим круги настолько, что сумеем противостоять оружию Отрекшихся. Мы убьем одним камнем двух зайцев. Только мы имеем дело не с зайцами, а со львами, и если мы не бросим камень, один из львов непременно сожрет нас. Это очевидно.
Наступила тишина. По крайней мере, молчали все, кроме Ши-риам. Она стояла сгорбившись в нескольких футах от Эгвейн и по-прежнему не могла совладать с рыданиями.
Потом тяжело вздохнула Романда.