Он ещё посидел какое-то время, уставившись на танцующие в камине языки пламени. Предупреждение Чета вызвало нехорошее сосущее чувство в животе. Чем сильнее росла его репутация, тем больше шансов нарваться на вызов. Тот, кто убьёт Принца Воронов, станет большой знаменитостью. Откуда они взяли эту кличку? Кровь и проклятый пепел!
Рядом кто-то пристроился. Худой и долговязый Ноэл был похож на воронье пугало, которое, стряхнув с себя пыль, решило отправиться в город. Несмотря на седые волосы и морщины на лице, в Ноэле скрывалась прыть, достойная человека вполовину моложе его. По крайней мере, в тот момент, когда он брался за оружие. В остальное время он выглядел неловким, словно конь в посудной лавке.
— Ты известная личность, — сказал Ноэл Мэту, протягивая руки к огню. — Когда ты наткнулся на меня в Эбу Дар, я и понятия не имел, в какую знаменитую компанию попал. Ещё пару месяцев — и ты станешь известнее Джейина Далекоходящего.
Мэт сполз по спинке стула вниз.
— Люди часто думают, что быть узнаваемым в любой таверне и в каждом городе — это здорово, — тихо произнёс Ноэл. — Но чтоб мне сгореть, если это не сплошная головная боль.
— Тебе-то что об этом известно?
— Джейин часто мне жаловался, — тихо ответил Ноэл.
Мэт крякнул. Следом прибыл Том. Он был одет как купеческий слуга: в голубом костюме, довольно потёртом, но не превратившемся в полные обноски. Он всем говорил, что явился в Нижний Кэймлин проверить, не сможет ли кто-нибудь что-то посоветовать его хозяину насчёт открытия здесь своей лавки.
Том подошёл к своей новой личине с апломбом. Он навощил усы, вытянув их стрелкой, и начал разговаривать с мурандийским акцентом. Мэт предложил ему помощь в разработке легенды, но в ответ Том закашлялся и заявил, что сам уже кое-что придумал. Треклятый врун-менестрель.
Том подвинул себе стул и аккуратно на него сел, словно слуга, который очень высокого мнения о собственной персоне.
— Эх, сплошная напрасная трата времени! И мой хозяин ещё требует, чтобы я якшался с подобным отребьем! А эти — так просто худший сброд из всех.
Ноэл тихо хихикнул.
— Вот если бы, — драматично продолжил Том, — меня отправили вместо этого в лагерь волшебного, удивительного, неуязвимого, знаменитейшего Мэтрима Коутона! Там-то уж я определенно нашёл бы…
— Чтоб мне сгореть, Том, — произнес Мэт. — Дай передохнуть.
Том весело расхохотался, махнув служанке и купив на всех троих выпивку. Он вручил ей монетку сверху и тихо попросил её не пускать посторонних близко к камину.
— Ты уверен, что стоит здесь встречаться? — спросил Ноэл.
— Сойдёт, — ответил Мэт. Ему не хотелось мелькать в лагере, особенно когда там поджидает голам.
— Тогда ладно, — согласился Ноэл. — Мы знаем, где находится башня, и можем туда добраться при условии, что Мэт сумеет раздобыть для нас переходные врата.
— Раздобуду, — пообещал Мэт.
— Мне не удалось найти никого, кто побывал внутри, — продолжил Ноэл.
— Некоторые утверждают, что она заброшена, — встрял Том, хлебнув из кружки. — Другие утверждают, что она стоит аж с самой Эпохи Легенд. И целиком сделана из нержавеющей стали, без окон и дверей. Мне удалось разыскать сына вдовы одного капитана, который слышал от кого-то историю, что кому-то удалось найти внутри сокровище. Правда, паренёк не смог точно ответить, как герой проник внутрь.
— Как проникнуть внутрь мы знаем, — сказал Мэт.
— Из сказок Олвера? — скептически отозвался Ноэл.
— Это лучшее из того, что у нас есть, — ответил Мэт. — Слушайте, и игра и считалочка точно про Элфин и Илфин. Когда-то люди с ними общались. И треклятые порталы явное тому подтверждение. Поэтому они оставили игру и считалочку в качестве предупреждения.
— Мэт, в эту игру невозможно выиграть, — потерев морщинистое лицо, напомнил Ноэл.
— В этом-то и смысл. Нужно смухлевать.
— Но можно и попытаться договориться, — заметил Том, поигрывая кончиком своего навощённого уса. — Они ведь ответили на твои вопросы.
— Ответы были треклято неясными, — ответил Мэт. Он не собирался рассказывать Тому с Ноэлом об этих проклятых вопросах, и до сих пор не раскрыл, что именно он спросил.
— Но они всё-таки ответили, — настаивал Том. — Похоже, у них было что-то вроде сделки с Айз Седай. Если мы узнаем, что именно хотели Айз Седай от змей и лисичек, и почему те решили заключить эту сделку, возможно, тогда мы сумеем выторговать у них Морейн.
— Если она до сих пор жива, — мрачно заметил Ноэл.
— Она жива, — ответил Том, глядя прямо перед собой. — Если угодно Свету. Она должна быть жива.
— Нам известно, что им нужно, — ответил Мэт, уставившись в пламя.
— И что же? — уточнил Ноэл.
— Мы, — ответил Мэт. — Послушайте, им известно будущее. Они рассказали о нём мне, и рассказали Морейн, если мы верно прочли намёки в письме. Им было известно, что она оставит тебе, Том, это письмо. Они это знали. И всё равно ответили на её вопросы.
— Возможно, они были вынуждены это сделать, — заметил Том.
— Да, но они не обязаны отвечать прямо, — откликнулся Мэт. — Мне наговорили ерунды. Они отвечали, зная, что она к ним вернётся. И мне отвечали, зная, что меня тоже принесёт обратно. Им нужен я. Все мы.
— Ты не можешь знать это наверняка, Мэт. — Том поставил свою кружку на пол между ног и вытащил трубку. Справа от Мэта раздался радостный вопль игроков в кости. — Они могут дать ответ на вопрос, но это не значит, что они всеведущи. Это может быть сродни предсказаниям Айз Седай.
Мэт покачал головой. Эти создания поместили в его голову чужие воспоминания. Он догадывался, что это могли быть воспоминания людей, которые соприкасались с башней или бывали внутри. Элфин и Илфин забрали их воспоминания, и, чтоб ему сгореть, похоже, и его собственные похитили тоже. Не могут ли они следить за ним, и наблюдать за происходящим его глазами?
Ему снова захотелось вернуть свой медальон, хотя против них никакого проку в нём нет. Они же не Айз Седай и не могут направлять.
— Им многое известно, Том, — сказал Мэт. — Они следят. Мы не сможем застать их врасплох.
— Значит, их будет тяжело победить, — ответил Том, зажигая лучину от огня, и затем уже с её помощью табак в трубке. — Мы не можем выиграть.
— Только, если не нарушим правила, — повторил Мэт.
— Но, если то, что ты сказал, верно, они всё равно узнают, что мы так поступим, — сказал Том. — Значит, придётся с ними договариваться.
— Том, а что об этом сказала Морейн? — уточнил Мэт. — В том письме, что ты каждую ночь читаешь?
Том пыхнул трубкой и невольно поднёс руку к нагрудному карману, в котором хранил письмо.
— Она просит вспомнить всё, что мы знаем об этой игре.
— Ей известно, что с помощью уговоров их не победить, — ответил Мэт. — Никаких сделок, Том, никакой торговли. Мы идём в бой и не отступим, пока её не вернем.
Том мгновение колебался, но потом кивнул, запыхтев трубкой.
— Смелость укрепляет, — заметил Ноэл, — ну, этого у нас навалом, с удачей Мэта в придачу.
— Знаешь, Ноэл, тебе не обязательно туда идти, — сказал Мэт. — У тебя нет причин рисковать ради неё жизнью.
— Я иду, — ответил Ноэл. — Я многое повидал. И, в самом деле, обошёл большую часть мира. Но там никогда не был. — Он помедлил. — Это то, что я должен сделать. И покончим на этом.
— Что ж, отлично, — сказал Мэт.
— Огонь ослепит. Что у нас для этого есть? — спросил Ноэл.
— Фонари и факелы, — ответил Мэт, постучав пяткой по вещевому мешку, лежащему возле его стула. — И немного чиркалок Алудры, чтобы их зажечь. Кстати, от неё же есть и ещё несколько сюрпризов.
— Ночные цветы? — уточнил Ноэл.
— И пара взрывчатых цилиндров, которые мы использовали против Шончан. Она называет их громыхалками.
Том присвистнул.
— Она их тебе отдала?
— Две штуки. Когда я показал ей договор с Илэйн, она была готова отдать мне почти всё что угодно. — Мэт поморщился. — Она даже хотела пойти с нами, чтобы лично их поджигать. Лично! Чтоб мне сгореть, но отговорить её было непросто. Зато у нас есть приличный запас ночных цветков, — при этом он слегка коснулся мешка краем ступни.
— Ты притащил их с собой? — спросил Том.
— Хотел, чтобы они были под рукой, — пояснил Мэт. — Кроме того, она дала их мне только сегодня. Они не взрываются сами по себе, Том. По крайней мере, не часто.
— Ладно, только положи их подальше от огня! — предложил Том. Он посмотрел на трубку, ругнулся и отодвинулся на пару дюймов от Мэта.
— Дальше, — продолжил Ноэл. — Музыка усыпит.
— Здесь большой выбор, — ответил Том. — Я возьму арфу и флейту, а ещё я раздобыл барабанчики и цимбалы. Их можно привязать к ноге и стучать по ним рукой. Кроме того, я купил ещё одну флейту, — он глянул на Мэта. — Простенькую. Специально для тех, у кого толстые, медленные пальцы.
Мэт фыркнул в ответ.
— И, наконец, железо скрепит, — продолжил Ноэл, вытягивая собственный мешок. Когда он его развязал, внутри что-то тихо звякнуло и сверкнуло тёмно-оранжевым в отраженном свете камина. — У меня для каждого есть метательные ножи, а также пара коротких мечей. Каждый из чистого железа, не из стали. Кроме того, я прихватил пару цепей и полосу железа, чтобы обить древко Мэтова копья. Однако это нарушит балансировку.
— Всё равно сойдёт, — ответил Мэт.
Ноэл вновь затянул мешок, и все трое какое-то время молча сидели подле камина. В каком-то смысле, всё, что они собрали, было иллюзией. Способом убедить самих себя в том, что они сделали все возможные приготовления.
Но Мэт помнил те непривычные миры по другую сторону искривлённого портала — там линии сходились под неестественными углами, а пейзажи были чуждыми. Змеями и лисицами тех созданий называли только потому, что они не подходили под нормальное описание.
То место находилось в другом мире. Их с Томом и Ноэлом приготовления могли помочь, а могли оказаться бесполезными. Нельзя ничего предугадать до тех пор, пока они не попадут в башню. Словно не знаешь, захватил ли ты нужное противоядие, пока не почувствуешь змеиный укус.
Наконец он пожелал обоим приятелям спокойной ночи. Ноэл собрался вернуться в лагерь Отряда, который теперь находился всего в десяти минутах езды от города. Том согласился отправиться с ним. Они прихватили с собой мешок Мэта с ночными цветами, и вид у них был при этом такой, словно они предпочли бы тащить мешок, доверху набитый пауками.
Мэт опоясался мечом поверх кафтана, взял посох и направился к своей гостинице. Но пошёл не напрямик, а обнаружил, что петляет по переулкам и улочкам. Развалюхи и палатки облепили крепкие здания, словно город вокруг города, разросшийся вдоль его наружных стен подобно плесени на каравае хлеба.
Небо было тёмным, но ночная жизнь кипела — из освещённых дверей гостиниц раздавались призывы зазывал. Мэт постарался сделать всё возможное, чтобы его меч оставался на виду. Многие могли бы позариться на одинокого ночного прохожего, особенно вне городских стен, где рука закона несколько ослабла.
В воздухе пахло надвигающимся дождём, но в последнее время такое случалось часто. Хотелось, чтобы погода уже определилась — либо буря, либо треклятое чистое небо. Такое чувство, что воздух затаил дыхание в ожидании чего-то важного. Гром, который так и не грянул. Колокол, который не прозвонил. Брошенные кости, которые никак не могут остановиться. Как те, что продолжают греметь в его голове.
Он потрогал письмо Верин, которое покоилось в его кармане. Остановятся ли кости, если он его откроет? А вдруг там речь идёт о голаме? Если он в ближайшее время не вернёт свой медальон от Илэйн, эта тварь его найдёт и вывернет потрохами наружу.
Проклятый пепел. Мэт чувствовал, что ему хочется выпить и на какое-то время забыть, кто он и кем его считают люди. Но если он напьётся, то, скорее всего, случайно откроет лицо. А может даже начнёт всем рассказывать, кто он на самом деле. Никогда не знаешь, как поступит пьяный человек, даже если это ты сам.
Он миновал ворота и вошёл в Новый Город. Начал появляться туман или что-то напоминающее изморось, словно небеса услышали его призывы и решили пролить на него небольшой дождь.
«Великолепно, просто треклятски великолепно », — подумал он.
Вскоре от этого недодождя вся мостовая стала влажной, а уличные фонари окутались светящимися туманными ореолами. Мэт втянул голову в плечи, не снимая шарфа с лица, превратившись в подобие треклятого айильца. Разве совсем недавно ему не было жарко?
Он не меньше Тома хотел спасти Морейн. Она запутала его жизнь, но Мэт считал, что как раз за это он ей и обязан. Лучше жить такой запутанной жизнью, чем оставаться в скучной клетке Двуречья, даже не ведая о том, насколько она скучна. Мэт не был похож на Перрина, который ныл, как ему жаль покидать Двуречье, ещё не добравшись даже до Байрлона. В голове тотчас же возник образ Перрина, Мэт мгновенно его отмёл.
А что с Рандом? Мэт увидел его сидящим в прекрасном кресле в тёмной комнате с единственной мигающей лампой, уставившимся в пол перед собой. Выглядел Ранд потрёпанным и уставшим, широко распахнутые глаза выражали его мрачное настроение. Прогоняя образ, Мэт покачал головой. Бедняга Ранд. Вероятно, к настоящему времени он уже считал, что превратился в треклятого тёмного хорька или что-то в этом роде и теперь должен питаться сосновыми шишками. Но выглядел этот хорёк так, будто мечтал вернуться в Двуречье.
Ну, уж нет, Мэт не станет туда возвращаться. В Двуречье нет Туон. Свет, ему же придется решать, что с ней делать. Но уж точно ему не хотелось отрывать её от себя. Если б она по-прежнему была рядом, то он даже безропотно позволил бы ей называть себя Игрушкой. Но не слишком часто.
Итак, сначала Морейн. Хотел бы он узнать побольше об этих Илфин, Элфин и их проклятой башне. Никто про них ничего не знает. Никто не может рассказать ничего, кроме треклятых легенд. И никто не может подсказать ничего полезного…
Никто… кроме Бергитте. Мэт встал посреди улицы как вкопанный. Бергитте. Именно она рассказала Олверу, как попасть в башню. Откуда она могла узнать?
Проклиная себя за тупость, он свернул в сторону Внутреннего Города. Улицы становились всё пустыннее, хотя прямо перед дождём было довольно людно. Вскоре Мэт почувствовал себя единственной живой душой во всём городе. Попрятались даже карманники и попрошайки.
Почему-то от этого Мэту стало не по себе сильнее, чем от чувства постоянной слежки. Это было неестественно. Проклятье, кто-нибудь обязательно должен был следовать за ним, чтобы проверить, не стоит ли его пощупать. И в который раз он пожалел о том, что при нём нет медальона. Каким же он был идиотом, что его отдал. Лучше было отрезать собственную треклятую руку и отдать её в качестве платы Илэйн! Может где-то в этой темноте скрывается голам?
На улице должны быть разбойники. В городе их всегда полно. Это едва ли не самая важная треклятая часть любого города. Ратуша, пара гостиниц, таверна и несколько тупорылых ребят, единственное желание которых — вывалять тебя в грязи и потратить все твои сбережения на выпивку и девочек.
Он пересек площадь и сквозь Каменные Ворота направился во Внутренний Город. Влажная от дождя белая арка, казалось, сияла в призрачном свете скрытой за облаками луны. Посох Мэта гулко стучал по каменной мостовой. Стражники, охранявшие ворота, попрятались под капюшоны плащей и хранили молчание. Они казались больше похожими на статуи, чем на живых людей. Всё место было похоже на склеп.
За воротами он свернул и прошёл через переулок, а потом остановился в нерешительности. Ему показалось, что он заметил впереди тёмные фигуры, прячущиеся в тени. С обеих сторон улицы возвышались тёмные высокие здания великолепной огирской работы. Из переулка послышался возглас.
— Ограбление? — с облегчением пробормотал Мэт.
Из переулка выглянула крепкая фигура. В лунном свете показался парень с тёмными глазами, закутанный в длинный плащ. Увидев Мэта, он застыл от неожиданности. Потом махнул рукой с толстыми пальцами, и навстречу Мэту бросились трое его приятелей.
Мэт немного расслабился, вытирая со лба дождевые капли. Значит, и этой ночью без разбоя не обошлось. Какое облегчение. Он просто испугался собственной тени!
Громила нацелил в Мэта удар палицей. Мэт специально прицепил меч справа, поэтому громила купился на уловку, считая, что противник первым делом схватится за оружие.
Вместо этого Мэт мгновенно поднял посох, врезав им по вражеским ногам. Разбойник споткнулся, и Мэт ударил его по голове. От вора, который, падая, задел одного из своих приятелей, разлетелись брызги уже всерьёз начавшегося дождя.
Мэт отступил назад и опустил посох на голову запнувшегося грабителя. Тот рухнул поверх своего товарища. Третий бандит оглянулся на предводителя, который удерживал за воротник бедолагу, которого Мэт едва мог разглядеть в темноте. Воспользовавшись заминкой, Мэт перепрыгнул через лежавшие в отключке тела и атаковал третьего громилу.
Тот поднял свою палицу, чтобы блокировать удар в голову, поэтому Мэт перенацелил посох в ноги. Потом он поворотом посоха отвёл ослабевшую руку противника и свалил того ударом прямо в лицо.
Затем Мэт небрежно метнул нож навстречу бросившемуся в атаку предводителю банды. Вожак булькнул, зашатался под струями дождя и вцепился в нож, торчавший из горла. Остальных Мэт бросил лежать без сознания — бедняги, возможно, примут данное предупреждение к сведению и изменят свою жизнь.
Мэт отступил в сторону, позволив вожаку наконец рухнуть, сделав нетвёрдый шаг вперед. Он упал поверх трёх своих товарищей. Пинком Мэт перевернул его тело, вытащил нож и вытер его. Наконец, он обратил внимание на жертву ограбления.
— Очень, очень рад вас видеть, — произнёс Мэт.
— Вы… вы? — спросил человек.
— Точно, я, — ответил Мэт, выпрямляясь. — Начал уже думать, что этой ночью воры забросили свою работу. А город без воришек — всё равно, что поле без сорняков. А раз нет сорняков, зачем тогда нужен фермер? Доложу вам, это треклятски негостеприимно.
Спасённый шагнул вперёд на подгибающихся ногах. По всей видимости, слова Мэта сбили его с толку, но он нашёл руку Мэта.
— Спасибо вам! — у парня был гнусавый голос. — Спасибо, большое-пребольшое. — В неярком лунном свете Мэт едва смог различить у несуразно худого малого широкое лицо с кривыми зубами.
Мэт пожал плечами, отложил посох и сдвинул шарф вниз. Тот промок насквозь, и его стоило выжать.
— На твоём месте, приятель, в такую ночь я бы остался дома, а не шлялся по улицам.
Спасённый охнул из темноты.
— Ты! — воскликнул он, едва не взвизгнув.
Мэт зарычал:
— Кровь и проклятый пепел! Неужели никуда нельзя пойти, чтобы тебя не…
Он оборвал себя на полуслове, заметив, что человек сделал выпад сверкнувшим в лунном свете кинжалом. Мэт чертыхнулся, и выставил навстречу шарф. Лезвие пронзило ткань, вместо живота Мэта. Он быстро повернул руки, запутав кинжал убийцы в ткани.
Человек вскрикнул, Мэт отпустил шарф, выхватил каждой рукой по ножу и рефлекторно метнул. Они попали в глаза. Каждый нож вошёл точно в глаз. Свет! Мэт туда даже не целился.
Человек рухнул на мокрую мостовую.
Тяжело дыша, Мэт выпрямился.
— Материнское молоко тебе в чашу! Треклятое молоко! — Он схватил свой посох и огляделся, но тусклая улица оставалась пустынной. — Я же тебя спас. Спас! А ты пытался меня же пырнуть ножом?
Он присел подле трупа. И с мрачной уверенностью в том, что он сейчас найдёт, обыскал карманы. Нашлась пара монет — золотых! — и сложенный клочок бумаги. В лунном свете на нём было видно лицо Мэта. Он смял портрет и сунул в карман.
Попал — дважды — точно в каждый треклятый глаз! Это лучше, чем тот заслуживал. Мэт снова обмотался шарфом, забрал ножи и вышел на улицу, жалея, что не предоставил убийцу своей судьбе.
* * *
Сложив на груди руки и опёршись спиной о мраморную колонну, Бергитте наблюдала, как Илэйн наслаждается вечерним выступлением «актёров». Подобные труппы, изображающие в лицах разные истории, в последнее время стали очень популярны в Кайриэне и теперь пытались добиться такого же успеха в Андоре. Поэтому один из залов дворца — тот, в котором обычно выступали барды — был подготовлен для представлений.
Бергитте покачала головой. Какой смысл играть вымышленные истории?
Почему бы не пойти и не прожить парочку историй самому? Кроме того, она в любом случае предпочитала бардов. Будем надеяться, эта мода на «актёров» быстро отомрёт.
Это конкретное представление было пересказом истории о трагической свадьбе и гибели принцессы Валишен, убитой отродьями Тени. Бергитте хорошо знала балладу, на основе которой актёры создали свою пьесу. И в самом деле, во время выступления они пели из неё отрывки. Удивительно, как мало изменились слова за прошедшие века. Чуточку изменились имена, немного — ноты, но остальное осталось прежним.
Прямо как её собственная жизнь. Она повторялась раз за разом, но с небольшими изменениями. Иногда она была солдатом, иногда — лесной затворницей без малейших военных навыков. И, к сожалению, один или два раза была генералом. С большим удовольствием она бы предоставила эту работёнку кому-нибудь другому.
Она была стражником, благородной воровкой, дамой из общества, крестьянкой, убийцей и спасителем. Но ни разу прежде она не была Стражем. Подобные вещи её мало беспокоили. В большинстве прежних жизней она не имела ни малейшего представления о том, что было раньше. То, что она теперь могла выуживать опыт своих прошлых рождений, было действительно здорово, однако никаких прав на эти воспоминания у неё не было.
Но это не мешало её сердцу вздрагивать, когда очередные воспоминания о прошлых жизнях бесследно растворялись. Свет! Если в этот раз ей не дано быть с Гайдалом, то нельзя ли ей хотя бы помнить его? Такое впечатление, что Узор не знал, что с ней делать. Её насильно втолкнули в эту жизнь, раздвинув прочие нити в стороны, и поместили на неожиданное место. Узор пытался вплести её в общее полотно. Что случится, когда исчезнут все воспоминания? Однажды она проснётся взрослой женщиной без собственного прошлого? Эта мысль ужасала её посильнее любого поля боя.
Она кивнула одной из телохранительниц, Кайле Бент, прошедшей за последним рядом самодеятельного театра. Та приветствовала её салютом.
— Итак? — спросила Бергитте, обойдя колонну, чтобы побеседовать с Кайлой.
— Докладывать не о чем, — ответила Кайла. — Всё в порядке. — Она была худой огненно-рыжей женщиной и легко привыкла носить штаны и гвардейский мундир. — Впрочем, всё будет в порядке, если мы переживем «Смерть принцессы Валишен»!
— Перестань ворчать, — откликнулась Бергитте, сдерживаясь, чтобы не поморщиться — дива, как называли её актёры, приступила к особенно визгливой арии. Так актёры между собой называли песню. Зачем им столько новых названий для простых вещей? — Может, выйдешь под дождь в патруль?
— А можно? — охотно спросила Кайла. — Почему ты не сказала раньше? Может, в меня ударит молния. Так будет лучше.
Бергитте фыркнула.
— Возвращайся к своим обязанностям.
Кайла отсалютовала и удалилась. Бергитте вернулась к театру на своё место у колонны. Может, стоило принести немного воска, чтобы заткнуть им уши. Она посмотрела на Илэйн. Королева спокойно смотрела пьесу. Порой Бергитте чувствовала себя скорее нянькой, чем телохранителем. Как можно защитить женщину, которая порой изо всех сил пытается себя убить?
Но при этом Илэйн была чрезвычайно способной. Вот, как сегодня вечером. Ей удалось убедить своего самого ярого противника присоединиться к ней, чтобы посмотреть представление. Это была Эллориен, и она сидела на восточной стороне зала. Последнее посещение дворца закончилось для неё довольно горьким изгнанием, так что Бергитте не ожидала её возвращения иначе, как в цепях. Но вот она собственной персоной — сидит здесь. Что-то подсказывало ей, что этот ловкий политический трюк Илэйн на тринадцать порядков тоньше, чем могла бы придумать сама Бергитте.
Она покачала головой. Илэйн стала королевой. Ветреной королевой со всеми вытекающими. Но на пользу Андору. Если, конечно, Бергитте сумеет проследить, чтобы эта головка с золотистыми волосами не слетела с плеч.
Пришлось вытерпеть очередную пытку пением, и Кайла явилась обратно. Бергитте выпрямилась, удивившись быстрому шагу женщины.
— Что случилось? — тихо поинтересовалась она.
— Вам явно скучно, — прошептала Кайла, — поэтому я решила явиться с этой новостью к вам. У Сливовых Врат какие-то беспорядки. — Это был юго-восточный край дворцовой территории. — Кто-то пытался через них проникнуть.
— Какой-нибудь попрошайка, ищущий объедки? Или шпион какого-нибудь лорда надеялся что-нибудь подслушать?
— Понятия не имею, — ответила Кайла. — Я узнала об этом из третьих рук от Калисона, которого встретила в патруле. Он говорит, что гвардейцы отвели нарушителя в караулку у ворот.
Бергитте посмотрела на сцену. Похоже, назревала очередная сольная партия.
— Ты за старшего. Оставайся на посту, принимай рапорты. Я пройдусь, разомну ноги и проверю, в чём там дело.
— Захвати для меня на обратном пути воск, чтобы заткнуть уши, ладно?
Бергитте хмыкнула и вышла из театра в красно-белый коридор. Хотя в её распоряжении были Телохранительницы и лучники в коридорах, у самой Бергитте на всякий случай имелся меч, потому что с убийцей, скорее всего, придётся сразиться в ближнем бою.
Попутно поглядывая в окна, Бергитте быстрым шагом прошла по коридору. С неба моросило всё сильнее. Очень мрачное зрелище. Гайдалу бы такая погода понравилась. Ему всегда нравился дождь. Как-то она даже пошутила, что дождь очень идёт к его лицу — меньше шансов напугать детишек. Свет, как же ей его не хватает.
Самый короткий путь к Сливовым Вратам вёл через подсобные помещения дворца. В большинстве богатых домов это означало бы, что придётся пройти через тусклые помещения для челяди. Но этот дворец был построен Огир, а у них был особый взгляд на вещи. Мраморная кладка, отделанная красно-белой мозаикой, здесь была столь же прекрасной, как и повсюду во дворце.
Комнаты хотя и были маловаты по королевским стандартам, но могли легко вместить целое семейство. Сама Бергитте предпочитала обедать здесь — в большом общем обеденном зале для слуг. Для защиты от ужасной ночи здесь горели все четыре огромных камина. Слуги и гвардейцы, свободные от службы, развлекались и болтали. Говорят, о монархе можно судить по тому, как он обращается со своими слугами. И если это правда, то андорский дворец создан для того, чтобы воспитывать в своих королевах лучшие качества.
Бергитте равнодушно прошла мимо манящих запахов еды, и смело вышла под ледяной летний ливень. Холод не был пронизывающим, просто неприятным. Она натянула на голову капюшон и прошла по скользкой мостовой к Сливовым Вратам. Караулка озарялась оранжевым светом. Постовые гвардейцы в мокрых плащах стояли снаружи, прижимая к бокам свои алебарды.
Бергитте направилась прямиком к караулке. Вода уже начала капать с края капюшона. Она постучала в дубовую дверь. Та открылась. В её проеме появилась усатая лысая голова дежурного сержанта Ренальда Мейсира. У коренастого мужчины были широкие ладони и кроткий характер. Ей всегда казалось, что ему больше подходит работа в сапожной лавке, но в Гвардию принимали всех подряд, и чаще надёжность куда важнее, чем искусство владения мечом.
— Капитан-Генерал! — воскликнул он. — Что вы тут делаете?
— Мокну под дождём, — рявкнула она в ответ.
— Ох, ёлки! — Он отступил назад, пропуская её в караулку. Помещение состояло из единственной набитой народом комнаты. Была так называемая дождевая вахта, что означало двойное, по отношению к обычному, число солдат у ворот, и они должны были сменяться на внешнем посту каждый час теми, кто согрелся в караулке.
Трое гвардейцев сидели за столом, бросая кости в специальную коробку. В стоявшей рядом железной печке с открытой дверцей горели дрова, и на ней грелся чайник. Пятым игроком, помимо четырёх солдат, был худой мужчина с замотанной чёрным шарфом нижней половиной лица. Одежда на нём была потрёпанной, намокшие каштановые волосы на голове торчали в разные стороны. Карие глаза сверкнули поверх шарфа в сторону Бергитте, и мужчина слегка сполз со стула под стол.
Бергитте сняла плащ и стряхнула воду.
— Думаю, это и есть тот самый нарушитель?
— Ага, он, — ответил сержант. — Откуда вы узнали?
Она оглядела нарушителя.
— Он пытался проникнуть на территорию дворца, а вы с ним в кости играете?
Сержант с солдатами приняли виноватый вид.
— Ну, миледи…
— Я не леди, — по крайней мере, не в этот раз. — Я сама зарабатываю себе на жизнь.
— Э, да, — продолжил Мейсер. — Что ж, меч он отдал добровольно, и опасным не выглядел. Просто ещё один бродяга, желающий получить объедки с кухни. Вполне милый парень. Вот мы и решили дать ему согреться перед тем, как снова выгнать его в непогоду.
— Бродяга? С мечом? — переспросила она.
Сержант Мейсер почесал затылок.
— Да, полагаю, это необычно.
— Ты можешь очаровать даже шлем на голове генерала посреди поля боя, верно, Мэт? — спросила она.
— Мэт? — переспросил знакомый голос. — Не знаю, о ком вы говорите, добрая женщина. Меня зовут Джарард, и я простой бродяга с интересным прошлым, если у вас есть время послушать…
Она строго на него посмотрела.
— Ох, треклятый пепел, Бергитте, — сдёргивая шарф, обиженным голосом заявил он. — Я всего лишь хотел немного согреться.