Срыв «блиц‑приватизации» Черноморского флота, которую с такой тщательностью готовили в Киеве, надеясь на полный успех, был очень болезненной пощечиной украинским руководителям. Они называли Чернавина «камнем, который лежит на дороге», ведущей якобы к успеху в решении проблемы дележа флота. В таком ключе фигура адмирала флота Чернавина стала подаваться украинцами в ходе последующих раундов переговоров с россиянами по Черноморскому флоту. Кремль тогда клюнул на эту удочку.
Неуступчивость Чернавина стала не устраивать уже не только Кравчука, но и Ельцина. «Камень» с дороги вскоре убрали.
Адмирал флота Владимир Чернавин стал одним из первых российских флотоводцев, которые были «казнены» за то, что яростно сопротивлялись уступчивости Кремля и МИДа на Черном море.
Чернавин смотрел далеко, а думал глубоко:
– Кто контролирует Крым, тот контролирует и Черное море. А кто имеет крепкий флот, тот морем и владеет. Чей берег – того и вода…
А после Главкома Чернавина пришла очередь командующего Черноморским флотом адмирала Игоря Касатонова, которого тоже «по просьбе Киева» сместили с поста. И немало их, русских офицеров в разных чинах и рангах, «дравшихся» за наш Черноморский флот в Крыму, за российский Крым стали жертвами политических бурь и передряг.
Тогда Шапошников предложил новую формулу выхода из положения – не делить флот, а оставить его в подчинении Главного командования Объединенных Вооруженных сил СНГ. Но и этот вариант украинцы отвергли.
Глава 5
АДМИРАЛ КАСАТОНОВ
Адмирал Игорь Касатонов
Адмирал Касатонов был назначен командующим Черноморским флотом в сентябре 91‑го. При нем флот был силищей – 833 корабля, почти 100 тысяч офицеров и матросов.
Приняв должность, адмирал объехал все объекты и морские базы ЧФ. Кроме Крыма они располагались в Измаиле, Очакове, Одессе, Николаеве, Поти, Батуми, Новороссийске… После возвращения Игоря Владимировича в Севастополь, ему из Главкомата ВМФ намекнули – мол, надо бы слетать в Киев, представиться Леониду Кравчуку. Ну и с таким намеком, что Чернавин, дескать, много крови Кравчуку своей неуступчивостью на переговорах по Черноморскому флоту попортил – надо бы с Леонидом Макаровичем «сгладить углы», навести военно‑дипломатические мосты.
Кравчук тогда еще председательствовал в Верховной Раде, но собирался стать президентом Украины. Во время той первой встречи с Касатоновым, он сначала щедро обсыпал нашего адмирала комплиментами, а затем пытался осторожно его «вербовать», намекая на переход под знамена Украины вместе с флотом.
Но это было бесполезно – Касатонов, как и Чернавин, тоже стал «камнем преткновения». Тогда Кравчук открыто предлагал командующему: «Не ориентироваться на Москву. Зачем вам туда докладывать, выполнять их приказы?… Ветер не всегда дует в ту сторону, куда хочет моряк…»
Касатонов был поражен этой неуклюжей его обработкой.
– Любой ветер когда‑нибудь, да стихнет, – так же иносказательно ответил адмирал.
А затем стал объяснять, что на флоте служат люди со всего Советского Союза, которые, как и он, не присягали на верность незалежной Украине. И если Черноморский флот станет украинским, то десятки тысяч моряков – и офицеров, и мичманов, и матросов – уйдут на другие российские флоты или разбегутся по домам.
Кравчук ответил: «Ну и пусть бегут… Зато останутся только патриоты Украины».
Следом на Касатонова навалился зам Кравчука – Иван Плющ. Он тоже стал говорить без обиняков, попер напролом:
– Не усложняйте ситуацию, адмирал! Мы с Ельциным проблемы уладим, все будет в порядке, флот отойдет Украине, а вы останетесь при прежней должности… Как там моряки говорят? «Лучше прийти на уходящий корабль на полчаса раньше, чем опоздать на пять минут»…
– Вы что же, предлагаете мне изменить Родине и присяге? – отбивал атаки Касатонов, – и видел, как засверкала злоба в глазах собеседников после этих его слов.
Встреча та окончилась ничем.
* * *
В тот период, писал Кручинин, «ситуация на флоте выглядела странно, туманно, неопределенно». Александр Иванович по своим штабным обязанностям сам почти каждый день отправлял в Главный штаб ВМФ, в Минобороны и Генштаб секретные телеграммы Касатонова, в которых адмирал просил дать ему четкие директивы насчет того, какой линии придерживаться командованию флота под бешеным напором властей Украины.
Но из Москвы вместо четких приказов поступали лишь общие, «резиновые» указания – держитесь, не сдавайтесь, действуйте по обстоятельствам.
Касатонов несколько раз звонил в Кремль, просил соединить его с президентом, но командующего к Ельцину не допускали. А тем временем Кравчук потребовал, чтобы 3 января 1992‑го Черноморский флот присягнул Украине.
Не дождавшись указаний из Москвы, Касатонов на свой страх и риск 4 января объявил флот российским и в интервью украинской газете заявил, что флот, как и прежде, будет подчиняться только министру обороны РФ и Главкому ВМФ. И добавил, что черноморцы обязуются уважать законы государства, на территории которого находятся, готовы сотрудничать с министерством обороны Украины. Но – без принятия присяги незалежной.
Москва по‑прежнему молчала. Никто не давал Касатонову разрешений на подобные заявления. Он взял ответственность на себя. Тот его поступок был похож на опасное самовольство, которое могло стоить командующему должности. Некоторые иностранные газеты на следующий день писали об «адмиральском мятеже и бунте против Кремля». А Касатонову шли сотни телеграмм из России, в которых люди поддерживали его решение.
А из Кремля – никакой реакции…
«Такой политический туман для флота иногда страшнее самого сильного шторма», – так сказал Касатонов на совещании в штабе флота. Кручинин крепко запомнил эти его слова.
* * *
9 января 1992 года адмирала Касатонова вызвали на заседание Верховной Рады Украины. Группа офицеров штаба флота, с которой командующий направлялся утром в Киев, всю ночь готовила его выступление. Накануне Игорь Владимирович сам писал и много раз правил свой же текст, но и в 2 часа ночи окончательный вариант не устроил его.
Прибыв рано утром на службу, адмирал еще раз внимательно перечитал «генеральный» вариант своего выступления в Раде, сделал несколько поправок и во главе своей офицерской штабной команды отправился на аэродром Бельбек. Но и в самолете еще что‑то дописывал.
Капитан I ранга Кручинин (он был в составе делегации) принес тогда Касатонову справку о национальном составе флота. И пока адмирал читал ее, Александр Иванович заметил, что в тексте выступления командующего красным фломастером было подчеркнуты несколько строк, напротив которых стояли три жирных восклицательных знака: «Требование принимать присягу чужого государства считаю преступным. Черноморский флот сохранит статус‑кво до выработки политического решения на уровне президентов двух стран – России и Украины».
После выступления Касатонова в зале Рады повисла леденящая тишина. Все депутаты сидели, словно окаменевшие. Кравчук первым пришел в себя:
– Товарищ адмирал Касатонов, – холодным тоном сказал он, – я уважаю вас как офицера, но категорически не разделяю вашу позицию. Можете быть свободны…
* * *
Из рукописи Кручинина:
«А тем временем обстановка на нашем Черноморском флоте продолжала накаляться. По кораблям и гарнизонам уже гулял «неофициальный» клич Киева, обращенный к военнослужащим‑украинцам, находящимся в Крыму – бросать службу «москалям» и присягать Украине. Среди личного состава усиливалось брожение».
В 126‑й дивизии береговой охраны в Симферополе большинство личного состава согласилось принять украинскую присягу, похожая картина наблюдалась в 63‑й бригаде ремонтирующихся кораблей, в 39‑й дивизии морских десантных сил. В Донузлаве противолодочная бригада во главе с командирами приняла украинскую присягу, еще семь офицеров из школы водолазов поступили также…
Когда стало известно, что на сторону Украины перешли два адмирала российского Черноморского флота, командующий приказал провести суд офицерской чести и объявил, что снимает «перебежчиков» с должностей. А еще одного из таких, младшего офицера, командира роты учебного отряда капитана Геннадия Ситникова, командующий вызвал «на ковер», чтобы поговорить с глазу на глаз. Капитан объяснил свое решение с мальчишеской чистосердечностью:
– Мне нечем кормить жену и двоих малолетних детей. В части ни денег, ни продпайков уже три месяца не выдавали. А украинцы и деньги платят, и пайки дают. Вот я и решил: если меня кормит украинский народ, ему я и должен служить.
И никакие аргументы Касатонова насчет «тягот и лишений», которые обязан мужественно переносить давший клятву военный, никакие призывы к совести и чести офицера не помогли – капитан от своего решения не отказался.
Однажды командующему позвонил комбриг Донцов и сообщил, что на тральщике поднят флаг незалежной. Касатонов сказал ему:
– Ну, и каких слов ты от меня ждешь? Что похвалю, по головке поглажу? Наводи порядок в бригаде!
Через час комбриг перезвонил: «Товарищ командующий, все выполнено. В кулачном бою победа осталась за нами…»
На крейсере «Кутузов» старпом на общем построении экипажа тоже поднял жовто‑блакитный прапор. И там не обошлось без рукоприкладства…
Начинались брожения и среди крымской власти. Севастопольский горсовет первым на полуострове поднял украинский флаг, местное управление КГБ перешло в подчинение Киеву, стало департаментом СБУ – Службы безпеки (безопасности) Украины. Сотрудники СБУ начали разлагать флот, вербуя офицеров и матросов, по второму кругу составляя списки готовых принять присягу…
Командующий флотом все громче бил в тревожные колокола, ежедневно звонил в Минобороны, Главкомат ВМФ, отправлял туда телеграммы. Почти в каждой из них были одни и те же слова: «Проблема требует срочного принятия решений на высшем политическом уровне».
Однажды, когда капитан I ранга Кручинин принес такую секретную депешу на узел связи, ему позвонил дежурный в приемной командующего и сообщил, что адмирал требует вернуть документ – нужно внести какие‑то добавления. На глазах у Кручинина Касатонов сделал в самом конце телеграммы приписку: «В данной критической ситуации полагаю целесообразным приезд Верховного Главнокомандующего на флот, чтобы на месте оценить ситуацию и выработать необходимые решения».
В тот же день Касатонову позвонил министр обороны маршал авиации Шапошников и сообщил, что у него состоялся разговор с президентом и тот пообещал приехать на Черноморский флот.
Ельцин почему‑то прилетел не в Севастополь, а в Новороссийск. Туда же пришел и крейсер «Москва», на котором командующий флотом должен был докладывать президенту России обстановку и свои предложения.
Было это 28 января 1992 года. Накануне детали визита Ельцина и своего доклада ему Касатонов основательно обсудил с Главкомом ВМФ Чернавиным.
Обсуждение в кабинете с закрытой на замок дверью шло «беззвучно» – адмиралы передавали друг другу рабочую тетрадь с записями о том, как с максимальной выгодой для России и на каких условиях желательно поделить с украинцами гарнизоны, базы, корабли, аэродромы, береговые сооружения. Касатонов не был уверен, что в его кабинете нет записывающей аппаратуры. В тот период некоторые офицеры штаба флота уже работали на Украину…
При Касатонове Черноморский флот все еще был силищей – 833 корабля, почти 100 тысяч офицеров и матросов
Ельцин прилетел на борт «Москвы» на вертолете. Почетных караулов и оркестров не было – рабочий визит. На стеньге корабля подняли российский флаг в честь главы государства.
Позже адмирал Касатонов так рассказывал офицерам штаба Черноморского флота о той встрече с Ельциным:
– Общались мы долго, часов шесть, я подробно доложил обстановку, водил указкой по картам, как на уроке географии, объяснял, зачем нужен флот и почему нам нельзя уходить из Севастополя. Неужели поколения русских моряков за Крым кровь проливали, чтобы потом вот так бездарно все отдать? Президент на мои слова кивал головой, но, казалось, не особенно вникал. Или не очень понимал, о чем именно речь. Ельцин, когда отвечал на вопросы офицеров и моряков на борту «Москвы», постоянно косился в сторону Шапошникова и Чернавина, как бы ища у них поддержки. Впрочем, я получил одобрение высшего политического руководства страны, и в той ситуации даже такой малости оказалось достаточно, чтобы наши действия обрели легитимность. Перед тем, как покинуть борт крейсера, Борис Николаевич оставил запись в книге почетных посетителей: «Черноморцы! Не дрогнуть в трудный час СНГ! Поддержу! Президент Ельцин».
Но его «поддержка» была лишь на словах. Кручинин писал: «Постоянные свары с Киевом из‑за дележки Черноморского флота и условиях его базирования сильно мешали Ельцину, для которого, казалось, устойчивость своей власти в Москве была гораздо важнее какого‑то Крыма. Нельзя было не заметить, что президент России в тот период нервно барахтался под завалами Советского Союза – наши флотские адмиралы после его отъезда говорили и о растерянности Бориса Николаевича, и о том, что в нем не было той твердой уверенности и решительности, в которых тогда так нуждался личный состав Черноморского флота России»…
В тот же день советники Кравчука много раз звонили в штаб Черноморского флота, пытаясь связаться с Касатоновым – видимо, украинская разведка все‑таки что‑то пронюхала и о приезде Ельцина, и о предложении командующего «не сдавать Крым и сохранить единый флот». Советники требовали, чтобы Касатонов «немедленно» позвонил Кравчуку. Капитан I ранга Кручинин в тот день был оперативным дежурным в штабе флота и доложил об этом командующему.
– Передай им, – сказал Касатонов, – что я адмирал российского, а не украинского флота, и что‑то «требовать» от меня может только президент России, а не глава Украины… И что я очень занят.
В сентябре 1992 года неудобный для Киева командующий объединенным Черноморским флотом России и Украины адмирал Касатонов был назначен первым заместителем Главнокомандующего ВМФ России – подальше от Крыма
Кручинин с радостью выполнил этот приказ.
А на следующий день в Севастополь без предупреждения нагрянула группа депутатов Верховной Рады и потребовала немедленной встречи с командующим.
Касатонов не ждал в тот день гостей из Киева, занимался своими делами, а с делегацией поручил встретиться своему заму. Депутатов это не устроило, они посчитали себя оскорбленными и, вернувшись в Киев, выложили свое возмущение Кравчуку.
Леонид Макарович в тот же день прислал телеграммы Ельцину и Шапошникову с требованием снять Касатонова с должности. Но оба – и президент России, и министр обороны – промолчали. А тем временем российско‑украинская политическая битва за флот принимала новый оборот.
6 февраля 1992 года Верховный Совет России принял постановление о необходимости сохранения единого флота на Черном море. В ответ Кравчук издал указ о переходе Черноморского флота под юрисдикцию Украины. Ельцин на это ответил законом о статусе российского Черноморского флота.
Тогда Киев зашел с другой стороны – попытался «украинизировать» флот: новобранцев из России на полуостров не пускали, зато хлопцев с Западной Украины везли эшелонами. Адмирал Касатонов пошел в контратаку – приказал доставить в Крым более пяти тысяч российских призывников. Обстановке на флоте все больше накалялась.
Из рукописи Кручинина:
«И лишь к концу лета 1992 года Москве и Киеву кое‑ как удалось договориться о «правилах игры» – президенты Ельцин и Кравчук подписали так называемое Ялтинское соглашение – о принципах формирования ВМФ России и ВМС Украины на базе Черноморского флота бывшего СССР. Согласно новым договоренностям, Черноморский флот переходил непосредственно в подчинение президентов Украины и России. Он становился Объединенным флотом России и Украины.
Командующий этим флотом назначался и освобождался от должности по согласованию между президентами России и Украины. У нас в штабе флота офицеры отнеслись к Ялтинским соглашениям примерно так же, как если бы им сообщили о страшной болезни самого близкого человека. Все понимали, что эти соглашения лишь «лакируют» проблему, а не решают ее. А это предвещало новые и неизбежные военно‑политические свары Москвы и Киева. Один из наших штабных офицеров сказал тогда: «Тот, кто пытается спастись, одновременно держась за две лодки, неизбежно оказывается на дне».
Другой в тон ему добавил: «А если у одной лодки два хозяина, она обязательно будет дырявой»…
Там, в Ялте, прозвучал еще один «тревожный звонок» для командующего флотом.
Один из членов российской делегации на переговорах с украинцами в тот же день приехал из Ялты к адмиралу Касатонову и рассказал ему о разговоре Кравчука и Ельцина, который касался кандидатуры командующего этим самым российско‑украинским Объединенным флотом. Человек этот – из МИДа России, был свидетелем разговора двух президентов «за чашкой чая». Ельцин предложил кандидатуру адмирала Касатонова, мотивируя это тем, что Игорь Владимирович – опытный морской военачальник, хорошо знает Черноморский флот. Кравчук вспыхнул:
– Я бы этого вашего Касатонова не командующим Объединенным флотом назначал, а в тюрьму посадил!
Ельцин отставил рюмку в сторону и спросил:
– Это чем же он тебя так достал, Леонид Макарович? Какое он преступление совершил?
– А тем достал, Борис Николаевич, что он, можно сказать, государственный переворот в Крыму готовил! Мне наша Служба безпеки доложила, что этот самый Касатонов инициировал принятие крымским парламентом Акта о государственной самостоятельности Республики Крым! Причем, депутаты проголосовали за это решение большинством голосов! Так что я категорически против его кандидатуры. Насчет этого Касатонова мы с вами никогда не сговоримся! Ни‑когда!
Ельцин насторожился:
– Может, тебя твоя Служба безопасности в заблуждение вводит?
Кравчук еще больше заводился:
– Нет! Информация абсолютно точная! Я про этого Касатонова и слышать не хочу! Он же и дальше в Крыму мутить воду будет и поставит под угрозу все наши сегодняшние договоренности! Да и территориальную целостность Украины заодно!
– Хорошо, я подумаю над своей кандидатурой, – сухо ответил Ельцин.
* * *
Уже вскоре после заключения Ялтинского соглашения было проведено заседание Военного совета флота. В домашнем архиве Кручинина хранилась копия постановления, которое было тогда принято Военным советом.
Когда этот документ был принят, Александра Ивановича не оставляло странное впечатление, что постановление было смесью угодливого лукавства (адмиралам надо было потрафить Ельцину) и робко выраженной тревоги: явно и между строк читалось – Борис Николаевич, подписанные вами и Кравчуком Ялтинские соглашения‑то «сырые», многие положения двусмысленные, их можно трактовать и так, и эдак. А это лишь усугубляло проблему. Вначале были «ритуальные» панегирики: «Заслушав в обсудив доклад командующего ЧФ адмирала Касатонова И. В. «О мерах по реализации Ялтинского соглашения между Российской Федерацией и Украиной от 3 августа 1992 года», Военный совет флота отмечает, что с принятием данного Соглашения наметились реальные возможности цивилизованного решения судьбы ЧФ и создания на его базе ВМФ России и ВМС Украины. Выработанные в ходе переговоров в Ялте принципы свидетельствуют о взаимном стремлении двух независимых государств к укреплению дружественных, равноправных и партнерских связей менаду собой, основанных на нормах международного права, что благотворно сказалось на стабилизации общественно‑политической ситуации, сложившейся в последнее время вокруг ЧФ.
Офицеры, мичманы, старшины и матросы, рабочие и служащие, жители Крыма и Севастополя с удовлетворением восприняли действия президентов Российской Федерации и Украины, направленные на сближение позиций по взаимному учету интересов договаривающихся сторон, обеспечению безопасности в бассейне Черного моря.
В значительной степени снята морально‑психологическая напряженность в воинских коллективах, окрепла уверенность всех категорий личного состава в реальных гарантиях социально‑правовой защищенности»…
Ну а после бравурной оценки Ялтинских соглашений в постановлении Военного совета флота зазвучали тревожные нотки «похоронного марша»: «В то же время двойственность толкования отдельных статей и положений Соглашения приводит к попыткам деструктивных сил использовать эту неопределенность для достижения своих узкокорыстных целей, что, в конечном счете, может вызвать очередной этап напряженности не только в воинских коллективах, во и во взаимоотношениях между Российской Федерацией и Украиной»…
Иногда даже лукавые адмиралы бывают хорошими провидцами. Ибо «очередной этап напряженности» наступил быстро. Российско‑украинская грызня разразилась с новой силой.
11 августа 1992 года пресс‑центр ВМС Украины выступил с заявлением. Начиналось оно с «шоколадных» комплиментов ялтинским документам, а затем из этого «шоколада» стали вылезать старые «гвозди»:
«Соглашение между Украиной и Российской Федерацией о принципах формирования ВМС Украины и ВМФ России на базе Черноморского флота бывшего СССР», подписанное двумя президентами – Л. Кравчуком и Б. Ельциным – открыло новые возможности для создания флотов двух великих держав, их взаимодействия в решении важнейших вопросов обороноспособности.
Однако, несмотря на это, командование Черноморского флота продолжает нагнетать обстановку вокруг коллективов военнослужащих, принявших присягу на верность народу Украины или поддерживающих позицию Министерства обороны Украины в вопросах создания Военно‑Морских Сил.
Не прекращается психологическое давление на принявших украинскую присягу в Крымской военно‑ морской базе, бригаде подводных лодок, которой командует капитан I ранга А. Косткин, в других частях и подразделениях… В нарушение ст. 6 Соглашения, где говорится, что военнослужащие Украины и России, призываемые для прохождения службы на Черноморском флоте, приводятся к присяге государству, гражданином которого они являются, личный состав из числа молодого пополнения по‑прежнему приводится к присяге СНГ.
Продолжается также целенаправленное комплектование основных боевых соединений и частей флота призывниками из России или из граждан Украины русской национальности, что также не способствует нормализации обстановки, выполнению принятого Соглашения, укреплению дружбы между воинами разных национальностей.
Севастополь и в начале 90‑х открыто демонстрировал свое несогласие с политикой Киева
Не прекращается и идеологическая обработка личного состава, втягивание моряков в разрешение политических вопросов. Руководством флота усиленно проводится мысль об одержанной победе над украинскими «жуликоватыми мудрецами и эмиссарами различного рода». Вопреки принятому Соглашению о создании двух флотов внушается мысль о неделимости Черноморского флота, что он до определения статуса переходного периода по‑прежнему подчиняется ОВС СНГ. Хотя в ст. 3 Соглашения ясно сказано, что на переходный период с момента подписания данного документа Черноморский флот выводится из состава ОВС СНГ и подчиняется непосредственно президентам Украины и Российской Федерации. Несоблюдение данной статьи командованием Черноморского флота по сути дела является прямым нарушением Соглашения»…
Штаб российского Черноморского флота не заставил себя долго ждать.
Ответный информационный удар наносил пресс‑ центр ЧФ РФ: «Пресс‑центр ЧФ заявляет:
11 августа с. г. пресс‑центр ВМС Украины опубликовал заявление, в котором сделана неудачная и несвоевременная попытка обвинить командование Черноморского флота в нарушении Ялтинскою соглашения, принятии односторонних действий, ведущих к срыву достигнутых договоренностей.
Командование Черноморского флота отвергает данные обвинения и рассматривает заявление как акт информационной агрессии против Черноморского флота. Считаем необходимым напомнить, что в соответствии со статьей 10 соглашения «любое заявление либо иное действие должностных лиц, направленные на вмешательство во внутренние дела договаривающихся сторон, влекут принятие соответствующих мер»… Тем не менее, мы призываем руководство ВМС Украины к конструктивному диалогу, что приведет, по нашему мнению, к снижению уровня информационного противостояния»…
Но и после этого война пресс‑центров продолжалась.
Поводов было много. Министр обороны Украины с вопиющим нарушением Ялтинских соглашений (без согласования с Москвой) своим приказом включил в состав вооруженных сил республики авиаремонтные заводы в Севастополе и Евпатории.
Командующий Черноморским флотом пригрозил Киеву, что будет вынужден действовать аналогичным образом. Узнав об этом, Кравчук снова «настучал» на Касатонова Ельцину.
И у Бориса Николаевича лопнуло терпение…
Касатонов считал, что если бы Ельцин проявил политическую волю и надавил на Кравчука, Крым уже в 92‑м мог отойти России
* * *
В сентябре 1992 года адмирал Касатонов покидал Крым. Указом президента России он был назначен первым заместителем Главнокомандующего ВМФ России, – подальше от Крыма. «Спалить» его вообще Ельцин побоялся – адмирал пользовался большой поддержкой личного состава российского флота. В записке, подготовленной кремлевской аналитической службой, звучали намеки на то, что в случае «неаккуратного обращения» с командующим Черноморским флотом, он может возглавить военный переворот в Крыму.
Был тут и еще один немаловажный фактор, сдерживающий Кремль от расправы с адмиралом: Касатонов принадлежит к славной династии российских флотоводцев и сметать его с должности в лоб было очень рискованно.
Много лет спустя, когда адмирал в отставке Касатонов приехал в Севастополь на празднование Дня ВМФ, Кручинин вспомнил о ялтинском разговоре Ельцина с Кравчуком и спросил адмирала – действительно ли он «инициировал принятие крымским парламентом Акта о государственной самостоятельности Республики Крым»?
– Это правда, – ответил Касатонов, – я проталкивал эту идею в крымском парламенте и ее там большинство поддержало. Если бы Ельцин тогда откликнулся, чуть‑ чуть поднажал, продемонстрировал политическую волю, Крым уже в 92‑м мог отойти России. Но Бориса Николаевича, видимо, больше беспокоила собственная политическая карьера, чем судьба Черноморского флота и Крыма…
Касатонов все громче бил в колокола, звонил в Минобороны, Главкомат ВМФ, отправлял туда телеграммы. Почти в каждой были слова: «Проблема требует срочного принятия решений на высшем политическом уровне».
Глава 6
АДМИРАЛ БАЛТИН
После отъезда Касатонова в Москву на Черноморском флоте три месяца не было командующего.
В штабах, на кораблях, в береговых частях и на аэродромах офицеры с утра до вечера выпытывали друг у друга – не слышно, кто придет? Люди недоумевали: как можно тянуть эту «кадровую резину» в период, когда на флоте нет хозяина, а кругом – разброд и шатания? По той же причине ворчали и офицеры, принявшие украинскую присягу. Им тоже хотелось определенности.
Наконец, Москва и Киев согласовали кандидатуру – адмирал Эдуард Балтин. Как и требовали ялтинские соглашения, назначили его на эту должность решением двух президентов – Ельцина и Кравчука. Должность командующего Объединенным Черноморским флотом предполагала «нейтральность и неангажированность» адмирала. От него требовалось строго выполнять совместные решения президентов. Но уже в день представления Балтина офицерам штаба российского Черноморского флота он произнес на сей счет слова, под дипломатичной оболочкой которых проглядывало его скептическое отношение к такому своему статусу: «Подчинение двум президентам – явление необычное даже в мировой практике».
Офицеры понимающе улыбались.
Поначалу командующий старался держать себя и флот подальше от политических баталий, которые бушевали в Крыму, в российском и украинском парламентах.
«Но надо было знать Балтина, – писал Кручинин в своей «амбарной книге», – он был слишком русским адмиралом, чтобы в той ситуации соблюдать нейтралитет. Он, как и адмирал Касатонов, был заложником ситуации, которая динамично развивалась здесь, в Крыму. Он не мог быть «нейтральным», когда на его глазах Черноморский флот раздирали на части. И все больше, все яростней втягивался в борьбу за спасение флота. Однажды на совещании в штабе Балтин произнес слова, которые могли стоить ему должности: