И заставляет любя, эту любовь убивать…
Что убивает любовь,
то и себя разрушает.
Этого лишь одного
Разум учесть не успел…
XI. Кто не спасает Любовь,
спасая себя,
тот и губит…
Кто же, спасая Любовь,
губит себя,
тот спасен…
XII. Надобно много ума,
чтоб изведать все горести жизни
Глупости надо лишь чуть,
чтобы счастливо прожить…
Жаль для Единой Любви
не найдется достойных советов
Все достоянье Её
Тем, кто ее не постиг…
XIII. Тем, кто разумно постичь
жаждет все то, что он Любит
Есть у Катулла совет:
кончить еще не начав….
XIV. Может ответ на вопрос
ждете вы: «Кто же так любит
В мире?..» ну что вас сказать…
Так здесь не любит никто…
Если же спросите вы:
«Как же здесь все-таки любят?»
что вам ответить: «А так,
так, как не любит никто…»
XV. Если урок извлекать
из того, что превыше уроков
Нам остается сказать
Лучше Сапфо, чем Катулл
Лучше хотя бы и тем,
что та, полюбив умирала,
Этот же умер, любви
Бедной Сапфо не познав.
Впрочем, не знаю, что здесь
названо будет уроком
Сам я, пожалуй, извлек
тот лишь, какой не учил.
ОДИСЕЙ В ПОЭЗИИ
К.Кавафис
ИТАКА
Когда задумаешь отправиться к Итаке,
молись, чтоб долгим оказался путь,
путь приключений, путь чудес и знаний.
Гневливый Посейдон, циклопы, лестригоны
страшить тебя нисколько не должны,
они не встанут на твоей дороге,
когда душой и телом будешь верен
высоким помыслам и благородным чувствам.
Свирепый Посейдон, циклопы, лестригоны
тебе не встретятся, когда ты сам
в душе с собою их не понесешь
и на пути собственноручно не поставишь.
Молись, чтоб долгим оказался путь.
Пусть много-много раз тебе случится
с восторгом нетерпенья летним утром
в неведомые гавани входить;
у финикийцев добрых погости
и накупи у них товаров ценных –
черное дерево, кораллы, перламутр, янтарь
и всевозможных благовоний сладострастных,
как можно больше благовоний сладострастных;
потом объезди города Египта,
ученой мудрости внимая жадно.
Пусть в помыслах твоих Итака будет
конечной целью длинного пути.
И не старайся сократить его, напротив,
на много лет дорогу растяни,
чтоб к острову причалить старцем –
обогащенным тем, что приобрел в пути,
богатств не ожидая от Итаки.
Какое плаванье она тебе дала!
Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь.
Других даров она уже не даст.
И если ты найдешь ее убогой,
обманутым себя не почитай.
Теперь ты мудр, ты много повидал
и верно понял, что Итаки означают.
Н. Гумилев
ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ
У БЕРЕГА
Сердце – улей, полный сотами,
Золотыми, несравненными!
Я борюсь с водоворотами
И клокочущими пенами.
Я трирему с грудью острою
В буре бешеной измучаю,
Но домчусь к родному острову
С грозовою сизой тучею.
Я войду в дома просторные,
Сердце встречами обрадую
И забуду годы черные,
Проведенные с Палладою.
Так! Но кто, подобный коршуну,
Над моей душою носится,
Словно манит к року горшему,
С новой кручи в бездну броситься?
В корабле раскрылись трещины,
Море взрыто ураганами.
Берега, что мне обещаны,
Исчезают за туманами.
И шепчу я, робко слушая
Вой над водною пустынею:
«Нет, союза не нарушу я
с необорною богинею».
ИЗБИЕНИЕ ЖЕНИХОВ
Только над городом месяц двурогий
Остро прорезал вечернюю мглу,
Встал Одиссей на высоком пороге,
В грудь Антиноя он бросил стрелу.
Чаша упала из рук Антиноя,
Очи окутал кровавый туман,
Легкая дрожь… и не стало героя,
Лучшего юноши греческих стран.
Схвачены ужасом, встали другие,
Робко хватаясь за щит и за меч.
Тщетно! Уверены стрелы стальные,
Злобно-насмешлива царская речь:
«Что же, князья знаменитой Итаки,
Что не спешите вы встретить царя,
Жертвенной кровью священные знаки
Запечатлеть у его алтаря?
Вы истребляли под грохот тимпанов
Все, что мне было богами дано:
Тучных быков, круторогих баранов,
С кипрских холмов золотое вино.
Льстивые речи шептать Пенелопе,
Ночью ласкать похотливых рабынь –
Слаще, чем биться под музыку копий,
Плавать над ужасом водных пустынь!
Что обо мне говорить вы могли бы?
«Он никогда не вернется домой,
Труп его съели безглазые рыбы
В самой бездонной пучине морской».
Как? Вы хотите платить за обиды?
Ваши дворцы предлагаете мне?
Я бы не принял и всей Атлантиды,
Всех городов, погребенных на дне!
Звонко поют окрыленные стрелы,
Мерно блестит угрожающий меч,
Все вы, князья, и трусливый и смелый,
Белою грудой готовитесь лечь.
Вот Евримах, низкорослый и тучный,
Бледен… Бледнее он мраморных стен.
В ужасе бьется, как овод докучный,
Юною девой захваченный в плен.
Вот Антином… Разъяренные взгляды…
Сам он громаден и грузен, как слон,
Был бы он первым героем Эллады,
Если бы с нами отплыл в Илион.
Падают, падают тигры и лани
И никогда не поднимутся вновь.
Что это? Брошены красные ткани
Или, дымясь, растекается кровь?
Ну, собирайся со мною в дорогу,
Юноша светлый, мой сын Телемах!
Надо служить беспощадному богу,
Богу Тревоги на черных путях.
Снова полюбим влекущую даль мы
И золотой от луны горизонт,
Снова увидим священные пальмы
И опененный, клокочущий Понт.
Пусть незапятнано ложе царицы –
Грешные к ней прикасались мечты.
Чайки белей и невинней зарницы
Темной и страшной ее красоты».
ОДИССЕЙ У ЛАЭРТА
Еще один старинный долг,
Мой рок, еще один священный!
Я не убийца, я не волк,
Я чести сторож неизменный.
Лица морщинистого черт
В уме не стерли вихри жизни.
Тебя приветствую, Лаэрт,
В твоей задумчивой отчизне.
Смотрю, украсили сады
Холмов утесистые скаты.
Какие спелые плоды,
Как сладок запах свежей мяты!
Я слезы кротости пролью,
Я сердца к счастью приневолю,
Я земно кланяюсь ручью,
И бедной хижине, и полю.
И сладко мне, и больно мне
Сидеть с тобой на козьей шкуре.
Я верю – боги в тишине,
А не в смятенье и не в буре.
Но что мне розовых харит
Неисчислимые услады?!
Над морем встал алмазный щит
Богини воинов, Паллады.
Старик, спеша отсюда прочь,
Последний раз тебя целую
И снова ринусь грудью в ночь
Увидеть бездну грозовую.
Но в час, как Зевсовой рукой
Мой черный жребий будет вынут,
Когда предсмертною тоской
Я буду навзничь опрокинут.
Припомню я не день войны,
Не праздник в пламени и дыме,
Но ласки знойные жены,
Увы, делимые с другими, -
Тебя, твой миртовый венец,
Глаза, безоблачнее неба,
И с нежным именем «отец»
Сойду в обители Эреба.
<Июнь 1909>
Н. Гумилев
АХИЛЛ И ОДИССЕЙ
О д и с с е й
Брат мой, я вижу глаза твои тусклые,
Вместо доспехов меха леопарда
С негою обвили могучие мускулы.
Чувствую запах не крови, а нарда.
Сладкими винами кубок твой полнится,
Тщетно вождя ожидают в отряде.
И завивает, как деве, невольница
Черных кудрей твоих длинные пряди.
Ты отдыхаешь под светлыми кущами.
Сердце безгневно и взор твой лилеен
В час, когда дебри покрыты бегущими,
Поле – телами убитых ахеян.
Каждое утро страдания новые…
Вот – я раскрыл пред тобою одежды –
Видишь, как кровь убегает багровая?
Это не кровь, это наши надежды.
А х и л л
Брось, Одиссей, эти стоны притворные.
Красная кровь вас с землей не разлучит.
А у меня она страшная, черная,
В сердце скопилась и давит и мучит.
<1907>
Н.Гумилев
* * *
Моя душа осаждена
Безумно-странными грехами.
Она – как древняя жена
Перед своими женихами.
Она должна в чертоге прясть,
Склоняя взоры все суровей,
Чтоб победить глухую страсть,
Смирить мятежность бурной крови.
Но, если бой неравен стал,
Я гордо вспомню клятву нашу
И, выйдя в пиршественный зал,
Возьму отравленную чашу.
И смерть придет ко мне на зов,
Как Одиссей, боец в Пергаме,
И будут вопли женихов
Под беспощадными стрелами.
<Январь 1908>
Париж
Альфред Тэннисон
УЛИСС
Немного пользы в том, что, царь досужий,
У очага, среди бесплодных скал,
Я раздаю, близ вянущей супруги,
Неполные законы этим диким,
Что копят, спят, едят, меня не зная.
Мне отдых от скитаний, нет, не отдых,
Я жизнь мою хочу испить до дна.
Я наслаждался, я страдал – безмерно,
Всегда, - и с теми, кем я был любим.
И сам с собой, один. На берегу ли,
Или когда дождливые Гиады
Сквозь дымный ток ветров терзали море, -
Стал именем я славным, потому что,
Всегда с голодным сердцем путь держа,
Я знал и видел многое, - разведал
Людские города, правленья, нравы,
И разность стран, и самого себя
Среди племен, являвших мне почтенье,
Я радость боя пил средь равных мне,
На издававших звон равнинах Трои.
Я часть всего, что повстречал в пути.
Но пережитый опыт – только арка,
Через нее непройденное светит,
И край того нетронутого мира,
Чем дальше путь держу, тем дальше тает.
Как тупо-тускло медлить, знать конец,
В закале ржаветь, не сверкать в свершенье.
Как будто бы дышать – уж значит жить.
Брось жизнь на жизнь, все будет слишком мало.
И сколько мне моей осталось жизни?
Лишь краешек. Но каждый час спасен
От вечного молчания. И больше –
Весть нового приносит каждый час.
Копить еще какие-то три солнца, -
Презренно, - в кладовой хранить себя,
И этот дух седой, томимый жаждой.
Вслед знанью мчать падучею звездой
За крайней гранью мысли человека.
Здесь есть мой сын, родной мой Телемах,
Ему оставлю скипетр я и остров, -
Возлюбленный, способный к различенью,
Неторопливой мудростью сумеет
В народе угловатости сровнять
И привести к благому ровным всходом.
Он безупречен, средоточно-четок,
Обязанности общие блюдя
И в нежности ущерба не являя,
Богов домашних в меру он почтит,
Когда меня здесь более не будет.
Свое свершает он, а я мое.
Вот порт. На корабле надулся парус.
Замглилась ширь морей. Мои матросы,
Вы, что свершали, бились, размышляли
Со мною вместе, с резвостью встречая
И гром и солнце, - противопоставить
Всему умея вольное лицо, -
Мы стары, я и вы. Но в старых годах
Есть честь своя и свой достойный труд.
Смерть замыкает все. Но благородным
Деянием себя отметить можно
Перед концом, - свершением, пристойным
Тем людям, что вступали в бой с богами.
Мерцая, отступает свет от скал,
Укоротился долгий день, и всходит
Медлительно над водами луна.
Многоголовым гулом кличет бездна.
Плывем, друзья, пока не слишком поздно
Нам будет плыть, чтоб новый мир найти.
Отчалим и, в порядке строгом сидя,
Ударим по гремучим бороздам.
Мой умысел – к закату парус править,
За грань его, и прежде чем умру,
Быть там, где тонут западные звезды.
Быть может, к Островам дойдем Счастливым,
Увидим там великого Ахилла,
Которого мы знали. Многих нет,
Но многие доныне пребывают.
И нет в нас прежней силы давних дней,
Что колебала над землей и небо,
Но мы есть мы. Закал сердец бесстрашных,
Ослабленных и временем и роком,
Но сильных и неослабленною волей
Искать, найти, дерзать, не уступать…
М.Волошин
«ОДИССЕЙ В КИММЕРИИ»
(Лидии Дм. Зиновьевой-Аннибал.
Написано в день ее кончины.
17 окт. 1907 г.)
Уж много дней рекою Океаном
Навстречу дню, расправив паруса,
Мы бег стремим к неотвратимым странам
Усталых волн все глуше голоса,
И слепнет день, мерцая оком рдяным.
И вот вдали синеет полоса
Ночной земли и, слитые с туманом,
Изломы гор и скудные леса.
Наш путь ведет к божницам Персефоны,
К глухим ключам, под сени скорбных рощ
Раин и ив, где папоротник, хвощ
И черный тис одели леса склоны…
Туда идем, к закатам темных дней
Во сретенье тоскующих теней.
/Эпизод из Одиссеи. «Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана; Там киммериян печальная область, покрытая вечно Влажным туманом и мглой облаков» (Одиссея, XI, 13-15)/
К.Н.Батюшков
«СУДЬБА ОДИССЕЯ»
(вольный перевод Фр.Шиллера,
1814 г. «Одиссей»)
Средь ужасов земли и ужасов морей
Блуждая, бедствуя, искал своей Итаки
Богобоязненный страдалец Одиссей;
Стопой бестрепетной сходил в Аида мраки;
Харибды яростной, подводной Сциллы стон
Не потрясли души высокой.
Казалось, победил терпеньем рок жестокой
И чашу горести до капли выпил он;
Казалось, небеса карать его устали,
И тихо сонного домчали
До милых родины давножеланных скал
Проснулся он: и что ж? Отчизны не познал.
«В Париж я вошел с мечом в руке <…> Из Парижа в Лондон, из Лондона в Ротенбург, в Стокгольм <…> в Петербург. Вот моя Одиссея, поистине Одиссея! Мы подобны теперь Гомеровым воинам, рассеянным по лицу земному. Каждого из нас гонит какой-нибудь мститель-бог…»
/из письма В.А.Жуковскому
от 3.11.1814 г./
НИК. ТО.
«ВЕНОК СТРАНСТВИЙ»
1. В гомеровом пространстве погибая,
Я разум натруждаю как Сизиф… -
Что для других история и миф,
То для меня судьба моя другая.
Ее от глаз и мира сберегая,
Я нарастил себя как море риф
В глубинах слова сердце растворив,
Ищу напрасно друга и врага я.
Дав обезьяне силу попугая,
Немой я становлюсь красноречив
И сам с собою расстаюсь со смехом…
Поэтому странствий собственных слагая,
Иду я в океан забытых чтив
В его глубинах отдаваясь эхом.
2. В его глубинах отдаваясь эхом,
Я слову жизнь свою передаю
И как гребец спускаюсь в ту ладью,
Которой даже боги не помеха.
Здесь верному дан сердцу милый друг,
Огонь любви и страх перед судьбою.
Здесь каждый должен стать самим собою
Став не двумя, а лишь одним из двух…
Когда меня здесь покидает дух,
Страх понуждает принимать решенье,
А спутники – как воробьи по стрехам…
И нету сил – огонь в груди потух –
И близок час платить за прегрешенья…
Я возношусь к надеждам и успехам.
3. Я возношусь к надеждам и успехам
И сам еще не знаю, что спасен…
Но снова беспощадный Посейдон
Крушит мой челн как скорлупу ореха.
Нет сил страдать и я иду ко дну
Одною волей рву себя наружу
И пусть я ничего не обнаружу,
Но руку вверх тяну я и тяну…
Кого я только здесь не помяну
Недобрым словом в бога, мать и душу
Потоки вод из чрева извергая.
Нет времени искать свою вину,
Когда ищу спасительную сушу.
Скорбящею душой изнемогая.
4. Скорбящею душой изнемогая,
Я души мертвых кровью опою.
Меня хотели обратить в свинью,
Держал как раб барана за бока я…
Меня за лесть полюбит Навсикая,
Пред ласками богинь я устою,
Я лишь идти вперед не устаю
На смерть друзей и близких обрекая.
За что судьба мне выпала такая?
Не сам же создал я судьбу свою…
Страх, как сизифов камень вверх толкая,
Я то смеюсь, то горько слезы лью…
И сам себя уже не узнаю
В зеркальном отражении стиха я.
5. В зеркальном отражении стиха я
Явлю тебе всесильный Алкиной
Все то, что оставляют за спиной
Какой уж год ненужный скарб таская.
Тебе оставив, унесу с собой
Тоску и боль обманутых желаний
И в фимиаме жертвенных закланий
Спляшу как шут поверхности тупой.
Вас, веселя, гляжу на вас с тоской,
И ничего не жду, тоске внимая,
Еще на миг ее опередив,
Смешаюсь с веселящейся толпой
И средь зеркал, где стынет боль немая,
Сокрою сердца пламенный порыв.
6. Сокрою сердца пламенный порыв,
Пустой надеждой тело взбудоражу,
Поставлю память мертвому на стражу
Карабкаясь из бездны на обрыв;
Размыслю, рассчитаю, соизмерю
Возможную находку и потерю
И вновь с мечом, рассудок свой поправ,
Навстречу смерти, гибели и року
Я протяну натруженную руку
К судьбе своей, как к боли костоправ.
В который раз пусть буду я неправ,
Пусть пропаду, судьбы не изменив,
Но, оживет безумствуя мой нрав,
И слово оживит, в себе сокрыв.
7. И слово оживит, в себе сокрыв,
Моя душа пророчества Аида.
Лишаясь страсти, облика и вида,
Шагну за грань и в смерти стану жив.
Всю невозможность жизни обнажив,
Как крик рожденья и как панихида
Дойду до уха чуткого КРОНИДА
И обернусь звук в чувство обратив.
Сомкну пути невидимого звука
И сердца, прозревающего свет;
Пройду, из света в звук перетекая.
И вздрогнет, оживая мне в ответ,
Явив себя созвучьям как наука,
Любовь, что затуманит стих стихая.
8. Любовь, что затуманит стих стихая,
Вела меня, спасая и губя,
В служеньи ей я забывал себя
Ее причудам глупым потакая.
Изведал злую долю моряка я
- Удел шута в трагедии богов, -
Где вместо сцены зыбкость берегов
В глубинах сердца без конца и края.
Играл ли я, иль кто-то мной играя,
Разверз Харибдой черный омут снов,
Как Сцилла, без разбора пожирая
Всех, в ком любовь свою воспламенил…
Любовь вела… иль сон меня манил
Стихиями мой разум увлекая.
9. Стихиями мой разум увлекая,
Меня вы гнали, боги, аки пса.
И двадцать лет прошли как два часа
В забвение и память истекая.
Гляжу теперь не буйствуя, но, зная
Как в сердце проникают словеса…
Как старая и хитрая лиса
Оглядываюсь в дом свой проникая.
Бесчинствует там псов голодных стая,
Но я, не злясь, а лишь прищурив глаз,
Смирю свой гнев и стану терпелив.
С холодным сердцем в злобный мир вступая,
Не тороплюсь, готовя смертный час
Еще на миг игру безумств продлив.
10. Еще на миг игру безумств продлив.
Опять меня обманывает разум,
Пустую обезличенную фразу
В мои уста дрожащие вложив.
Из слов и фраз я создаю и строю
Чужую родословную герою,
Спасаю жизнь иль вдохновенно вру
И сам уже никак не разберу:
Когда живу, когда веду игру…
Так нити все мои переплелись,
Так я словами душу затаскал,
Что лишь рука потянется к перу,
Так кажется: Ее им чуть коснись
Она исчезнет в омуте зеркал.
11. Она исчезнет в омуте зеркал.
Моя способность прозревать иное,
И стану я презренней Антиноя,
Что, к смерти мчась, ногами в стол брыкал.
Наполнясь местью, станет тверже скал
И крепче меди сердце, что рыдало,
И смерть, что слишком долго голодала,
Войдет в него, как я в мой тронный зал.
Отдам ей всех, кто под руку попал,
А коль мужей ей крови будет мало
Бесчестных свешу дев ей с потолка я.
Запечатлев на ликах свой оскал,
Она уйдет, набросив покрывало,
И я вернусь по ходу замолкая.
12. И я вернусь по ходу замолкая.
Войду в свой дом, чтоб обрести покой.
Здесь все мое,… да сам я стал не свой…
Как будто, кто, себя не отпуская
Из прошлого вернулся всем чужой.
Вошел в свой дом и – не пришел домой…
С войны великой возвратясь с войной,
Родных и близких в бойню вовлекая.
Поймать хотел судьбу как мотылька я.
Но прожил жизнь в погоне за судьбой
За разум лживый сердцем заплатив.
Спасая жизнь иль пользу извлекая,
Вернул я все, что вижу пред собой
Ушедшего назад не возвратив.
13. Ушедшего назад не возвратив.
Я вечной жизни путь начну с начала…
Живому сердцу не дано причала,
Пока звучит в нем неземной мотив.
Вновь ничего с собой не захватив,
Свой смертный лик сорву я с пьедестала
Мне только умереть и не хватало
На холм могильный камень свой вкатив.
Ушедшего, назад, не возвратив,
Меня вы не нашли и ждать устали
И я устал до судорог в висках…
Не возвратясь, я обречен идти,
Сворачивая в свиток дни и дали,
И обретая то, что не искал.
14. И обретая то, что не искал.
И отвергая то, что плыло в руки,
Я шел навстречу, сам с собой в разлуке,
Тому, во что мой взгляд не проникал.
В мелодию смертельную вникал
До одури в мозгу до смертной муки,
Сплетясь в клубок, в груди змеились звуки
Изгибами заоблачных лекал,
Язык, немея, к глотке прилипал,
Мембраны прогибались, словно луки,
Истерзанного сердца не сгибая,
В оцепененье мозг всесильный впал,
И спас меня от гибельной науки
В гомеровом пространстве погибая.
КЛЮЧ
15. В гомеровом пространстве погибая,
В его глубинах отдаваясь эхом,
Я возношусь к надеждам и успехам
Скорбящею душой изнемогая.
В зеркальном отражении стиха я
Сокрою сердца пламенный порыв,
И слово оживит, в себе сокрыв,
Любовь, что затуманит стих стихая.
Стихиями мой разум увлекая,
Еще на миг игру безумств продлив,
Она исчезнет в омуте зеркал.
И я вернусь, по ходу замолкая,
Ушедшего назад не возвратив,
И обретая то, что не искал.