Глава XX. Магия у Индийцев и Китайцев




 

«Для народов, обожествляющих силы природы, говорит Крейцер в своей символике, физические явления служат знаками, в которых природа сама говорит с людьми; но этот язык могут понимать только люди сведущие»[178]. В Индии, как и в Персии, такими сведущими людьми считались жрецы. В Индии одни жрецы занимались науками, и одни они взялись истолковывать народу всё непонятное.

«Одни из них (жрецов), облеченные в белую хлопчатобумажную одежду, говорит Вебер, и сопровождаемые учениками, обходят города и торговые рынки и вопрошающим дают советы и наставления. Другие управляют государственными делами и служат царям советниками; в новый год они собираются в царский дворец для сообщения гаданий и наблюдений об урожайности года и о других общеполезных делах (очевидно дело идет об определении календаря браминами и о занятиях их астрономией и гадание по звездам: иные посвящают себя медицине; иные прорицатели и волшебники, нищенствуя ходят по городам и селам и как знатоки похоронных формальностей и обрядов, отравляют похороны и жертвоприношения по усопшим. Все брамины в высоком почтении у народа и царей»[179].

Такое отношение общества к браминам естественно возвышало их; и брамины умели воспользоваться этим уважением общества для своей пользы. Отделившись от общества и присвоив себе одним религию и знание, брамины запретили прочим индийцам всякое и умственное и нравственное развитие и поставили в безвыходную от себя зависимость. Брамин заботился только о своей касте и постоянно старался об ее выгодах и возвышении. И возвыситься брамину было не трудно, потому что на его стороне было весьма много оснований, говоривших в его пользу. Священные книги Индийцев — Веды ставили касту браминов выше всех других сословий, для которых истолкователями Вед были брамины. Их дело распространять и толковать слово Брамы, потому что чтение Вед принадлежало только жрецам; другие же не имели права читать их, и за ослушание подвергались жестокому наказанию: им вливали в рот кипящее масло[180]. Только к брамину было близко божество, — и только жрецы-брамины могли изучать волю божества и сообщать ее людям; другие лишены этого. Таким образом жрец, захватив в свои руки истолкование религии сделался тайновидцем, которому одному открыта воля божества. Но как скоро жрецы успели приобрести это драгоценное право, то им легко было приписать воле божества все, что только могло придумать их изобретательное своекорыстие. И жрецы, основываясь на этой привилегии, захватили в свои руки все, что только способствовало к их возвышению и пользе. Толкуя религию по своему усмотрению, сословие жрецов занималось наблюдением светил небесных, и их отношения к судьбам людей, изучением сил природы и гаданием о значении и смысле их явлений. Они занимались астрономией, медициной, физикой, и эти науки изучали для своих целей, называя свое знание сообщением свыше, сообщением божества, которое открывает свои повеления и желания, свои наставления и увещания людям через жрецов и только через них за их святость и добродетели, за их тяжелые подвиги и благочестие — за такие качества[181], перед которыми все изумлялись и естественно принимали все изречения и все действия жрецов за волю и наставления божества.

Мы уже сказали, что читать священные книги было строжайше запрещено индийцам; одна только каста жреческая посвящена была в таинственное ведение Вед. Пользуясь этой привилегией, жрецы все свои познания по медицине, физике и астрономии изложили в особых книгах, и последние присоединили к Ведам, чтобы скрыть эти познания от других. Четыре Упанишады (прибавления к Ведам), в которых говорится о медицине, механике и проч.; шесть Анг или Веданг (т. е. 6 членов Вед), в которых между другими знаниями излагаются сведения по астрономии — все эти книги считались священными и подобно настоящим Ведам считались для других неприкосновенными. И действительно, по свидетельству истории, индийцы имели правильное понятие о движениях солнца и тел небесных, о вращении земли около оси, о солнечных и лунных затмениях. Это показывает, что, судя по тому времени, о котором мы говорим (в VI в. по P. X. индийцы особенно познакомились с упомянутыми знаниями от сношений с греками, китайцами и халдеями), Индийцы достаточно были знакомы с астрономией. Пo медицинским наукам они хорошо знали анатомию, хирургию, физиологию и проч. Сами греки удивлялись искусству индийских врачей в вылечивании от укушения змей[182].

Но особенно у браминов было развито знакомство с механикой и физикой. Устройство индийских храмов и истуканов богов ясно говорит о развитии архитектуры и скульптуры. Появление богов в блестящей одежде с лучезарными венцами среди мрачного святилища, указывает на знакомство жрецов с оптикой, посредством которой (конечно брамины не знакомы были с оптикой в такой степени, в какой она известна в настоящее время) они производили и другие фокусы, которые невежественной толпе казались чудесами, сверхъестественными явлениями, явлением богов, у подножья которых приносились жертвы и воскурялся фимиам. Из биографии Аполлония известно, что когда индийские жрецы ввели его в храм, земля поколебалась под ногами грека, как волнующееся море. Между тем это колебание земли и другие подобные землетрясения жрецы производили не посредством сношения с подземными силами, а при помощи механики, которая известна была индийским жрецам. Посредством механики объясняется и другое явление, виденное Апполонием в том же самом святилище, в котором поколебалась земля. Говоря это, мы имеем в виду самопроизвольное движение жертвенников, на которых сжигались жертвы и курился фимиам[183]. Все такие действия невежественная толпа принимала за чудеса, за содействие и пособие сил подземных и богов, за магию, тогда как на самом деле, здесь — в этих фокусах, ничего не было чудодейственного, сверхъестественного. Итак, в познаниях астрономических, которые толпе казались сообщением богов, в познаниях медицинских, которые масса считала волхвованием, и сведениях механических, принимаемых народом за действия сил подземных и богов, не было ничего ни магического, ни сверхъестественного. В этом убеждены были и жрецы и для своих целей тщательно скрывали это от массы, невежество которой было весьма полезно для их своекорыстия.

Но господство над природою, над стихиями выражалось не в упомянутых познаниях, а, по убеждению самих браминов, в особенных подвигах (иогистических) отшельников. Известный немецкий демонолог, доктор Георг-Конрад Хорст[184]говорит, что в Ведах заключается целая наука волшебства. А в законодательстве Maну перечисляются все формулы магических заклинаний, позволенных или запрещенных для брамина. В Индии верили, что помощью постов и других лишений можно приобрести таинственную силу и власть над стихиями, силами природы и даже над невидимым миром духов. В бесчисленных легендах индийской мифологии мы беспрестанно встречаем отшельников, которые, приобретая чародейскую силу, владычествуют даже над богами[185].

Основание для волшебства, магии, чародейства заключается в самом религиозном воззрении индийцев, по мнению которых великие подвижники (напр. Атри, Ангира, Васиста, Бригу и другие) приобретали такую магическую силу, что даже небесные существа не могли противиться им. По мнению индийцев последняя цель всякого земного стремления, спасение, блаженство, к которому стремится всякая тварь, есть исчезновение индивидуума в Браме, «слитие капли с океаном». Но этого исчезновения, этого погружения в Браму можно достигнуть только совершенным освобождением от всего нечистого, вещественного, чувственного. Только тот приобретает божественную силу, силу, равную силе Брамы, кто погружает себя глубоко в божественное и его я вовсе исчезает в первобытном Браме, соединяясь в совершенном самоуничтожении с сущностью божества. Чтобы достигнуть этого, индиец должен расторгнуть все связи, приковывающие его к земле, и как бы стать выше земли. Только посредством умерщвления плоти и удаления от мира можно подавить страсти и удалить от себя рассеянность. «Коль скоро старый брамин, говорится в Maну, увидел детей от сыновей своих, он должен один, или в сопровождении жены своей, удалиться в лесную пустынь со священным огнем, чтобы строгой жизнью приготовить себя к погружению в Браму». Отшельник, живущий на голой скале, и возвышающийся над поверхностью земли, лишающийся всех приятностей здешней жизни, отказывавший себе в самых необходимых потребностях и подвергающий себя самым жестоким подвигам покаяния — такой человек может достигнуть чудодейственной силы. Кающийся должен валяться по земле, говорится в Maну, или весь день стоять на пальцах, или попеременно то вставать, то опять садиться. В знойное время года он должен сидеть в жару четырех огней, под жгучим солнечным лучом, в дождь мокнуть нагой под облачными потоками, в холодное время года носить мокрое платье. От постоянно усиливаемой жестокости истязаний да истощится его смертное вещество. И когда слабость овладеет им, он должен отправиться в путь и идти в прямом направлении на северо-восток, питаясь водой и воздухом, пока его смертное тело не разрушится, а душа не соединится с Брамою, пока он не приобретет той чудодейственной силы, которой подчинено все. Тоже говорится о подвижнике и в «Рамаяне». «Подвижник, сказано в Саконтале, да покрывает тело свое кучами муравьев, колючие растения да обвивают и уязвляют его шею и птицы свивают гнёзда свои вокруг плеч его».

Это — чисто внешние истязания, чувственные испытания, которые, ослабляя тело, укрепляли дух. Но для полного усовершенствования, для полной свободы духа необходимы испытания чисто внутренние, духовные.

Для свободы духа, для достижения магической силы, отшельник должен непременно пройти четыре ступени духовного развита, усовершенствования, освобождения. Первая ступень есть познание внешнее, приобретаемое посредством опыта или наблюдения, но непосредственное, духовное, внутреннее познание самого себя, убеждение, что наше я не есть индивидуальная самость, как самостоятельная, но есть часть бескачественного, первобытного Брамы, есть действительное истечение из этого «мирового зародыша», как истечение «капли из океана»; что, далее, природа со всеми своими явлениями есть только призрак, обман (тауа). Вторая ступень есть успокоение, тишина чувств и страстей; мудрец, достигши духовного ведения, должен оставаться спокойным и равнодушным ко всем явлениям чувственной природы. «Он, подобно слепому, сказано в Упанишадах, не видит, не слышит подобно глухому и подобно дереву не чувствует и не движется». Его не должны тревожить ни надежды, ни страх, ни счастье, ни несчастье, ни радость, ни печаль. «В дремоте внутреннего созерцания» он должен размышлять только о Браме. Третья ступень — добродетель внутренняя, нравственная, а не обрядовая, состоящая в исполнении предписанных Ведами обрядов. В силу этой добродетели отшельник не должен обращать внимания на следствия своих действий, потому что в мире все есть дело самого Брамы, а человек есть только орудие божества. Кто достиг этой добродетели, тот в самом действии уже не действует и это бездействие есть верх деятельности. Это дремота духа в непрерывном созерцании Брамы, это сон духа, добытый силой воли в бодрственном состоянии. Этому умерщвлению плоти, этому погружению своего Я в первобытного Браму брамины придавали такую важность, что на отшельников, смотрели, как на святых, которые получали долю от силы и естества Брамы; они почитались выше древних богов и своими святыми делами достигали необыкновенной, магической, чудодейственной силы вибути (vibbouti) — перерождения ясновидения. В этом состоянии всякий предмет, на который обращена мысль, становится для духа отшельника ясным. Самые мысли других для них ясны. Перед ним открываются самые сокровенные помыслы, самые таинственные изгибы сердца. Дух созерцателя видит даже внутреннее устройство своего тела. Обладая этой необыкновенной силой, дух может выходить из своего тела и возвращаться в него, вступать в другие тела и действовать в них, как в собственном теле. Углубив свою мысль в жизненный дух, душа отшельника может, подобно легкому дереву, плавать по воде, ходить по волнам, углубившись в эфир, может подыматься в воздухе и летать; углубившись в тончайшие элементы, душа, подобно солнечному лучу, может подняться до луны или до солнца. Такие отшельники приобретали магическую силу в такой степени, что самые боги не могли противиться им, потому что сила их равнялась божественной силе Брамы. В народных легендах многие отшельники и святые представляются обладающими такою необыкновенною силою. Впрочем, не одни отшельники и только отличались этим даром; он усваивался и многим жертвенным жрецам потому что жертвы, правильно выполненные, имеют на богов понудительное действие, которому противостоять они не в силах, как думали Индийцы; боги должны оказывать готовность, помогать и быть признательными. «Кто исполнит асва меда (asvamadha)[186], тот стяжает все миры, победит смерть, изгладит свои грехи и преступления», — говорится в Ведах. И ныне большей частью случается, что отшельник по целым годам лежит на постели с острыми иглами, или качается в воздухе на железном крючке, пробитом сквозь его спину. И ныне Индия считается страною волшебства; и ныне в ней считаются очень многие обладающими волшебной силой: особенно многие искусно заговаривают от укушения змей.

 

* * *

 

Что же это за чудодейственная магическая сила, которой достигали такими жестокими подвигами?

В этой силе нет ничего чудесного. Прежде всего нужно обратить внимание на то, что собственно духу отшельника принадлежит магическая сила, что дух может возноситься до луны, проходить воды и пр. Это явление может быть отчасти объяснено чисто физиологическим состоянием организма с одной стороны: с другой психологическим настроением, или, правильнее выражаясь, психической болезнью. Известно, что нормальная, здоровая деятельность организма условливается нормальной, взаимной деятельностью трех главных систем организма: желудочной, мускульной и мозговой. Ненормальная деятельность зависит от преобладания одной системы над другой. Опытом доказано, что атлеты у которых развиты мускулы, большей частью тупоумны и с тощими желудками; обжоры тупоумны и слабы, ученые же люди большей частью тощи и слабы. И чем слабее желудочная и мускульная деятельность, тем напряженнее мозговая. При сильном истощении желудка, про совершенном ослаблении мускулов, при совершенном почти бездействии того и других, напряжение мозга бывает так сильно, что в нем совершаются самые ненормальные явления; фантазия, вследствие мозгового расстройства, рисует самые неестественные, самые странные картины. В этом состоянии возможны галлюцинации, кошмар и т. п. У индийских отшельников, которые питаются очень редко, желудок совершенно истощен, мускулы также ослаблены от того, что не подкрепляются пищей. Деятельность остается на долю фантазии, представления которой направлены чисто на индийский лад. Отшельник стремится к самоуглублению. Вследствие этого, при ненормальном состоянии мозга, фантазия представляет то, к чему стремился отшельник. Он хотел самопознания, познания своих помыслов и помыслов других, он хотел носиться по воздуху, ходить по волнам, и фантазия в этом случае его покорная слуга. Отшельник (подобно сумасшедшему, воображавшему, что управляет царством, что он понимает речь собак, что он видит скважины своего сердца и т. п.) представляет под влиянием фантазии, что он достиг той магической силы, о которой мы говорили выше. С другой стороны это магическая, чудодейственная сила, или внутреннее просветление, способ достижения которого описывается в Ведах, есть ничто иное как явления животного магнетизма[187]. Вибути есть то же, что ясно из движения сомнамбул. Наш взгляд подтверждается исследованием Виндишмана, который в своем сочинении: «Die Philosophia im-Fortgang der. Weltgeschichte» — доказал, что явления животного магнетизма были весьма известны в Индии, особенно в касте браминов. Приводить подлинные слова г. Виндишмана мы не считаем нужным как потому, что его исследование заняло бы слишком много места об одних степенях, посредством которых достигается Вибути, у него 45 страниц из 1546–1591 стр.[188], так и потому, что мы в кратких, но точных словах изложили то же, что он излагает на нескольких десятках страниц.

Таким образом, замкнувшись в самом себе, иог или отшельник в этом состоянии создает для себя особый мистический мир и думает, что восторжествовал над природою, тогда как на самом деле он наслаждается только собственным самообольщением. Явления животного магнетизма несомненно истинны, но они возможны только в болезненном состоянии, между тем иоги принимают эти явления за сверхъестественное и вместе за самое нормальное состояние души, самоуглубленной в саму себя для победы над действительной природой; разрушительное влияние физической силы на человека, подверженного припадкам сомнамбулизма они принимали за необыкновенную, чудодейственную силу, посредством которой душа по своему желанию распоряжается всей природой; обманчивые видения напряженной фантазии приняты за действительное внутреннее озарение; мистическое исступление и совершенная бессознательность считаются высочайшим блаженством.

Не смотря на неосновательность этого учения о степенях для достижения магической или чудодейственной силы (vibbouti)[189]оно принято новейшими сектами буддистов: иогачьярами и мистиками или тантристами (волхвами)..

Буддийский мистицизм состоит в стремлении разума в те высшие и отвлеченные идеи, которые он создал о высших мифах. В этом состоянии, по мнению мистиков, в духе рождаются новые силы и способности, более и более возвышающие его в пределы очищения. Силы духа никогда не обладают таким могуществом, как в то время, когда они сосредоточиваются на одном пункте. Это сосредоточение, это углубление есть погружение в Самадхи, которое имеет две степени Дьяны, или созерцания (чувственного) и Самапатти или самопогружения (духовного) каждая из них разделяется на четыре степени или вида, соответственно известным сферам высших миров, так что существа, находясь на этих степенях еще в чувственном мире, постепенно как бы утончают свою природу до образа высших небесных существ и, проявив в себе самую высшую степень утончения Сансары, они свободно могут перейти уже в мир Нирваны. Созерцающий Дьян во всех видах испытывает блаженство, анализирует ли его ум созерцаемое, или сосредотачивается на одном пункте, или же равнодушно относится к радости и не испытывает никаких ощущений. Самопогруженный Самапатти чужд всех представлений (чувственных), обладает безграничным знанием, в котором сливается прошедшее, настоящее и будущее. Погруженный в Самади производит удивительные вещи, нет ничего недоступного для его произведений посредством такого сосредоточенного духа; он (погруженный в Самади) может освещать все миры и отражать их в самом себе и т. п. Он может делаться невидимым и делать невидимыми других и пр. Кто уяснит себе идеи до того, что сливается с ними, перед тем вдруг раскрываются сокровенные таинства и силы. А это и составляет вступление на путь прозрения. Состояние Самади достигается не только выполнением известных умственных и нравственных условий, но и есть плод изучения известных приемов и искусства, так наприм. один из низших приемов заключается в счете дыханий и выдыханий.

Эти средства для достижения необыкновенной силы ясновидения и возникающая отсюда сила ясновидения, или высшие чудотворные качества, например, способность летать, знать чужие земли и проч., известны были, как сознавались буддисты, и тиртикам. т. е. иноверцам, или еретикам буддийским, т. е. иогачарьям.

Таким образом учение о иогах повторилось и в буддийском мистицизме. Браманский отшельник считал природу небытием, призраком; новый буддизм пустотой, а потому как тот, так и другой отвергли реальность мира чувственного и удовлетворялись только внутренним, духовным знанием. Как иоги, так иогачарии признавали реально существующей только душу. Как в Санкиa Сесвара, так и, по мнению иогачариев, душа должна освободиться, для достижения ясновидения от мира чувственного. Как в Санкиа Сесвара, так и в буддийском мистицизме главное занятие духа — есть сосредоточенное в самом себе созерцание или самоуглубление. Как там, так и здесь, человек должен пройти известные степени для достижения ясновидения. Как Иоги, так и буддийские мистики равно признают чудодейственную силу и притом признают за ней одни и те же действия.

Понятно после этого, что как сила ясновидения вибути браманских отшельников, так и сила ясновидения буддийских одно и тоже и происходят из одних и тех же причин. И потому, объяснив в чем состоит ясновидение браманских отшельников, мы не считаем нужным повторять здесь вышеприведенных объяснений.

Говоря о буддийском мистицизме, мы считаем нужным сказать несколько слов о Дарани, или о мистических формулах и выражениях, посредством которых, думают мистики, можно производить все. Посредством этих формул может быть выражено всякое понятие и всякое существо, и кто усвоил эти формулы неоднократным повторением или даже созерцанием букв, из которых состоят эти формулы, тот приобретает огромную власть над всеми. Этими формулами можно вызывать самих Будд и покорять духов и самих богов и проч. Занимающийся чарами должен быть чист, чтобы через это быть способным к восприятию тайн сосудом. Человек, которого дух занят постоянно созерцанием Будды, а язык постоянным повторением заклинаний, приобретает верховную Сидди, или ту сверхъестественную силу, которая даруется чарами.

Сидди состоит из трех степеней: низшая степень Сидди заклинаниями и лекарствами доставляет владычество над богами, драконами и якшами, власть над их наваждениями, над ядами и ядовитыми животными; средняя степень — богатство долгоденствие, знатность и почтение: верховная же Сидди, или высшая ее степень, доставляет прозрение, невидимость способность, принимать различные видоизменения, покоряет демонов, светила, богов и проч.

Словом, Сидди, по мнению мистиков, становится божеством и потому приобретает такое могущество. Очевидно, что это жалкое самообольщение, обязанное своим происхождением несчастному состоянию ясновидения или животного магнетизма.

Вследствие гонения со стороны браманства с одной стороны и вследствие уступчивости и пассивности своей, а также индифферентного отношения к другим религиям с другой стороны, Буддизм распространился во многих соседних странах: в Монголии, Китае, Тибете, на острове Цейлоне, Японии и других местах.

Но особенно легко было буддизму в Китае ужиться подле государственной религии и быть терпимым, при недостатке воодушевления и энергии, при равнодушии ко всему идеальному китайцев. Только некоторые восприимчивые натуры, имевшие высшие понятия о жизни, приняли буддийское учение и вместе с ним заблуждение о чарах: другие китайцы остались равнодушными к новому учению. Как бы то ни было, волшебство, или, правильно выражаясь, убеждение в возможности волшебства распространилось и в Китае, через буддизм.

Впрочем чародейство и волшебство было известно в Китае гораздо прежде буддизма. Оно возникло в Китае из религиозного учения, основанного Лао-цзы, одним из старейших современников Конфуция. Лао-цзы, подобно индийским браминам, жил в уединении, и потому он учит, по словам Bymke[190], что «мудрец заключается в самого себя, погружается взором в глубину мысли пустого первобытия, не хочет иметь никакого дела с миром, не заботится о государстве и об истории мира, спокойно живет в уединении, равнодушный к радости и печали; настоящие мудрецы живут как пустынники в лесах и пещерах, или как нигде, и отрекаются от мира. Через такое отчуждение от мира, лжи и наружного блеска и обращение к вечному единству, мудрец приобретает себе долгую жизнь на этой земле, т. е. живет или без смерти в нестареющем никогда теле, или в виде переселения душ, пока не возвратится к первобытию, из которого он произошел». Через это человек делается господином всего в природе и даже приобретает власть над смертью. С помощью «напитка бессмертия» святой может сокрушить даже силу смерти. Это мистическое учение со временем породило весьма распространившуюся веру в чары и волшебство, и содействовало к тому, что прорицание, чародейство и заклинание духов развились до чрезвычайных размеров (особенно в шаманстве народов Алтая). Согласно с этим учением шаманы имеют власть и силу заклинать духов, укрощать стихии, наделять здоровьем и болезнью, счастьем и несчастьем, вообще освобождать людей из оков сил природы и противодействовать злым духам. Прорицательство и толкование знамений с древних времен играют важную роль в Китае, а также объяснения хороших и худых дней и т. п.

 

Таким образом, как в Индии, так и в Китае верили, что с помощью постов и других подвигов можно приобретать таинственную власть над стихиями, силами природы, над невидимым миром духов и даже над самими богами.

Когда мы излагали учение браманских отшельников, то мы в тоже время старались показать несостоятельность этого учения. Иоги думали, что теми подвигами, которым они подвергали свое тело, они достигали высокой степени нравственного совершенства, результатом которого была необыкновенная, магическая сила (vibbouti) ясновидения. Мы со своей стороны показали, что это не более, чем жалкое самообольщение, что это — соединенное с совершенным органическим расстройством, болезненное состояние души, что это — ничто иное, как явления животного магнетизма, а совсем не то озарение со стороны Брамы, достижение которого иоги полагали в своих подвигах. Как сам Брама есть продукт религиозной фантазии, и, следовательно, не может удовлетворить религиозной потребности, так и самое озарение свыше невозможно, потому что иогу не от кого получить реально это озарение.

Мнение китайцев о возможности чародейства, заклинания духов, господства над стихиями и проч., мы не опровергали в настоящей главе, потому что неосновательность и шаткость такого мнения, выродившегося из незнакомства с законами природы и явлениями ее, выходящими из обыкновенного ряда вещей, мы показали в предыдущих главах особенно, когда говорили о заблуждениях шаманов, секта которых была и в Китае.

Что же касается до ученых сведений Индийских браминов, которые для народа казались магией, сообщением свыше, сообщением Брамы, или господством над подземными силами, то мы показали, что в этих сведениях не было ничего чудесного, волшебного или магического, что в этом случае жрецы пользовались невежеством народа, вполне им преданного[191].

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-11-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: