— В том июле Катла прожила у родителей девятнадцать дней. Каждый день был похож на предыдущий, и каждый был счастливей предыдущего.
Она просыпалась рано, чтобы успеть поваляться в кровати с фантастикой, двадцать раз перечитанной ещё в средней школе. После завтрака помогала родителям. После обеда седлала коня.
Мауни болел и сильно сдал за последние месяцы. Катла навещала его, виновато гладила, просила прощения, но на прогулки брала его сына, Сокки. Шестилетний Сокки был рассеян и немного упрям — в мать, своенравную каштановую Бирту. К счастью, от отца ему достались не только серебристые чулки, но и всё добродушие. Куда бы Катла ни заводила его, сколько бы ни заставляла карабкаться в гору и неуклюже сползать обратно, он не держал зла.
Ближе к вечеру она снова помогала родителям, читала или шла к Ирис — сидеть, прихлёбывая дешёвое вино прямо из коробки, и смотреть, как подруга рисует. Ирис и раньше рисовала так, что хотелось смотреть, но именно в то лето, первый и последний раз в жизни, у неё без конца получалось что-то совсем гениальное.
Катла даже не думала, что картины бывают такими гениальными. Тем более, картины, нарисованные так быстро. Ирис фотографировала окрестности и жителей посёлка, оставляла от снимков одни линии, переносила линии на холст и раскрашивала всё заново, добавляя тут и там непонятные предметы и неясных существ. Она даже не пыталась объяснить, что это за предметы и что за существа, но гениальность была в том, что все они оказывались на своих местах. Стоило только сравнить законченную картину с исходной фотографией, чтобы увидеть: именно в этих местах на снимке не хватало чего-то странного.
Каждый день казался бесконечным и пролетал за одно мгновение, потому что в нём было всё это и трудная задача в придачу. Катла не умела быть до конца счастливой без трудной задачи. Неважно какой задачи. Лишь бы решаемой. На худой конец — нерешаемой.
Задача о пропаже Сигмюндюра казалась решаемой. Поставленный вопрос точно имел ответ, причём ровно один. Когда подвыпивший Сигмюндюр вышел из машины в ночь последнего снегопада, что-то случилось. У этого события (Катла сразу окрестила его буквой ”S”, в честь исчезнувшего) не было вариантов. Во всяком случае, не в этой вселенной.
Казалось, нужно просто собрать как можно больше данных. Выдвинуть кучу гипотез. Опровергнуть те, которые опровергнутся. Сделать выводы из того, что не опроверглось: «Если S — это A, Сигмюндюра следует искать в точке B». Потом сообщить заинтересованным лицам, уехать в Беркли и ждать, какой вывод подтвердится.
По крайней мере, так обычно решались задачи про то, что случалось в космосе и оставляло следы на небе.
Если бы Катла однажды прошла курс философии науки, который советовал любимый профессор, она бы помнила, что люди — не звёзды. В их поведении слишком много скрытых переменных. Любая формула — бесполезное упрощение. Но Катла не выбрала тот курс. Она как будто знала, что освоит материал позже, в поисках Сигмюндюра, за девятнадцать июльских дней.
В первые дни она наивно боялась, что ей не хватит данных. В конце концов, у неё было так мало времени. Охота на S была игрой, случайным ребусом для полноты каникул. Катла не собиралась разгадывать его дольше, чем позволяли условия счастья.
Она боялась напрасно. Данные оказались доступней доступного. Загадочное исчезновение у Скагафьорда наделало много шума. Даже в теленовостях из Рейкьявика иногда мелькали сводки о ходе следствия, а на севере поиски Сигмюндюра вообще оставались главным событием года. «Викюдагюр» завёл отдельную рубрику под заголовком «Где Сигмюндюр?». На сайте газеты рубрика обновлялась не реже двух раз в неделю.
Масса информации, местами притянутой к делу за необыкновенно длинные уши, нашлась в блоге «Последняя тайна Сигмюндюра» (какие тайны водились за ним раньше, Катла так и не поняла). Блог вёл Рунар, младший сын Сигмюндюра. Рунар повредил позвоночник на стройке в Рейкьявике и жил на пенсию по инвалидности. За два месяца он написал десятки длинных постов, не считая подробной биографии отца, оформленной отдельным разделом. На одно только чтение всего этого у Катлы ушёл целый вечер.
Впрочем, даже если бы у неё была безнадёжная дислексия, если бы она совсем не могла читать, жители посёлка и так рассказали бы ей любые данные. Ирис, поглощённая рисованием и неозвученными мыслями, была островком равнодушия в море энтузиазма. Стоило разговориться с кем угодно на улице, и беседа сводилась к Сигмюндюру сама. Казалось, весь посёлок — от родителей Катлы до младших школьников — уже проделал работу, которой она занималась теперь. Каждый держал наготове свой хит-парад гипотез.
Катла внимательно слушала всех.
Дважды она заходила в гости к Рунару. Оба раза чувствовала себя неловко. Она видела, что её визиты — событие для Рунара. Он неумело прятал воодушевление за ворчливым тоном и хмурой физиономией. При этом его голос то и дело срывался от волнения, а руки жестикулировали слишком нервно, словно у иностранца. Когда говорила Катла, он полировал ладонями ручки инвалидного кресла. Без конца предлагал кофе, хотя перед Катлой уже стояла огромная кружка-термос.
Особенно неловко — неловко почти до слёз — было, когда он старательно употреблял солидные слова из учебников или ни с того ни с сего говорил что-нибудь по-английски. У Катлы всё сжималось внутри. Она видела себя его глазами: молодую, здоровую женщину, которая пятнадцать лет назад была маленькой девочкой и крутилась у него под ногами, тогда ещё живыми, а теперь снизошла в родной посёлок по дороге из Орхуса в Беркли. Она хотела объяснить, что всё не так, на самом деле всё совсем не так, но понимала, что это невозможно, и только бесперебойно строчила в блокноте, стараясь показать Рунару, насколько ей интересно.
При всём уважении к науке, Рунар увлекался паранормальными явлениями.
«Нельзя сбрасывать со счетов скрытых существ, — сказал он Катле с некоторым вызовом. — Эльфов, троллей — не важно, как их обзывать. Они могут быть причастны».
«Да-да, я читала у тебя в блоге», — закивала Катла.
«Против этой гипотезы нет априорных доводов», — подчеркнул Рунар, невольно повышая голос.
«Абсолютно согласна», — ещё раз кивнула Катла.
«Эльфийский след» с отрывом побеждал в интернет-опросах. Общество «Друзья лавы» уже обратилось к «сокрытому миру» с открытой петицией об освобождении Сигмюндюра. Ясновидящая Эрла Йоунсдоттир из Дальвика рассказала каналу N4, что Сигмюндюр исправно выходит на связь. С ним всё в порядке, заверила она телезрителей. Он вернул себе молодость и подумывает о свадьбе с эльфийкой.
Катла добросовестно внесла эльфов в список гипотез. Автоматически пометила: AFA (Accounts For Anything), FOR (Fails Occam’s Razor) и NTP ITF (No Testable Predictions — Impossible To Falsify). Эльфы-похитители, конечно, объясняли что угодно, но брались с потолка и не давали проверяемых предсказаний. Они годились для веры, а не для проверки.
Поддакивая Рунару, Катла подумала, что гипотезы бывают правильные, ошибочные и бесполезные. К последним, кроме эльфов, относилось вознесение Сигмюндюра в рай, отлов Сигмюндюра инопланетянами для галактического зоопарка, провал Сигмюндюра в иное измерение и бесконечное число блестящих идей, до которых пока не успели додуматься. Люди ненавидели неизвестность. Любая выдумка устраивала их больше, чем знак вопроса.
На исходе второй недели Катла почувствовала, что скоро начнёт фантазировать сама. Она пять раз гоняла Сокки к повороту, где случилось S. Облазила окрестные склоны. Трижды прошла ручей вниз по течению, до самого устья, и один раз поднялась на два километра вверх — до места, где ручей выбивался из-под толстого ледяного нароста, не таявшего даже в июле. Никаких подсказок нигде не было.
Единственной странностью, да и то с известной натяжкой, оказалось поведение Бьярни, хромого обитателя маяка. Бьярни был последним, кто видел Сигмюндюра в ту майскую ночь. Катла знала, что в первые недели после S он охотно общался с журналистами, не говоря уже о полиции, и мало кто сомневался в его рассказе. На десятый день своего следствия она приехала к бывшему маяку и постучалась в тяжёлую дверь, обтянутую ржавым железом.
Старик узнал её. Даже спросил про учёбу, вполне приветливо. Но когда Катла заикнулась про Сигмюндюра, он замялся, покраснел и в конце концов захлопнул дверь у неё перед носом, объявив, что у него «дела» и что Сигмюндюра давно пора «оставить в покое».
Девять дней Катла возвращалась к этому инциденту, так и сяк пытаясь привязать Бьярни к S. Бярни не поддавался. Он хромал, страдал одышкой, недавно разменял девятый десяток и сорок лет подряд был лучшим другом Сигмюндюра. Катла скорее поверила бы в эльфов, чем в его причастность.
А время шло. Каждый день был похож на предыдущий, и каждый был грустней и прекрасней предыдущего.