Психологическая помощь в местах лишения свободы

Преступность как социальная и психологическая проблема

В конце XX в. преступность стала одной из самых животрепещущих проблем внутреннего развития во всех странах мира независимо от их экономического и политического статуса. Ее рост зафиксирован не только там, где экономика оказа­лась в глубоком кризисе, но и в достаточно благополучных государствах Западной Европы и Северной Америки. В России общая социально-экономическая и поли­тическая нестабильность, резкое снижение уровня жизни населения, ухудшение физического и психического состояния здоровья подрастающего поколения при­вели к катастрофическому росту преступлений не только против собственности, но и против личности и жизни.

Французский социолог и философ Эмиль Дюркгейм писал, что преступность необходимо относить к числу нормальных явлений жизни общества, в котором она выполняет интегрирующую функцию. Он считал, что преступление необходи­мо, связано с основными условиями социальной жизни вообще и играет полезную роль, потому что те условия, с которыми оно связано, необходимы для нормального развития морали и закона. Это не значит, что надо игнорировать проблему пре­ступности, воспринимая ее как данность. От преступников, сделав из них своеоб­разный образец неправильного поведения, изолироваться нельзя. Человек как лич­ность формируется и развивается в обществе в процессе воспитания и обучения, функционирует в условиях существования той или иной группы и ее интересов, а также под воздействием всего общества. И преступные сообщества — один из структурных элементов человеческого общества. Они оказывают серьезное влия­ние на все общество в целом. Более того, по тому, как общество относится к заклю­ченным, можно судить о степени зрелости этого общества.

За последние годы криминологами выявлен ряд тенденций в развитии пре­ступности, свидетельствующих о ее серьезном качественном перерождении.

Во-первых, увеличилось количество заранее подготовленных преступлений, отличающихся особой дерзостью, изощренностью, жестокостью: заказных убийств, мошенничеств с использованием сложной компьютерной техники и т. д.

Во-вторых, увеличилось количество преступлений, совершенных представи­телями так называемых «групп риска»: бомжами, алкоголиками, наркоманами, проститутками. Вырос и количественный состав этих групп.

В-третьих, выросло количество преступлений, лишенных мотива, внешне вы­глядящих бессмысленными.

В-четвертых, сильно изменились социально-психологические характеристи­ки лиц, совершающих преступления. Если ранее преступления совершали лица, относящиеся к люмпенизированным слоям населения, то сейчас большое количе­ство преступников выходит из средне- и высокообеспеченных слоев населения, т. е. увеличилось количество преступлений, совершенных представителями сред­него и высшего классов.

Тревогу вызывают сильные изменения в социальном, возрастном и половом составе преступных элементов. Рост женской преступности значительно опере-

жает рост мужской преступности. Женская преступность по уровню жестокости и осмысленности уже превышает мужскую. Особую опасность стали представлять неформальные молодежные группировки с агрессивными проявлениями в пове­дении их участников. Резко выросло и количество преступников, у которых на­блюдаются серьезные психические отклонения, однако не исключающие вменяе­мость (дебильность, психопатии, органические поражения центральной нервной системы и т. п.). Выросла и организованная преступность. Вирусом преступности оказалась поражена даже правоохранительная сфера.

Таким образом, проблема преступного противоправного, а в целом и шире откло­няющегося, поведения стала одной из наиболее серьезных социальных ^психоло­гических проблем нашего времени. Отклоняющееся, или асоциальное, поведение — это система поступков или отдельные поступки, противоречащие принятым в об­ществе правовым или нравственным нормам. Преступность и уголовно не наказуе­мое, но тесно связанное с преступным аморальное поведение, являются одним из основных видов асоциального поведения. В чем же истоки формирования такого поведения?

Ответ на этот вопрос крайне сложен. Для этого важно определить, что же кон­кретно понимается под отклоняющимся и под преступным поведением, взаимосвязь этих понятий. Важно понять и смысл, которым наполняется термин «преступ­ность». Если мы берем за основу традиционную преступность, которая отражена в официальных нормах, то даже здесь нет единого понятия «преступного дейст­вия». Например, в начале XX в. не существовало понятия «преступления в сфере компьютерных технологий», так как не существовало самих компьютеров. В то же время в уголовном законодательстве существовала норма, определяющая наказа­ния за преступления против царствующего дома. Уже один этот пример говорит о том, что понятия «преступника» и «преступного действия» с точки зрения норм закона на протяжении истории наполнялись разным смыслом.

С точки зрения психологической науки также трудно определить понятия де-линквентного или противоправного поведения и преступности. Переход улицы в неположенном месте или езда с превышением скорости является нарушением норм закона, но отнести их к делинквентному поведению очень сложно, так как «грешат» этим практически все. Наоборот, в обыденном сознании человек, кото­рый все время дотошно выполняет все нормы закона, воспринимается как «откло­няющийся».

Относительно преступности в современных криминологических теориях гос­подствует точка зрения, согласно которой преступность не является каким-то по­бочным продуктом эффективно работающего народного хозяйства, она является главным продуктом такого хозяйства. Существование организованных сетей пре­ступности необходимо для капиталистической системы. Таким образом, преступ­ность — неотъемлемая часть современного общества.

Единого взгляда на генезис преступника в среде психологов не существует, но большинство сходятся на том, что в основе преступного, а соответственно и откло­няющегося поведения лежит социальная дезадаптация личности, неспособность человека к полноценному самопроявлению в рамках существующих норм закона и морали. За эти отклонения человек несет наказание в соответствии с теми санк­циями, которые утверждены законами. Собственно, преступность и очерчена рам­ками закона. Те нормы, за нарушение которых санкции не предусмотрены законами,

попадают в сферу действия морали. Преступившие нормы морали, но не нару­шившие закон преступниками не считаются. Традиционно считаются преступны­ми те действия, которые регулируются правовыми нормами. Как правило, это преступления против жизни, личности, собственности и і---------------------------

государства. За их совершение человек и объявляется «пре- ^{Все не}УДа^чники — Р^е- ^J „ ^ ^v зультат неправильного

ступником». Поэтому говорить о том, что преступник — развития у людей об-

это человек, обладающий определенным набором специ- щественного чувства.

фических личностных черт, составляющих его «психоло- ^{Все они} ~ ^{неспосо6}-„ _. ные к сотрудничеству

гическии портрет», не приходится. Преступное поведение - одинокие существа, ко-

это часть более широкой проблемы отклоняющегося по- торые... движутся про-_„„„„.,„ тивоположно остально-

ВсДсНИЯ.

_, му миру; существа,

В определении нормального и аномального поведения _в большей или мень-

большую роль играет проблема разграничения нормы и шей степени асоциаль-

патологии. Эта проблема важна не только при определе- ^{НЬІЄі если не антис}°Ц^и-

^ґ. г г альные. нии меры ответственности (вменяемость или невменяе- |__________________

мость, побудительные мотивы совершения преступления,

психологическое состояние жертвы и преступника на момент совершения престу­пления и т. д.), но и при организации работы с преступником в местах исполнения наказания. Проблемы нормы и патологии — одна из основных проблем не только медицинской, но и юридической психологии и психологии социальной работы. Преступники, страдающие разного рода психическими заболеваниями, исклю­чающими вменяемость, в юридическом плане не могут считаться преступниками. Это больные люди, которые должны находиться в ведении медицинских учрежде­ний. Психические расстройства, не исключающие вменяемость, часто являются причиной снижения меры наказания, поэтому часто такие преступники попадают под контроль органов социальной опеки.

Таким образом, проблема происхождения, развития, коррекции и исправления преступного поведения является комплексной юридической, психологической, кри­минологической, медицинской и социальной проблемой, в которой пока больше во­просов, чем ответов.

Особенности субкультуры мест лишения свободы

Уголовный мир, среда мест заключения — особый мир со своими законами и пра­вилами, обеспечивающими выживание тому, кто строго их придерживается. Наря­ду с правовыми и психологическими факторами социальной изоляции они влия­ют на возникновение разного рода девиаций в поведении заключенных.

Уголовное сообщество — это примитивное общество, все институты которого основаны на «обычном праве». Это право не зафиксировано никакими официаль­ными документами, а выработано обычаем, традицией, а часто — и просто физиче­ской силой.

Сходство лагерной среды с архаическими обществами подтверждается и самой структурой этого общества. Эта субкультура служит для институционализации уголовного сообщества. В первую очередь она закрепляет разделение на касты. Основных каст три.

Первая — «воры», «авторитеты», «паханы» и т. д. Им «воровской закон» кате­горически запрещает трудиться на производстве и по самообслуживанию. Это — главная каста. Она определяет всю внутреннюю жизнь того или иного сообщества

заключенных. «Воры» — наиболее закрытая каста. Проникновение в нее возмож­но только при соблюдении ряда весьма жестких условий, главное из которых за­ключается в том, что вся жизнь такого человека должна быть подчинена строгому соблюдению «закона», малейшее отступление от которого навсегда отрезает доро­гу к вершинам уголовной иерархии. Часто «воры» вынуждены идти на соверше­ние преступлений, чтобы подтвердить свою приверженность «закону», особенно когда последний вступает в противоречие с официальными законами общества. В прошлом господство «воров в законе» над всеми остальными кастами достига­лось путем наличия грубой физической силы в лице «бойцов», или «торпед». Сей­час более сильным стимулом стали деньги. Тот, у кого больше денег, имеет и боль­ше «бойцов», и больше возможностей для того, чтобы привлечь на свою сторону тех, кто вынужден жить на казенный паек.

Такая же норма характерна и для ряда примитивных обществ, особенно поли­незийских. В них верховным правителям запрещено не только работать, но даже прикасаться своими руками к пище. В любом первобытном обществе, а особенно в перешедшем в стадию военной демократии, вокруг наиболее удачливого вождя всегда формировалась сильная и сплоченная дружина, имевшая определенную прибыль от его захватов.

Вторая категория заключенных — основная и наиболее многочисленная — каста «мужиков», или «фраеров». Это так называемое «болото», которое должно обес­печивать материальные потребности высшей касты. Как правило, между ними раскладывается норма выработки на производстве, которую должны делать пред­ставители высшей касты. За счет «мужиков» пополняется рацион питания «авто­ритетов». Эта каста выполняет все работы по обслуживанию учреждений, за ис­ключением самых грязных работ.

И наконец, третья каста — «чушки», «опущенные», «козлы», «петухи» и т. д. Это каста «неприкасаемых», которые обеспечивают потребности в комфорте (на­пример, чистота в помещениях) и физиологические потребности (в первую оче­редь сексуальные) высшей касты.

Специфика лагерной среды состоит в том, что выживание в одиночку там прак­тически невозможно. Каждый заключенный старается найти себе среди земляков «кента», т. е. закадычного лагерного друга. Это напоминает своеобразную моди­фикацию обычая побратимства, широко распространенного в архаических обще­ствах периода распада родового строя.

Существуют и определенные обряды инициации в уголовной среде, например «прописка» в камере или нанесение себе каких-либо телесных повреждений с целью доказать невосприимчивость к боли или совершить своеобразно модифицирован­ный обряд жертвоприношения. Эти и многие другие специфические элементы субкультуры мест лишения свободы являются способом вхождения в сообщество заключенных. На основании успешности или, наоборот, неуспешности прохождения этих обрядов новичку определяется место в уголовной иерархии. Каждый обряд направлен на выявление знаний и способностей нового члена сообщества. Напри­мер, «прописка» часто заключается в том, что новичку задают вопросы, в которых проверяется знание «воровского закона», а также сообразительность. Обряды ини­циации при вхождении в тюремное сообщество могут носить и характер физиче­ского воздействия, часто весьма болезненного и опасного для жизни и здоровья.

Как и в первобытном обществе, в среде заключенных существует обычай «та­бу» — внешне ничем не обоснованного запрета на выполнение тех или иных дей­ствий. Например, «нормальному» заключенному нельзя есть курицу. Существует табу и на взаимоотношения с администрацией, причем с любыми ее представите­лями, в том числе врачами и психологами. Высокостатусный заключенный вряд ли станет «по душам» беседовать с любым официальным лицом.

Как и у первобытного человека, у заключенных существует большая тяга к та­туировкам, которые выполняют функции знаковой системы, закрепляя деление на касты и классы внутри каст. Существует у них и любовь к украшениям, также характерная для глубокой архаики. Бедность, убогость блатного жаргона, а также большая роль суеверий в жизни этого общества, суеверное почитание матери — все это так же является проявлением архаических черт уголовного мира.

В последние 2-3 десятилетия уголовный мир сильно изменился. Он характе­ризуется все большим проникновением в его среду товарно-денежных отноше­ний. Если еще в начале 80-х гг. XX в. попадание в высшую касту лиц, осужденных за изнасилование или развратные действия в отношении несовершеннолетних, было исключено, то сейчас это встречается часто. Даже сами «зоны» разделились на «воровские», где опираются главным образом на авторитет «воров в законе», и «беспредельные», где господствует исключительно власть денег и силы. Первых становится все меньше и меньше. «Воровской закон» уступает место «понятиям».

Как и для архаического общества, для уголовной среды характерно деление на группировки по принципу «свой—чужой». Суть этого деления чрезвычайно про­ста — «своих» защищать, «чужих» притеснять и эксплуатировать.

Изменились и межнациональные отношения. Еще совсем недавно выражение «преступность не знает национальности» было справедливым, но теперь оно уже устарело. В преступную среду понятие «национальное» вошло прочно. Раньше в «зонах» такое деление проходило по «мастям» (т. е. по виду «криминального про­мысла» и места в уголовной иерархии). Теперь — по национальному признаку. В «зоне» господствуют представители той национальности, которая составляет большинство среди заключенных. При таком разделении меркнет даже деление на касты. Особенно такое «землячество» характерно для выходцев из регионов Кавказа и Средней Азии.

Удивительным образом с субкультурой заключенных связана субкультура тех, кто работает в местах лишения свободы. С одной стороны, их воззрения на работу отличает прагматизм: дела в тюрьме должны идти своим чередом, без всяких про­исшествий и по возможности без участия с их стороны. С другой стороны, сооб­щество заключенных они не рассматривают просто как объект воздействия или предмет труда. Противопоставляя себя «уголовникам», представители персонала тюрьмы включают себя в сообщество в качестве верховных судей и руководите­лей. Тем самым они создают еще одно противоречие, усугубляющее все осталь­ные: между притязаниями на власть, обоснованными юридическими нормами, и притязаниями на власть, основанными на традиционном праве.

Таким образом, мы можем говорить о том, что уголовное сообщество — это осо­бый мир, особая культура. Главное отличие этой культуры — двойственность по­ложения человека внутри нее. С одной стороны, он должен подчиняться нефор­мальным обычаям и обрядам, существующим в уголовной среде, а с другой —

выполнять официальные требования администрации учреждения. Часто эти две стороны существования человека приходят в противоречие. Тогда человек стано­вится перед выбором — каких правил придерживаться. Осуществляя этот выбор, человек часто выбирает себе судьбу.

Психологические эффекты заключения в места лишения свободы

Принудительное лишение свободы — один из самых древних видов наказания за совершенные преступления. Долгое время он считался одним из наиболее же­стких, жестоких и эффективных методов воздействия на преступность. Тюрем­ное заключение рассматривалось и продолжает рассматриваться как альтернати­ва смертной казни, предоставляющее преступнику возможность «исправиться». Однако исследования последних десятилетий, проведенные психологами, психи­атрами, криминологами и многими другими специалистами, показали ошибоч­ность такого мнения.

Что же такое тюрьма? Для понимания этого явления важно проанализировать существенные признаки не только тюрьмы, но и других закрытых учреждений, контингент которых фактически лишен свободы выбора образа своего существо­вания. В западной научно-исследовательской литературе можно отметить иссле­дование И. Гофмана, посвященное «тотальным институтам», под которыми он понимал закрытые заведения, полностью распоряжающиеся жизнью своих обита­телей. Он считал, что такими заведениями являются психиатрические больницы, тюрьмы, монастыри, военные заведения. В современном обществе жизнь человека обычно организована таким образом, что человек спит, развлекается и работает в разных местах, с разными людьми, под влиянием разных авторитетов и без како­го-то всестороннего рационального плана. Центральной чертой тотальных заве­дений является исчезновение границ между этими областями жизни. Во-первых, разные стороны жизни происходят на том же месте и под влиянием одного-един-ственного авторитета. Во-вторых, каждая часть программы дня осуществляется внепосредственной близости большой группы людей, к каждому члену группы относятся одинаково и от каждого требуется выполнение одинакового вида ра­бот. В-третьих, все части программы дня придерживаются строгого графика, одно занятие следует за другим в определенное время, и вся серия занятий определя­ется сверху служащими заведения и системой формальных правил. И в заключе­ние: эти занятия осуществляются по одному рациональному плану, который, как утверждается, способствует достижению официальной цели заведения (Goffman, 1959).

К этому можно добавить, что контроль над личностью в таких заведениях на­столько всеобъемлющий, что даже отправление естественных физиологических потребностей и интимных гигиенических мероприятий вынужденно проходит пуб­лично. Фактически все это ведет к размыванию границ личности человека вплоть до ее возможной деструкции.

Естественным шагом в ответ на такое вмешательство является психологиче­ская защита заключенных от всеобъемлющего вмешательства тюрьмы в личност­ную сферу. Вслед за М. Лайне можно выделить семь вариантов психологической защиты заключенного:

1. Бегство в сообщество тюрьмы. Как правило, такой вид психологической защи­ты характерен для хорошо адаптированных в местах лишения свободы людей, либо занимающих высокие статусные позиции, либо испытывающих страх пе­ред жизнью на свободе. Они больше интересуются делами тюрьмы, чем жиз­нью родных и близких за ее пределами.

2. Бегство в сообщество заключенных. Такой человек стремится установить кон­такт с как можно большим количеством «товарищей по несчастью», усваивая нормы и ценности «тюремного братства».

3. Бегство во внешний мир. Оно не означает фактической подготовки побега. Про­сто заключенный стремится уйти в свой собственный мир, где он чувствует се­бя свободным, не связанным официальными и неофициальными тюремными правилами. Он старается поддерживать отношения только с внешним миром, отрицая контакты внутри тюрьмы. К этому виду психологической защиты за­ключенного двоякое отношение. С одной стороны, с точки зрения официаль­ных лиц учреждения, положительный контакт с внешней средой — это залог успешности «исправления» преступника. С другой стороны, лица, отрицающие тюремное сообщество, испытывают сильнейшие трудности в процессе адаптации к заключению.

4. Бегство к своему уголовному делу. Такой заключенный постоянно стремится доказать свою невиновность, испытывая постоянное желание поговорить с кем-либо по поводу своего дела. Он старается организовать пересмотр своего дела, посылает документы в различные инстанции, налаживает связи с различными правозащитными организациями, доказывает персоналу тюрьмы и другим за­ключенным свою невиновность.

5. Стремление к искуплению вины. Это так называемый «страдалец», который пе­реживает совершенное преступление и стремится его искупить. Очень часто такие люди обращаются к Богу, стремясь покаянием заслужить прощение. Прав­да, в большинстве случаев такое обращение к Богу заканчивается после осво­бождения из заключения.

6. Бегство в болезнь. С помощью различных заболеваний заключенный может из­менить монотонный распорядок дня и добиться смягчения режима содержа­ния. Заключенный может действительно заболеть, а может и совершить акт членовредительства с целью попасть на больничную койку или просто вызвать к себе жалость или сочувствие.

7. Нарушение режима. Этот вид защиты используется для того, чтобы выплес­нуть накопившуюся агрессию и добиться разнообразия в монотонных камер­ных буднях. Также это используется для повышения ролевого статуса внутри сообщества заключенных.

Вышеперечисленные виды психологических защит имеют свои проявления в поведении заключенных, затрудняющие адаптацию либо к местам лишения сво­боды, либо к жизни в свободном гражданском обществе. Так, например, частые попадания в больницу или хлопоты по пересмотру своего уголовного дела снижа­ют ролевой статус заключенного. Многочисленные нарушения режима содержа­ния, противодействие администрации и строгое выполнение неформальных норм, наоборот, повышают ролевой статус.

Последствия бунта в тюрьме Нью-Мехико

Помимо психологической защиты заключенные прибегают к разного рода со­противлению влиянию психогенных факторов тюремного заключения.

Первая форма сопротивления — защита и обеспечение укрытия для себя. Сред­ствами защиты являются такие, которые обеспечивают поддержание чувства соб­ственного достоинства в неблагоприятных для этого условиях, в первую очередь за счет унижения других и противодействия администрации даже в мелочах.

Вторая форма сопротивления вытекает из такого вида психологической защи­ты, как «бегство к делам». Заключенный может организовывать компании в сред­ствах массовой информации в свою защиту, обжалования, стремление во что бы то ни стало защитить свои права, пусть даже вымышленные.

Третья форма сопротивления — планирование побега и его осуществление. Причем мысль о побеге возникает практически у каждого заключенного, но боль­шинству достаточно только мысли. Мало кто решается совершить побег в реаль­ности.

Четвертая форма сопротивления — массовые голодовки, являющиеся, как пра­вило, протестом против действий администрации.

И наконец, пятая форма сопротивления — массовые беспорядки, восстания, захват заложников и т. д., т. е. агрессивные действия, направленные против систе­мы исполнения наказаний. Как правило, к последнему способу сопротивления

прибегают уже совершенно отчаявшиеся заключенные, которые не могут закон­ными способами добиться смягчения приговора или выполнения своих элемен­тарных человеческих прав.

Таким образом, подавление личности в местах лишения свободы рождает про­тиводействие не только на уровне психологической защиты отдельного индиви­дуума, но и со стороны всего сообщества заключенных. В местах лишения свобо­ды создается определенная социальная структура, которая еще более эффективно, чем официальная, регламентирует поведение обитателей тюрьмы. Наличие двух социальных структур в одном учреждении формирует особенность пребывания там: несоответствие правовому положению, определенному государством, и мо­ральным «нормам», вносимым самими осужденными. Формальная сторона — это контроль и вмешательство во все стороны жизни заключенных. А неформаль­ная — противодействие этому в зависимости от принадлежности к тому или ино­му уровню в иерархии заключенных.

К сожалению, одним из главных эффектов мест лишение свободы является глубокое противоречие между официальной целью этого заведения и реальными по­следствиями, которое несет в себе тюремное заключение. С точки зрения государ­ства пенитенциарные заведения призваны карать и исправлять преступника. Ре­альная же их функция, по мнению финского криминолога М. Лайне, заключается в вербовке и подготовке «кадров» для криминального сообщества.