критикует. Аристотель определяет практичность как "разумно приобретенное душевное
свойство, осуществляющее людское благо" (VI, 5, с. 112). Практичен тот, кто
Способен хорошо взвешивать обстоятельства и верно рассчитывать средства для
Достижения ведущих к благополучию целей. Для практичности необходим опыт. Для
Практичности необходима изобретательиость в подыскании средств осуществления
Целей. Но изобретательность, предостерегает философ, похвальна лишь при хороших
Целях. В противном случае практический человек опасен для общества.
<P>Практичные люди годны для управления домом и государством, а потому практичность
Тесно связана и с экономикой, и с политикой. Отсюда такие виды практичности,
Как экономическая, законодательная, политическая. Вместе с тем Аристотель подчеркивает,
Что практичность как дианоэтическая добродетель рассудочной, практической, низшей
Части разумной души сама является низшим видом моральной позиции человека. Практичиость
погружена в дела людей, но человек - не лучшее, что есть в мире, поэтому "нелепо
считать политику и практичность высшим" (VI, 7, с. 113). Практическая деятельность
"лишена покоя, стремится всегда к известной цели и желательна не ради ее самой"
(Х, 7, с. 198). Выше практичности с ее рассудительностью и изобретательностью
Аристотель ставит мудрость как добродетель теоретической части разумной души.
<P>Разумная часть разумной души и высшее блаженство. Эта часть души направлена
На созерцание неизменных принципов бытия, т. е. метафизических сущностей. Добродетель
Разумной, теоретической части разумной души состоит в мудрости. Мудрость выше
Практичности. Предмет мудрости - необходимое и вечное (не то, что преходящий
мир политика-практика). В "Этике" дается определение науки. Это "схватывание
общего и того, что существует по необходимости" (VI, б, с. 112). Мудрость, наука,
Высшая дианоэтическая добродетель так же приобретаема, как и все другое. В этом
плане Аристотель определяет науку как "прпобретенную способность души к доказательствам"
(VI, 3, с. 110). Только мудрость и наука способны принести высшее блаженство.
<P>При этом Аристотель понимает мудрость и науку как чисто созерцательную деятельность,
Это апофеоз отрыва теории от практики, что характерно для развитых античных
учений. "Этика" Аристотеля заканчивается восхвалепием истинного блаженства чисто
Созерцательной, антипрактической жизни философа-мудреца. Он подобен в этом отношении
богу, которого Аристотель превращает теперь в созерцающего философа, ведь "деятельность
Божества, будучи самою блаженною,- говорит Аристотель,- есть созерцательная
деятельность". Поэтому, продолжает философ, "из людских деятельностей наиболее
блаженна та, которая родственнее всего божественной". Итак, делает вывод Аристотель,
"блаженство простирается так же далеко, как и созерцание; и чем в каком-либо
существе более созерцания, тем в нем и более блаженства" (Х, 8, с. 21).
<P>Связь зтики и политики. Эта связь органическая. Ведь, как уже отмечалось, добродетель
- продукт воспитания, что является делом государства и хорошего законодательства,
ведь "законодатели должны привлекать к добродетели и побуждать граждан к прекрасному"
(Х, 10, с. 203).
<P>ТЕМА 74. ПОЛИТИКА И СОЦИОЛОГИЯ АРИСТОТЕЛЯ
<P>Политическое учение Аристотеля изложено им главным образом в его работе "Политика",
примыкающей к "Этике". Но в известием смысле "Политпка" уже по своему предмету,
уем "Этика". "Политика" развивает лишь одну тему "Зтики" - тему практического
Разума, политической практичности и рассудительности. Аристотель чувствует,
Что государство все же ограничено в своих воспитательных возможностях, в его
Ведении находятся скорее этические, чем диаиоэтические добродетели. Поэтому
в "Политике" Аристотель говорит лишь об этических добродетелях и о таких дианоэтических,
Которые связаны лишь с практическим разумом. В качестве таковых Аристотель выделяет
Мужество, благоразумие, справедливость и рассудительность.
<P>Эти добродетели - условие счастья. Ведь "никто не назовет счастливым того,
В ком нет ни мужества, на благоразумия, ни справедливости, ни рассудительности,
Кто, напротив, страшится всякой мимолетной мухи, кто, томимый голодом или жаждою,
Не останавливается ни перед каким из самых крайних средств, кто из-за четверти