– Женя, это Зарина. Зарина, это Женя, – по-простому познакомил он меня с подругой Алены.
– Очень приятно! – сказали мы друг другу затертую фразу и обменялись весьма нескромными взглядами. Должен признаться, что подобные девушки никогда не были в моем вкусе, но Зарина (кстати, весьма необычное имя), несомненно, чем-то привлекала к себе внимание. Кареглазая блондинка, подстриженная под каре, среднего роста, не то чтобы стройная, но видно, что следит за фигурой. По манере одеваться нельзя сказать ничего определенного.
– А Жека уже успел получить ранение.
Брови Зарины от удивления взметнулись вверх коротким, едва уловимым движением.
– Да ладно.
В голосе открыто звучало недоверие, за которым скрывалась усмешка. Не знаю, как Иван, а я сразу понял, чем эта усмешка была вызвана. Она наивно полагала, что ранен я в сердце, и причина ранения не кто-нибудь, а она сама. Никогда не любил в девушках такую слепую самоуверенность, когда они думают, что раскрыли хитрый замысел парня, которым теперь без особого труда можно управлять.
Я так же усмехнулся ей в ответ и указал на довольно глубокую борозду на виске, оставленную острым шипом.
В этот момент она поняла, что я по какой-то причине не поддаюсь ее логике, а я просто разочаровался в ней, как в человеке, который всем своим видом показывает, что знает, как жить, а на самом деле ничем от других не отличается. Тут уже сильно отдает высокомерием.
Пока Иван мирно общался со своей возлюбленной, я открыто прикалывался над Зариной. Она каждый раз обижалась, но других собеседников поблизости не было, и она все время шла на мировую. Я лишний раз убедился, что такие люди без общества не могут прожить и минуты. Им просто необходимо постоянно над кем-то возвышаться. А тут, блин, не получается!
Наконец, я решил, что с нее пока хватит, и начал жарить над костром сосиску, нанизанную на длинный шампур. Если вы думаете, что это пятиминутное дело, то ошибаетесь, а если и не ошибаетесь, то просто меня не знаете. Я жарил сосиску около часа. В конце концов сверху она покрылась хрустящей корочкой, а внутри довольно недурно прокоптилась. Вид, правда, стал совсем не товарный, чего я и добивался, чтобы проверить, какого недостатка в Зарине больше – брезгливости или все же высокомерия. Если высокомерия, то непременно попросит попробовать каким-нибудь приказным тоном, а если брезгливости, то даже и не взглянет в сторону сосиски, которая внешне выглядела, как минимум, горелой, а то и вообще как уголек продолговатой формы.
Оказалось, что всего поровну. Сначала она попросила (видимо, сильно при этом сомневаясь, что я дам), а потом заявила, что такое есть никогда не станет. А зря. Я ведь людям ничего плохого обычно не предлагаю. Ну, да ладно, мне же лучше. Съем сам.
Потом пришла мысль заварить чай из листьев боярышника, за которыми, кстати, я пошел вместе с Иваном.
– Почему это ты постоянно ссоришься с Заринкой? – задал вопрос мой лучший друг, когда место нашего временного лагеря скрылось из виду.
– Проблема не во мне, а в ней. Так что и говорить на эту тему нужно не со мной.
Иван знал, что я никого зря обижать не буду. Также он очень хорошо знал Зарину и, конечно, все понимал.
– Я знаю. Но тебе нужно взять себя в руки и попытаться найти с ней общий язык.
Вот это номер! Меня задело не то, что просьба найти общий язык с Зариной равнялась просьбе стать для нее подстилкой, об которую вытирают ноги. Меня задело даже не то, что мой лучший друг, с которым мы в прямом смысле прошли огонь, воду и медные трубы (это отдельная история) и стали роднее и ближе, чем братья, попросил меня об этом. Меня задело то, что он чего-то не договаривал. И это «что-то» было, несомненно, очень важным. Мы всегда все рассказываем друг другу, ничего не скрывая. И если что не так, сразу даем об этом знать. Поэтому я напрямую спросил:
– В чем дело?
– Значит, понял, что что-то не так?
– Ха! Еще бы! Сначала я думал, что ты решил меня с ней свести. Но теперь ясно: все намного запутаннее и серьезнее. Не знаю даже, что и предположить.
– Все намного проще, чем ты думаешь.
– А может, лучше объяснишь?
– Конечно. Я в октябре женюсь. Ты – дружок, Зари- на – подружка. Поэтому тебе необходимо найти с ней общий язык. Хотя бы на время.
Новость была неожиданной. То есть я знал, что у Ивана с Аленой все серьезно, но… Короче, нет слов.
Теперь, по крайней мере, все стало на свои места. Алена выбрала Зарину на роль подружки, выходит, они лучшие подруги. Я буду дружком со стороны Ивана, как его лучший друг, которого даже спрашивать не надо – все равно соглашусь, куда денусь. В итоге нас знакомят в привычной мне обстановке, чтобы я полностью узнал Зарину, которая со своей стороны обо мне не будет знать ничего. Ей придется полагаться на свое первое впечатление, которое часто бывает ошибочным. В любом случае я остаюсь в выигрыше. Хотя бы потому что передо мной разложили все карты. Тут уж грешно проявлять недовольство.
В общем, все просчитано в духе Ивана, иначе и быть не может.
– Что скажешь?– спросил он.
Что тут можно сказать? Он и сам все прекрасно понимает. Ему – девятнадцать, Алене тоже где-то так (или на год меньше), друг друга безумно любят, оба скоро доучатся в педагогическом училище. Перспектив никаких, но, зная характер Ивана, можно быть уверенным, что брак будет долгим и счастливым. Решение принято железно, изменить его уже не сможет никто. Против я или за? Какая теперь разница?
– Я всегда с тобой, – был мой ответ.
Иван понимающе кивнул.
– Я, может быть, многого хочу, но с Зариной ты все же должен поладить.
– О чем речь! Теперь я готов пересмотреть свои взгляды на эту личность.
– Опять над ней издеваешься?
Тут очень подходит фраза: «А че? Я – ниче!». Но тогда я еще не был знаком с тем человеком, от которого впервые ее услышал (вернее, не был знаком настолько близко, чтобы такое услышать, но это опять-таки другая история).
– И что прикажешь с ней делать?
– Не знаю, здесь уже начинаются твои проблемы.
Нелишне будет упомянуть, что в этот день общего языка я с ней не нашел.
В общем, судя по всему, «тосковать» точно не придется, но «раскачали под ногами асфальт» так, что, мама, не горюй. Особенно выбивало из колеи то, что моя дружба с Иваном обещала перейти на другой уровень: семейная жизнь сильно меняет человека, но рано или поздно это должно было случиться.
Глава 2
Вот и бьем мы зеркала с плеча.
Вот и пьем мы вино, как чай.
И летает голова то вверх, то вниз.
Это вам не лезгинка, а твист.
На самом деле нас не два, а три друга: я, Иван и Артур. Просто с Иваном я общаюсь намного чаще, так как Артур постоянно занят. Но это никак не отражается на нашей дружбе.
Приблизительно через месяц, 31 сентября 2005 года, я вместе с Артуром оказался под Горячим Ключом на Первом слете православной молодежи в составе группы из ДВПО «Разведчик». Нашей задачей было провести показательные выступления. То есть как-нибудь красиво помахать руками, ногами и не менее красиво упасть, чтобы после этого еще и подняться как ни в чем не бывало. Все прошло довольно неплохо, зрителям понравилось. Потом нас автобусом доставили в Краснодар, а оттуда меня и Артура забрал его отец. На полпути до Усть-Лабинска как раз позвонил Иван.
Дело в том, что завтра должна была состояться его свадьба. И не только его. У Ивана есть еще два родных брата – Алексей и Павел (оба старшие). 1 октября планировалось сыграть тройную свадьбу. А сегодня, так сказать, подготовительный день. Все активно готовятся к предстоящему торжеству, а я, видите ли, прохлаждаюсь на Первом слете православной молодежи.
Короче говоря, позвонил Иван часов в восемь вечера. Интересовался, когда я прибуду в Усть-Лабинск. Они там всей толпой украшают местную кафешку и очень хотели бы увидеть меня до свадьбы.
– Особенно Заринка, – почему-то добавил он.
– Да? Хочу тебя огорчить, приеду минут через сорок.
– Поздновато будет.
– Я в курсе.
– Дать трубку Зарине?
– У меня есть выбор?
Ответа не последовало, но по жизнерадостному голосу, который воскликнул: «Привет!», я понял, что ответ отрицательный. Она долго говорила, как им там весело надувать шарики и вешать их на стены, допытывалась, на каком стуле мне хотелось бы сидеть – черном или коричневом. Узнав, что сама она будет сидеть на черном, я без колебаний выбрал коричневый, после чего она обиделась.
– Иван тоже выбрал коричневый, – сообщила она мне погрустневшим тоном и вдруг спросила: – Ты скоро будешь?
– Вряд ли.
Мы обменялись еще несколькими фразами, и разговор был окончен.
Утром мы с Артуром рванули на рынок за цветами. Иван звонил каждые пять минут и спрашивал, скоро ли мы вернемся. Вернулись мы довольно скоро, и тут все понеслось: благословение женихов, выкуп невест, загс, поездка на мост, чтобы выбросить свадебные букеты в Кубань.… И все в темпе, везде суматоха, суета, и я где-то в центре этого безумия.
Несмотря на то что Зарина была все время рядом, мы почти не разговаривали. Только в случае крайней необходимости. В конце концов ей так понравилось, что я над ней не издеваюсь, что она решила меня похвалить:
– Вот видишь, сегодня ты ведешь себя нормально. Что с тобой было тогда в лесу?
Ну что я мог ей ответить? Что у нее характер не фонтан? Но я тоже не ангел. Просто не лажу с таким типом людей. Тем более что обстановка явно не благоприятствует сейчас разговаривать на такие философские темы.
В общем, отдышаться удалось уже в кафешке. Заринка на мосту успела «накидаться» (выпила пару рюмок водки и бокал шампанского), но пока еще держалась. После того как мы проворонили туфельку невесты, она великодушно выпила полбутылки вина за нас обоих. Правда, перед этим мне пришлось потаскать ее на себе семью различными способами. Обычно я не спрашиваю девушек, сколько они весят, но тут не удержался. Ответа, естественно, не получил. Ближе к вечеру мне стало обидно, что все вокруг навеселе, а я – ни в одном глазу. Пришлось просить Артура, чтобы он выкрал другую туфельку. Дело провернули, вино досталось мне, начало пьянке было положено. Время я проводил с мужской компанией, а Заринке требовалось мое внимание. В итоге ей надоело за мной бегать, и она схлестнулась с дружком среднего брата Ивана – Павла. Его (дружка), кстати, тоже Женей звали. Она, наверное, думала, что это меня зацепит, но просчиталась.
Гулянье тем временем набирало обороты. Многие успели протрезветь и пошли по второму кругу. Я тоже не отставал. Перешел на водку, дело пошло. Танцы, кругом люди, долбит музыка – весело! Если не изменяет память, под конец даже танцевал медляк с подружкой Павла.
Когда все закончилось, все куда-то резко потерялись, и несколько добровольцев, среди которых был я, вызвались прибрать помещение. Потом с Артуром пошли провожать какую-то девушку, с которой он познакомился. Я был уже пьян в доску и нес всякую чушь. Однако честно в начале пути предупредил, чтобы меня одергивали. И меня одергивали. Каждую минуту. Под конец меня это достало, но обижаться было бы глупо – сам виноват. Домой попал под утро.
Глава 3
Может, этого я ждал всю жизнь.
Отворись, сим-сим! Звезда, зажгись!
Пусть летает голова то вверх, то вниз.
Это вам…
Проснулся утром в девять часов в собственной постели благодаря будильнику. На шее – картонная медаль с надписью «Самому надежному свидетелю». В кармане брюк (я так и спал в брюках и рубашке, пиджак валялся на полу) лежит какая-то зеленая полутораметровая лента. Почему будильник заведен на девять? А! В десять нужно быть у Ивана! Где галстук? Минут через двадцать я нашел его в нагрудном внутреннем кармане пиджака. Но надевать передумал.
Через полчаса собрался, вышел на улицу и встретил Артура.
– Ты ко мне?
– Конечно. Вчера же у тебя встретиться договорились. Не помнишь?
– Что-то припоминаю. А зачем?
– Чтобы к Ивану пойти.
– Да? Ну, пошли!
– Пошли.
Артур вчера не пил. Он вообще не пил никогда в жизни и вряд ли возьмет в рот хоть каплю алкогольного напитка.
А у Ивана во дворе уже собралась толпа народу. Нам – сразу же штрафную. Пришлось принять двойную дозу – спасать Артура. Если бы к нам не подошел Иван, из-за стола выползли бы очень не скоро. А так пошли на рынок за мясом для шашлыков. С нами пошла Алена.
– А ты молодец,– сказала она мне,– помог вчера убрать. Заринка, к примеру, самая первая слиняла. Подружка еще называется.
Но совсем загордиться мне не дали. Стали дружно подкалывать, что подружку увел другой дружок. А че? Я – ниче. И вообще – ля-ля-ля, тополя!
Вечером, когда мы нажарили шашлыков, вся молодежь собралась на заднем дворе снимать пробу. Под водочку. Я решил, что пьянствовать пора заканчивать, и наслаждался трезвостью своих мыслей. Через время все разбрелись по парам, и я неожиданно остался один. Таков удел начинающих писателей. Везде быть, все запомнить, все испытать, но не оставить после себя следов пребывания, чтобы потом все описать со стороны. Хотя, нет. Не оставлять следов – это уже привычка, приобретенная благодаря различным военно-патриотическим клубам, которые в свое время менял как перчатки. Хотя какая сейчас разница, откуда что берется? Факт остается фактом – я снова один, я снова лишен общества. Вокруг куча народу, но всем не до меня. И что самое удивительное – я сам сейчас не настроен ни на какое общение. Какое мне дело до общества, которому, кстати, до меня нет никакого дела, когда над головой сверкают мириады звезд, причудливо уложенных в разнообразные фигуры, когда так ярко светит луна, которая тоже одинока, но никогда на это не жалуется; когда свежий ночной ветерок ласково треплет волосы. Чего еще можно желать? Конечно, у каждого свое мнение на этот счет. Вы можете считать меня философом, романтиком, хоть психом-одиночкой. Мне все равно. Этой ночью есть только я и небо. Этой ночью все остальное лишнее.
Глава 4
Только улицам знаком закон другой –
Амулеты, пистолеты стерегут покой.
И летает голова то вверх, то вниз.
Это вам не лезгинка, а твист.
В заключение я должен вкратце рассказать, что из всей этой истории получилось. Первое – и самое главное – как изменилась наша дружба с Иваном? С уверенностью отвечаю: никак. Мы по-прежнему захаживаем друг к другу в гости, время от времени бегаем в лес отдыхать. Все осталось как раньше.
Сейчас у него уже родился сын, с Аленой не ссорится. Понемногу работает, как-то крутится и, судя по всему, вполне доволен своей новой жизнью. Имеет отдельную квартиру, пока не собственную, но на первое время большего не надо.
Артур все так же в делах. Летом махну с ним на военно-полевые сборы юга России. Мы просто обязаны в этот раз порвать москвичей (это еще одна отдельная история).
Заринка провстречалась с Жекой (дружком Павла) с полгода. Он всерьез надумал на ней жениться, а она умотала в свой Майкоп и вышла замуж за адыгейца. Сейчас Жека в запое.
Кажется, настала пора рассказать о себе. А рассказывать особенно нечего. Учусь потихоньку в сельхозе, ничего в моей жизни не поменялось. Пишу время от времени такие вот небольшие рассказы. По-прежнему «летает моя голова то вверх, то вниз», по-прежнему пытаюсь найти себе место в жизни, по-прежнему равнодушно отношусь к мнению окружающих и по-прежнему один. Хотя… есть тут в Краснодаре один вариант, но это опять-таки другая история.
А че? Я – ниче!
ПЕСНЯ
Этим субботним осенним вечером я и мой друг Коля, как обычно, сидели на лавочке напротив фонтана в самом центре города с верной гитарой и пустыми мыслями. А что еще нужно двум молодым людям, у каждого из которых своя жизнь, свои проблемы, свои взгляды на происходящее, которые встречаются каждые выходные, чтобы снять напряжение, поделиться последними новостями? Конечно, нам небезразлична жизнь друг друга, но, живя в другом городе, я поневоле начинаю погружаться в окружающую обстановку и поэтому довольно редко о нем вспоминаю. А жаль, потому что Коля – настоящий друг, и он отлично меня понимает.
Сейчас он сидит рядом со мной и играет замысловатые мотивы перебором, понемногу распеваясь. Наконец, выплеснув все чувства в музыку, передает гитару мне со словами:
– На, Жека, сыграй что-нибудь.
Что сыграть? Это всегда непростой вопрос. Эстрадные песни уже давно не вызывают уважения, особенно после того, как сам начинаешь писать. Тогда начинаешь лучше разбираться в смысле слов и фраз, находишь много несостыковок в песнях, а слушатель ведь непременно припишет их исполнителю, то есть мне, а не автору. Поэтому предпочитаю петь что-то из своего сочинения. По крайней мере, в случае чего винить будет некого, кроме самого себя.
– Одна из последних песен, о которой я говорил, – сделал я краткое вступление и, взяв привычный аккорд, ударил по струнам.
Не хочу останавливаться на этой песне, потому что сразу отнес ее к разряду разовых, которые играются только один раз после того, как придумываются, а потом откладываются в дальний ящик стола, потому что самому чем-то не нравятся. Не пойму чем. Окружающие, как правило, в восторге, а меня это бесит. В песне же что-то не так, как можно этого не замечать?
И вот, когда я доигрывал последний проигрыш, к нам подошли Ира с Аленой. Ира – бывшая девушка Коли, с которой он расстался пять месяцев назад, сам того не желая. С ним мы по этому поводу написали песню (я – слова, Коля – музыку), в которой все подробно описано. Коля на самом деле до сих пор ее любит, но сейчас они просто друзья.
Итак, я доиграл мотив и поздоровался с уже подсевшими к нам девушками. Коля сразу же начал расспрашивать Иру о ее жизни. Так уж у них повелось после разрыва отношений – делиться друг с другом новостями. Я всегда с интересом наблюдаю это со стороны, потому что видно, что отдельно друг от друга им спокойно не живется. Оба делают вид, что все идет как надо, что порознь намного лучше, что вокруг много других интересных людей. Но я не первый год знаю Колю, да он от меня ничего и не скрывает. Не может без нее, любит. А она? Точно не знаю, но ведет себя как-то неестественно.
В который раз прокручивая в голове подобные мысли, я начал тихонько наигрывать следующий мотив, делая вид, что мне совершенно неинтересно происходящее вокруг. Так оно, впрочем, и было. Когда пою что-то свое, постоянно погружаюсь с головой в собственный «таинственный», как выразилась одна журналистка, мир. Заново осмысливаю отложившиеся в памяти строчки, вновь переживаю события, которые побудили написать ту или иную песню. И в который раз убеждаюсь, что полностью в мой мир лучше не погружаться. С одной стороны, он полон красоты и добра, любви и нежности, но если хорошенько присмотреться, то можно увидеть другую сторону – суровость и боль, жестокую правду жизни.
Допев очередную песню, я справился с нахлынувшими чувствами и передал гитару Коле.
– Сейчас будет печальная песня, – начал с небольшого вступления мой друг, обращаясь непосредственно к Ире, – которую мы написали вместе с Жекой (кивок в мою сторону).
– Лучше не стоит, – ответила на это она, почуяв неладное.
– Я все-таки спою. Песня написана пять месяцев назад. Она так и не была спета тому, кому предназначалась, не нашла еще своего главного слушателя.
И пальцы забегали по струнам, высекая грустный и отчетливый мотив из самого сердца гитары. Перебор. По части переборов Коля – настоящий мастер.
Они расстались, как обычно расстаются
в этом мире:
Без суеты, без лишних слов и не со зла.
А он-то думал, что любовь его сломать
никто не в силах,
Но вот письмо. А в нем ответ:
«Мы лишь друзья…».
А он хотел ее одну любить,
Цветы дарить и на руках носить.
Он на других девчонок не глядел
И в той любви, как в пламени, горел.
Далее красивый и печальный перебор сменился суровым и беспощадным боем, а голос друга приобрел несокрушимую твердость, которая в свое время помогла ему все это пережить:
Душа рвалась на части, как струна.
Катитесь все вы к черту навсегда!
И в никуда летят слова.
Он понял, что все было не всерьез.
Осталась боль, но не осталось слез,
И те слова: «Мы лишь друзья…».
И опять перебор. После непродолжительного проигрыша:
И как с такою мыслью в жизни быть?
Он встал с колен и дальше начал жить.
Но боль в душе становится сильней,
Когда он снова думает о ней.
И ясно: жизнь – не детская игра,
Не от него зависела судьба,
И прошлого обратно не вернуть.
Но он начнет в той жизни новый путь.
– Все…
Ира еще в самом начале отвернулась в сторону и еле слышно расплакалась. Но, несомненно, слышала каждое слово.
– Я же говорила, что лучше не надо…
Всхлипывая, она встала с лавочки и медленно побрела по выложенному плиткой тротуару.
Мне были немного понятны ее чувства, и я готов был поспорить с кем угодно, что Коля ей до сих пор небезразличен.
Сам же он продолжал сидеть рядом с видом человека, у которого гора с плеч свалилась.
– Теперь я ей сказал все, что хотел сказать все эти пять месяцев.
Я не очень разделял его оптимизм. Последствия этого поступка непредсказуемы. И за самый худший исход я сам перед собой в ответе. А это самое страшное. Слова к песне ведь я написал. Значит, я – палач, нанесший расчетливый, хладнокровный и точный удар, а Коля – судья, вынесший приговор и давший указание, когда и где нанести этот удар, который пришелся прямо в распахнутую душу жертвы.
Алена в нерешительности поднялась с лавочки и растерянно посмотрела на нас. Она все понимала, но произошедшее было слишком уж неожиданным. Даже для меня.
Следующим вечером я шел по улицам совершенно другого города, в пятидесяти километрах от Коли и всей его жизни. Из головы никак не выходили вчерашние события, душа не могла успокоиться. Мысли выбивали из колеи и сводили с ума. Весь день ничего не клеилось, все валилось из рук. Когда я, наконец, примирился с самыми худшими последствиями поступка друга, раздался телефонный звонок. Я достал мобильник из кармана. Звонил Коля.
– Да?.. – навязчивые мысли опять завладели мозгом.
– Привет, Жека! – голос друга, как всегда, был жизнерадостным. – А мы с Ирой помирились! Совсем помирились!
– Вот это новость! Рад за вас! – сразу же откликнулся я, искренне радуясь. И вдруг почувствовал, что на этот раз и у меня гора с плеч свалилась.
Роман ПОНОМАРЕНКО,
студент 5-го курса
юридического факультета
СКОМКАННЫЙ ЛИСТ
Городской автобус совершал свой обычный маршрут. На каждой остановке кто-то входил, нагруженный сумками, довольный совершенной на рынке покупкой, или грустный оттого, что денег осталось меньше, чем ожидалось. А кто-то, шурша пустыми пакетами, только собирался выйти из городского транспорта.
Нынче выходной, и где, как не на рынке, лучше всего провести первую половину дня. В маленьком городке и делать-то больше нечего, как только смотреть телевизор или гулять но рынку. Именно гулять, потому что многие идут туда с этой целью. Не важно, что денег от последней зарплаты давно не осталось, главное, что на рынке можно встретиться со знакомыми, узнать последние новости. Никто не знает, откуда берутся эти новости, но все охотно верят несмотря на их нелепость.
– Знаете, в Японии человек из-за собаки от СПИДа умер. Укусила его, тварь, за ногу. Видишь, как бывает, сам в новостях слышал, так что бороться надо с этими шельмами, – говорил мужчина средних лет.
– Да все американцы проклятые, черт бы их... – отзывался на это другой.
– Люба, представляешь, Саша меня так любит, что хотел мне руку и сердце предложить, но недавно потерял кошелек, так что со свадьбой придется подождать, – тараторила красивая, но жеманная девушка, теребя в руках носовой платок.
Все спешили на рынок послушать последние новости, прицениться, а может, и купить чего. Автобус, как всегда, был битком набит обычными людьми, пока на одной из остановок в него не вошел человек, отличавшийся от остальных пассажиров.
– Что за алкаш сюда лезет? – послышалось откуда-то сзади.
– Мама, это папа? – спросил маленький ребенок.
– Нет, наш «готовый» дома лежит, к вечеру только с кровати поднимется, – сказала в ответ женщина, одной рукой придерживая сына, а второй прикрывая глаз, под которым виднелся синяк – итог вчерашнего разговора с мужем о вреде пьянства. Между тем новый пассажир, узнав в водителе своего старого знакомого, понял, что, может быть, платить не придется.
– Здорово, Миш, все рулишь?
– Да что же делать, семью-то надо кормить, – ответил водитель, но денег за проезд не попросил – знакомый все-таки.
– Что, все со своей живешь? Все они... знаю я их... Нужен ты им, пока деньги в дом носишь, – сказал с обидой новый пассажир.
– А ты-то как, Гриш, работу высокооплачиваемую не нашел? – спросил водитель.
– Да где ж ее взять... демократию, блин, сделали... работы хорошей теперь без высшего не найти.
– Куда едешь? – задал еще один вопрос водитель, внимательно следя за дорогой.
– Знаешь Семеныча, ну, того, что плотником работал в цехе? Умер. Похороны должны быть, вот еду... Выходной по такому случаю взял.
– Тот Семеныч, что с тобой и Ленькой, упокой Бог его душу, на Пасху под забором спать остался? – продолжал расспросы водитель.
– Да, было дело, – отвечал, немного смутившись, Гриша.
– Так его не сегодня, а завтра будут хоронить, сын не приехал еще. Придется тебе, Гриша, еще один выходной брать.
– Ну, я не дурак, я сразу взял двухдневный отгул. После похорон хоть бы глаза суметь открыть, не то что на работу идти.
– Где выходишь? – спросил водитель, которому порядком надоел запах перегара, исходивший от Григория.
– Тут и выйду, домой пойду, раз, говоришь, не хоронят. Вот время: сыновья и то вовремя не могут приехать.
Человек вышел из автобуса и пошел обратно. Когда-то он был Григорием Вячеславовичем, когда-то давно, когда еще не начал пить. У каждого свои причины для деградации. У Григория Вячеславовича все началось с того, что он потерял хорошую работу и устроился сторожем, потом от него ушла жена. Григорий не нашел в себе сил бороться с обстоятельствами и сдался. Он постоянно находился в пьяном угаре, далеко от действительности. А в те немногие часы, когда бывал трезвым, стремился побыстрее вновь забыться.
Григорий, расстроенный, вошел в свою квартиру –единственное, что осталось от прежней жизни, но в отличие от тех времен обстановка полностью изменилась: от былого уюта не осталось и следа. Все, что было в квартире ценного, давно продано и пропито. Остался только опаленный стол, потому что его никто не купил, да матрас, заменявший его владельцу кровать. В углу валялись какие-то вонючие тряпки, являющиеся одеждой Григория. На кухне одиноко стояла запыленная плита – еда на ней не готовилась уже давно. В углах комнаты поселились пауки и чувствовали себя так уверенно, что раскинули свою паутину чуть ли не по всей стене. Обои на стенах кое-где оторвались, кое-где собирались это сделать. Штукатурка начала осыпаться, не дождавшись ремонта. Признаков жизни в квартире почти не осталось.
Григорий был недоволен тем, что похороны сегодня не состоятся. Это значило, что он не сможет за чужой счет напиться, что в свою очередь означало, что придется воспользоваться отложенными на новую рубашку деньгами, которые будут потрачены на бутылку самогона, сделанного бабой Зиной. Так все называли Зинаиду Георгиевну, которая оправдывала свой бизнес тем, что правительство платит слишком маленькую пенсию, а ей надо жить по-человечески.
Из карманов штанов, более похожих на тряпку, Гриша извлек пятьдесят рублей и направился к бабе Зине, которая жила в соседнем доме. Выйдя на улицу, Григорий увидел, что в углу двора двое подростков избивают третьего. Он не знал, как ему поступить – подойти к ним или направиться прямиком за выпивкой. Что-то всколыхнулось вдруг внутри Григория и не дало пройти мимо. Подойдя к подросткам, он спросил:
– Что ж вы делаете? Разве можно двое на одного – это неправильно! Что он вам такого сделал?
– Не лезь куда не просят, алкаш. Он у нас занял, а отдавать не хочет, – ответил один из подростков, нанося удар в живот должника.
Григорию было жалко мальчишку, которого били, но защитить его силой он не мог: сам уже еле ноги передвигал. Позвать кого-нибудь? Да кто ж пойдет, у всех свои проблемы, все спешат. Тогда Григорий пошел на трудный для себя шаг.
– Вот, возьмите полсотни, – сказал он, доставая помятую купюру из кармана, – его только отпустите.
– Ладно, давай сюда, а то ведь пропьешь, – ответил парень, забирая деньги из рук Григория.
Через минуту подростки ушли, а избитый юноша стал потихоньку подниматься. Григорий подошел к нему, пытаясь помочь, но в ответ на свои старания получил:
– Не лезь, еще украдешь что-нибудь, алкаш, – сказал парень, прихрамывая выходя со двора. – Не надо было лезть, я сам с ними договорился бы.