Тут Памела вспомнила еще кое-что. Она была уверена, что слышала голоса Эдди и Артемиды; они хихикали, возвращаясь в дом ровно в два часа ночи. Возможно, они даже занялись сексом, но о такой непристойности и думать не хотелось. Неужели Артемида способна на такое? Разве не предполагалось, что она богиня-девственница? Памела подумала о ее более чем эротическом выступлении в шоу «Зуманити» и о том, как сексуально Артемида двигалась и говорила... Она выглядела такой же девственницей, как Мадонна (певица Мадонна, а не та, другая), то есть как полная противоположность одинокой, нетронутой и недостижимой богине.
Памела застонала, выбираясь из кровати. Она заставила себя умыться, почистить зубы и вспомнить, что сегодня вторник. И если не считать сегодняшнего дня, то осталось всего трое суток до того, как вновь откроется портал и Артемида с Аполлоном вернутся в свой мир, а она сможет зажить обычной жизнью, как прежде. Внутри у Памелы все перевернулось. Нет, она была не настолько наивной и не надеялась, что Аполлон действительно задержится здесь надолго, чтобы завязать с ней серьезные отношения. Он должен будет уйти. А она должна будет снова жить уныло, скучно, без свиданий...
Нет. С этим уже покончено. Она не собирается опять забираться в свою раковину, где нет ни секса, ни мужчин, ни романтики. Она должна думать об Аполлоне как о первой вылазке в мир интересных встреч. И это была успешная разведка. Ей следует изменить все, когда она вернется домой. Она не будет больше полностью уходить в работу и отказываться от развлечений. Она. Будет. Ходить на свидания.
— Черт побери, — сказала она своему очумелому отражению в зеркале ванной комнаты. — Я сейчас рассуждаю как какой-нибудь чокнутый член общества свободных встреч. Вернель было бы стыдно за меня...
Памела умолкла и хлопнула себя по лбу.
— Вернель! Я же вообще о ней забыла! Памела порылась в сумочке, нашла сотовый телефон и позвонила Вернель.
— Ты, похоже, устала от меня? — тут же спросила Вернель, вместо того чтобы поздороваться. — Вообще не звонишь! Ну скажи, что это не так!
— Это не так, — ответила Памела. — Боже, Вернель, я черт знает как виновата, что не звонила тебе. Просто здесь все идет огролински безумно!
— Что, этот писатель действительно сумасшедший?
— Нет. Вообще-то Эдди — отличный парень, а суть заказа меняется, дело становится совсем не таким вульгарным. Ну, вырисовывается нечто такое, что понравилось бы Элизабет Тэйлор и Ричарду Бартону.
— Ох, не надо! Только не говори мне, что ты уговорила его соорудить великолепный дворец Клеопатры!
— Ага, вроде того.
— Как это понимать?
— Ну, я действительно теперь делаю нечто такое, что напоминает интерьеры из «Клеопатры». Но только это не я убедила Эдди изменить намерения.
— Что, у него тоже в помощницах лесбиянка, одержимая Элизабет Тэйлор? — Вернель счастливо вздохнула. — Боже, до чего же наш мир тесен и удивителен! Устроишь мне встречу с ней?
— Опять не угадала. В помощниках у него мужчина, и я вполне уверена, что он обычной ориентации. Это мои помощники убедили его отказаться от прежней идеи, и это был просто счастливый случай, прямо как в фильмах «Метро-Голдвин-Майер».
— Погоди-погоди! У тебя только одна помощница! И это я! А меня уж точно там нет, потому что я здесь, улаживаю дела с этой сумасшедшей старой кошатницей, леди Грэхэм... которая, кстати, наконец-то позволила мне отговорить ее от идиотского бархата цвета сливы. Мы сегодня отправляемся смотреть вощеные ситцы. Я ей сказала, что на ситце не так будет заметна кошачья шерсть. Но даже не касаясь истории с кошачьей леди, весьма важным остается тот факт, что твоя единственная помощница — все-таки я, а я нахожусь здесь. Так что объясни.
И что, собственно, могла ей сказать Памела? Если бы она призналась, что верит: Аполлон и его сестра — бессмертные, застрявшие в Лас-Вегасе, Вернель примчалась бы сюда на первом же самолете с полным чемоданом успокоительных и квитанцией на оплаченное место в милой тихой палате в ближайшей психиатрической клинике. К тому же и говорить не стоило, что Памела просто не хотела без особых причин тревожить лучшую подругу. Так что правду она сказать не могла. Памела глубоко вздохнула. Она не должна думать об этом как о лжи; это не ложь, а просто небольшая выдумка. Это то, что составляет суть всей жизни Эдди, и никто ведь не называет его сумасшедшим из-за этого. Ладно, хорошо, по крайней мере, не называет в глаза.
— Я наняла Фебуса и его сестру помогать мне до пятницы. Фебус — специалист по древнеримской архитектуре, а его сестра... ну, она настолько головокружительно хороша, что Эдди быстро передумал ставить в центре фонтана фигуру этого чудовищного Бахуса и решил использовать Диану вместо модели.
Памела выговорила все это на одном дыхании, ожидая ответного взрыва.
— Ты наняла своего бойфренда?
— Он мне не бойфренд.
— И его сестру? — продолжила Вернель так, словно Памела ничего и не говорила.
— Да, ну... его сестра вроде как поучаствовала в деле. Фебус действительно специалист по Древнему Риму. Он помог мне убедить Эдди построить настоящие римские купальни вместо этой дурацкой копии бассейна из «Дворца Цезаря». А ты знаешь, что древние римляне использовали бани в качестве загородных клубов?
— Эй, сосредоточься! Не уходи от вопроса о твоем приятеле.
— Он мне не приятель.
— Ну, как бы то ни было... Мне, кстати, казалось, ты говорила — он доктор и музыкант, — сказала Вернель. — И разве не предполагалось, что он должен умчаться из Вегаса в понедельник утром?
— Он действительно доктор и музыкант. А еще он специалист по Древнему Риму. И — да, предполагалось, что он должен уехать, но он... э-э... опоздал на свой рейс и потому решил остаться, — сказала Памела, пытаясь говорить как можно более правдивым и беспечным тоном.
— Звучит слишком уж странно, чтобы я поверила. А я ведь думала, он молодой рыцарь джедай. А кстати, сколько ему лет?
— Он старше, чем мне сначала показалось, — ответила Памела, радуясь уже тому, что хотя бы на этот вопрос может ответить, не соврав.
— Ты с ним все еще трахаешься?
— Нет! По крайней мере, не в прошедшую ночь.
— И чья это идея — обойтись без постели, твоя или его?
— Моя, — несчастным голосом произнесла Памела.
— Ох, ну-ну! Да ты в него совсем втюрилась! Умоляю, только не говори мне, что ты его наняла для того, чтобы он был рядышком и чтобы ты могла постоянно терзаться, глядя на него. Это становится похожим на либретто плохой оперы, Памми!
— Ничего подобного. Я его наняла — и его сучку сестру, — потому что их помощь мне на пользу.
— Так эта красавица — та еще штучка?
Памела улыбнулась. Она знала, как отвлечь Вернель и заставить ее сменить тему; и это сработало.
— Она просто кошмар! Надменная, стервозная, в общем, страдает комплексом богини. Тебе бы она понравилась.
— Дразнишься? — усмехнулась Вернель. — У тебя это хорошо получается.
— Мне и дизайнерское дело хорошо дается. И то, что я наняла Фебуса и Диану, избавило меня от давления Эдди! Теперь вместо чего-то чудовищно вульгарного я могу создать по-настоящему хорошую вещь. Эдди просто безумно увлекся Дианой. Стоит ей улыбнуться или, наоборот, надуть губки — и он тут же меняет мнение.
— А ты, конечно, дала ей инструкции о том, чего должен хотеть Эдди? — спросила Вернель.
— Конечно! — соврала Памела.
Снова соврала. Нет смысла говорить Артемиде, что ей следовало бы делать. Памеле просто повезло, что богиня обладала блестящим, хотя и несколько экстравагантным вкусом.
— Ну а чем еще занимается твой красивый треножник, кроме как болтается рядом с мужественным видом?
— Он не мой. И он работает с архитектором над проектом купален. Мне действительно очень интересно узнать так много о... — Ее прервал стук в дверь. — Погоди-ка, кто-то пришел.
— Памела? — с легкостью проник сквозь дверь низкий голос Аполлона. — Мне нужна твоя помощь.
— Ух... Вернель, мне надо идти.
— Ладно, позвони попозже. И помни, не слишком углубляйся в анализ! И будь поосторожней.
Памела буркнула что-то вроде «до свидания» и закрыла крышку маленького телефона, прежде чем приоткрыть дверь. Один взгляд на Аполлона — и дверь распахнулась во всю ширь, вместе с глазами Памелы. Аполлон был обнажен до талии. Его волосы были невероятно растрепаны, а подбородок и щеки залиты кровью.
— Ох, боже мой! Что ты натворил?
— Я брился, — сообщил он. — А теперь истекаю кровью.
— Входи!
Она втащила его в комнату и захлопнула дверь. Аполлон был очень бледен. Памела покачала головой и показала ему на стул.
— Садись, пока не свалился в обморок. Ты не слишком хорошо выглядишь.
Аполлон упал на стул. Потом коснулся рукой щеки, посмотрел на окровавленные пальцы — и судорожно сглотнул.
— Это же моя кровь... — пробормотал он.
Памела нахмурилась.
— Ну да, твоя. Похоже на то, что ты вообще ни разу в жизни не порезался при бритье.
Она быстро направилась в ванную комнату, чтобы взять влажные салфетки, но на пороге оглянулась через плечо.
— А ты что, раньше никогда не брился?
Он напряженно покачал головой.
— Нет.
Памела вернулась в комнату с салфетками, вспомнив лишь теперь, какой гладкой была его кожа в то утро, когда они вместе проснулись в постели.
— Ты действительно вообще никогда не брился?
— Мне не нужно было. У меня никогда не росла борода.
Памела наклонилась и внимательно осмотрела его лицо, легонько прикоснувшись к щеке.
— Ну, на самом деле ничего тут страшного нет. Просто несколько маленьких царапин. Кожа на лице всегда сильно кровоточит.
— Я не знал, — ответил он, еще сильнее заливаясь бледностью.
Памела выпрямилась.
— А что, собственной крови ты тоже никогда не видел?
— Нет... — Аполлон нахмурился. — То есть да. У меня никогда не шла кровь.
Памела открыла рот — и снова закрыла. Он бог. Боги не умирают, так что вполне логично было бы предположить, что и крови они тоже не теряют. Она просто не знала, что тут можно сказать. Но прежде чем она сумела подыскать достаточно умный ответ, в дверь снова дважды стукнули, и кто-то тихо позвал Памелу по имени.
— Подожди, — сказала она Аполлону, направляясь к двери. — Кто там?
— Это я! — прошипели снаружи.
— Артемида? — удивленно воскликнула Памела, открывая дверь.
Богиня, снова в короткой тунике, ворвалась в комнату. Выглядела она как ожившая героиня древнегреческой трагедии — одну руку она драматически протянула вперед, второй держалась за горло.
— Памела! Что-то ужасное случилось с...
Тут она заметила брата с окровавленным лицом, и ее ладонь метнулась от горла к губам.
Памела захлопнула дверь и схватила богиню за локоть.
— Только. Не. Кричи! — произнесла она медленно и отчетливо.
— Ох! Ох!..
Артемида покачнулась, и Памела проводила ее к кровати, на которую богиня и упала без сил, продолжая таращиться на брата огромными остекленевшими глазами.
— Он умирает? — выдохнула она.
— Ох, боже правый! Конечно нет. Он просто порезался, когда брился. — Памела потерла висок, чувствуя покалывание, предвещавшее оглушающую головную боль.
— Аполлон? — окликнула Артемида брата дрожащим голосом.
— Я не слишком умею... — Он жестом показал процесс бритья.
— Бритва, — сказала Памела. — Да, ты не слишком умеешь обращаться с бритвой. Немножко пощиплет.
Она коснулась влажной салфеткой царапины. Аполлон лишь зашипел сквозь зубы. Его сестра с ужасом наблюдала за ними.
— Он истекает кровью! — провозгласила наконец Артемида.
— Да, такое бывает, если порежешься бритвой. Тогда течет кровь. Ладно, теперь тебе нужно взять тонкую бумагу и приклеить маленькие кусочки к каждому порезу. Скоро кровь свернется и перестанет течь, и ты опять будешь как новенький.
— Бумага? — переспросил Аполлон.
— Свернется? — проскрипела Афродита.
— Не важно, проехали. Я сама все сделаю.
Памела вздохнула, вернулась в ванную комнату, взяла пару салфеток «Клинекс» и опять подошла к Аполлону. Близнецы с изумлением следили за ней, пока она отрывала от салфеток крошечные кусочки и приклеивала их к царапинам.
— Ну вот, — сказала она, выпрямляясь и изучая взглядом свою работу. — Это скоро остановит кровотечение. К тому времени, как наденешь рубашку и причешешься, ты уже сможешь их снять без опаски, они больше не откроются.
— Больше не откроются? — повторил Аполлон.
— Аполлон, ты бог медицины или кто? Почему тебя это так поражает?
Памела начала сердиться. Она уже и сама не знала, то ли ей хочется обнять его, то ли встряхнуть как следует.
Бог неожиданно встал.
— Ты совершенно права. Я... я чувствую себя довольно глупо. Пойду оденусь и потом присоединюсь к вам.
И он весьма поспешно ушел.
— Это не слишком-то вежливо, — заявила Артемида.
Памела резко повернулась к богине:
— Ох, вы только послушайте, кто у нас вдруг заговорил о вежливости! Могу ли я напомнить, что ты сама обращаешься со мной как с подопытным образцом маленькой смертной, при том что твой эксперимент почему-то пошел неправильно? Что-то мне кажется, я помню, как ты говорила, что ужасно устала от того, что связана со мной, и что ты подвергла меня какой-то сексуальной магии, чтобы мне понравился твой брат, а?
Артемида отшатнулась от нее.
— У меня от тебя голова болит!
— Вот и хорошо!
— И опять не слишком вежливо! Особенно при том, что мне казалось — я могу умереть!
— И с чего бы вдруг тебе так показалось?
— Да ты посмотри на меня! Со мной случилось что-то ужасное! Ты посмотри, у меня красные глаза, а вокруг них все опухло, и синяки! И желудок у меня очень, очень плохо себя чувствует. И кажется, голова может просто взорваться в любой момент! — высказалась Артемида, театрально падая спиной на подушки.
— Ох, умоляю! Ничего с тобой не случилось, просто похмелье, — ответила Памела, стараясь не расхохотаться.
— Я от этого умру? — спросила Артемида, садясь и тут же хватаясь за голову с гримасой боли.
— Нет. Но я бы на твоем месте отказалась сегодня и от «мимозы», и от простого шампанского.
Богиня побледнела.
— Даже не упоминай при мне о спиртном!
Тут уж Памела не удержалась от улыбки.
— Могу спорить, ты умираешь от жажды.
— Я пересохла, как пустыня! А откуда ты знаешь? Ты сама страдала от такой болезни?
Памела подошла к маленькому бару с холодильником и, достав бутылку воды, открыла ее и подала Артемиде.
— Пожалуй, даже чаще, чем хотелось бы признавать. Ты вчера выпила слишком много. Твое тело — твое временно смертное тело — теперь говорит тебе, что это была не слишком хорошая идея.
Она смотрела, как Артемида присосалась к бутылке с водой.
— Погоди, не пей все сразу. Оставь немножко, чтобы запить таблетку.
Памела порылась в сумке и наконец нашла дорожную аптечку. Она протянула обезболивающее Артемиде:
— Вот, проглоти это, а потом можешь слегка позавтракать — ну, пару тостов или булочек.
Видя, что Артемида совершенно ничего не поняла, Памела махнула рукой.
— Ладно, я тебе подскажу, что можно съесть. Но постарайся обязательно выпить кофе и еще воды. Ты скоро почувствуешь себя лучше.
— А я буду лучше выглядеть? Я просто боюсь подходить к зеркалу!
Памела всмотрелась в лицо богини, как до того всматривалась в лицо ее брата. Конечно, Артемида и теперь была ошеломительно прекрасна, однако этим утром вид у нее был несколько осунувшийся.
— Идем-ка в ванную, посмотрим, что я смогу сделать с этими темными кругами. — Памела немножко помолчала, оценивающе глядя на Артемиду. — Погоди. Я знаю, как тут справиться. Я кое-что сделаю с твоим лицом, если ты обещаешь и сегодня тоже быть любезной с Эдди.
При упоминании имени писателя лицо Артемиды внезапно изменилось. Его выражение стало мягче, а на щеках богини вспыхнул нежный румянец.
— Ох... бог ты мой! Да он тебе в самом деле нравится! — удивилась Памела.
— Он... он мне напомнил кое-кого, — прошептала Артемида.
— Он тебе нравится, потому что кого-то напоминает? И кого же?
Глаза богини вспыхнули, и она стала больше похожей на саму себя.
— Это мое дело, кого он мне напоминает, а уж никак не твое, и он мне нравится не только поэтому. Он узнал меня. Он — смертный из современного мира, где больше не чтят богов и богинь, но он знает меня и почитает! Это доставляет мне удовольствие.
— Ха! — ответила Памела.
Она велела Артемиде сесть на край ванны и принялась перебирать косметику, ища, чем бы замазать темные круги под глазами богини. Потом она какое-то время молча трудилась, нанося кремы и немножко бронзовой пудры, чтобы хотя бы отчасти вернуть Артемиде ее естественный цвет лица. Просто потому, что Артемида была так чертовски прекрасна, она еще и наложила на ее веки серебристые тени. Это было похоже на то, как художник наносит на полотно последние мазки, подумала Памела.
— Ипполит, — вдруг едва слышно произнесла Артемида.
— Что это? — не поняла Памела.
— Ипполит был не «что», а «кто». Эдди напоминает мне его.
— Он тоже был писателем? — спросила Памела, добавляя чуть-чуть розового тона на высокие скулы богини.
— Нет. Он был воином. Сыном Тесея. Он был высоким, сильным и почти таким же прекрасным, как какой-нибудь бог. Нет, не телом Эдди напоминает мне Ипполита. Я вижу сходство между ними в преданности.
— Ты говоришь об Ипполите в прошедшем времени. Он умер?
— Да, — коротко ответила Артемида. — Убит по ошибке как раз из-за его преданности мне. Я была единственной женщиной, которую он любил в своей жизни.
— Мне очень жаль, — сказала Памела.
Артемида посмотрела в глаза смертной. И была удивлена, увидев в них понимание.
— Ты тоже потеряла любовь?
— Ну, физически он не умер. Просто я обнаружила, что человека, которому я верила, на самом деле не существует.
Артемида задумчиво кивнула.
— В определенном смысле это даже труднее вынести. Ипполит, по крайней мере, уже не бродит по древней земле. Но если бы я видела его и знала, что он всего лишь оболочка, а совсем не тот человек, за которого я его принимала... это было бы очень тяжким бременем.
— Да, ты понимаешь, — кивнула Памела.
— Да. — Артемида грустно улыбнулась. Потом повернулась и посмотрела в зеркало — и тут же ее улыбка стала широкой и по-настоящему счастливой.
— Да ты просто сотворила чудо!
Памела рассмеялась.
— Это точно. Оно называется косметикой «Боргезе», «Мак», и еще немножко «Шанели» для полного эффекта. Чудеса современных женщин.
— Спасибо, Памела! — искренне произнесла богиня.
— Не за что, Артемида. — Памела глянула на собственное отражение. — Ну а теперь я намерена сотворить такое же чудо над собой. И мне придется поспешить.
Артемида соскользнула с ванны.
— Я скажу Эдди, что это из-за меня ты задерживаешься. Он не расстроится, если мы с ним немного побудем наедине до твоего прихода.
— Артемида, — окликнула ее Памела.
Богиня, уже держась за ручку двери, обернулась.
— Могу я задать тебе один вопрос? Возможно, немного личный.
Богиня повела прекрасным плечом.
— Ты заслужила награду за сотворенное чудо. У меня нет сейчас божественной силы, чтобы отблагодарить тебя, так что я с удовольствием отвечу на твой вопрос.
— Я признаю, что не слишком хорошо знаю мифологию, но насколько я помню то, что читала о тебе, об Артемиде... ну, везде говорится, что ты — богиня-девственница, что к тебе никогда не прикасался ни один мужчина или бог. Я просто хотела бы знать, правда ли это.
Артемида сначала как будто была потрясена, потом озадачена, а потом вдруг принялась хохотать.
— Ну, я совсем не думала, что это так смешно, — пробормотала Памела, смущенная реакцией богини на ее вопрос.
— Я смеюсь над сочинителями этих историй, а не над тобой. Они заклеймили меня как богиню-недотрогу просто потому, что я отказываюсь связать себя с кем-то одним. Я люблю, когда мне того хочется. Я сама решаю, кто это будет, когда и где. Для меня истинное наслаждение рождается только свободно. И мой главный возлюбленный — лес, а мои старейшие наперсницы — нимфы. И могу заверить тебя: я отнюдь не девственница.
Артемида вышла из комнаты, и ее мелодичный смех уплыл вслед за ней.
Глава двадцать шестая
Памела с удивлением заметила, что Аполлон избегает ее. И еще больше она удивилась, что его уклончивость слишком сильно ее обеспокоила. Он все же посматривал на нее, но как только она пыталась встретиться с ним взглядом, он тут же отворачивался и делал вид, что очень занят разговором с ближайшим из рабочих. Он избегал ее даже во время обеденного перерыва. Памела сидела вместе с Эдди и Артемидой и наблюдала, как они отчаянно флиртуют, в то время как сама она с удовольствием жевала великолепные, невероятно вкусные сэндвичи, которые приготовил для всех гениальный повар писателя. Аполлон же лишь остановился возле стола ровно настолько, чтобы взять один сэндвич и коротко, отстраненно улыбнуться Памеле, прежде чем снова вернуться к архитектору, который не отходил от того места, где рабочие уже начали ставить столбы для фундамента купальни.
Нельзя, конечно, сказать, что Памела ничем не занималась. В этот день им предстояло решить, какими будут полы в купальне, и это превратилось в грандиозное событие. Сначала Эдди хотел устроить у себя чудовищную копию дурацкого настила из фальшивого камня, весьма щедро представленного в «Форуме». К счастью, Артемида, стоявшая в царственной позе на возвышении и державшая в руке лук вместо вчерашней вазы, покачала головой и коротко сказала: «Ох, нет, Эдди, это же просто жуть!» И фальшивый камень был мгновенно отвергнут. Потом Памела попросила троих представителей фирм, производящих покрытия из натурального камня, принести лучшие образцы мрамора. И тут началось... Эдди был полностью захвачен разнообразием цвета и фактуры камня, он метался от одного ошеломляющего образца к другому, теряя рассудок от восторга и настаивая, чтобы для каждой комнаты была выбрана своя цветовая гамма.
В итоге он довел Памелу до ужасной головной боли.
Она пыталась объяснить писателю, что если от мрамора «Сантьяго» — с красными, золотыми, желтоватыми и зелеными прожилками — сразу перейти к «Вер-де Файр», в котором преобладают светло-зеленые, желтые и черные тона, а потом к «Золотой Александре», которая... ну, в основном золотая, — это будет чудовищной дизайнерской ошибкой.
И снова ее спасла Артемида.
— Мне нравится вот этот, — заявила она, показывая изящным пальчиком на никем не замеченную небольшую плитку, лежавшую в стороне от других.
— Правда, моя богиня? — встрепенулся Эдди, всем своим видом изображая внимание.
Памела чуть ли не бегом бросилась к указанной плитке. Камень был мягкого кремового цвета, с переходами к сливочному и кое-где желтому и золотистому. Памела улыбнулась.
— Он чудесный, но это не мрамор. Это полированный известняк.
Она взяла плитку и принесла ее Артемиде. Богиня ласково провела рукой по гладкой поверхности камня.
— Он мягкий и безупречный.
Артемида посмотрела на писателя и промурлыкала:
— Эдди, мне бы очень понравилось, если бы к моей обнаженной коже прикасался вот такой камень.
Глаза Эдди потемнели.
— Тогда позволь мне выполнить твое желание, богиня. Я выбираю этот известняк для пола в моем скромном доме.
Скромный дом? Ох, великие боги... Памеле хотелось возвести взор к небесам... но вместо этого она благодарно подмигнула Артемиде и начала изучать спецификации, чтобы заказать нужное количество восхитительного камня. Но не успела она покончить с этим, как ее вдруг посетило вдохновение. Велев торговцу немножко подождать, она, усмехаясь, села рядом с Эдди на скамью у возвышения, где стояла Артемида.
— У меня появилась идея, и, возможно, вам она покажется интересной, — сказала Памела.
— Так скажите скорей, Памела!
— Ну... как бы вы посмотрели на то, чтобы сделать полы из известняка во всей вилле, кроме купален? В купальнях вы могли бы позволить себе что угодно — и даже выбрать разные сорта мрамора для каждого помещения, а уж потом мы подберем цветовую гамму и отделку, чтобы подчеркнуть именно этот особенный мрамор. Это было бы похоже на путешествие — из комнаты в комнату, с новыми впечатлениями. А там, где к купальням будут примыкать анфилады спален — например, комнаты хозяина и пять гостевых помещений, — мы могли бы взять один из цветов выбранного мрамора и использовать его как основной акцент.
— Что за чудесная идея, Памела! — воскликнула Артемида с искренним, похоже, энтузиазмом. — А как весело будет выбирать все это!
Гулкий смех Эдди заставил несколько человек оглянуться и посмотреть в их сторону.
— Неплохо придумано, Памела!
Памела улыбнулась большому мужчине.
— Ваш дом, похоже, станет по-настоящему уникальным, Эдди.
И в первый раз за последнее время Памела действительно хотела сказать комплимент. Потом она позвала остальных продавцов камня и велела принести все образцы мрамора.
Она изучала квадратики мрамора, понемногу отпивая из бутылки ледяную шипучую воду, когда почувствовала на себе взгляд Аполлона. Снова. Памела подняла голову. Должно быть, он сделал небольшой перерыв, потому что просто стоял на другой стороне двора, как бы глядя на набросок через плечо художника, рисовавшего его сестру. Пожалуйста, пусть он не отворачивается, подумала она. И осторожно улыбнулась. Аполлон улыбнулся в ответ, но тут же его лицо изменилось, как будто бог света напомнил себе о чем-то, и уставился на рисунок. Памела вздохнула.
— Зачем вы его мучаете?
Голос Эдди, непривычно тихий, раздался совсем близко от нее. Памела вздрогнула, мысленно чертыхнувшись; и как он сумел подкрасться так тихо? Памела подняла взгляд на писателя, готовая заявить, что понятия не имеет, о чем он говорит... но выражение искренней заботы на его лице заставило ее сказать совсем другое.
— Я не хочу мучить его. Я просто не знаю, что с ним делать, — пробормотала она.
— Вы знаете, что он любит вас?
Памела удивленно моргнула, а Эдди негромко, раскатисто рассмеялся.
— Вам не следует забывать, что я писатель. Я постоянно наблюдаю за миром вокруг себя. Кроме того, Фебус не слишком-то и пытается скрыть свое чувство к вам; это вы пытаетесь никак не показать свое стремление к нему. Разве не так?
— Так, — тихо ответила Памела.
— Я понимаю, что с моей стороны несколько бесцеремонно задавать такой вопрос, но все же — почему? Он выглядит человеком блестящих достоинств.
Памела замялась, не зная, можно ли сообщить писателю хотя бы часть правды.
— Вы можете ничего не опасаться, Памела. Что бы вы ни сказали, это никак не повлияет на наши деловые отношения. А мне было бы приятно думать, что вы считаете меня другом. Люди частенько заявляют: нельзя смешивать деловые отношения с удовольствиями. Вот глупость! Какой же бесцветной должна быть их жизнь, если они тащатся по ней в одиночестве, под грузом таких строгих правил! Так что скажите мне, что именно мешает вам сблизиться с Фебусом?
Памела заглянула в глаза Эдди. Они были простодушными и полными теплого сочувствия.
— Если я скажу вам правду, не придется ли мне опасаться, что все это потом появится в ваших книгах?
На этот раз хохот Эдди разнесся по всему двору.
— Ну, такая опасность есть всегда, если дружишь с писателем!
Он наклонился к Памеле и понизил голос до шепота:
— Но я могу поклясться, что все имена будут изменены.
Памела, повинуясь одному лишь внутреннему ощущению, брякнула:
— Я просто боюсь, что мне будет больно. А вы не боитесь?
Эдди перевел взгляд с Памелы на Артемиду. На мгновение его лицо омрачилось печалью, но писатель тут же глубоко вздохнул — и печаль исчезла, сменившись понимающей улыбкой.
Не отрывая глаз от богини, Эдди сказал: — Вы ведь помните, когда мы с вами впервые встретились, я хотел поставить в центре фонтана фигуру Бахуса?
— Конечно, — кивнула Памела, надеясь, что она, черт побери, не сказала ничего такого, что заставило бы Эдди вернуться к первоначальному плану.
— Бахус очень долго был моим любимцем. Он не типичен для олимпийца. Мифы утверждают, что он был последним богом, взошедшим на Олимп, — Гомер вообще не признавал его. Он по своей природе чужд другим богам; они, любящие порядок и красоту, никогда не одобряли ни странный характер самого Бахуса, ни его почитателей. Мне это понятно. Я знаю, каково это — если тебя называют так, а думают о тебе иначе. Но я отклонился от темы. Я хотел вам рассказать историю не Бахуса, но его матери.
Большой мужчина махнул рукой одному из рабочих, чтобы тот принес им кресла. Памела села рядом с писателем, ожидая, пока тот устроит как следует свои телеса и потребует стакан холодного медового вина. Когда Эдди спросил Памелу, не хочет ли и она того же, она пожала плечами и кивнула. Почему бы и нет? Работая с Эдди, поневоле приходилось отступать от правил. Когда им принесли вино, Эдди, перед тем как начать излагать историю, сделал основательный глоток.
— Семела была прекрасной принцессой из Фив. Хотя ее родители были смертными, она обладала лицом и фигурой настоящей богини. К несчастью, она попалась на глаза Зевсу, верховному правителю Олимпа. Зевс развлекался со многими смертными девами, как и большинство богов и богинь.
Тут Памела недовольно фыркнула и сменила позу. Эдди улыбнулся.