Конформизм. Когда люди объединяются в какую бы то ни было группу, в ней неизбежно устанавливается некое общественное мнение. Члены группы могут сколько угодно провозглашать полную толерантность, даже воспевать различия между людьми, на самом же деле те, кто слишком выделяется, заставляют остальных ощущать дискомфорт, ставя под вопрос признанные большинством ценности.
У каждой культуры обязательно есть свои неписаные правила приличий, которые с течением времени постепенно меняются. В одних сообществах определяющую роль играет внешний вид, но обычно правила приличия касаются гораздо более глубоких вещей. Нередко, неосознанно приспосабливаясь к духу лидера, члены группы начинают разделять те же моральные ценности и политические взгляды. Вы можете определить, каков этот общий дух, понаблюдав, многие ли члены группы чувствуют необходимость демонстрировать приверженность определенным взглядам или идеям, которые соответствуют принятым стандартам. Непременно найдется человек (а то и несколько), внимательно следящий за соблюдением приличий. Остерегайтесь — от таких ревнителей может исходить серьезная опасность.
Будьте осторожны в высказываниях — поверьте, вовсе не обязательно доводить до всеобщего сведения свои взгляды по всем вопросам. Если вы восстанете против этой гибельной напасти — конформизма, то приобретете недоброжелателей.
Если от природы вы непокорны или вам свойственны какие-то оригинальные черты — а они часто встречаются у тех, кто настроен на достижение мастерства, — будьте осторожнее, не выпячивайте слишком свои отличия, в особенности на этапе ученичества. Пусть ваша индивидуальность проявляется тонко, незаметно проступая в вашей работе, а в том, что касается политических, нравственных вопросов и ценностей, сделайте вид, будто разделяете мнение большинства. Представьте, что рабочее место — это сцена театра, и на ней вы всегда должны носить маску. (Приберегите наиболее яркие и интересные мысли для своих друзей и людей, которым вы доверяете, вне работы.) Будьте осторожны в высказываниях — поверьте, вовсе не обязательно доводить до всеобщего сведения свои взгляды по всем вопросам. Если вы восстанете против этой гибельной напасти — конформизма, то приобретете недоброжелателей, но ни один из них честно не признается, в чем причина их неприязни, потому что они сами побоятся прослыть конформистами; они подыщут другой повод, чтобы подвергнуть вас остракизму или как-нибудь навредить. Не давайте оснований для подобных атак. Со временем, став мастером, вы получите возможность проявлять свою яркую индивидуальность и открыто демонстрировать пренебрежение к серой благопристойности.
Косность. Наш мир становится все сложнее во многих отношениях, и всякий раз, когда мы сталкиваемся с трудной или непонятной ситуацией, естественной реакцией бывает уход в некое искусственное упрощение, установление порядков и привычных процедур, дающих нам ощущение контроля. Мы предпочитаем все хорошо знакомое: идеи, лица, действия — с ними нам удобнее. То же правило распространяется и на группу в целом. Люди следуют определенным установлениям, не понимая подчас, зачем это делают (просто потому, что раньше эти установления вроде бы хорошо срабатывали), и начинают заметно нервничать, если задать им этот вопрос. Подсев на какую-то идею, как на наркотик, они держатся за нее, даже если то и дело слышат, что идея эта ложная. Обратимся к истории науки: любая новая идея или мировоззрение, впервые появившись, вызывает отторжение, какими бы вескими ни были доказательства в ее защиту, — консерваторы, приверженцы старых взглядов, готовы костьми лечь, чтобы помешать новому пробить дорогу. Часто человеческие слабости, особенно когда мы становимся старше, мешают нам согласиться с правильностью альтернативных подходов и решений.
Лучшая линия поведения — просто принять наличие косности в людях и, по крайней мере внешне, выказать уважение к их приверженности традициям.
Люди не выставляют напоказ свой консерватизм. Вы можете о нем и не догадываться, пока не выступите с каким- то новаторским предложением. У некоторых членов коллектива — преувеличенно консервативных — мысль о любых переменах вызовет раздражение и даже панику. Если вы попытаетесь доказать свою правоту, апеллируя к логике и доводам разума, это только еще больше растревожит их, вызовет дальнейшее сопротивление. В человеке инициативном и предприимчивом они увидят выскочку и ниспровергателя традиций. Если не знать о том, какие опасности таятся в конфликте с подобными врагами любых нововведений, вы рискуете заполучить массу тайных врагов, не на жизнь, а на смерть сражающихся за сохранение старого режима. Бороться с человеческой косностью бесполезно, как бесполезно пытаться доводами логики опровергнуть их представления, противоречащие здравому смыслу. Лучшая линия поведения — просто принять наличие косности в людях и, по крайней мере внешне, выказать уважение к их приверженности традициям. От вас не требуется следовать примеру ретроградов — напротив, вырабатывайте в себе открытость, готовность избавляться от дурных привычек и сознательно культивировать новые идеи.
Эгоцентризм. В рабочей обстановке мы почти неизбежно в первую очередь думаем и заботимся о себе. Мир — жестокое место, здесь все соперничают, борются между собой, и никто, кроме нас самих, не позаботится о защите наших интересов. Даже если мы действуем ради высшего блага, часто нами неосознанно движет желание понравиться окружающим и создать себе облагороженный имидж. Ничего постыдного в том нет. Однако эгоиста трудно воспринимать как благородного человека, поэтому многие находят способы скрыть, замаскировать свой эгоизм. Часто самые эгоцентричные, зацикленные на себе люди окружают свои действия ореолом морали, изображая борцов за справедливое дело. Подобные приемы могут ввести в заблуждение, и, когда приходится обратиться к такому человеку за помощью, мы апеллируем к его великодушию, бескорыстию или взываем к дружеским чувствам. Какое же разочарование постигает нас, когда он вежливо отнекивается или, пообещав поддержку, заставляет ждать так долго, что мы, махнув рукой, сдаемся. Разумеется, такие люди ни за что не откроют истинной причины подобного отношения, а вся правда состоит в том, что они не нашли в вашем деле никакой пользы для себя.
Чтобы не попасть в неловкое положение, вы должны понять и признать наличие в жизни и этой гибельной напасти. Если придется просить кого-то об одолжении или поддержке, первым делом подумайте о том, какие эгоистические интересы вы можете затронуть в людях. (С такой меркой подходить следует ко всем, вне зависимости от уровня их эгоцентризма.) Вы должны посмотреть вокруг их глазами, прочувствовать их нужды и потребности. Вы должны дать им в обмен на помощь что-то значимое — это может быть небольшая ответная услуга, нужное знакомство и т. п. Иногда хватает и того, что, помогая вам или поддерживая дело, человек предстает перед окружающими в выгодном свете, но обычно лучше запастись чем-то более весомым — конкретной выгодой, которую они могут ожидать от вас в будущем. Общаясь с людьми, найдите способ поворачивать разговор так, чтобы он вращался вокруг них и их интересов, впоследствии это позволит вам привлечь этих людей на свою сторону.
Леность. Мы все стараемся выбирать кратчайший и самый простой путь к цели, но обычно справляемся с собой, понимая, как важно добиться желаемого результата упорным трудом. Некоторые люди, однако, безнадежно увязли в своей лености. Приходя в ужас при мысли, что для достижения цели могут потребоваться месяцы, а то и годы, они постоянно пребывают в поиске легких путей. Лень может принимать разные, подчас весьма коварные формы. Например, если вы неосторожны и слишком много говорите, ленивцы похитят ваши лучшие идеи и выдадут за свои, не напрягаясь и не делая умственных усилий. Они способны в разгар работы присоединиться к вашему проекту и «увести» его, беззастенчиво присвоив чужие заслуги. Они будут привлекать вас к «сотрудничеству», в котором роль рабочей лошадки отведут вам, но лавры в лучшем случае будут поделены пополам.
Если вы неосторожны и слишком много говорите, ленивцы похитят ваши лучшие идеи и выдадут за свои, не напрягаясь и не делая умственных усилий.
Лучшая защита от этого зла — осмотрительность. Держите свои наработки и идеи при себе или, по крайней мере, утаивайте подробности, чтобы уберечь от похитителей. Если вы выполняете задание кого-то из старших, будьте готовы к тому, что те припишут себе все заслуги, а то и вычеркнут ваше имя из списка исполнителей (это часть любого ученичества, и отнеситесь к этому именно так). Не допускайте, однако, чтобы подобное повторилось с равными вам. Позаботьтесь о своем авторстве, оговорив условия перед началом совместной работы. Заподозрив, что люди хотят, чтобы вы сделали некую работу для них с целью выдать ее за результат «совместных» усилий, обязательно прикиньте, поможет ли вам выполнение этого задания повысить свой профессиональный уровень. Кроме того, наведите справки об этих людях и постарайтесь оценить уровень их трудовой этики. В общем и целом, остерегайтесь тех, кто упорно навязывает сотрудничество, — возможно, эти люди ищут простаков, которые станут таскать для них каштаны из огня.
Легкомыслие. Все мы любим делать вид, что принимаем решения на основании серьезных размышлений и логики, но на самом деле часто руководствуемся эмоциями,
которые окрашивают наше мировосприятие. Эмоции постоянно управляют не только нами, но и окружающими нас людьми. Потому их мнения меняются ежедневно, если не ежечасно, в зависимости от настроения. Ни в коем случае не следует считать незыблемым то, что окружающие говорят или делают в данный момент. Вчера ваша идея приводила их в бурный восторг, а сегодня не вызывает никакого энтузиазма. Подобное сбивает с толку, поэтому следует быть осторожнее и не тратить время и нервы, пытаясь угадать истинные чувства окружающих, уловить их сиюминутный настрой, мимолетно возникший интерес.
Самое лучшее — вырабатывать определенную отстраненность и независимость от суждений других, чтобы их непостоянство не выбивало вас из колеи. Придавайте более серьезное значение поступкам людей — как правило, более логичным, чем высказываниям. Не принимайте всерьез обещания, а также заявления о готовности помочь. Если все это окажется правдой и человек сдержит слово, тем лучше, но будьте готовы к тому, что он может передумать или забыть о своем обещании. Полагайтесь в первую очередь на себя, и у вас не будет поводов для разочарования.
Скрытая агрессия. Основная причина скрытой агрессивности — боязнь прямой конфронтации, ответной вспышки и того, что в результате можно утратить контроль над ситуацией. Вот из-за этого страха люди нередко ищут обходных путей, косвенных способов добиться своего. Они наносят свои удары исподтишка, так тонко, что подчас невозможно понять, что происходит, и при этом остаются хозяевами положения. Мы все грешим этим в большей или меньшей степени. Проволочки с выполнением работы, опоздания, грубоватые или обидные реплики — все это распространенные формы скрытой агрессии низкого уровня. Испытывая на себе подобные проявления, можно указать человеку на недостойный поступок, упрекнуть его. Часто это срабатывает. Если агрессия безобидна, лучший выход — не обращать внимания. Но встречаются безнадежно закомплексованные,
нестабильные люди — и это настоящие воины скрытой агрессии, способные разрушить вашу жизнь.
Лучший способ защиты — научиться распознавать таких типов раньше, чем они втянут вас в войну, и избегать их, как чумы. Выявить их вам поможет послужной список — у таких людей определенная репутация, так что вы наверняка услышите истории об их прежних стычках и столкновениях. Понаблюдайте за теми, кто их окружает, скажем за их помощниками, — не проявляют ли они в их присутствии необычной осторожности или нервозности?
Иногда вы ожидаете саботажа или помех со стороны агрессивно настроенных личностей, но внешняя приветливость, благожелательность сбивают вас с толку. Сбросьте со счетов внешние проявления, это лишь декорации, анализируйте поступки, чтобы получить достоверную картину. Если кто-то избегает вас и при этом затягивает исполнение каких-то насущных дел, очень важных для вас; если своим поведением кто-то заставляет вас испытывать беспричинное и неясное чувство вины; если вам наносят вред, обставляя это как нелепую случайность, — судя по всему, вы стали жертвой скрытой агрессии. У вас есть только два выхода: либо уйти с пути этих людей и постараться впредь не иметь с ними дела, либо нанести столь же завуалированный ответный удар и тем самым намекнуть, что можете за себя постоять и лучше с вами не связываться. Нередко это останавливает подобных типов, и они переключаются на другую жертву.
Ни в коем случае не поддавайтесь на провокации и не позволяйте эмоционально втянуть себя в чужие битвы и разборки. Агрессивно настроенные типы мастерски контролируют и направляют динамику подобных ситуаций, так что в конце концов вас почти наверняка ждет проигрыш.
Развитие социального интеллекта не просто помогает нам налаживать отношения с окружающими — это невероятно благотворно влияет на весь строй наших мыслей и на творческие способности в целом. Возьмем хотя
S
бы пример Бенджамина Франклина. В том, что касалось взаимоотношений с людьми, он выработал способность замечать в каждом человеке детали, придающие ему неповторимость, научился понимать его переживания и мотивы. Он научился чувствовать и различать тончайшие нюансы человеческих характеров, избегая обычной тенденции грести всех под одну гребенку. Франклину удавалось быть необыкновенно терпеливым и открытым, общаясь с представителями самых разных культур и социальных слоев. Высочайший социальный интеллект Франклина был, разумеется, тесно связан с интенсивными занятиями умственным трудом — наблюдательность и внимание к мелочам в научной работе, живой и быстрый ум, терпение, с которым он бился над решением сложных проблем, а также поразительное умение отождествлять себя с мыслями и голосами персонажей своих произведений.
Развитие социального интеллекта не просто помогает нам налаживать отношения с окружающими — это невероятно благотворно влияет на весь строй наших мыслей и на творческие способности в целом.
Важно понять: человеческие разумы взаимосвязаны, сопряжены и, кроме того, неотделимы от наших телесных оболочек. Параллельно с развитием людей как социальных мыслящих существ развивался и мозг. Совершенствование зеркальных нейронов в процессе эволюции, способствующее улучшению информационного обмена между людьми, отразилось и на различных формах логического мышления. Способность мысленно проникать в самую суть предметов и явлений представляет собой важную и неотъемлемую часть научного творчества — от постижения Фарадеем феномена электричества до мысленных экспериментов Эйнштейна.
Как правило, величайшие мастера в истории человечества — Леонардо, Моцарт, Дарвин и другие — обладали живой натурой и восприимчивым умом, которые развивались вместе с расширением их незаурядного социального интеллекта. Люди, чей ум и душевные качества не столь гибки, способны достичь многого в своей профессии, однако их произведениям зачастую недостает творческого полета, в них нет открытости и чуткости к деталям, что порой выявляется и становится более заметным по прошествии времени. В конце концов, способность
понять другого человека, увидеть ситуацию его глазами сродни тем интуитивным прозрениям, которых достигают мастера, трудясь над своими творениями. Развивая свои интеллектуальные способности в ущерб социальным, вы тем самым замедляете движение к обретению мастерства и непростительно ограничиваете развитие собственных творческих сил.
Стратегии развития социального интеллекта
В общении с людьми вам, вероятно, предстоит столкнуться с определенными проблемами и сложностями, которые нередко выводят из себя и заставляют волноваться, не позволяя подняться выше уровня наивного восприятия. К подобным проблемам можно отнести закулисные интриги, неверные оценки вашего характера и суждения, выносимые на основе поверхностных впечатлений, мелочную критику в отношении вашей работы. Предлагаемые четыре стратегии, разработанные мастерами прошлого и настоящего, помогут вам справиться с этими неизбежными испытаниями и сохранить ясность мысли, необходимую для развития социального интеллекта.
1. Рассказывайте о своем деле А. Игнац Земмельвайс — Б. Уильям Гарвей
Мы должны, однако... признать, что человек, со всеми его благородными качествами — симпатией, относящейся даже к низко падшим, милосердием, распространяющимся не
А. В 1846 году двадцативосьмилетний венгерский врач Игнац Земмельвайс приступил к исполнению обязанностей ассистента в отделении родовспоможения Венского университета, и с первых же дней его мыслями овладела неразрешимая, казалось, проблема. В те времена настоящим бедствием для родильных отделений европейских больниц была послеродовая горячка. Сепсис поражал многих рожениц.
В акушерской клинике, куда поступил на работу молодой Земмельвайс, каждая шестая роженица умирала только на других -I вскоре после родов. Производя вскрытия, прозекторы обнаруживали одно и то же: беловатый гной с отвратительным запахом и разлагающиеся некротизированные ткани. Наблюдая подобное практически ежедневно, Зем- мельвайс не мог думать ни о чем другом. Все силы, все время он посвящал попыткам разобраться в причинах этой напасти.
Г+ людей, но и на последнее живущее существо, богоподобным умом, постигшим движение и устройство Солнечной системы, — со всеми этими возвышенными способностями человек все еще носит на своей телесной организации неизгладимую печать низкого происхождения.
Чарлз Дарвин
Тогда распространение болезни принято было объяснять тем, что болезнетворные частицы, переносимые по воздуху, попадают в дыхательные пути и вызывают заражение. Но Земмельвайсу казалось, что эта гипотеза бессмысленна. Эпидемия послеродовой горячки очевидно не зависела от воздуха — погодные условия, атмосферные явления никак на нее не влияли. Молодой доктор, как и многие другие, обратил внимание, что случаи горячки намного чаще отмечаются среди женщин, рожающих в условиях клиники, чем у тех, кто рожал дома с повитухой. Причины такой разницы казались необъяснимыми, впрочем, никто особо и не задумывался о них.
Много размышляя над загадкой и перечитав множество литературы на эту тему, Земмельвайс пришел к шокирующему заключению, что причиной заболевания является непосредственный физический контакт врача с пациентками — для тогдашней эпохи это было принципиально новой, революционной идеей. Как раз в это время произошло событие, косвенно подтвердившее правильность выводов Игнаца. Профессор его клиники случайно поранил скальпелем палец, производя вскрытие трупа женщины, погибшей от послеродовой горячки, и скончался спустя несколько дней от заражения. При вскрытии у него обнаружили точно такой же гной и некроз тканей, что и у роженицы.
Внезапно Земмельвайс четко понял, как все происходило, и это казалось неоспоримым: доктора-акушеры сами производили вскрытия в прозекторской, после чего, даже не вымыв рук, осматривали рожениц и принимали роды. Именно тогда и происходило заражение, инфекция попадала в кровь женщин через родовые пути и различные повреждения на коже. Акушеры буквально свои
ми руками отравляли пациенток, инфицируя их трупным ядом. Но, если дело в этом, проблему нетрудно решить — достаточно мыть и дезинфицировать руки перед осмотром каждого больного (в то время ничего подобного не делалось). Земмельвайс ввел эту практику в своем отделении, и смертность рожениц мгновенно упала в несколько раз.
Земмельвайс стоял на пороге великого открытия — связи между микроорганизмами и инфекционными заболеваниями. Казалось, его ждут заслуженное признание и блестящая карьера... если бы не одна загвоздка. Руководитель клиники Иоганн Клейн оказался господином весьма консервативным и настаивал на том, чтобы подчиненные руководствовались исключительно общепринятыми в медицине, разрабатываемыми веками методами. Земмельвайса он считал недостаточно опытным врачом, выскочкой, желавшим устроить шумиху вокруг сомнительного открытия и таким способом сделать себе имя.
Земмельвайс продолжал всюду отстаивать свою точку зрения на причины распространения послеродовой горячки. Когда наконец ему удалось продвинуть свою теорию, Клейн пришел в неистовую ярость. Выходило, что молодой сотрудник обвинял врачей, в том числе самого Клейна, в том, что они собственноручно убивают пациенток! С таким «доносом» он не мог согласиться. (Сам Клейн объяснял снижение смертности в отделении Земмельвайса вентиляцией, установленной в палатах по его распоряжению.) В 1849 году, когда контракт Земмельвайса подошел к концу, Клейн отказался его продлить, по сути лишив молодого человека работы.
К тому времени у Земмельвайса было уже несколько единомышленников в медицинском управлении, особенно среди молодежи. Они уговаривали врача провести ряд экспериментов, чтобы подтвердить гипотезу, а затем написать статью в научный журнал, чтобы об открытии узнали в Европе. Однако Земмельвайс не мог переключиться, конфликт с Клейном всецело занимал его внимание. С каждым днем его возмущение росло. Упорство, с которым Клейн цеплялся за смехотворную, уже опровергнутую теорию, становилось преступным. При мысли о том, скольких жизней стоит подобная слепота, у Земмельвайса вскипала в жилах кровь. Разве нормально, что один человек диктует и своей волей определяет, что должно происходить? Почему он, Земмельвайс, должен тратить драгоценное время на доказательства, эксперименты, написание статьей, когда истина и так уже очевидна? Он согласился прочитать несколько лекций на эту тему, в которых с горечью высказывался по поводу узколобости и консерватизма многих представителей медицины.
На лекции Земмельвайса съезжались врачи со всей Европы. Некоторые относились к его гипотезе скептически, однако очень многих удалось переубедить и привлечь на свою сторону. Единомышленники в университете настаивали на том, чтобы талантливый врач продолжал исследования и написал книгу о своей теории. Но, почитав лекции на протяжении нескольких месяцев, Земмельвайс вдруг по непонятным причинам оставил Вену и вернулся в родной Будапешт. Здесь он нашел место в университете и должность врача-акушера, которой его лишили в Вене. Видимо, он ни минуты не мог больше оставаться в одном городе с Клейном и нуждался в свободе действий, даже несмотря на то, что по тем временам Будапешт в медицинском отношении сильно отставал. Друзьям и единомышленникам казалось, что их предали. Рискуя репутацией, они поддерживали Земмельвайса, а он их бросил.
В будапештской клинике, где теперь трудился Земмельвайс, он усердно внедрял свою систему дезинфекции. Делал он это с таким усердием, что сумел значительно сократить смертность, но... ценой стала отчужденность почти всех врачей и сестер, работавших под его началом. Он наживал все больше врагов и недоброжелателей. Земмельвайс категорично настаивал на применении своих новаторских методов, но поскольку не мог подкрепить их книгами и достоверными результатами научных
исследований, то казался окружающим не то фанатиком, навязывающим свои причуды, не то желающим прославиться гордецом. Пыл, с которым он отстаивал свою правоту, лишь привлекал еще больше внимания к отсутствию серьезных научных доказательств. Медики терялись в догадках, пытаясь докопаться до истинной причины снижения смертности от послеродовой горячки в клинике Земмельвайса.
Наконец, в 1860 году, под давлением коллег Земмельвайс все же решил написать книгу с полным объяснением своей теории. Когда работа была завершена, оказалось, что труд, изначально задуманный как небольшая брошюра, разросся до 600 страниц довольно бессвязного, изобиловавшего повторами текста, прочитать который было, увы, мало кому под силу. Аргументы Земмельвайса превращались в гневные, почти апокалиптические обвинения, когда он называл своих оппонентов убийцами за то, что те отказывались признать его правоту.
После публикации книги недоброжелатели и противники полезли из всех щелей. Взявшись за ее написание, Земмельвайс сделал свою работу так скверно, что доводы его выглядели бездоказательными, и недруги получили возможность разбить его в пух и прах, да еще и справедливо обвинить в грубости и некорректности высказываний. Бывшие союзники не встали на защиту Земмельвайса — они уже и сами с трудом его терпели. Он вел себя все более нелепо и претенциозно и спустя некоторое время был уволен с должности в клинике. Затравленный, никем не понятый, оставшись без гроша, он заболел и скончался в 1865 году в возрасте сорока семи лет.
Б. Изучая медицину в Падуанском университете в 1602 году, англичанин Уильям Гарвей (1578-1657) понял, что представления современной науки о сердце и функционировании этого органа вызывают у него серьезные сомнения. То, чему их учили, основывалось на теории греческого врача Галена, жившего во II веке. Гален полагал, что кровь образуется частично в печени, а частично в сердце, бежит по сосудам и всасывается в ткани тела, снабжая их питательными веществами. Гарвея волновал вопрос, сколько же крови содержится в теле. Возможно ли постоянно производить такие огромные объемы жидкости?
Шло время, Гарвей успешно занимался наукой и медициной и наконец был избран действительным членом Королевской коллегии врачей в Англии. На протяжении этих лет он продолжал интересоваться вопросами кровообращения и роли, которую играет в нем сердце. И вот наконец в 1618 году им была сформулирована гипотеза: кровь течет не медленно, как предполагал Гален, а очень быстро, сердце же выполняет функцию насоса. И главное — кровь не всасывается органами, а циркулирует по сосудам.
Проблема заключалась в том, что до поры до времени доказать эту смелую гипотезу никак не удавалось. Тогда вскрыть сердце живого человека было невозможно — это означало мгновенно умертвить несчастного. Единственными средствами, доступными для проведения научного исследования, были опыты на животных, или вивисекция, да препарирование человеческих трупов. Однако у животных открытое сердце начинало беспорядочно сокращаться и билось намного быстрее, чем обычно. Механизмы работы сердца весьма сложны, а Гарвей мог делать выводы лишь на основании контролируемых экспериментов — таких, например, как наложение всевозможных жгутов на кровеносные сосуды.
Проведя множество подобных экспериментов, Гарвей чувствовал, что стоит на правильном пути, но в то же время сознавал, что следующий шаг необходимо тщательнейшим образом обдумать. Его гипотеза была радикальна. Она рушила представления об анатомии человека, безоговорочно принимавшиеся как научная истина на протяжении столетий. Для Гарвея было ясно, что публикация результатов его исследования вызовет недовольство и возмущение, а сам он обретет немало врагов. Размышляя о свойстве человека противиться всему новому, Гарвей принял решение отложить публикацию своих результатов, пока теория не приобретет более ясные очертания и не будет подкреплена большим количеством доказательств.
Тем временем исследователь приглашал все новых коллег на вскрытия и опыты, всякий раз интересуясь их мнением. Большинство под впечатлением от увиденного становились сторонниками его гипотезы. Мало-помалу Гарвей сумел обрести множество единомышленников, а в 1627 году занял высший пост в Коллегии врачей, тем самым практически обеспечив себе должность до конца жизни. Теперь он мог не волноваться, что его гипотезы и теории подвергнутся нападкам.
Будучи придворным медиком сначала при Якове I, а затем при Карле I, который взошел на престол в 1625 году, Гарвей старательно трудился, стараясь снискать монаршую милость: вел себя как хороший дипломат, избегая трений с кем бы то ни было и не позволяя втянуть себя в дворцовые интриги. Держался он скромно, даже смиренно. О своих открытиях ученый докладывал королю почти сразу, дабы заручиться его поддержкой. Однажды в больнице лежал юноша с раздробленными ребрами на левой стороне. Рана была так велика, что в образовавшееся отверстие можно было видеть бьющееся сердце и даже коснуться его. Гарвей доставил больного ко двору, чтобы продемонстрировать Карлу, как сокращается и расслабляется сердечная мышца, как сердце выполняет роль насоса.
Наконец, в 1628 году, ученый опубликовал результаты своих исследований, поместив в начале посвящение Карлу I: «Ваше Величество! Сердце животных — основа жизни, начало всего, солнце микрокосма; от него исходит всякая сила. Так и король — основа своего королевства, солнце своего микрокосма, сердце государства; от него исходит всякая власть и милость».
Трактат, естественно, наделал шуму, особенно в континентальной Европе, где Гарвей был менее известен. Возмущались главным образом старые врачи, которые не могли принять теорию, опрокидывавшую все их представления об анатомии и физиологии. Последовали многочисленные письменные опровержения, попытки дискредитировать открытия Гарвея, но он предпочитал отмалчиваться. Время от времени на гневные нападки выдающихся медицинских светил он, не отвечая публично, писал в ответ письма, в которых чрезвычайно любезно, но в то же время твердо отстаивал свои идеи.
Как и рассчитывал Гарвей, благодаря устойчивому положению при дворе и в медицинской коллегии, огромному числу доказательств, собранных за долгие годы и подробно описанных им в научном труде, его теория постепенно пробивала себе дорогу и была наконец признана еще при его жизни. К 1657 году, когда Гарвей покинул этот мир, теория кровообращения стала общепринятой, войдя в медицинскую теорию и практику. Как писал его друг Томас Гоббс: «Гарвей был единственным человеком из тех, кого я знаю, кому, несмотря на зависть и вражду, довелось при жизни установить новую доктрину и увидеть торжество своих воззрений».
Исторические свидетельства, доносящие до нас истории Земмельвайса и Гарвея, убеждают нас в том, что людям всегда было свойственно недооценивать важнейшую роль социального интеллекта в любых областях, и в частности в науке. Например, в большинстве версий жизнеописания Земмельвайса основной акцент делается на трагическую близорукость людей, подобных Клейну, которые и довели молодого венгерского доктора до крайности. Что касается Гарвея, в исторических источниках дарование ученого и блеск его теории преподносятся как единственная причина успеха. Однако в обоих этих случаях именно социальный интеллект сыграл ключевую роль. Земмельвайс полностью игнорировал его значение; такие аспекты жизни скорее раздражали врача, а значение для него имела исключительно научная истина. Но в своем фанатичном рвении он совершенно напрасно восстановил против себя Клейна, которому, вероятно, и прежде случалось не сходиться во мнениях со своими учениками, но никогда это не заходило так далеко. Земмельвайс