– Она готова? – спросила Алия.
– Похоже, смирилась со своей участью, госпожа, – заверила Найлек. – Мы сделали все, что возможно, и надеемся, халиф останется более чем доволен, а она оправдает его ожидания. Не правда ли, она редкий цветок?
Госпожа Алия согласно кивнула.
– Скажи, я довольна ее красотой и покорностью.
Найлек повторила фразу по‑норманнски. Ронуин взглянула на нее:
– Мне позволено обращаться к госпоже прямо или только через тебя?
– Говори с ней, а я буду переводить, – ответила Найлек.
– Благодарю вас за доброту, госпожа. Надеюсь, халиф согласится отпустить меня к мужу, и я не потревожу вас своим присутствием, – вежливо сказала Ронуин. Вряд ли жене халифа нравится жить рядом с соперницами, добивающимися внимания ее мужа. Она, вне всякого сомнения, с радостью избавится хотя бы от одной из них, а Ронуин будет счастлива оказаться подальше отсюда.
Найлек повторила слова Ронуин, добавив:
– Девушка еще не понимает наших обычаев, госпожа, и, как все пленники, мечтает о свободе.
– Халиф, вне всякого сомнения, сумеет ее переубедить К утру она будет такой же преданной его рабыней, как и остальные, – усмехнулась Алия. – Рашид способен увлечь любую женщину, и страсть его поистине ненасытна. Скажи Hyp, что я тоже благодарна ей за добрые пожелания и что она мне понравилась. Если и впредь будет так себя вести, приобретет мою милость.
– Счастливица! – воскликнула Найлек. – Ей понравились твои манеры! А если еще и завоюешь ее расположение!.. Вторая и третья жены халифа никогда не пользовались особой любовью госпожи Алии.
– У халифа три жены?! – поразилась Ронуин.
– По закону ислама ему позволено иметь четырех, – пояснила Найлек, – и сколько угодно наложниц. Правда, со всеми женами он должен обращаться одинаково. Если понравишься халифу, он может сделать тебя четвертой женой.
А если еще и госпожа Алия поможет, кто знает, до каких высот ты можешь подняться! У тебя золотое будущее, дитя мое! Не забудь про меня в своем величии!
– Пока у меня вообще нет положения, – разумно заметила Ронуин, – да я и не желаю его получать. Попав к халифу, я стану умолять его дать мне свободу, Найлек.
– Не глупи, дитя мое. Я уже сказала, отсюда нет выхода, кроме как в могилу. Воспользуйся лучше представившейся возможностью, – посоветовала Найлек.
– Что говорит Hyp? – поинтересовалась жена халифа.
– Боится, что не сумеет угодить повелителю, – поспешно солгала Найлек. Но что еще она могла ответить? – Я пытаюсь убедить ее, что она – восторг очей повелителя и обязательно ублажит нашего господина.
Госпожа Алия тепло улыбнулась.
– Ты права. Как такая может не понравиться? – великодушно заметила она. – А теперь пусть она немного отдохнет, Найлек.
– Мы можем идти, – сообщила служанка Ронуин. – Встань, Hyp, и поклонись госпоже.
Ронуин и не подумала ослушаться. Какая красавица эта Алия! Неужели спокойно делит своего мужа с другими женщинами? Она бы не хотела делить Эдварда ни с кем!
Эдвард… Он желал поцеловать ее на прощание, а она отказала. Как же теперь жалеет об этом!
Ронуин принесли поднос с теплыми лепешками, кусочками цыплячьей грудки и белым напитком, который, как пояснила Найлек, сделан из молока. Проголодавшаяся Ронуин съела все. Снова пришла старуха, и Ронуин по просьбе Найлек открыла рот. Служанка старательно вычистила ей зубы и рот грубой тряпочкой, а потом маленькой щеткой с мятным порошком и велела промыть мятной водой.
– Твое дыхание должно быть душистым, – наставляла Найлек.
Ронуин незаметно задремала, а когда проснулась, ее заставили облегчиться и облили розовой водой. Снова вычистили зубы, одели в свободную абу кремового шелка, перехваченную на бедрах тонкой золотой цепочкой с единственным драгоценным камнем. Ноги оставили босыми, волосы – распущенными.
– Баба Гарун отведет тебя к халифу, – сообщила Найлек.
– Мы еще увидимся? – встревожилась Ронуин.
– Если не наделаешь глупостей, – предупредила Найлек, – завтра я к твоим услугам. Я читаю твои мысли, Hyp, и заклинаю: выбрось их из головы. Теперь тебе предстоит жить здесь. Всегда лучше быть наверху, чем внизу, особенно в гареме. У меня никогда не было такой возможности, но если бы появилась, дитя… если бы появилась… – Она обняла Ронуин и прошептала:
– Думаю, и твоя тетя сказала бы то же самое. А вот и Баба Гарун! Иди с ним и не забудь поклониться халифу, как я тебя учила. Желаю тебе радости, дитя. Говорят, он великолепный любовник.
Ронуин только плечами пожала. Какая разница!
Евнух повел ее темными переходами через женскую половину, и Ронуин, следуя за ним, с отчаянием думала, что, если ничего не испытывала к своему любимому мужу, вряд ли почувствует что‑то к незнакомцу, считавшему ее своей рабыней и полагавшему, будто она обязана выполнять любой его каприз. Если она не сможет убедить халифа отослать ее к крестоносцам, все пропало, она обречена.
Евнух остановился перед массивными дверями, инкрустированными золотыми полосками, кивнул стражникам, и они распахнули створки. Ронуин с Баба Гаруном ступили внутрь, и двери закрылись за ними.
Халиф уже ожидал их. Следуя наставлениям Найлек, Ронуин упала на колени и распростерлась перед халифом, коснувшись лбом его босых ног. Она считала это унизительным, но опасалась злить человека, от которого зависела ее судьба.
– Вижу, ты всему обучилась Hyp, – издевательски бросил он, – и очевидно, ценой своей раненой гордости. Встань.
Баба Гарун помог Ронуин подняться и, к ее удивлению, быстро стащил с нее одеяние и вышел из комнаты, оставив наедине с халифом. Прикрыться было нечем, и поэтому она стояла совершенно неподвижно, глядя прямо перед собой и пытаясь скрыть, как ей стыдно.
– Заведи руки за голову, – приказал он и поразился, когда она послушалась. Неужели ее чем‑то одурманили? Нет.
Молочно‑белая кожа порозовела, и она избегает его взгляда.
Улыбнувшись, он продолжал осматривать новую наложницу. Самая совершенная женщина из всех, кого он знал. Стройные ножки с узкими ступнями и высоким подъемом. Узкая талия, округлые бедра.
Рашид медленно обошел вокруг, восхищаясь изящной спиной и чуть более пухлой, чем он предполагал, попкой.
Встав за ее спиной, он не смог противиться искушению сжать сладкие маленькие грудки. Зарывшись лицом в ее волосы, он пробормотал:
– А где те восхитительные духи, которыми я так наслаждался раньше, несравненная Hyp?
– Масло делается из лепестков цветка, который не растет в Синнебаре, повелитель, – ответила Ронуин, стараясь забыть о руках, тревоживших ее плоть. Но придется вынести и худшее, лишь бы добиться цели.
Его пальцы лениво потирали ее соски.
– Назови, что за цветок, и ты получишь его, красавица.
– Он называется вереск, господин. И не выживет в такой жаре.
Ей хотелось отстраниться, но она боялась вызвать гнев халифа.
– Мы привезем тебе это масло, красавица моя. Я завтра же прикажу, – пообещал он, вновь становясь лицом к ней.
Его взгляд упал на цепочку, покоившуюся на бедрах. С нее свисала жемчужина идеальной грушевидной формы, касавшаяся розовой расщелины, таившей несказанный рай для любого мужчины. Совсем как ключ к сокровищнице наслаждений. Интересно, кто подумал о столь утонченном украшении?!
– Можешь опустить руки. Hyp, – разрешил он.
– Спасибо, повелитель, – прошептала она.
– Ах, как ты учтива, красавица! Судя по нашей первой встрече, я ожидал большего сопротивления, а вижу перед собой покорную овечку! Интересно, какая этому причина? Неужели ты так быстро смирилась со свой участью, Hyp? – насмешливо допытывался он.
Она все‑таки вынудила себя взглянуть на него, ибо вряд ли можно просить о чем‑то человека, отворачиваясь от него.
Ронуин едва не ахнула, поняв, что он тоже голый, если не считать клочка белого шелка, обернутого вокруг чресел. Рашид оказался почти таким же светлокожим, как она, если не считать лица и рук, покрытых бронзовым загаром. Безволосое мускулистое тело было стройным, почти худощавым. Редкостной красоты лицо. Ее бедному, пусть и привлекательному Эдварду до него далеко.
– Итак? – настаивал он.
– Я не могу подарить тебе наслаждение, мой повелитель, – призналась Ронуин.
– То есть станешь сопротивляться моей страсти, – добавил он.
Она покачала головой.
– Нет… конечно, буду, но это не важно. Я просто не знаю, что такое страсть. Мы с мужем любили друг друга, но я отдавала ему лишь свое тело. Для меня это было ужасным бременем. Прости меня, повелитель. Но теперь, когда ты все знаешь, может, отпустишь меня и несчастного сэра Фулка?
– Нет. Ни за что. На свете нет женщины, не способной давать и испытывать наслаждение. Просто у некоторых это происходит не сразу. Мне жаль, что вы с супругом не познали взаимного счастья, но обещаю, ты найдешь его со мной. Может, сегодня, может, завтра, но найдешь, моя прелестная Hyp.
– Нет! – вскрикнула она. Что он говорит? Этот человек, должно быть, безумен! Он просто не может ее хотеть, особенно после того, как она призналась ему во всем!
Увидев, что глаза пленницы расширились от ужаса, Рашид аль‑Ахмет протянул руку и привлек ее к себе.
– Не бойся, красавица моя, – проворковал он, гладя ее по волосам.
– Ты не понимаешь! – всхлипнула она.
– Понимаю, мое сокровище, – тихо сказал он. – Ты никогда не тонула в волнах плотского наслаждения и не испытывала восторгов жгучего сладострастия. Я открою тебе это волшебство. Hyp. Никогда не позволю столь прекрасному существу жить в неведении, так и не познав жаркой страсти и ее экстаза. Теперь ты моя, Hyp, и я никогда тебя не отпущу.
Он прижался губами к губам перепуганной Ронуин. Почему он ей не верит? Он требовал того, чего она не может подарить, и она, к своему ужасу, всхлипнула.
Рашид поднял рыдающую женщину, осторожно уложил на постель и прижал к груди, дожидаясь, пока она выплачет все свои горечи. Он не утешал ее, зная, что не подберет нужных слов. Она сама неизбежно придет к пониманию, что ее судьба – именно он, а не какой‑то христианский рыцарь. С этим трудно смириться, особенно если она действительно любила этого человека, несмотря на неспособность ублажить его. Но халиф верил, что Hyp сильна духом и рано или поздно поймет необходимость покориться своей участи.
«Эдвард! – мысленно воззвала Ронуин. – Эдвард!»
Невозможно поверить, что его больше не будет рядом, что их совместная жизнь кончена. Придется либо принять то, что предлагает халиф, либо умереть. Но и смерть не вернет ее к Эдварду. А он? Легко ли смирится с потерей? В конце концов, их брак заключен лишь по политическим мотивам. Да, со временем они привыкли друг к другу, даже полюбили, но теперь они разлучены, и, быть может, навсегда. Вернувшись в Англию, он станет подумывать о женитьбе: она помнила, как Эдвард мечтал о наследниках. Вероятно, теперь его выбор падет на Кэтрин де Боло. О ней идет слава как о рачительной хозяйке, и уж она‑то не станет уклоняться от выполнения супружеского долга и подарит Эдварду столько детей, сколько тот пожелает. Да, возможно, так будет лучше для всех.
Слезы Ронуин высохли как по волшебству. Только прерывистые вздохи еще указывали на прошедшую бурю.
– Уж и не помню, когда женщина чувствовала себя настолько свободно в моем присутствии, что не побоялась выплакаться у меня на груди, – пробормотал Рашид аль‑Ахмет.
– Наверное, я не испытываю такого страха и благоговения, как остальные, потому что чужая здесь, мой повелитель, – тихо ответила Ронуин, пряча от него глаза. – Я всегда выгляжу ужасно в тех редких случаях, когда плачу. Но поверьте, со мной это действительно бывает нечасто. За всю жизнь раза три, не больше.
– Не правда, ты прекрасна, – шептал он, целуя ее мокрые щеки.
Ронуин невольно улыбнулась.
– А! – одобрительно заметил халиф. – Вижу, ты немного повеселела!
– Нет, повелитель, мое сердце ноет, – призналась она, Почему она открывает этому незнакомому человеку свою душу – она, такая скрытная и сдержанная?!
– Так и должно быть. Ты многого лишилась, моя прелестная Hyp, а это почти смерть, верно?
Она молча кивнула.
– Почему ты боишься страсти? – допытывался он.
– Я ничего не боюсь!
– Боишься, – настаивал халиф. – Почему? Расскажи, кто ты, откуда родом и в какой земле рождаются такие чудесные цветы. – Усевшись, он вновь притянул ее к себе.
– Я Ронуин, дочь Ллуэлина. Мой отец – принц Уэльса.
Мать была его возлюбленной. Она умерла, рожая третьего ребенка. Вторым был мой брат Глинн. После смерти матери отец отвез нас в один из своих замков. К несчастью, он не подумал отдать меня с братом под опеку женщин. Меня вырастили мужчины, и от них я научилась воинскому искусству.
– Они согласились наставлять тебя? – удивился халиф.
– Да, потому что я на этом настояла. Я любила их и хотела стать такой же, как они. Но через десять лет неожиданно появился мой отец и сказал, что заключил договор с Англией, а в подтверждение своих добрых намерений согласился выдать меня замуж за английского дворянина. Увидев меня, он ужаснулся и заявил, что я больше похожу на юношу, чем на девицу. Тогда он отвез меня к тетке, настоятельнице монастыря, где я полгода обучалась языкам, чтению, письму и ведению хозяйства. Потом меня отправили в Англию и обвенчали с Эдвардом де Боло. Когда мой супруг отправился в крестовый поход, я последовала за ним.
– И не смогла устоять перед соблазном ввязаться в битву, что и привело к печальному исходу, – закончил халиф. – Но где был твой муж. Hyp, и почему позволил тебе столь недопустимую вольность?
– Он страдал от лихорадки и расстройства желудка, – ответила она. – В последние дни ему стало лучше, и я поняла, что совсем засиделась и ослабела. Он разрешил мне потренироваться на мечах с сэром Фулком. Во время боя меня захватили, и бедный сэр Фулк последовал за мной. Не сделай он этого, был бы сейчас свободен.
– Я не продам твоего рыцаря, это было бы неблагодарностью по отношению к такому благородному человеку, не побоявшемуся плена. Пусть научит моего сына Мохаммеда рыцарским приемам франков. Ты довольна моим решением, Hyp?
– Да, господин, спасибо, – прошептала Ронуин, осмелившись взглянуть в его красивое лицо.
– Все знают, как я добр к тем, кто угождает мне, – выдохнул он, покусывая ее маленькое ушко. Кончик языка лизнул нежную раковину.
«Что он делает? Эдварду такое и в голову бы не пришло!»
Ронуин затрепетала, но его зубы продолжали осторожно теребить мочку. Он откинул копну волос и принялся целовать ее затылок, любуясь крошечными золотистыми локончиками. Ее умастили розовым маслом с эссенцией лилии, и от этого пьянящего аромата у него кружилась голова. На этот раз он чуть прикусил ее шею. Она снова вздрогнула.
– Разве твой муж никогда не пробовал, какова ты на вкус, Hyp? – спросил халиф, лизнув ее ладонь, и принялся сосать ее пальцы, каждый по очереди. Наконец сунул в рот сразу три и зажмурился от удовольствия.
Ронуин не знала что и думать. Такое поведение не только непристойно, но и грешно! Почему он тянет? Поскорее бы взял ее и велел убираться!
Но он удивил ее еще больше тем, что уложил на постель и стал лизать все ее тело, неспешно и бесстыдно.
– Пожалуйста! – выдавила она.
Халиф на мгновение поднял темноволосую голову:
– Что, душа моя?
– Не нужно, господин! Мне этого не вынести!
Его язык увлажнил ее груди, и она вдруг почувствовала, как они набухают. Соски затвердели, словно от холода. Ронуин старалась не поддаваться панике. Как ни странно, он это почувствовал.
– Чего ты боишься. Hyp? Я не причиню тебе боли. Просто хочу насладиться вкусом твоей кожи.
Восхитительно! Хочу вымыть языком все твое тело. Тут нет ничего дурного.
– Но мне это непонятно.
– Ты не находишь в этом удовольствия?
– Нет!
– Значит, когда‑нибудь обязательно найдешь, красавица, как только перестанешь страшиться неведомого и начнешь наслаждаться теми радостями, которые я способен тебе подарить, – пообещал он.
Ронуин закрыла глаза и попыталась успокоиться. Халиф прав, она ведет себя глупо. Он вовсе не собирается ее мучить.
При каждом прикосновении языка ее словно кололо иголками, а по коже бежали мурашки. Рашид поцеловал ее живот, прижался губами к венерину холмику, и Ронуин, вскрикнув, попыталась закрыться руками, но он тихо рассмеялся:
– Ты еще не готова, моя прелестная Hyp.
– Г‑готова? К чему? – пролепетала она.
– Всему свое время, – таинственно объявил он, начиная лизать ее бедро, спускаясь по ноге до самой стопы, которую страстно поцеловал и облизал все пальцы, перед тем как взяться за другую ногу.
– Ты безумен! – едва выговорила она.
– Твоя плоть – дурман, которым я никак не могу насытиться, – ответил он и, перевернув ее на живот, стал лизать пятки и свод стопы, пока ей не стало щекотно.
Ронуин невольно рассмеялась, но он продолжал сладостную пытку, пока язык не скользнул в овражек между двумя лунами ее ягодиц, чем вызвал очередной изумленный крик. Но халиф опять засмеялся и продолжал лизать ее, пока спина и лопатки не повлажнели. Потом он снова перевернул Ронуин.
– Ты дрожишь, – тихо заметил он, целуя ее в губы. – Неужели мне удалось немного растопить лед, в который заковано твое холодное сердце. Hyp? А теперь пришло время учиться, как ублажать своего господина и повелителя. – Он спрыгнул с ложа, увлекая ее за собой. – Сними с меня набедренную повязку.
– Но ты останешься голым, – ошеломленно сообщила Ронуин и тут же мысленно отругала себя за глупость.
– Вот именно, – хмыкнул он, расстегивая тонкую цепочку, обвивавшую ее бедра. – Ну же, красавица, к чему такая застенчивость? Или ты не знаешь, как выглядит мужское тело? Вряд ли тебя ждет сюрприз.
– Почему же? Ты постоянно поражаешь меня, повелитель, – призналась она, краснея.
– Повязка, – напомнил он.
Ронуин дрожащими пальцами ослабила узел и отложила в сторону кусок тонкой ткани, не забывая при этом держать глаза долу.
– Мне нравится такая скромность, Hyp, но ты должна без страха смотреть на копье, которое поразит тебя. Коснись его, красавица моя. Я хочу ощутить прикосновение твоих ручек.
Ронуин сжалась и поспешно спрятала руки за спину.
– Как! Ты ни разу этого не делала? Аллах! Аллах! Да ты в самом деле почти девственна. Hyp. Дай мне руку!
Подавшись вперед, халиф сжал ее запястье и положил горячую ладонь на свои чресла. Ронуин попыталась вырваться, но не тут‑то было – он крепко держал ее, не позволяя убрать пальцы.
– Успокойся, моя красавица, и ласкай меня.
Она знала, что не должна этого делать, но искушение оказалось слишком велико. Ее всегда интересовала та часть тела Эдварда, которая входила в ее лоно, но она не могла набраться храбрости потрогать его плоть. И вот теперь чужой мужчина просит ее об этом, а она не в силах устоять, хотя он и убрал руку. Ронуин осторожно погладила его плоть, сомкнула пальцы чуть сильнее и ощутила, как она растет, становится все больше. Она уже не думала останавливаться: тяжело дыша, закрыв глаза, все гладила и гладила могучее копье.
Какое твердое и теплое!
– Вот так, красавица, – ободрял он. – Теперь подержи мешочек, в котором заключены драгоценности каждого настоящего мужчины. Видишь, какие они прохладные?
Ронуин медленно кивнула.
– Они наполнены семенем жизни, Hyp. Когда настанет время, я пролью его в тебя. А теперь перестань терзать меня, иначе я не смогу сдержать желания, а ты еще не готова принять мою страсть.
Отняв руку, она положила голову ему на плечо и удивилась, как сильно бьется ее сердце. Ронуин и сама не ожидала, что так разволнуется.
– Мужчины‑христиане обычно считают, что все женщины – либо матери и жены, либо шлюхи, либо святые. Они не делятся секретами наслаждения со своими супругами в отличие от тех, кто поклоняется исламу. Правда, мы не ограничиваемся одной женщиной. Это неестественно для мужчины. Ни одна женщина не способна удовлетворить все желания мужчины.
– Мне сказали, у тебя три жены, повелитель.
– Да, хотя я подумываю расстаться с двумя младшими: уж очень они сварливы, вечно ссорятся с госпожой Алией и другими обитательницами гарема. Мало того – их обвиняют в гибели прелестной девушки, заслужившей мое благоволение. Баба Гарун все еще не нашел доказательств их вины, но, думаю, он доберется до сути дела. Как ты поняла, он очень предан госпоже Алие.
– Она великодушная женщина и была добра ко мне, – заверила Ронуин.
– Алия похвалила тебя, поэтому я и решил быть с тобой терпеливым.
Он приподнял ее подбородок и стал жадно целовать. Первым порывом Ронуин было вырваться. Она не поняла, что удержало ее. Она растаяла в его объятиях, губы приоткрылись.
И не стоило было бы спрашивать, почему она делает все это. Ронуин знала только, что этот человек одновременно силен и нежен, а ее воля к борьбе все слабеет. Что, если ей сказали правду и она не сможет сбежать из Синнебара? А если и сможет, вряд ли Эдвард примет ее. Она ослушалась его, вступив в битву с неверными. И как же теперь действовать? Да что это с ней творится?!
– Я не могу дать тебе наслаждение, – повторила она, поднимая голову.
– Уже дала, – тихо возразил он.
– Но я не знаю, что это такое! – в отчаянии выкрикнула Ронуин.
– Я научу тебя, – пообещал он, припадая к ее губам.
Его язык коснулся ее языка и стал лениво играть с ним, Ронуин тихо всхлипывала, сгорая от стыда и любопытства. А вдруг в ее неспособности познать наслаждение виноват Эдвард? Их первое соитие никак нельзя было назвать приятным. Этот же человек ведет себя совсем иначе. Может, в его объятиях она впервые в жизни поймет, что такое экстаз? Она не узнает этого, если не отдастся ему. Если ей не суждено вернуться к Эдварду, что останется в этой жизни?
Найлек права – в гареме лучшее быть наверху, чем внизу.
– Так научи же меня, господин мой халиф! – потребовала Ронуин. – Научи меня страсти!
Он сжал ее лицо ладонями, посмотрел в сияющие изумрудные очи. Ронуин впервые заметила, что его глаза были темно‑синими, почти черными.
– Моя страсть свирепа и неукротима, – предупредил он, – а ты пуглива и застенчива. Я желаю тебя всем своим существом, но стремлюсь, чтобы и ты испытала блаженство.
Вижу, ты ничтожно мало знаешь о восторгах слияния мужчины и женщины. Я покажу тебе, какими сладкими они бывают, но ты не должна ничего страшиться. Я не сделаю тебе больно, не обижу и не запугаю. Взаимное удовольствие можно получить тысячью способов, и все они одинаково восхитительны. Ты веришь мне, красавица моя?
Ронуин кивнула, задыхаясь от волнения. Почему муж никогда не говорил ей ничего подобного? Она даже рассердилась на Эдварда, но тут же поняла, что он знал о страсти не намного больше, чем она, хотя и предполагал, будто ведает все.
Халиф осыпал поцелуями ее губы, щеки, сомкнутые веки, лоб и даже кончик носа, погладил плечи, спину и, наконец, сжал ягодицы так нежно, что какой‑то инстинкт побудил Ронуин выгнуть спину. Рашид с тихим возгласом стал целовать ее шею и напрягшуюся грудь.
– Как ты пьянишь меня, моя прекрасная женщина‑воин! – прорычал он и, подхватив на руки, снова бросил на ложе.
Ронуин, чувствуя, как неистово колотится сердце под его взглядом, снова и снова поражалась себе. Она не любила этого человека, скорее, он пугал ее своим пылом, но что‑то побуждало ее не останавливаться на полпути. Да, все это кончится тем, что он возьмет ее, но она жаждала его уроков, ласк и поцелуев, будивших смущение и любопытство одновременно.
Рашид долго смотрел на нее, прежде чем лечь рядом.
Она и понятия не имеет, как хороша с распущенными волосами, как восхитительны ее розовые пухлые губки и вздымающиеся холмики грудей. Он положил голову ей на грудь.
– Как быстро бьется твое сердце!
– Странно, но я и боюсь и не боюсь, – недоумевающе призналась она.
– Помни, я не причиню тебе вреда, прелестница моя.
Стану только любить тебя и дам радость.
– Я верю тебе, повелитель, – кивнула она.
Он приподнялся, и губы сомкнулись на соблазнительном соске. Рашид втянул его в рот и стал сосать. Ронуин встрепенулась было, но тут же отдалась неведомым ощущениям. Ее руки запутались в темных волосах халифа, удивительно мягких на ощупь. Пальцы судорожно сжимались и разжимались, особенно когда такого же внимания удостоился второй сосок. Эдвард тоже целовал ее груди, но не сумел пробудить в ней такого волнения. Похоже, он делал это по обязанности. Или такие ласки тоже запретны?!
Руки и губы Рашида обожествляли ее вздрагивающее тело.
Голод его все возрастал, хотя он старался не торопить события. Плоский тугой живот, нежная, как лучший китайский шелк, внутренняя поверхность бедер, душистое дыхание, аромат роз и лилий…
Не в силах сдержаться, он поцеловал лепестки, скрывавшие врата рая и все его сокровища.
Ронуин затрепетала, когда язык коснулся ее влажных тайн.
Он нежно раздвинул душистые лепестки, продолжая ласкать сладостную плоть. Язык все обводил и обводил одно особенно чувствительное местечко, и странные ощущения нарастали. Эдвард тоже касался ее там, но всегда пальцем. А халиф… что он с ней делает?
Ронуин громко ахнула, когда первая волна экстаза нахлынула на нее. Но Рашид не отстранился, и вскоре ее подхватила вторая волна, третья, четвертая…
Из горла Ронуин рвались крики.
– Вот видишь, – донесся до нее словно сквозь туман голос халифа, – ты можешь испытывать наслаждение, моя прекрасная Hyp.
Он проник двумя пальцами в ее любовный грот, медленно возбуждая ее, готовя к неизбежному. Он уже приподнялся над ней, и тут Ронуин встрепенулась.
– Нет! – в ужасе вскричала она. – Нет!
Халиф поспешно отстранился и обнял ее, хотя его плоть разрывалась от неутоленного желания.
– Что с тобой, Hyp? Что тебя напугало? Скажи мне, красавица.
– Он убьет ее! О, пожалуйста, остановись! Не трогай маму!
Ее жалобные вопли поразили его, но Рашид аль‑Ахмет знал, что разум – разящее оружие, которое можно использовать как на добро, так и во зло, и что он может скрывать страшные тайны и воздействовать на поведение самых обычных людей.
– Кто мучит твою мать. Hyp? – осторожно спросил он.
– Я не знаю его. Мужчина в богатом наряде. Он явился в наш дом. Мама очень испугалась, но он не оставляет ее!
Называет шлюхой и принуждает лечь с ним! Он делает ей больно! Делает больно! Уходи! Убирайся! Ма говорит, что наш отец не должен ни о чем знать. Она вся в крови. Не плачь, ма, не нужно!
По лицу Ронуин катились слезы.
– Ма говорит, я не должна позволять ни одному мужчине делать со мной такое! Нужно отбиваться! Я буду хорошей девочкой, мама, сильной. Принц ничего не узнает. Это наш секрет, ма. Только наш.
Халиф стал молча укачивать ее, как ребенка. Неудивительно, что она отвергает мужчин. Его бедная прекрасная Hyp. Но теперь для нее все изменится.
– Кто взял силой твою мать, Hyp? – осторожно спросил он. – Ты тогда была очень мала, верно?
– Я так и не узнала, кто он, – призналась она, дрожа. – Наверное, он был знаком с отцом и проведал дорогу к нашему дому. Мать так и не поняла, кто был отцом ребенка, которого она носила. Отец любил ее и убил бы всякого, кто до нее дотронется. Думаю, именно это и пугало мать. Она всегда говорила, что ап‑Граффид исполнен величия и никому не позволит встать на его пути. Должно быть, она не хотела стать причиной его позора. Тогда мне было всего четыре года, а брату – только два.
– Неужели ты не поняла, о чем она предупреждала тебя?
Думаешь, она требовала, чтобы ты навсегда лишила себя наслаждений плоти? Нет, Hyp, она всего лишь желала, чтобы ты никогда не допустила насилия над собой. Бедняжка! Как она, должно быть, страдала! Какую ужасную тайну унесла с собой в могилу! И обременила плечи ребенка непомерной тяжестью! Спи, моя прелесть. Позже, когда проснешься, я стану любить тебя, как ты того достойна.
Ронуин поразилась – неужели он не возьмет ее? Но его копье все еще вздыблено пылким желанием!
– Нет, – шепнула она, лаская его. – Больше я не стану бояться, повелитель.
– Тебе станет легче, когда поспишь, красавица моя, сказал он, целуя ее в лоб. – Только сейчас тебе пришлось встретиться с мерзкими демонами и храбро вступить с ними в бой. Поспи, а потом я унесу тебя в рай – в награду за храбрость и мужество, сладкая моя Hyp.
– Я больше не дитя, о повелитель, – покачала головой Ронуин. – Я женщина‑воин и сумела побороть то, что терзало меня все эти годы. Отдых мне ни к чему. Я нуждаюсь в твоей страсти, чтобы проверить, действительно ли мне удалось побороть ужас.
Она протянула ему руки, и Рашид одним движением придавил ее к ложу. Его нетерпеливая плоть легко скользнула в ее недра, но, как ни вглядывался в лицо наложницы, он не смог заметить следа страха. Только почти детское изумление и радостное предвкушение того, чему суждено свершиться.
Какая она горячая и тесная!
– Ты в самом деле отважна, моя прекрасная женщина‑воин, – шепнул он, прежде чем сделать первый выпад.
Ронуин смежила веки, наслаждаясь каждым его движением, чувствуя пульсацию мощного копья, проникавшего в ее глубины. Она остро ощущала все, что происходит с ней. Только сейчас она поняла, что мать, горячо любившая ап‑Граффида, никогда не запрещала дочери испытать столь же поразительные восторги плоти. Ронуин выгнулась, пытаясь подхватить его ритм, и вскрикнула, когда крошечный огонек удовольствия превратился в бушующее пламя экстаза, в котором сгорела прежняя дочь Ллуэлина и, подобно фениксу, родилась новая. Ослабевшая, удовлетворенная, она все же почувствовала, как его любовные соки оросили ее.