Ждать мне пришлось долго: я встретил дивный рассвет, вернее – три рассвета, один за другим. Медитация продолжалась – иногда я с тревогой косился в их сторону, пытаясь понять: а живы ли эти странные ребята? При дневном свете они выглядели особенно причудливо в своей темной одежде, увитой живыми растениями – этакие садовые украшения от авангардного дизайнера. Лиц их я так и не разглядел: они были закрыты просторными капюшонами и пестрой листвой. Время шло, небо затянулось тучами, прошел мелкий теплый дождик – такой нежный и ненавязчивый, что я даже не стал от него прятаться, а с удовольствием подставил ему лицо: надо же умываться, хоть иногда! Дождь закончился, так же незаметно, как и начался, на небе осталось всего два солнышка – третье уже торопливо шмыгнуло за горизонт. Вынужденное бездействие совсем меня не раздражало – вот что удивительно! Мне даже понравилось неподвижно сидеть на траве, прислонившись спиной к теплому камню: оказалось. что это – какая‑то странная разновидность удовольствия, до сих пор совершенно мне недоступная…
Кажется, я умудрился задремать с открытыми глазами и пришел в себя только когда меня потрясли за плечо – довольно бесцеремонно, между прочим!
– Идем‑ка со мной, чудо заморское, – невозмутимо сказал мне один из Вурундшундба. – Есть разговор.
Я не мог разобрать, кто он: мой давешний знакомый, в вурунде которого я дрых целые сутки, или кто‑то из его товарищей. Все они носили одинаковые балахоны, поросшие разнообразными представителями причудливой местной флоры – просто какие‑то передвижные гербарии! – и не спешили радовать меня демонстрацией своих физиономий. Впрочем, этого я кое‑как разглядел: хищный профиль, длинный тонкогубый рот, квадратный подбородок. Его глаз я так и не увидел: они прятались в тени, под капюшоном.
|
|
– Ну что, налюбовался? – насмешливо спросил он. – Пошли, пошли!
Только теперь я заметил, что участники продолжительной медитации уже благополучно разбрелись по своим делам. Неподалеку от нас стояла небольшая группа – человек пять. Они смотрели на меня, но подходить явно не собирались. Очевидно, ждали, когда я наконец оторву от земли свою задницу. Я не мог обмануть их ожиданий. Онемевшие от бездействия ноги попытались протестовать, но я сказал им куда вы денетесь! – и оказался совершенно прав.
Лица моих новых знакомых не были похожи одно на другое – насколько я мог их рассмотреть. Во всяком случае, у них были разные губы и подбородки, это точно! Тем не менее, эти ребята показались мне почти одинаковыми. Дело было не только в их одежде. Все они обладали незаурядной силой, избыток которой выплескивался наружу, за пределы их физических тел, так, что просто стоять рядом с ними было довольно тяжело. И еще мне показалось, что у них одно настроение – не одинаковое, а просто одно на всех, ребята кутались в него как в огромное общее одеяло.
– Так что, вы отправите меня домой? – я решил сразу брать быка за рога: чего тянуть? Я и так долго ждал ответа на этот вопрос – единственный, по‑настоящему важный для меня.
– Делать нам нечего – с тобой возиться! – усмехнулся один из них. Остальные тоже заулыбались.
– Ладно. Так я и думал, – упавшим голосом сказал я. Если честно, я не испытал вообще никаких эмоций: кажется, происходящее было настолько ужасно, что я попросту не знал, как мне следует на него реагировать.
|
|
– Если ты собираешься идти топиться, то можешь не слишком спешить, – насмешливо сказал тот парень, который привел меня сюда. – Мы не собираемся отправлять тебя домой, но это не значит, что у тебя нет шансов туда вернуться.
– А что, они у меня есть? – я не решался поверить собственным ушам.
– Ну да. А ты думал, у тебя никаких шансов? Так не бывает: это было бы слишком просто, – снисходительно объяснил один из них. – Шанс есть всегда и у каждого. Чего люди не умеют – так это вовремя подсуетиться. А тебе прийдется подсуетиться – или ты никогда не вернешься домой. Впрочем, в мире Хомана ты в любом случае надолго не задержишься, это я тебе обещаю!
– Уже неплохо! – мрачно усмехнулся я.
– Ну это как сказать… – задумчиво протянул он. – Ты же пока не знаешь, что тебя ждет в том случае, если ты не поймаешь свой шанс.
– И что меня ждет? – равнодушно спросил я. – По мне, так самое худшее со мной уже случилось…
– Ага, как же! Самое худшее еще и не начиналось, – многообещающим тоном заявил мой собеседник. – Вот узнаешь на своей шкуре, что такое Гнезда Химер, тогда поймешь, что скитания в чужом мире – это просто веселое приключение…
– Что еще за гнезда такие? – нахмурился я.
– Темница, – охотно ответил он. – Просто темница для химер. Это слово из твоего собственного языка – очень удачное название для демонов, заплутавших между мирами – для тех, кто не сумел вовремя убраться восвояси…
– Так это для демонов. А я‑то человек, а не какая‑нибудь химера – неуверенно возразил я.
|
|
– У себя дома – может быть. А здесь ты – Рум‑тудум, да еще и колдун, каких мало.
– Если бы! – горько вздохнул я. – Никакой я больше не колдун: у меня ничего не получается!
– А ты пытался как следует? – невозмутимо спросил один из них – до сих пор он молчал и только внимательно меня изучал, даже капюшон приподнял, чтобы разглядеть меня как следует. У него оказались густые, сросшиеся брови и большие, но на редкость невыразительные глаза, мутные, как у младенца. И только сейчас, когда он требовательно уставился на меня, ожидая ответа, они на мгновение стали яростными и лучистыми, но тут же снова погасли.
– Я пытался, – нерешительно ответил я. Немного помолчал и добавил: – Два раза!
Вурундшундба переглянулись и заливисто расхохотались. Я растерянно наблюдал за их весельем.
– Целых два раза! – с явным удовольствием повторил тип со сросшимися бровями. – Да уж, ты постарался на славу… А чем ты занимался? Оплакивал свою судьбу, а в перерывах напивался, жрал и шлялся по бабам? Удивительно мудрые поступки!
– С чего вы взяли? – вяло огрызнулся я.
– Из самого достоверного источника! – усмехнулся он. – Но ты не о том спрашиваешь.
– Ты хочешь сказать, что я должен был продолжить попытки? – мрачно спросил я.
– Если ты действительно хотел, чтобы у тебя хоть что‑то получилось, ты должен был продолжать попытки, пока не упадешь замертво! – сурово ответил он. – Это – мир Хомана, единственное место во Вселенной, где даже ветру свойственно быть справедливым, а не твой пустой сон, в котором все будет так, как ты захочешь. Все должно быть оплачено – здесь и сейчас, а не когда‑нибудь потом. А как ты думал? Что будешь сидеть, зажмурив глаза и открыв рот, пока кто‑нибудь не положит в него сладкую ягоду? Так имей в виду: ягоду в твой распахнутый рот никто не положит. Разве что, кусок дерьма…
– Или еще кое‑что! – ядовито подсказал один из его товарищей, и они снова расхохотались. Я понял, что начинаю их ненавидеть.
– Ты можешь злиться на нас сколько хочешь, нам не жалко! – бровастый неожиданно перестал ржать и стал смертельно серьезным. – Но это не принесет тебе никакой практической пользы. Насколько я понимаю, ты хочешь вернуться домой. Нянчиться с тобой никто не будет, так что тебе прийдется совершить это чудо самостоятельно. У меня есть хорошая новость: ты вполне способен справиться с такой работой. И плохая новость: ты вполне способен потратить драгоценное время на пустяки и угодить в одно из Гнезд.
– Я так и не понял, что это такое, – хмуро сказал я.
– Тебе же сказали: темница для невезучих демонов вроде тебя: тех, кто попал в чужой мир не по собственной воле. Можно сказать, это твоя личная порция вечности. Величайшее благо для совершенного существа, и величайший кошмар для такого, как ты. Там нет ничего кроме бесконечного одиночества и молчания: даже возможности дышать или думать. Единственное, что останется при тебе – это способность осознавать окружившую тебя пустоту… Впрочем, пока сам не попробуешь – не поймешь!
– Вы меня просто пугаете, – нерешительно сказал я. – Это какая‑то чушь. Так не может быть!
Эти гады снова заржали.
– Почему сразу – не бывает? Только потому, что тебе это не нравится? – Наконец спросил один из них. – Если бы все было так просто, нас бы тоже не было. Мы ведь тебе не нравимся?
Я пожал плечами: отпираться и уж, тем более, делать им комплименты мне упорно не хотелось.
– Не нравимся, – удовлетворенно кивнул он. – Потому что не спешим исполнять твое желание, а вместо этого говорим тебе вещи, которых ты предпочел бы не слышать, да еще и пытаемся ткнуть тебя носом в твое собственное дерьмо. Но ты пока не понял главного: мы собираемся указать тебе путь домой.
– Но вы же сказали, что не станете со мной возиться, – растерянно протянул я.
– Чего мы точно не станем делать, так это брать тебя на ручки и относить в твою кроватку, в которой тебе так хочется проснуться и тут же забыть обо всем, что с тобой случилось, – хмыкнул он. – Тебе прийдется добираться туда самостоятельно, это правда. А доберешься, или нет – не наше горе, это тоже правда. Но вот указать путь – пожалуйста! Собственно говоря, это наша работа…
– И что это за путь? Он будет долгим? – только сейчас я понял, что у меня глаза на мокром месте: этот неприятный дядя вернул мне все, что осталось от моей рухнувшей надежды – не так уж много, но этого оказалось достаточно, чтобы возвратить меня к жизни, со всеми вытекающими последствиями…
– Не таким уж долгим: гораздо короче, чем твоя коротенькая жизнь, – оптимистически ответил он. Собственно говоря, в твоем распоряжении всего двести двенадцать дней – ровно столько осталось до конца года. В конце каждого года мир Хомана делает выдох и избавляется от всего лишнего, в том числе и от незваных гостей, вроде тебя. Если успеешь убраться домой – молодец, не успеешь – тебя заберут Гнезда.
– А оттуда уже никак нельзя выбраться, из этих ваших Гнезд? – упавшим голосом спросил я.
– А черт его знает. Вряд ли… Эта ловушка – одна из разновидностей смерти. Ты часто слышал, чтобы кому‑то удалось воскреснуть? Если такое и случается, то очень редко, и не с бродягами вроде тебя, а с могущественными божествами, и тебе не следует рассчитывать, что это чудо произойдет именно с тобой!
– А почему Таонкрахт и его приятели до сих пор живут в вашем замечательном и справедливом мире Хомана? – недоверчиво спросил я. У меня снова случился приступ блаженной подозрительности. Они пугают меня, как армейские сержанты новобранца! – с надеждой подумал я. – Сейчас прийдет какой‑нибудь лейтенант, построит этих умников, немного надо мной посмеется и прояснит ситуацию!
Но таких радостей мне пока не светило. Судя по всему, здесь просто не было никаких лейтенантов, в обязанности которых входит брать под защиту перепуганных новичков…
– Таонкрахт и прочие альганцы – не тебе чета! – серьезно сказал бровастый. – Эти люди – путешественники, а не бродяги, они пришли сюда по собственной воле, с открытым сердцем и сразу полюбили этот мир. Они не смотрели с ненавистью на новое небо над своими головами, не плакали и не просились обратно – даже те, чьи тела были изуродованы во время путешествия. Видел, небось, среди них двухголовых? – я молча кивнул, и он продолжил: – Альганцы сразу пришли в восторг от лесистых равнин Мурбангона, и даже сейчас, когда их настигло какое‑то древнее проклятие, и их дела покатились под гору, а дни сочтены, они каждое утро начинают с благодарности своему выдуманному богу – за то, что он якобы создал для них эту прекрасную землю. Глупо, но трогательно… Поэтому наш мир не стал избавляться от них. Тебе же говорили: Хомана – справедливое место. Здесь на любовь отвечают любовью, а тот, кто желает уйти, не останется с нами надолго… И учти: если сейчас ты испугаешься и решишь, что от добра добра не ищут, и потратишь драгоценное время на признания в любви к нашему миру – это тебе не поможет. Хомана – не глупая девчонка, которая верит словам, она читает в твоем сердце, а сердечко‑то твое все время твердит только одно: прочь отсюда!
– Это правда, – растерянно согласился я.
– А то! – хмыкнул он. – Я вот все жду, когда ты начнешь расспрашивать нас про путь…
– А вас надо именно расспрашивать? – саркастически уточнил я. – А я почему‑то думал, что вы сами расскажете…
– Вот дурной! Кому это нужно: нам, или тебе? Посмотрите, какой выискался! – Вурундшундба перешел на сварливый тон пожилой официантки из дешевого придорожного кафе.
– Хорошо, – вздохнул я, – просветите мне пожалуйста, о великомудрые господа, в каком направлении должен я устремить свои стопы, недостойные привилегии попирать эту восхитительную землю…
– Не выпендривайся, – спокойно посоветовал один из них, – нам не смешно, а время уходит.
– Ну тогда просто скажите, что мне теперь делать? – я внезапно почувствовал себя смертельно усталым. У меня больше не было ни сил, ни желания выяснять отношения с этими странными неприятными типами.
– Вот с этого следовало начинать! – кажется, Вурундшундба всерьез обрадовались, что я согласился играть по их дурацким правилам.
– Видишь ли, можно сказать, что тебе повезло, – один из них подошел ко мне так близко, что я зябко поежился от соседства с его тяжелым, сильным и каким‑то очень уж чужим телом. До сих пор мне казалось, что большинство обитателей этого мира принадлежит к тому же биологическому виду, что и я сам – кроме, разве что, сияющих подземных жителей, великанов Ургов и кошмарных болотных жителей Грэу и Бэу – впрочем, и те, и другие внешне здорово отличались от людей. С Вурундшундба было сложнее: они выглядели вполне традиционно, нормальные человеческие существа, правда, в довольно экзотических костюмах – с кем не бывает! – но этим их сходство с людьми и ограничивалось.
– В мире Хомана живет одно весьма могущественное существо по имени Варабайба, – доверительно сообщил мне Вурундшундба. – Он – один из богов. Но в свое время он попал в мир Хомана так же как ты – по чистой случайности. У него вышла какая‑то драка с другими божествами (боги вообще – вздорный народ!), они оглушили его и забросили на край Вселенной – по его собственному выражению. Поначалу Варабайба был очень недоволен случившимся: Хомана ему не понравилась, к тому же он почти утратил память, а вместе с ней – и свое могущество и долго болел, а потом скитался по свету в поисках выхода, как обыкновенный человек. Ваши судьбы в чем‑то похожи, верно? Но в отличие от тебя, Варабайба оказался хорошим бойцом: он приложил немало усилий, чтобы вернуть себе свою силу, потом он кое‑как справился со своей памятью, хотя до сих пор может припомнить далеко не все события своей бесконечной жизни, потом он научился уходить из этого мира и возвращаться сюда по своей воле. Да, теперь Варабайба всякий раз возвращается на Хоману, как домой, и сам признается, что полюбил это место больше всех прочих… Между делом, он создал людей Бунаба, немного похожих на него самого, поселил их на островах в Хомайском море и теперь заботится о том, чтобы они были счастливы. В мире Хомана это не возбраняется: если сюда приходит демиург, который жаждет сотворить новую жизнь, он может это сделать: места пока всем хватает…
– Я рад за него, – сухо сказал я. – Но я пока не понял: при чем тут этот Варабайба? Если вы предлагаете мне воспользоваться его опытом как примером… Я попробую, конечно, но я все‑таки не бог – даже не контуженный бог! И у меня почти нет времени…
– Да ну, куда уж тебе воспользоваться его опытом! – удивленно усмехнулся мой собеседник. – Я рассказываю тебе о Варабайбе из самых практических соображений. Видишь ли, мы не станем отправлять тебя домой, это уже решено – не потому, что мы такие уж злые люди, и нам приятно наблюдать за твоими мучениями. Мы не злые и не добрые. Просто мы стоим на страже основополагающих законов этого Мира, один из которых гласит: никогда не делай для человека то, что он может сделать для себя сам. Мы долго изучали твои возможности, пока ты спал – можно с уверенностью сказать, что теперь мы знаем тебя лучше, чем ты сам! – потом мы серьезно обсудили свои наблюдения и пришли к выводу: у тебя есть шанс выбраться отсюда самостоятельно. Чего у тебя нет – так это времени. чтобы разобраться, что к чему. Время есть только на то, чтобы действовать. Поэтому мы приняли решение, что поможем тебе – но только советом. Вот я и вспомнил о Варабайбе. Он не стоит на страже законов мира Хомана. При этом Варабайба до сих пор отлично помнит, как тяжело пришлось в свое время ему самому. Он всегда помогает таким как ты, если встречает их на своем пути – а на Хоману чуть ли не каждый год вашего брата заносит, как будто медом здесь намазано, честное слово! Одних он отправляет обратно, другим советует, где поселиться и как устроиться в новой жизни, третьим просто делает хорошие подарки – кому что требуется… Пару раз мы даже ругались с ним из‑за этого, а потом бросили: Варабайба – какой‑никакой, а бог, и может творить все, что взбредет в его божественную голову, и не нашего ума дело, что он ушиб ее, когда бесконечность извергла его тело в самую середину острова Хой… Одним словом, Варабайба тебе не откажет.
– Правда? – слабо улыбнулся я. – Ты уверен?
Вурундшундба серьезно кивнул. И тут я опозорился окончательно и бесповоротно: просто заплакал от невероятного облегчения, и от усталости… и, чего греха таить, от скопившейся за время нашего познавательного общения злости, которая так и не нашла выхода.
– Как я его найду, этого доброго дядю? – спросил я сквозь слезы, изо всех сил стараясь улыбнуться.
– Хороший вопрос. – обрадовался он. – Но сам ты его вряд ли найдешь…
– Ах да, у вас же нет географических карт, Урги мне говорили… Ну хоть на словах объясните, – я уже почти успокоился. Довольно быстро, надо отдать себе должное!
– Не только в этом дело, – равнодушно пояснил он. – Ты явно не умеешь оказываться в нужное время в нужном месте, поэтому чтобы найти Варабайбу, тебе прийдется отправиться на остров Хой – туда где живут сотворенные им люди Бунаба. Он там частенько крутится…
– И что мне делать? – несчастным голосом спросил я. – Плыть туда на спинке? Ладно, если это – единственный выход, я попробую… А этот остров далеко от берега?
– Далековато! – расхохотался Вурундшундба. – На корабле плыть и плыть, а уж на спинке – я даже не знаю… Ты же – не рыба! Ладно уж, не буду тянуть из тебя жилы. Можешь расслабиться: с кораблем мы тебе поможем. Сведем тебя со страмослябскими пиратами. Правда, на Хой они не ходят: боятся, и правильно делают… Но до Халндойна они тебя довезут, будь уверен! А уж от Халндойна до Хоя рукой подать, неугомонные бунабские купцы чуть ли не каждый день туда‑сюда мотаются: у большинства из них на каждом острове по дому, и по жене с детишками впридачу…
– Я понял, – кивнул я. – А где они, ваши пираты? Далеко отсюда?
– Близко, – неожиданно вмешался в разговор уже давно примолкший Вурундшундба со сросшимися бровями. – Дней пять по обычной тропе – всего‑то!
– А по Быстрой? – с энтузиазмом спросил я.
– Ишь, разбежался! Все Быстрые Тропы обходят стороной те места, где живут Страмосляба. Потому мы их там и поселили, собственно говоря…
– Ладно, пойду по обыкновенной, – вздохнул я. И нерешительно спросил: – А вы меня туда не проводите? – честно говоря, я был совершенно уверен, что меня пошлют подальше, но робко добавил: – Наверное надо, чтобы кто‑то замолвил за меня словечко: мне ведь нечего им предложить в качестве платы за проезд – разве что одеяло Ургов… Как вы думаете, оно им понравится?
– Вряд ли, – усмехнулся он. Остальные Вурундшундба оглушительно расхохотались. – Страмослябы – ребята простые и необразованные. Они понятия не имеют, кто такие Урги, а уж такие тонкости, как волшебные вещи людей Мараха, вообще не укладываются в их пустых головах… Ладно уж, не ной: я с самого начала собирался тебя туда проводить. Во‑первых, мы никого не пропускаем в те места, где живут Страмослябы – только любопытных глаз посреди этого срама нам не хватало! – во‑вторых, ты такой бестолковый, что скорее всего заблудишься и будешь пугать здешнее зверье своим отчаянным воем, а в‑третьих, если ты припрешься к Страмослябам в одиночестве, они сразу же сделают тебя своим рабом, и дело с концом. Будешь чистить их свиней и жрать до икоты – пока тебя не призовут Гнезда Химер.
Тут все Вурундшундба снова дружно заржали.
Очень смешно! – ядовито подумал я. А потом до меня дошло, что этот неприветливый дядя только что твердо пообещал, не бросать меня на произвол судьбы. Он даже не поленился аргументированно объяснить сие неожиданное решение – на большее я и рассчитывать не смел!
– А когда мы отправимся в путь? Можно сегодня? – с надеждой спросил я. Хотел я этого, или нет, а заявление Вурундшундба, что в моем распоряжении осталось всего двести двенадцать дней, потрясло меня до глубины души, так что в моей бедной голове сразу же заработал своего рода счетчик. Завтра их останется всего двести одиннадцать, – это я понимал очень хорошо, с математикой у меня всегда было в порядке!
– Вот это правильно, – одобрил он. – Ты уже понял, что время – это сокровище, которое всегда уплывает из рук. Вообще‑то, такие вещи следует усваивать с детства, но лучше поздно, чем никогда! Не дергайся, мы отправимся в путь не просто сегодня, а прямо сейчас. Ступай за своим драгоценным одеялом: оно тебе еще пригодится!
Я пулей влетел в каменное сооружение, приютившее меня на целые сутки, схватил одеяло и сумку Альвианты. Она уже опустела, и была мне не слишком нужна – просто мне показалось, что хозяин помещения будет очень недоволен, если я оставлю на его полу хоть какие‑то следы своего пребывания.
Через несколько секунд я вернулся к Вурундшундба, победоносно размахивая своим багажом. К моему величайшему удивлению, они уже успели куда‑то подеваться. Остался только тот дядя со сросшимися бровями, который собирался стать моим проводником.
– А где остальные? – растерянно спросил я.
– А зачем они тебе? – равнодушно откликнулся он.
– Просто… надо же попрощаться! – объяснил я.
– С чего ты взял, что должен прощаться с людьми, которым нет до тебя никакого дела? – удивился он. – Им недосуг, знаешь ли…
– Ладно, как скажешь. Я просто хотел быть вежливым, – я снова почувствовал себя обиженным, и ничего не мог с этим поделать.
– Не занимайся пустяками, – дружелюбно посоветовал Вурундшундба. – У тебя сейчас есть одна цель: удрать домой – и чем скорее, тем лучше. Подумай: если бы ты вежливо попрощался с моими товарищами, это приблизило бы тебя к цели?
– Нет, конечно, – я невольно улыбнулся.
– Тогда чего топчешься с постной рожей? Пошли, – и он стремительно зашагал куда‑то влево: через густые заросли высокой травы, мимо причудливых каменных сооружений, каждое из которых при ближайшем рассмотрении оказалось не похожим на прочие… Через полчаса мы миновали последнее из строений и оказались в лесу. На землю быстро спускалась ночь. Вскоре после того, как мы зашли в лес, стало совсем темно. Теперь я совсем не мог разглядеть своего спутника: его и при дневном‑то свете было едва видно, со всей этой маскировочной растительностью на балахоне! Но это было не обязательно: я и без того все время ощущал его присутствие. Друзья моей юности непременно заявили бы, что у этого дяди невероятно тяжелая аура – впрочем, как у все его соплеменников…
– Слушай, а ты – тот, кто встретил меня на краю леса? – осторожно спросил я. – Было темно, я ничего толком не разглядел… И ведь мы так и не познакомились!
– Нет, я никак не мог встретить тебя на краю леса: я уже триста с лишним дней не сторожил Тропу, – равнодушно откликнулся голос из темноты. Потом он недоуменно переспросил: – А почему ты говоришь: не познакомились? Я видел тебя, ты – меня, мы даже довольно долго разговаривали – не далее, как сегодня днем. Чего ж еще?
– Но я до сих пор не знаю, как тебя зовут, – объяснил я. – Если не хочешь называть свое имя, скажи, как я должен к тебе обращаться…
– А, имя… – протянул он. – Понятно. Но у нас нет имен. Мы такими глупостями не занимаемся! – гордо добавил он – прямо как пятиклассница, которой впервые предложили поцеловаться!
– Нет имен? – если честно, я почти не удивился. Я уже уяснил, что эти Вурундшундба – ребята с закидонами, от них чего угодно можно ожидать!
– Мы – Мараха Вурундшундба, – с пафосом сообщил мой спутник. – В свое время, когда этот фантазер Шапитук носился по всем материкам и раздавал имена людям Мараха, мы отказались от такого излишества. Мы вообще не любим излишеств…
– Да, я заметил, – невольно улыбнулся я, вспомнив дом, в котором провел ночь. – Ладно, с именами мне более‑менее понятно: без них действительно можно обойтись. А вам не бывает холодно? И никогда не хочется есть, или спать?
– Как это – не хочется есть, или спать? – снова удивился он. – Ну уж нет, мы же все‑таки люди… С чего тебе вообще такие глупости в голову лезут?
– Но я не увидел ни посуды, ни постельных принадлежностей в том доме, в котором спал, – объяснил я.
– Ну и что? – Усмехнулся он. – Когда нам нужны какие‑то вещи, они у нас появляются, когда необходимость в них пропадает, они исчезают – чего тут непонятного?
– Появляются и исчезают? – удивился я. – Значит, если сейчас ты захочешь есть…
– У меня будет столько еды, сколько мне требуется, – подтвердил он. – А если мне приспичит поесть с драгоценного блюда, у меня будет это блюдо. А когда я закончу есть, его не станет: зачем мне лишний хлам?
– Здорово! – искренне сказал я. – Мне бы так научиться!
– Ты‑то как раз вполне можешь этому научиться – со временем, – совершенно серьезно сказал он. – Нужно только, чтобы оно у тебя было, это самое время!
– Думаешь, я бы смог научиться? – с сомнением спросил я.
– Да, ты легко всему учишься, – равнодушно подтвердил он. – Именно поэтому ты такой избалованный. Ходишь, ноешь, что утратил свое распрекрасное могущество, а сам почти не пытался это исправить – я уже говорил тебе, что это глупо, могу еще раз повторить…
– Я уже понял, что это было глупо, – вздохнул я. – Но что толку кусать локти! Я же не могу вернуться в прошлое и начать вести себя по‑другому…
– Верно, не можешь, – согласился он. И одобрительно заметил: – Хорошо, что ты это понимаешь!
– Теперь я буду пробовать снова, – пообещал я. Не ему, конечно – скорее уж себе самому. И с надеждой спросил: – А может быть, в этом вашем мире Хомана все надо делать как‑то немного иначе, а я просто не знаю, как?
– Тоже верно, – откликнулся Вурундшундба. – Но я не могу дать тебе какие‑то инструкции: ты не владеешь Истинной речью, а на кунхє вести разговоры о магии бесполезно: в этом языке нет нужных слов…
– Что это за Истинная речь такая? – заинтересовался я. Кажется, я уже слышал это выражение от Таонкрахта – только не мог вспомнить, по какому поводу…
– Истинная речь – это Масанха, первый язык мира Хомана. В неискаженном виде Масанха представляет собой одно бесконечное и могущественное заклинание, – мой спутник говорил с явным удовольствием. – Все Мараха изначально владели Истинной речью, но немногим удалось сохранить ее в первоначальном виде. Нам – удалось… Впрочем, даже искаженная Масанха – прекраснейший из языков, единственный язык, на котором можно объяснить, что такое Вечность…
– А я бы не мог его выучить? – робко спросил я. – Провести ночь у какого‑нибудь правильного огня…
– Так ты Масанху никогда не выучишь, – усмехнулся он. – Для того, чтобы владеть Истинной речью, надо или родиться одним из Мараха, или своими глазами увидеть каменные спирали на острове Махум – там, где плясал Шапитук, создавая первые письмена мира Хомана… Нет другого способа выучить наш язык: тут тебе не помогут ни твои способности, ни огонь Ургов, ни мудрые наставники… Впрочем, пока тебе Масанха без надобности, так что забудь.
– Но ты сказал, что если бы я владел Истинной речью, мы могли бы поговорить о магии…
– Ничего, сам как‑нибудь разберешься: личный опыт гораздо важнее, чем самые лучшие разъяснения! – отмахнулся он.
– Но ты сам говорил, что у меня совсем мало времени, – жалобно сказал я.
– Значит, тебе прийдется сделать это очень быстро, или обходиться вовсе без магии. Не надо много колдовать, чтобы добраться до Варабайбы. А там, глядишь, отправишься домой – чего тебе еще…
Потом мой спутник умолк, а я больше не решался надоедать ему со своими вопросами, хотя сейчас, когда я немного пришел в себя после дневных волнений, у меня их образовалось столько, что я мог бы трещать без умолку года два, честное слово!
– Скажешь мне, когда устанешь, – снисходительно предложил Вурундшундба часа через два. – У меня нет цели загонять тебя до полусмерти. Да я и сам с удовольствием сделаю паузу. Люблю спать в лесу!
– Я уже давно устал. – честно признался я. – Но я подумал, что должен подстраиваться под тебя – пока ноги держат. В конце концов, это путешествие нужно мне, а не тебе…
– Ты быстро усвоил, как следует разговаривать, чтобы я не считал тебя безнадежным дурнем, – одобрительно заметил он. – Было бы неплохо, если бы ты усвоил не только порядок слов, но и скрытую в них мудрость… Ну да ничего, дело наживное!.. И имей в виду на будущее: ты можешь смело говорить мне, что тебе требуется отдых. Я не рассержусь и не брошу тебя в лесу. Во‑первых, я уже взялся посадить тебя на страмослябский корабль, а у нас не принято легко отказываться от своих решений. А во‑вторых, у меня есть и другие дела в тех краях. В этом году моя очередь приглядывать за этим нелепым народцем… Между прочим, они тоже гости в нашем мире, как и альганцы. Но гораздо забавнее!