Беседовать с Дамаском — это балансировать на канате над пропастью водопадов Солье. Мой наставник (да возблагодарит его Сила и даст мне встретиться с ним и поблагодарить за уроки) напирал на психологию, научил следить за собой и своим собеседником. Ну и внутреннее чутьё тоже списывать со счетов не стоило.
Мне нравилось играть словами, бесстрастно выкидывать в беседе с ним свои мысли и возмущение. Его благодушие, опытность, даже понимание моих проблем — всё льстило. И в то же время и настораживало: слишком уж он был внимателен ко мне, а ведь я едва не сорвал их планы. Опытному дельцу ничего не стоило вывернуться практически на пустом месте, почти провале, обернуть проигрыш победой. Я встречал подобное в своей жизни, немного, но встречал — и всегда это умение меня восхищало.
Вторую встречу я уже ждал в некоторых нетерпении, предвкушении. Поймал себя на этом — и вспомнил слова Наставника: «Ты не должен сам искать своего будущего. Оно само тебя найдёт. Вот только что-то я сомневаюсь, что ты сумеешь его распознать. А он — единственно возможный твой способ покинуть Набу а в будущем достигнуть тех высот, о каких ты мечтаешь.
Вспомнив, ужаснулся, замерев на месте. Хего Дамаск — это мой билет на волю? Или я просто ищу того, кого могу привлечь в союзники? Только Дамаск с виду благодушен, но порой в нём мелькало что-то жуткое, опасное.
Быть честным с собой — это правильно? Или лучше обманывать себя, что ты исключительная личность?
Я воспринимал Хего, как приятного собеседника, предельно честно отвечая на отвлечённые его вопросы, но когда они касались Косинги и наших с ним отношений, я невольно ожесточался, вспоминая его поступок с Шивой. Убить беспомощного — это доблесть? Видимо, я выдал свою ярость с головой, когда презрительно отозвался об отце, что презираю его, старающегося проложить себе путь к тёплому и влиятельному месту в правительстве, хотя широтой взглядов и предприимчивости, чтобы примкнуть к тем, кто двигал нашу планету к выходу на галактическую арену, Палпатин-старший не обладал.
Сказал — и понял, что попался в незаметно расставленные сети этого банкира. Но сокрушаться здесь было не время, после подумаю, если папаша голову не снимет с меня за то, что я встретился с ненавистным нашим дворянам Дамаском. Я не обольщался: Косинге доложат о наших встречах, мои же приятели по законодательному корпусу и совершат это. Молодёжь беспощадна к более успешному, я этот этап уже прошёл. Вот только признание моих сверстников для меня было пустым звуком.
Но начал говорить — говори до конца. Я и вывалил все свои претензии к Косинге на голову мууна: мозгов у него много, пусть думает.
— Твоя мать разделяет его взгляды?
Ого… Вот уж что я точно не хотел бы обсуждать. Но, зная, что данную тему Хего по любому не снимет, я спешно обдумал ответ, после вымученно выдавил улыбку, проскрипев, внутренне корчась от лжи, что мать собственного мнения не имеет, она во всём покорна отцу и слова поперёк не вставит. Это касалось и моих младших братьев.
Я уже сожалел, что увлёкся, позволил взять в руки постороннему такое оружие, которое раньше принадлежало мне. Кажется, я только что совершил серьёзный просчёт, с далеко идущими последствиями.
Итогом сего продуктивного разговора стало то, что мне было предложено стать шпионом в стане отца. Поверьте, у меня не дрогнула ни единая струнка внутри, когда я согласился на это, но пришлось рискнуть и выставить свои условия: раз буду передавать сведения, то лишь лично самому Дамаску. Кажется, ему это понравилось. Вот потому он мне и нравился: что не воспринимал в штыки то, что порой я выказывал свой характер. Вспомнилась поговорка из низов: «Характер есть — остальное приложится».
В итоге я взялся за дело ретивее некуда: отец тщетно пытался усилить защиту, я же опережал его, внедрив маленький такой жучок, который регулярно передавал мне всё, что папулечка в комп вводил.
Где подслушивал (пригодились мне потайные ходы), где домысливал. Короче, я передавал свои наработки, а там шпионы и работники Дамаска дополняли мои сведения. Результатом такой диверсионной работы стало, что Тапало всё же был избран и плазма Набу на ближайшие несколько десятилетий поступала на рынок галактической торговли с регулярностью. Я потирал руки, представив перекосившееся лицо Косинги, когда были объявлены результаты выборов. Первый этап по низложению моего соперника был приведён в исполнение. Про мораль того, что я наносил удар по собственному благополучию — вот только не надо! Именно я и творил это будущее, связав себя с мууном.
Но, чем больше Хего Дамаск интересовался моей семьёй (Косингу я отмёл от этого значения, не судите меня), тем больше копошилось внутри неприятное предчувствие. Но понять чувство полностью я не мог в силу своей неопытности.
Когда я пребывал на Чандрилле, планете, устроившей ежегодную молодежную программу для будущих законодателей, пришёл срочный голографический вызов от моего приятеля по Университету. Несколько удивившись такой трате денег (эти вызовы были одними из самых дорогостоящих), я встал на передающую пластину, подав служащему кивком знак, что готов выслушать своего собеседника.
И каково же было моё изумление, когда мерцавшее изображение сложилось в картинку моего младшего брата Тима. И он заметно оживился, увидев меня.
— Тим?! Ты зачем…
— Времени мало, брат, я вызвал тебя, чтобы предупредить.
— Слушаю, — я заставил себя придержать вопросы, подобравшись, но в душе изумляясь такому стечению обстоятельств.
Тим помялся на месте, после выпалив:
— Отец на днях принимал на нашей вилле — той, другой, на озере, Хего Дамаска.
Моё сердце решило, что биться ему незачем, пропустив пару ударов.
— Дальше, — почти прошептал я, белея. Хорошо, что голограмма этого передать не в силах.
— Мама сказала, чтобы я тебя не беспокоил, но… Отец сделал просчёт: он угрожал Дамаску.
Едва эти слова обрели звучание, как меня начала бить дрожь. На миг задохнулся. Идиот… Противники Хего и за меньшее пропадали! Ладно, после головой буду биться о стены, что у меня папаша на старости лет ума лишился.
— Ты пошёл против отца и решения матери?
— Дамаск убыл, улыбаясь, — буркнул Тим, глянув на меня исподлобья. Мы потратили пару секунд, глядя друг другу в глаза. Оказывается, я совершенно не знал своего брата.
— Ты рискуешь.
— Ты каждый день рискуешь довести отца до того момента, что он от тебя отречётся. Но ведь не перестаёшь, — обыденно ответил Тим, чуть усмехаясь. И меня внутренне передёрнуло, когда я признал в этой усмешке свою. — Ладно, мне пора, время заканчивается.
— Тим! Одну минутку! Каким образом ты оплатил вызов?
— Понятное дело, отца просить не стал. Свои сбережения обнулил, но оно того стоило. Мы же братья.
Я застыл столбом, услышав это короткое заявление. Не ожидал подобного от тихони Тима. Отдать скопленное, лишь бы меня предупредить… Я слепец, каких поискать, если не видел очевидного.
— Молодой человек, Ваш сеанс связи закончился, — напомнил техник, переминаясь с ноги на ногу. Я кивнул, после подошёл к нему и приказал удалить запись об этом сеансе. При мне. Быстрый взгляд техника в моё сумрачное лицо и перекочевавшая в руку парня кредитка полновесных датариев — данные стёрты.
Я шёл решительным шагом в сторону парка. Я словно вошёл в полосу полной тишины. Глупость и напыщенность отца могла отразиться не только на нём, на него мне плевать. А вот моя семья. Ведь она у меня была и есть. Мои подозрения имели под собой основу. И я боялся, что знаю, куда будет нанесён удар. Лишь бы не рукой Дамаска. Лучше я сам.
Я уселся на берегу маленького пруда, глядя в гладь воды. Мысли неповоротливо ворочались в голове. Но внутри, где-то там, где жило моё наследие, начинала просыпаться милая фелинкс с алыми глазами. И она уверенно смотрела на меня, мурлыча.
Поможешь мне?
Я улыбнулся своей реплике.
И представив горло отца в хватке своей ладони, сжал пальцы. Воду в пруду внезапно словно продавил огромный кулак внутрь озера, да так, что стало видно дно, а после гравитация взяла своё и вода взмыла фонтаном вверх, словно вытолкнутая чьей-то силой изнутри.
Я вскочил на ноги, когда меня окатило прибрежной высокой волной. С противоположного берега донеслись взволнованные крики.
Я же просто стоял, ощущая, как мантия прилипла к телу и в сапоги капала вода.
Мои мысли стали материальны. О! Просто ужас…
Я развернулся на месте, покинув пруд и уже спокойно обдумывая своё тайное оружие. Если что — я не беспомощен. Кажется, папашу вскоре ждёт неприятный сюрприз, а пока… А пока я буду ждать развития событий. И помоги Сила, если я вырвусь на волю!
Освобождение
Внезапное появление Дамаска на Чандрилле не стало для меня неожиданным. Я просто знал, что он прибудет, о чём и поведал банкиру. Удивление его меня весьма обрадовало: хоть что-то я сумел! Пришлось объяснить, что не смог связаться с Чандриллы, потому что отец прижал меня сильнее некуда. Ярость прорвалась в словах, в жестах, а на то, чтобы сдерживаться, уже не было ни сил, ни желания. Когда же Хего мимоходом обронил, что встретился с моим отцом, пришлось изобразить великое удивление: я лицемер, причём способный. Куда я качусь?
Но стоило ему сказать, что Косинга пообещал, что проследит за тем, чтобы оборвать нашу с главой «Капиталы Дамаска» своеобразную дружбу, у меня сорвало все ограничители. Ярость стала материальной настолько, что я ощутил тепло, которое выплёскивалось вовне, я хотел испепелить этого узколобого, слабоумного шаака, посмевшего нарушать мои планы. Мои — не его!
А после понеслось.
Сумев справиться с этим бешенством, я вновь затолкал своё негодование внутрь. Будет ещё время — выпущу эту силу наружу. Близко, очень близко.
— Посоветуйте, что мне делать!
И получил сочувствующий и понимающий взгляд мууна.
— Всё можно обратить себе на пользу.
Впоследствии я этот совет ввёл в практику, но об этом позже. Мы больше перенимаем от наших учителей, чем нам самим кажется. Много позже я перелистал этот знаменательный день, проведённый в обществе Дамаска, и сообразил, что муун мной мило манипулировал, моими гневом и возмущением. Но я и сам пошёл на этом поводу, ничуть не мучаясь муками совести. Так что можно, справедливости ради, заявить, что мы друг друга поняли.
И, когда он спросил про мечты, я внезапно решился на авантюру. Но было то лишь моё желание или вмешалась сила, ведшая меня по опасному пути: вопрос, получить ответ на который я смог лишь много лет спустя.
– Я хочу править.
Сказал — и понял, что дал самый правдивый ответ в своей небольшой пока жизни. По лицу мууна мало что можно прочесть, но всё же можно. Дамаск был удовлетворён моим ответом. Но в открытую он ничего не сказал, лишь совершенно спокойно спросил: а что, если не получится? Если не получится править, что тогда я буду делать?
Сквозь стиснутые зубы сумел выдавить, что или власть, или ничего. Сам не понял, что этим ответом приговорил свою семью к смерти.
Хего улетел так же внезапно, как и прилетел, оставив меня разбираться с противоречивыми предчувствиями. События, которые я привел в движение, начали набирать обороты.
Закончившаяся молодёжная программа будущих законодателей заставила с опасением думать о возвращении домой а, значит, и встречей с Косингой.
Я оказался совершенно не готов к тому, что он решится сам появиться на Чандрилле. Да ещё и захватив с собой всё наше семейство! Ярость вновь подняла голову, когда у телетрапа меня перехватил охранник отца из новеньких, нанятых за то время, что я отдыхал от общества Косинги и ему подобных на Чандрилле. Охранник попался наглый, пусть и соблюдал вежливость слуги к сыну хозяина. Драться с прислужником — это выше моего воспитания, но дайте мне повод — и сорвусь. Я без препирательств проследовал к нашему кораблю, специально не заглянув в отсек к матери и братьям. Я молил Силу, чтобы Косингу остановила интуиция, и он не приближался ко мне на борту корабля. Ради своего спокойствия и чтобы не видеть самовлюблённую рожу Палпатина-старшего ежеминутно, я самоустранился в рубку связи, пытаясь отыскать и не находя то место покоя, однажды обретённое.
Мой остановившийся взор был пуст и погружён в нечто, невидимое простому взгляду. Пространство вокруг словно звенело и чем дальше, тем более пронзительными становились вибрации.
Когда терпеть этот камертон уже стало невозможно, я отстегнул ремни безопасности, заметавшись по маленькому отсеку. Хотелось впиться ногтями в ноющие виски, сжать голову с силой, расплющить о переборку, так сильно действовал камертон Силы на растрепавшиеся нервы. Я не услышал, как раскрылась дверь, но замер, когда вибрация внутри моего черепа внезапно оборвалась. Медленно обернувшись, увидел замершую высокую фигуру Косинги.
Чувство самосохранения у него точно отсутствовало. «Что ж, так тому и быть», — совершенно спокойно возникла у меня мысль. Я встретил его взгляд прямо, отказываясь отпускать глаза лишь бы отсрочить неизбежное. Косинга счёл, что укротил меня хоть отчасти, сказав, как само собой разумеющееся, что отправляет меня на Малый Хоммель. Якобы это меньшее из зол, чем моя дружба с Дамаском. Я прикинул, насколько меня в той обстановке хватит и не появятся ли после хладные трупы, отрицательно покачал головой, отказываясь поднимать подачку — и тем самым противопоставляя себя приказу.
Слово за слово и мы вышли на решающий рубеж, когда Косинга завёл новый разговор на старую тему.
— Прояви ты хоть малейшую способность вести себя подобающе.
— Я не намерен возвращаться к старому спору!
Я его мысленно умолял убраться, пока конфликт не перерос от слов к делу.
— Ты слишком легко относишься к своим проступкам — учитывая, что ты чуть не навлек позор на всех нас.
Я обратил на него ставшие бесстрастными глаза:
— Не большее, чем навлёк ты!
Лучше бы он не затрагивал эту тему! И словно тупо прущий, слепой в своей панике настолько, что контроль надо мной исчезал с завидной очевидностью, Косинга выпалил с бушующей в глазах яростью:
— Будет лучше для всех, если убрать тебя с дороги!
Я раздвинул губы в оскале, иначе и не назовёшь, спокойно высказав то, что лежало на сердце:
— Наконец-то ты это признал!
Насмешка судьбы! Он не понял, что сам огласил и подписал себе смертный приговор. Кончики пальцев закололо, в голове и теле появилась необыкновенная лёгкость. Ухмылка заиграла у меня на губах, пока мы с ним перекидывались репликами, как опытные фехтовальщики — проверяющими выпадами.
— Я ненавидел тебя достаточно сильно, чтобы желать твоей смерти с самого начала!
Я рассмеялся, насмешливо смотря в эти пылающие глаза, поддразнив:
— Ну так убей меня — прямо сейчас.
Провокация. Она моё оружие с тех времён. Я уже знал, что тот, кто считал себя моим отцом, не увидит ни Малого Хоммеля, ни выхода из гиперпространства. Даже своих детей не увидит и проститься с ними не сможет. Косинга сделал шаг ко мне, но его просто откинуло, когда я мотнул головой, не позволяя ему прикоснуться ко мне. Пока контроль был в моих руках, но мощь грозила снести хрупкие стены самообладания к чертям. Мне надо было срочно выплеснуть злость и гнев вовне, чтобы не натворить бед больше, чем можно было бы исправить.
Косинга встал на четвереньки, повернув ко мне окровавленное лицо, тряхнув головой.
Он позвал охрану, а я ударил тем, что было ближе к нему, сжав кулаки и наклонив голову.
— Той мощью, что обладаю я, твой брат тоже владел, — произнёс я под громыхание охраны, которая желала прийти на помощь своему нанимателю. — И я убью тебя с той же беспощадностью, какую ты к нему проявил. Сын за отца. И проваливай в ад!
Я нанёс удар ему в горло сжатым кулаком, перебив гортань. Костяшки пальцев садануло болью, которую я вобрал в себя, сам не поняв, как преобразовал в кинетический удар, направив его на люк, в который ломилась охрана.
— Прочь! — рявкнул я в сторону открывавшегося люка. Начальник охраны возник на пороге, где-то за переборкой кричали сёстры и мать. Я же откинул эти звуки, подтянув выпучившего испуганно глаза охранника с помощью Силы, смыкая руки на его горле. — Я же просил…
Косинга Палпатин под шум моей разборки пытался выползти вон из рубки, сипя что-то паническое. Его я перехватил почти на пороге, ухватив за ногу.
— Не спеши, папочка, я ещё не закончил, — я перевернул его на спину, встречаясь с вылезавшими из орбит глазами. И поднял сияющий взгляд на люк, на пороге которого появился Тим, смертельно бледный и беспомощный.
— Выйди!
Брат выполнил требование, дрожащей рукой нажав на пластину и, тем самым, отрезав себя от помощи обречённому отцу. Родному отцу, кстати!
Опустив взор, я увидел, как в серых глазах мужчины на полу застыла обречённость и довольно улыбнулся:
— Вот что бывает, когда подавляешь всех и вся. Удачи в следующей жизни! — мой каблук беспощадно опустился на незащищённое горло Косинги Палпатина, обрывая эту никчёмную жизнь. Промелькнуло чувство удовлетворения. Я умею держать обещания, что бы кто ни говорил.
Встретившие меня в коридоре охранники опытными взглядами окинули окровавленные руки и опустили оружие. Если кто-то и был идиотом, то ему стоило лишь взглянуть в пузырь выгнутой в сторону рубки переборки — и сомнения как-то разом исчезали.
Я прошёл мимо них, не проронив ни слова, вытерев ладони о накидку, после бросив её на пол. К пластине открытия люка я даже не прикоснулся когда дверь в отсек, где расположились мать и дети, открылась. Тим боролся с Кайрусом, пытаясь выудить у того из руки бластер.
Меня не интересовало то, что же Кайрус собирался делать с бластером, ибо при виде меня они прекратили возню, выглядя при этом весьма ошарашенно и подавленно.
— Опусти оружие, — мой голос не повысился ни на йоту. Бластер со стуком выпал из разжавшейся ладони младшего. Мать смотрела на меня красными от слёз глазами, но во мне не осталось никаких эмоций, даже сожаления, что я разрушил её привычный мирок. Время не ждало, надо было кое-что выяснить. Сестры всхлипывали от испуга, маленькая Хеки икала, смотря в мою сторону потерянными глазами.
— Отец мёртв, — я сказал это, чтобы больше не осталось сомнений. Тим сжался, Кайрус позеленел и осел в кресло, зажмурив глаза.
Взгляд тёмных глаз Хани столкнулся с моим. Я был пустотой, равнодушие охватило меня, безразличие к чужому мнению.
— И что дальше? — она пожала вяло плечами. — За нас примешься?
Через пелену безразличия прорвалось недоумение.
— При чём тут вы?
Так как начальника охраны я так недальновидно придушил, пришлось искать ему замену. Пилоты корабля, равнодушные к произошедшей смене власти, поменяли координаты, сев на какой-то планетке.
Холодный расчёт, логика вновь помогли мне в короткие сроки набросать план как спасти остатки моей семьи. Не от меня, от Дамаска, неоднозначно намекнувшего, что погибнуть обязаны все. Обхитрить мууна… Много расчёта надо. Я без всякого снисхождения приказал начальнику найти нескольких детей возраста моих родственников, а так же тело из морга, по возрасту подходящего к моей матери. В светлых глазах промелькнул ужас. Плевать. Я ощущал себя монолитной плитой, которую подтачивали бушующие вокруг волны Силы, ищущей выход. А ведь я ещё был необучен сдерживать пробуждённую мощь, которая грозила и меня смахнуть в безумие.
Время. Время… Вре-мя… Билось набатом в моих висках, когда я, спрятавшись в отдельной кабинке, катался по постели, возводя вокруг здравомыслия тонкие стены. Я задыхался от потустороннего огня, облизывающего это хрупкое ограждение. Меня бросало то в жар, то в холод. Мне ещё никогда и впредь не было так плохо.
Тим тенью следовал за мной, осторожно принимая участие в приготовлениях и не зная об их предназначении.
— Плохо выглядишь, брат.
Я слабо улыбнулся. Глубокие тени под глазами, осунувшееся лицо, больше похожее на посмертную маску. К этому ещё и голос, дрожавший, как в припадке.
— Со мной будет всё в порядке, — кутаясь в тёплый плащ, я представлял жалкое зрелище.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Маму сбереги и сестёр, когда прилетит корабль и заберёт вас отсюда. Затаитесь — и ждите.
— А ты?
Я отвёл от него взгляд, стянув плащ на плечах.
Я… Свой путь я уже определил и сворачивать был не намерен. Некуда и незачем. Это мой путь.
Путь, направление которому было заложено через два поколения. А я Исполнитель.