Петси Мэри заметила:
– В «секретарях» «Р» пропустили.
Минут через сорок пять подъехали к месту под названием Пастбище Браунов и очутились позади Церкви Христа на шоссе 78 перед большой круглой желто‑коричневой палаткой с висящими вокруг на веревках красно‑белыми треугольными баннерами. Обочины были плотно заставлены автомобилями, грузовиками и тракторами, пришлось оставить машину в полумиле. Народу толпилось уйма, все с тарелками и корзинками. Протиснувшись поближе к палатке, они увидели длинные столы со скамьями, застеленные газетами и заставленные домашней снедью. Норма удивилась: оказывается, «ужин на траве» вовсе не предполагает еду прямо с земли. При виде груды жареных цыплят, домашней лапши с сыром, свежей кукурузы и арбузов, они пожалели, что послушались Норму и захватили только гамбургеры. Норма оправдывалась:
– Откуда я знала‑то, там же не сказано «ужин на столах»!
Внутри палатки все складные деревянные стулья оказались заняты, и они устроились на галерке, что Норму как раз более чем устраивало. Пол был усыпан опилками, пахло как в цирке, и публику охватило радостное возбуждение – тоже почти как в цирке. Детям разрешалось бегать по проходам и шуметь – совсем не то что в церкви, где все собранны и серьезны. Всех переполняло радостное ожидание. Чего именно ожидать, девочки из Элмвуд‑Спрингса пока не знали. Со здешним народом они никогда не виделись: тут были и пятидесятники, и последователи Церкви Христа, и строгие «Примитивные баптисты», известные обрядом омовения ног, – кого только не понаехало.
Мужчины по случаю принарядились в чистые рабочие штаны и робы, а женщины – в платья домашнего покроя, такие же, как на Минни и Бетти Рэй. Вечер выдался душный, и дамы – большинство с волосами, собранными в пучок на затылке, – сидели и радостно общались, обмахиваясь бумажными веерами с картинкой Тайной вечери, розданными при входе. Круглая сцена в центре палатки была голой, не считая пианино, стереосистемы да искусственного папоротника в кадке. В ожидании начала Анна Ли, Петси Мэри и Норма пихали друг друга локтями и хихикали, а Мак показал пальцем на старушку, которая жевала табак и сплевывала в специально принесенную жестянку. И тут мимо них прошла большая, широкая в кости миловидная женщина с худосочным мужчиной в рабочем комбинезоне. Норма глянула на нее мельком и тут же бросилась на землю и спряталась под стулом.
Мак спросил:
– Ты куда, Гуфи?[9]
– Это тетя Элнер! Увидит меня – непременно маман доложит.
И весь вечер Норма подпевала и качалась в такт с сидевшими впереди людьми, обмотанная шарфом по глаза и в темных очках: вдруг тетушка обернется и каким‑то образом узрит ее среди семи сотен прихожан. Но больше ее беспокоило другое.
Ровно в семь вечера вышел пастор Церкви Христа на шоссе 78. После многословной молитвы он представил семью Отман – исполнителей госпела, и они под громоподобные аплодисменты заполнили сцену.
Петси Мэри ткнула в бок Анну Ли:
– Которая из них Бетти Рэй?
– Худышка.
Петси Мэри заметила, что худышка единственная из Отманов, у кого нет угольно‑черной копны волос.
– Она как‑то не похожа на остальных, правда?
Норма шепнула Маку:
– Я бы горевать по этому поводу не стала.
Вечер начался бодрящим «Дай мне эту Древнюю религию» с притопыванием и прихлопыванием, потом они спели «Омыт ли ты кровью?», «Скажи Матери, что я там буду», «Мы встретимся у реки», «Я верю в человека в Небесах», и, когда все слушатели уже кричали и подскакивали на своих местах, приезжий пастор, лидер сегодняшнего собрания, его преподобие Бриггл Стоктон из Дел‑Рио, штат Техас, пробежал по проходу между рядами и вскочил на сцену с Библией в руке, танцуя и выкрикивая:
– Я чувствую вдохновение!
Дальше события развивались совсем не по тому сценарию, какой представляла себе четверка из Элмвуд‑Спрингса. Преподобный Бриггл обрел спасение души у знаменитого евангелиста Билли Сэнди и вознамерился отплатить миру услугой за услугу. Он попрыгал на одной ноге, затем на другой и предупредил тех прихожан, кто еще не был спасен, о геенне огненной. Потом принялся выкликать бессвязные лозунги о борьбе с дьяволом за души человеческие, вопя:
– Я буду биться с ним лопатой… Я буду биться с ним топором… Я буду биться утром… Я буду биться ночью!
Он так огорчался и переживал по поводу дьявола, что стал малиновым, начал плеваться, и зрителям с первого ряда приходилось уворачиваться всякий раз, как выкрикивалась новая фраза. Мак до того развеселился, что вслух заржал, но тут же притворился, что это кашель. Анна Ли с Нормой от стараний сдержать смех едва не умерли от удушья. Но преподобный Бриггл не успокоился, покуда несколько женщин не вскочили и не принялись плясать и выкрикивать что‑то на непонятном языке. Грешники‑гости потели и ерзали на своих стульях, и где‑то через час гневных воззваний, перепугав толпу обещаниями, что гореть им в аду, он призвал неспасенных подойти и признаться в своих грехах перед Господом Всемогущим, чтобы спастись от вечного проклятия. Около трехсот человек разом вскочили с мест – некоторые делали это на каждом собрании, некоторые впервые – и стали протискиваться к алтарю, крича «Слава Иисусу!» и «Аллилуйя!». Один мужчина в конце их ряда дергался, будто сунул пальцы в розетку.
Норма, Мак и Анна Ли так увлеклись этим зрелищем, что не заметили, как их подруга вдруг встала и вместе с толпой ринулась к алтарю. Оглянувшись и увидев ее, Норма закричала:
– О боже, Мак, Петси Мэри ушла, хватай ее!
Но поздно, она уже была на полпути. Час спустя, когда они вытащили обалдевшую Петси Мэри из палатки и сидели в машине, она пыталась объяснить:
– Даже не пойму, как это случилось. Сижу себе вроде, а потом – хлоп, и я уже иду по проходу. Как будто меня кто поднял за шкирку и переставлял ноги, а я не могла остановиться. После этого ничего не помню. Так что, наверное, моя душа спаслась.
Анна Ли спросила с благоговением:
– А каково это – спасенной быть, Петси Мэри? Чуешь какую‑нибудь разницу?
Петси Мэри прислушалась к себе и честно ответила:
– Не знаю даже… Но голова болеть перестала.
Мак захохотал, однако Норма ничего смешного не увидела.
– Нечего ржать, Мак. – Потом предупредила Петси Мэри: – Учти, если ты свихнешься и начнешь бормотать на непонятном языке, клянусь, я с тобой больше не разговариваю.
Встревоженная Анна Ли пристально вгляделась в лицо подруги:
– Ты не чувствуешь желания бормотать на неизвестном языке, Петси Мэри?
Петси Мэри прислушалась к себе.
– Вроде бы нет… пока.
Норма закатила глаза:
– Ну, отлично. Теперь придется следить за ней, как ястреб, день и ночь. Все ты виноват, Мак.
– Я? А чего я сделал‑то?
– Если бы схватил ее, когда тебе сказали, она бы не дошла до спасения.
– Норма, я не мог. Она уже была у сцены. Сама‑то чего ж за ней не пошла? Ближе ведь была, чем я.
– Ага, чтоб тетя Элнер сообщила маме, что видела меня? Хочешь, чтобы меня заперли дома до конца моей земной жизни? Ты же знаешь маман – она слетит с катушек, если узнает, что тетя Элнер ходила на религиозные бдения, не говоря уж о ее собственной дочери.
Вечеринка
На следующий день по пути на вечеринку, устроенную Анной Ли для Бетти Рэй, Норма заставила Петси Мэри пообещать, что если она почувствует себя хоть немного странно или у нее вдруг возникнет неодолимое желание бормотать на непонятном языке, она тут же уйдет.
– Если мы хотим на будущий год выступать в команде болельщиц, мы не можем себе позволить снова впасть в религиозный экстаз. – Потом попыталась прощупать почву с другой стороны: – Как сегодня твоя головная боль?
Бедная Петси Мэри, с которой Норма последние двадцать четыре часа не спускала глаз, сказала:
– Кажется, вернулась.
Для Нормы это было хорошей новостью. Значит, Петси Мэри избежала спасения души.
Вечеринка планировалась в маленьком клубном зале бассейна «Каскад». Анна Ли заранее предупредила друзей, что религия не позволяет Бетти Рэй танцы, так что придется обойтись без этого. Все ворчали, но все равно пришли. Вечеринка намечалась с трех до пяти, но Отманы увезли Бетти Рэй на бдения в четыре. И тогда уж понеслось. Перед Бетти Рэй все вели себя сдержанно и культурно, но едва она удалилась, как в ход пошел музыкальный автомат и начались пляски.
Когда Анна Ли вернулась, ее мать в кухне разговаривала с организатором местного Красного Креста, обсуждая грядущие ежегодные учения. Анна Ли поставила в мойку тарелки, которые брала на вечеринку. Дороти, которая весь вечер нервничала, спросила:
– Как все прошло?
Анна Ли скривилась и кивком позвала ее на заднее крыльцо. Дороти извинилась и закрыла дверь. Анна Ли шепнула:
– Мама, это было ужасно. Все так старались, а она только стояла в углу и тряслась.
– Ох.
– Вывалила на себя тарелку с едой. Мне было ее так жалко. Мальчики пытались ее разговорить, но она просто не знала, как себя вести. Может, с ней что‑то не так? Может, она отсталая или еще чего?
– Нет. Нет, что ты. Скорее всего, просто не привыкла к вечеринкам.
Но в душе Дороти не была так уверена.
На следующий день, когда Бетти Рэй забрали, Анна Ли сказала:
– По‑моему, она меня просто ненавидит.
– Нет, дорогая, ничего подобного, – сказала Дороти.
– Ну, по крайней мере, я ей не сильно нравлюсь. Я пригласила ее к себе в комнату, думала – пообщаемся, познакомимся поближе, а она только сидела молча и вообще вела себя так, будто ее тут силком держат. – Анна Ли была в замешательстве. – Не понимаю, мама, остальные‑то ко мне вроде нормально относятся. Выбрали меня самой популярной ученицей… А при виде Бобби она поворачивается и идет в другую сторону.
Мама Смит засмеялась:
– Это я как раз могу понять.
– И бедный Джимми, – продолжала Анна Ли. – На днях заходит в кухню, здоровается, а она как драпанет! Спряталась в кладовке и просидела там, пока он не ушел.
– Все равно что с мышью в доме жить, – задумчиво проговорила Мама Смит. – Поздно вечером слышу: метнулась в ванную, что‑то там простирнула – и шмыг назад, к себе в комнату. Ходит на цыпочках, будто извиняется за то, что живет на свете, боится лишний звук издать, жмется к стенам. Небось она с удовольствием испарилась бы, если б могла.
– Да, – вздохнула Дороти, – прямо сердце кровью обливается. Но что тут поделать, нужно просто быть к ней добрее, постараться не пугать.
В оставшиеся дни Мама Смит и Анна Ли пытались разговорить гостью, но тщетно. И в конце пребывания у Смитов Бетти Рэй чувствовала себя чуть поспокойней только в присутствии Дороти и Принцессы Мэри Маргарет. Она не выходила из комнаты, когда шла передача, но в дневное время, если никого другого поблизости не было, порой проскальзывала в кухню и сидела в углу, поглаживая собаку и глядя, как Дороти готовит. Дороти с удовольствием бы с ней заговорила, но не хотела принуждать к общению. Однако в последний день все же не удержалась. Она вошла в комнату для шитья и села на кушетку.
– Дорогая, иди сюда, присядь, поговорим минутку, хорошо?
Бетти Рэй села. Дороти взяла ее за руку и заглянула в глаза:
– Я знаю, что это не мое дело, но я за тебя беспокоюсь. Знаешь, ты не должна так стесняться людей. Ты всем нам очень нравишься, но если ты не будешь с нами разговаривать, мы не поймем, как ты к нам относишься.
Бетти Рэй покраснела, опустила голову. Дороти продолжала:
– Я понимаю, это, наверное, просто от робости. Веришь, нет, но я в твоем возрасте была такая же. Деточка, для твоего же блага тебе нужно понять: ты совершенно замечательный человечек и люди хотели бы с тобой дружить, если ты им позволишь. – Она похлопала ее по руке: – Я знаю, у тебя получится. Обещаешь, что хотя бы постараешься?
Бетти Рэй кивнула, в глазах у нее стояли слезы.
Прощай
Когда Отманы приехали за Бетти Рэй, все Смиты вышли проводить ее к машине. Минни высунулась из окошка и сказала Дороти:
– Надеюсь, она вас не беспокоила, миссис Смит.
– Нет, что вы, наоборот – нам было приятно.
– Я ж говорила – много она не ест.
– Миссис Отман, – сказала Дороти, – а что, если я попрошу вас на минутку зайти? Я кое‑что вам приготовила.
– Конечно. – Минни повернулась к мужу: – Выключи двигатель, Феррис, побереги бензин.
В кухне она увидела, что Дороти приготовила им в дорогу огромную корзину бутербродов и печенья.
– Ой, ну как же это мило, ну вы подумайте. Нам ваше печенье так понравилось, слов нет, чуть руки себе не отгрызли.
Дороти прикрыла дверь.
– Миссис Отман, вообще‑то я искала повод поговорить с вами наедине. Можете на минутку присесть?
– Конечно, уважаемая. – Минни села за стол. – И кстати, спасибо за рекламу на радио. Народу набежало – не продохнуть, никогда столько не было. Пришлось притащить еще сотню стульев и скамеек, чтобы всех рассадить.
– Не стоит благодарности.
– И еще раз спасибо за девочку.
– Об этом я и хотела поговорить, миссис Отман. Это, разумеется, не мое дело, но вы знаете, что у Бетти Рэй руки дрожат?
Минни кивнула:
– Да‑да. Уж и не припомню, когда началось, лет с пяти‑шести вроде бы. – Она взглянула на окно и воскликнула: – Ой, вы только посмотрите, до чего симпатичные занавесочки, и все эти цветы в стеклянных вазочках… Клянусь, никогда такого не видела.
– А вы знаете, отчего она дрожит, миссис Отман?
– Называйте меня Минни, дорогуша. Нет, понятия не имею. Оттого что слишком худенькая, наверное. У ней косточки тоненькие, как у птички. – Она засмеялась и прикрыла рот рукой. – Явно не в меня. Смотрите, у меня даже запястья толстые. Мама говорит – если толстеют запястья, знай, что ты слишком растолстела.
– Миссис Отман… Минни… Вам, конечно, виднее, но, учитывая, что она такая застенчивая, может быть, ей не на пользу все эти переезды с места на место?
– Знаете, пожалуй, вы и правы, миссис Смит. – Минни нагнулась и заговорила шепотом, словно делая признание Дороти: – Мне больно об этом говорить, но, кажись, песнопения ей не по нутру. Не в ее характере. Ее приходится силой на сцену выволакивать, да и рот она едва раскрывает, и я не могу этого понять. У нее и мать, и отец исполнители госпела, и мальчишек хлебом не корми, дай выскочить на сцену, но Бетти Рэй… – Она печально покачала головой: – Она всегда отличалась, и нам всем это горько, особенно ей.
– Да, могу себе представить.
Минни вздохнула:
– Миссис Смит, я знаю, что она не любит ездить и петь не любит, но что поделать‑то? – Тут Феррис посигналил, и Минни встала: – Пойду‑ка. Мы должны к семи быть на всенощной в Гумбольдте, штат Теннесси, спасибо‑расспасибо, что вы ее приютили и надавали нам столько угощенья.
Когда они шли к машине, Дороти сказала:
– Пусть возвращается в любое время, мы будем рады, миссис Отман. – Она заглянула в машину, чтобы попрощаться, но Бетти Рэй не было видно на заднем сиденье среди людей и вещей. Анна Ли, Бобби и Мама Смит стояли и махали руками, пока машина не отъехала.
Мама Смит сказала:
– Надо же, как эти деревенские любят путешествовать всем скопом, правда?
Машина завернула за угол, и Дороти ощутила грусть и еле сдержала слезы. Что‑то в Бетти Рэй трогало ее за душу. Она дала девочке адрес и просила писать, но сомневалась, что когда‑нибудь получит от нее весточку. Когда они скрылись из виду, Дороти обняла Анну Ли:
– Ты была мила с ней, и я тебе за это очень признательна.
Бобби встрял:
– И я был с ней мил. Подарил чуть не самый любимый камушек.
– Правда? – Дороти обняла его другой рукой, чего он и добивался. Вместе они пошли к дому.
Бобби добавил:
– Камушек‑то, может, сотню долларов стоит, а то и больше.
Анна Ли спросила мать:
– Как думаешь, ей у нас понравилось или наоборот?
– Не знаю, дорогая. Надеюсь, понравилось. Нельзя сказать наверняка.
Чего они не знали
Спустя четыре часа и сто семьдесят восемь миль от Элмвуд‑Спрингса Отманы пересекали реку Теннесси. Бетти Рэй сидела, притиснутая к старшим братьям, Бервину и Вернону, те пихали друг друга, и, как всегда, все в машине говорили одновременно. Минни ворчала на Ферриса за то, что он не остановился на последней заправке, а ей надо было в туалет. Чревовещатель Честер был вытащен из коробки и жаловался Феррису, что Флойд тоже хотел выйти на заправке купить себе бутылку холодного «Доктора Пеппера». Но Феррис, нацелившись доехать до места без остановок, игнорировал жалобы и пел свой любимый гимн «Тысяча языков». Бетти Рэй всю дорогу до Гумбольдта сидела с закрытыми глазами, сжимая в руке камушек, что подарил ей Бобби, и старалась отрешиться от шума.
Семья Смит не догадывалась, а девочка не смогла им сказать, что никогда в жизни не жила в таком замечательном доме, как их. По сравнению с брошенным на пол матрасом или кроватью с торчащими пружинами, которые она делила еще с четырьмя‑пятью детьми, комнатка для шитья казалась Замком на холме, о котором так часто пела мать. Она не захотела жить в комнате Анны Ли не потому, что ей там не понравилось. Это была самая красивая спальня в мире… слишком красивая для нее. Главная беда – в размерах. Она побоялась бы спать в такой большой комнате. Она привыкла ночевать в маленьких домишках по соседству с деревенскими церквями, где они обычно пели. Если Смиты думали, что она все время убегает, потому что не любит их, то они ошибались. Просто впервые в жизни у нее была возможность пойти в свою комнату и закрыть дверь, побыть совершенно одной. Впервые вокруг не толпились родственники и чужие люди. Им было интересно, что она там делает одна? Они бы удивились, узнав, что она абсолютно ничего не делает – сидит часами в тишине, и все. А мысль, что ей не нравится Анна Ли, была совсем далека от правды, дальше не бывает. Она испытывала благоговейный трепет перед Анной Ли и ее подругами. А рот почти не открывала только оттого, что не могла придумать, что сказать. Ей все понравились, особенно Дороти, которая была к ней так добра. В это последнее утро она едва удерживалась, чтобы не начать умолять их: позвольте мне остаться! Она пробыла в Элмвуд‑Спрингсе всего неделю, но это была лучшая неделя в ее жизни.
Дальше Отманы поедут в Фейетвилл, Северная Калифорния, и с каждым днем Элмвуд‑Спрингс будет все дальше и дальше.
Созерцание звезд
В пятницу, после отъезда Бетти Рэй, Бобби и его отряд бойскаутов‑волчат должен был отправиться в поход на Индийские курганы за городом – искать наконечники стрел. Поход отменили из‑за дождя. Но Бобби не огорчился. Он любил в теплый дождливый день сидеть на веранде и смотреть, как машины шуршат колесами по мокрой улице – туда‑сюда. Все было зеленым, блестящим и влажным. Весь день до четырех он грезил наяву, а потом как ни в чем не бывало вернулось солнце. Но дождь напитал воздух свежестью, смыл всю пыль знойного августа. Сегодня Монро ночевал у них, и после ужина все, как обычно, потянулись на веранду. Мама Смит перегнулась через перила и взглянула на небо.
– Пойду звездами полюбуюсь. Кто‑нибудь хочет со мной?
Бобби и Монро выразили желание, и они втроем вышли в сад с черного хода. Мама Смит уселась в деревянное кресло, а мальчишки повалились на траву рядышком.
– Такое чистое небо, – сказала Мама Смит. – Вы когда‑нибудь видели столько роскошных звезд? Вон Большая Медведица и Венера. Наверняка увидим падающую звезду, до утра времени много.
Бобби нравилось вместе с Мамой Смит смотреть на звезды и задавать вопросы.
– Бабушка, а какой был мир, когда ты была маленькая? Сильно другой?
– Ну, время было другое.
– И люди другие?
– Нет, люди‑то как раз не сильно меняются, но у нас тогда многого не было, что у вас есть. Не забывай, я жила в девятнадцатом веке.
– Во время Гражданской войны? – вытаращил глаза Монро.
– Ну нет, все‑таки попозже. Но, помню, отец о ней рассказывал, и в детстве у нас над камином висела сабля.
– Сабля? – переспросил Бобби. – Настоящая?
– Еще бы. Он воевал на стороне конфедератов.
– И рубил саблей людей?
– Ой, ну это вряд ли. Она больше для показухи на боку у него болталась.
– А она до сих пор у тебя?
– Нет, слишком много времени прошло. Думаю, брат ее забрал, а может, потерялась.
Бобби сказал:
– Но он все‑таки был настоящим солдатом, да?
– Самым что ни на есть настоящим. И твой прадедушка Смит со стороны отца твоего отца тоже, только сражался он за федералов. Оба родом из одного города. Но тогда это не было редкостью.
Бобби был ошарашен. Он представить себе не мог, как давно живет его бабушка.
– А звезды в те времена были?
Она засмеялась:
– Да, дорогой, в твоем возрасте я видела те же звезды и луну, что и сейчас. Природа не меняется, только люди. Каждый год рождаются новые человеки, а звезды и луна остаются прежними. Просто у нас тогда ни машин не было, ни кино, ни радио, ни даже электричества.
– А как же вы жили?
– Очень тихо.
Монро скривился:
– Это был небось кошмар.
– Ага, – согласился Бобби. – Скука небось смертная.
– Да не особо. Было другое. Книги были, игры, мы пели песни, ходили в гости. Если чего не знаешь, то и скучать по тому не станешь, вот ведь как.
– А кем ты хотела стать, когда вырастешь, ба?
Мама Смит улыбнулась:
– Веришь, нет, но одно время я думала, что стану знаменитым ученым, как мадам Кюри, и, может, найду лекарство от какой‑нибудь страшной болезни.
– Чего ж не стала?
– Мой папа мог отправить в колледж только одного ребенка, учиться отправили брата, и мои мечты о том, чтобы стать новой мадам Кюри, пошли прахом.
Бобби попросил:
– Расскажи про тот отель, куда ты поехала на медовый месяц.
– Бобби, ты эту историю уже сто раз слышал.
– Ну и что, а Монро нет. Расскажи.
– Я не слышал, – сказал Монро.
– Ну… Когда мы с твоим дедушкой поженились, мы сели на поезд и поехали на медовый месяц в Северную Калифорнию. Главное, он не сказал, куда мы едем. Хотел сделать сюрприз, намекнул только, что это будет знаменитый отель с видом на самое красивое в мире озеро. Никогда не забуду первый вечер в этом отеле. После ужина мы вышли на широкую веранду с видом на озеро, увешанную разноцветными китайскими фонариками. Часов в восемь, как стемнело, все гости отеля вышли на улицу и сказали: «Смотрите на озеро».
– И что дальше произошло? – нетерпеливо спросил Бобби.
– Внезапно посреди озера загорелся огромный светящийся знак с надписью ОТЕЛЬ СВЕТИЛЬНИК из тысячи золотистых лампочек.
– Ух ты! – сказал Монро.
– Потом мы все спустились на берег, сели в каноэ и поплыли к знаку. Не знаю, что было красивее – смотреть назад, на отель с маленькими зелеными, желтыми и красными китайскими фонариками, горящими в темноте, или плыть прямо по словам ОТЕЛЬ СВЕТИЛЬНИК, отраженным в воде. Это был волшебный вечер, вот что я вам скажу.
– Теперь расскажи ему про Кони‑Айленд.
– Хорошо. Значит, оттуда мы направились в Нью‑Йорк, но было очень жарко, и каждый день мы катались на трамвае к океану в Кони‑Айленд[10], гуляли там и смотрели на всю эту красоту.
Бобби пихнул Монро локтем:
– Погоди, сейчас будет самое интересное.
– И догуляли мы до парка развлечений «Дримленд», такого огромного, что внутри него есть целый небольшой городок под названием Город лилипутов. Туда можно войти, а живут там только лилипуты – сотни лилипутов.
– Ух ты! – выдохнул Монро.
– У них свои домишки и магазины, и собственный лилипут мэр, и крошечный лилипут полицейский. Пока мы там гуляли, мы встретили чудесную семейную пару лилипутов, так вот, дети у них получились нормального размера, жили в Нью‑Джерси.
– Ну ничего себе! – выдохнул Монро. – Все бы отдал за то, чтобы увидеть город, полный лилипутов.
– Да, я этого никогда не забуду.
– А что ты еще такого же интересного помнишь из древних времен, бабушка?
– Дай подумать… Помню смену века – первое января 1900‑го. Был грандиозный праздник.
– И как праздновали?
– Вечеринки устраивали, а в последнюю полночь 1899‑го все жители Индепенденса вышли на улицы – звонили в колокольчики, дули в свистки, запускали фейерверки и всю ночь до утра приветствовали новый век. Мы думали, двадцатый век будет лучше всех прочих, но не прошло и четырнадцати лет, как началась Первая мировая, так что наши мечты не сбылись.
Скоро Мама Смит сказала:
– Ладно, мальчики, поздно уже. Оставляю вам звезды, а сама пойду.
– Спокойной ночи, бабушка.
– Спокойной ночи, миссис Смит.
Когда она ушла, Монро вздохнул:
– Она самый старый человек из всех, кого я знаю.
– Да… Представь, ей целый век. – Они еще полежали, глядя на звезды. Бобби спросил: – Интересно, а что будет, когда наступит 2000‑й?
– Не знаю. Все небось уже обзаведутся собственными космическими кораблями и начнут летать на Марс и обратно.
– А нам по сколько будет в 2000‑м?
Монро сел и сосчитал на пальцах. И посмотрел на Бобби, ошарашенный.
– Нам будет шестьдесят четыре!
– Нееет! – Бобби тоже сел. Он не мог поверить.
– Может, нас уже и в живых не будет, не доживем до таких лет.
Перспектива быть такими же старыми, как стариканы, что целыми днями сидят перед парикмахерской, подействовала угнетающе. Чуть погодя Бобби сказал:
– Монро, давай заключим соглашение. Если мы оба доживем до 2000 года, где бы мы ни оказались, мы позвоним друг другу и скажем: «Ура, мы сделали это!» Заметано?
– О’кей, заметано.
Они пожали друг другу руки и снова повалились в траву. Попытались представить себе, какими станут, как будут выглядеть, но не могли. Расстояние от 9 августа 1946‑го до 2000‑го казалось примерно таким же, как от Элмвуд‑Спрингса до желтой луны в небе.
Они смотрели на небо в ожидании падающей звезды, пока Дороти не позвала их в дом.
Время летит
Кроме того, что в город приезжал Мистер Арахис[11], а элмвудский кинотеатр показал сразу четыре фильма с поющим ковбоем Джином Отри в один день, да плюс то, что на дне рождения Монро во время проведения конкурса «прицепи ослу хвост» Бобби застрял рукой в осле, ничего интересного больше не произошло, и вот снова сентябрь.
И хотя Бобби ненавидел, когда лето кончалось и наступала пора покупать новую одежду для школы и таскаться за матерью по магазинам, все же было что‑то радостное в приближении нового учебного года. Он любил запах новых учебников, любил ходить в лавочку «Все по 5 и 10 центов» покупать всякие школьные принадлежности. Новенькая коробка карандашей, тетрадки, и большие толстые резиновые ластики, и новый ранец. Мальчики шли в парикмахерскую, чтобы начать учебный год с приличной стрижкой, девочки являлись с туго накрученными волосами, в новых платьях и обувке: из старой выросли.
Да и школа прихорошилась. Натерли до блеска деревянные полы, отмыли столовую. Даже учителя, отдохнувшие за время летних каникул, излучали оптимизм и рвались вдохновлять нежные юные души, что поручены им на следующие девять месяцев. Свежие куски мела, глянцевые карты на стенах, круглые плафоны под потолками, сияющими белизной. Все здание аж вибрировало от нетерпения и предвкушения. Все или почти все были рады встрече и полны ожиданий.
Эйфория длилась дня три, а к концу сентября воцарялась всегдашняя тоскливая тягомотина. Бобби так и остался самым мелким в классе, а Лютер Григгс по‑прежнему грозил ему взбучкой.
Наступило и миновало Рождество, и Бобби получил красно‑белый велосипед марки «Швимм», серебристую ковбойскую кобуру «Дик Трейси» с разноцветными искусственными камнями и пистолет с пистонами. Плюс кучу носков и никому не нужного нижнего белья. А надеялся на настоящий тропический шлем «Джангл Джим».
Кроме носков и трусов на Рождество была еще одна печаль: в среду 3 января, в Посудный вечер, кино, которое должны были доставить с автобусом на Грейхаунд, не прибыло. Вследствие этого Снуки вынужден был крутить резервный фильм, имеющийся в будке для такого рода случаев. Но очень многие после раздачи посуды ушли. Оно и понятно: сколько раз можно смотреть «Возвращение Лесси»?
Январь и февраль прошли более‑менее сносно, зато март гремел и грохотал. В первый понедельник месяца день обещал быть ясным, но к восьми утра все изменилось стремительно и радикально. Дороти едва успела обежать дом, закрывая окна, и тут грянула буря. К тому моменту, как передача вышла в эфир, несколько домов уже остались частично без крыш, перед бакалеей «Эй энд Пи» сорвало навес, и позвонила Бедняжка Тот Хутен с сообщением, что кусок крыши Мерла и Вербены вломился в окно ее гостиной и разбил все, что оставалось от хорошего сервиза.
Мама Смит открыла передачу аккордами из «Погодки штормовой», а Дороти вбежала в последнюю секунду, села и сказала:
– Все верно, Мама Смит, погодка действительно штормовая, насколько в здешних местах уместно слово «шторм», и, глядя в окно, могу вам сообщить, что там полный кавардак. Надеюсь, что у вас, где бы вы ни находились, все в порядке. Был такой ветер, что я думала, эфир сорвется, но ничего, мы вроде вещаем. – Она запнулась, потом продолжала: – По крайней мере, надеюсь. Бобби, лети к соседям, проверь, мы в эфире? А пока он бегает, я все равно буду говорить. Ох, что за день! Сияло солнце, и вдруг ни с того ни с сего ливанул дождь. Я даже не успела поснимать белье с веревки.