Для него всегда все было просто. Угрызения совести, которые испытывала Мегги перед Мо и Резой, были ему так же непонятны, как ее хлопоты о подходящей одежде.
– Это еще почему? – спросил он, недоумевающе глядя на нее, когда она призналась, что не смеет глядеть в глаза Мо и матери с тех пор, как решилась уйти с ним.
– Тебе тринадцать лет! Они бы наверняка скоро выдали тебя замуж, правда?
– Выдали замуж? – Мегги почувствовала, как краска заливает ей лицо. И зачем только она заговорила об этом с мальчиком из «Тысячи и одной ночи», из мира, где женщины бывали только прислугой, рабынями или обитательницами гарема?
– И потом, – добавил Фарид, великодушно не замечая, как она покраснела, – ты ведь все равно не собираешься оставаться там надолго.
Ну конечно, оставаться надолго она не собиралась. Мегги хотела увидеть и услышать Чернильный мир, ощутить его запах и вкус и вернуться домой, к Мо и Резе, к Элинор и Дариусу. Правда, тут была одна загвоздка: слова Орфея, может быть, отнесут ее в историю Сажерука, но уж точно не обратно. Только один человек мог помочь ей вернуться – Фенолио, творец того мира, куда они собирались уйти, создатель стеклянных человечков и синекожих фей, Сажерука, но также и Басты. Да, только Фенолио сможет отправить ее назад. Всякий раз, когда Мегги думала об этом, решимость покидала ее и ей хотелось отказаться от своей затеи, вычеркнуть два слова, которые она добавила в листок Орфея: «и девочку…»
А если она не отыщет Фенолио? Что, если его уже и нет там, в его истории? «Да ладно! Конечно, он там! – говорила Мегги себе каждый раз, как у нее начинало колотиться сердце от этой мысли. – Он же не может сам вчитать себя обратно – для этого ему нужен чтец!» А что, если Фенолио нашел там себе другого чтеца, такого, как Орфей или Дариус? Ведь дар этот, похоже, не так уникален, как они с Мо раньше думали.
«Нет! Он все еще там! Наверняка!» – твердила Мегги, в сотый раз перечитывая прощальное письмо родителям. Она сама не знала, почему взяла для него ту мраморную бумагу, которую они с Мо вместе раскрашивали. Вряд ли это его смягчит.
Мо, родной! Дорогая Реза! (Мегги знала свое письмо наизусть).
Пожалуйста, не волнуйтесь за меня. Фарид должен найти Сажерука и предупредить его про Басту, и я иду с ним. Я не задержусь там надолго, я хочу только взглянуть на Непроходимую Чащу и на Жирного Герцога, на Козимо Прекрасного и, может быть, еще на Черного Принца с его медведем. А еще я хочу снова увидеть фей, стеклянных человечков и Фенолио. Он отправит меня обратно. Вы ведь знаете, что он это умеет. Не волнуйтесь. Ведь Каприкорна там больше нет.
До скорой встречи! Целую и обнимаю вас крепко‑крепко.
Мегги
P. S. Мо, я принесу тебе оттуда какую‑нибудь книгу. Там наверняка есть чудесные книги, рукописные, с множеством картинок, как у Элинор под стеклом, только намного красивее. Пожалуйста, не сердись на меня.
Она три раза рвала это письмо и писала снова, но лучше оно от этого не стало. Ведь нет таких слов, которые помешают Мо рассердиться, а Резе плакать от страха за нее – как в тот день, когда она пришла из школы на два часа позже обычного. Она положила письмо на свою подушку – здесь они его точно увидят – и снова подошла к зеркалу. «Мегги, что ты делаешь? – подумала она. – Что ты делаешь?» Но отражение ничего не ответило.
Фарид, постучавшись в комнату Мегги незадолго до полуночи, оторопел, увидев ее в новом платье.
– У меня нет подходящих туфель, – сказала она, – но платье, к счастью, такое длинное, что сапог почти не видно, правда?
Фарид кивнул.
– Тебе очень идет, – пробормотал он смущенно.
Впустив его, Мегги заперла дверь на ключ и вынула его, чтобы замок можно было открыть снаружи. У Элинор есть запасной ключ, правда, она наверняка не помнит, где он лежит, но уж Дариус‑то знает… Она снова взглянула на письмо…
Через плечо у Фарида висел рюкзак, который они нашли на чердаке.
– Да, пусть забирает, – ответила Элинор на вопрос Мегги. – Эта штука принадлежала моему страшно противному дяде. Пусть мальчишка сует туда свою вонючую куницу. Я буду только рада.
Куница!
Сердце замерло в груди у Мегги.
Фарид не знал, почему Сажерук не взял с собой куницу, и Мегги ему не объяснила, хотя прекрасно понимала, в чем дело. Ведь она же сама рассказала Сажеруку, какую роль играет куница в его истории: он погибнет из‑за Гвина, погибнет жестокой кровавой смертью, если все сбудется, как написал Фенолио.
Но Фарид лишь виновато покачал головой, когда она спросила о Гвине.
– Он сбежал! Я привязал его в саду, потому что Книгожорка прожужжала мне все уши своими птичками, но Гвин перегрыз веревку. Я искал его везде, но он как сквозь землю провалился.
Умница Гвин.
– Ему все равно придется остаться здесь, – сказала Мегги. – Орфей ничего про него не написал. Реза о нем позаботится. Она его любит.
Фарид кивнул, грустно поглядел в окно, но возражать не стал.
Непроходимая Чаща… Туда доставят их слова Орфея. Фарид знал, куда Сажерук собирался идти потом: в Омбру, к замку Жирного Герцога. Мегги надеялась найти там и Фенолио. Он ей много рассказывал об Омбре в ту пору, когда оба они были узниками Каприкорна.
– Да, если бы я мог выбрать себе место по душе в Чернильном мире, – сказал он Мегги как‑то ночью, когда они не могли уснуть, потому что молодчики Каприкорна опять палили под окнами в кошек, – я поселился бы в Омбре. Ведь Жирный Герцог – большой любитель книг, чего не скажешь о втором правителе – Змееглаве. Да, в Омбре писателю, пожалуй, жилось бы хорошо. Комнатка где‑нибудь под самой крышей, в квартале сапожников и изготовителей конской сбруи, – у них не так отвратительно воняет, стеклянный человечек, который точил бы мне перья, пара порхающих над кроватью фей и вид из окна на улочки с их пестрой жизнью…
– Что ты берешь с собой? – Голос Фарида вывел Мегги из задумчивости. – Ты ведь знаешь, много нам брать нельзя.
– Ну конечно, знаю.
За кого он ее принимает? Он думает, раз она девочка, то потащит с собой чемодан нарядов? Она возьмет с собой только старый кожаный мешок, который сшил ей Мо, когда она была еще маленькая. Мегги всегда брала его с собой в дорогу. Он будет напоминать ей о Мо и, надо надеяться, будет смотреться в Чернильном мире так же естественно, как Резино платье. Правда, этого нельзя сказать о вещах, которые она туда сложила: зубная щетка из предательской пластмассы, как и пуговицы на шерстяной кофте, а также пара карандашей, складной ножик, фотография родителей и фотография Элинор. Дольше всего Мегги размышляла, какую книгу с собой взять. Отправиться в путешествие без книги было для нее так же немыслимо, как без смены белья, но багаж должен быть легким, поэтому речь могла идти только о томике в мягкой обложке.
«Книги в купальных костюмах, – называл их Мо. – В обычных условиях мало прилично, однако очень полезная вещь, когда едешь в отпуск».
На полках Элинор не было ни одной книжки в таком издании, но кое‑что отыскалось у самой Мегги. В конце концов она остановилась на той, что подарила ей Реза, – сборнике рассказов, где действие всякий раз происходило на том самом озере, у которого стоял дом Элинор. Так она как будто захватит с собой кусочек родного дома – потому что дом Элинор стал для нее родным. Каким не бывало прежде ни одно из мест, где им случалось жить. И кто знает, может быть, эти слова помогут Фенолио вернуть ее обратно, в ее историю…
Фарид шагнул к окну. Оно было открыто, и в комнату задувал прохладный ветер. Он шевелил сшитые Резой занавески, и Мегги зябко ежилась в своем непривычном платье. Ночи были еще теплые, но что за погода ожидает их в Чернильном мире? А вдруг там зима?
– Я должен с ним хотя бы попрощаться, – пробормотал Фарид. Он высунулся в окно и тихо позвал, прищелкивая языком: – Гвин!
Мегги поспешно оттащила его от окна.
– Прекрати! – строго сказала она. – Ты решил весь дом перебудить? Говорю ж тебе: Гвину здесь будет хорошо. Он, наверное, давно уже нашел себе самочку. Их тут столько! Элинор даже боится, что они сожрут соловья, который поет у нее под окном.
Лицо у Фарида стало совсем несчастное, но от окна он отошел.
– Зачем ты оставляешь его открытым? – спросил он. – А если Баста…
Он не договорил.
– Сигнализация Элинор срабатывает и при открытом окне, – ответила Мегги, укладывая в мешок подаренный Мо блокнот.
У нее была причина не закрывать окно. Однажды ночью в приморской гостинице неподалеку от деревни Каприкорна она уговорила Мо прочитать ей стишок. Там говорилось о лунной птице, дремлющей в пахнущем мятой воздухе. На следующее утро птица билась в их номере об оконное стекло, и Мегги не могла забыть, как маленькая головка снова и снова ударялась о прозрачную преграду. Нет уж, пусть лучше окно остается открытым.
– Давай сядем рядышком на диван, – сказала она. – Рюкзак повесь на плечо.
Фарид послушался. Он присел на диван так же робко, как до этого на стул. Диван был старый, обитый потертым зеленым плюшем, с кистями и пуговицами. «У тебя будет уютное местечко для чтения», – сказала в свое время Элинор, затаскивая его с помощью Дариуса в комнату Мегги. Что она скажет, когда увидит, что племянницы нет? Поймет ли ее Элинор? «Сначала она будет чертыхаться! – подумала Мегги, наклоняясь к своему школьному портфелю. – А потом скажет: «Черт побери, ну почему эта дуреха меня с собой не прихватила?» Да, Элинор наверняка так скажет». Мегги уже начинала скучать по тетушке, но постаралась выбросить ее из головы. И ее, и Резу, и Мо. Прежде всего Мо, а то она еще представит себе, какой у него будет вид, когда он прочтет ее письмо… Нет!
Она поспешно сунула руку в портфель и достала учебник географии. Листок, который принес Фарид, лежал рядом с тем, который она переписала, но Мегги взяла только тот, что был исписан ее рукой. Фарид отодвинулся, когда она села рядом с ним, и на мгновение в его глазах промелькнул страх – или ей показалось?
– В чем дело? Ты передумал?
– Нет! Просто… с тобой ведь такого никогда не бывало, правда?
– Какого?
Мегги впервые заметила, что у него уже начинает пробиваться борода. Эта растительность выглядела так странно на мальчишеском лице.
– Ну… то, что случилось с Дариусом.
Ах вот оно что! Он боится оказаться в мире Сажерука с изуродованным лицом, негнущейся ногой или немым, как Реза.
– Нет, конечно! – В ее голосе прозвучала невольная обида.
Хотя… Разве она точно знает, что Фенолио перенесся туда цел и невредим? И Фенолио, и оловянный солдатик… Она ведь больше не видела тех, кого отправила по ту сторону букв. Только тех, кто приходил оттуда! «Ну и что? Не надо так долго раздумывать, Мегги. Читай, или мужество оставит тебя раньше, чем ты почувствуешь на языке первое слово…»
Фарид откашлялся, как будто это он собирался читать, а не она.
Чего она еще ждет? Чтобы в дверь постучался Мо и удивился, зачем она заперлась? В соседней комнате давно было тихо. Ее родители спали. «Не думай о них, Мегги! Ни о Мо, ни о Резе, ни об Элинор, только о словах… и о том месте, куда они должны тебя перенести, месте, полном чудес и приключений».
Мегги посмотрела на красивые черные буквы. Она нащупывала языком вкус первых слогов, пыталась представить себе тот мир, о котором нашептывали буквы – деревья, птиц, чужое небо, – и наконец, преодолевая сердцебиение, начала читать. Сердце у нее колотилось почти так же сильно, как в ту ночь, когда ее голосу предстояло стать убийцей. А ведь сейчас от нее требуется куда меньше. Она должна всего лишь распахнуть дверь, маленькую дверцу для себя и Фарида…
Свежий запах листвы ударил ей в ноздри. Потом все исчезло: письменный стол, лампа возле него и открытое окно. Последнее, что увидела Мегги, был Гвин, таращившийся на нее с подоконника.
Чернильный мир
Венди, Джон и Майкл, перепуганные насмерть, ясно ощутили разницу между островом понарошку и тем, когда он, придуманный ими самими, вдруг становится существующим на самом деле.
Джеймс М. Барри. Питер Пэн [5]
Был день. Солнечный свет пробивался сквозь густую листву. На озерце неподалеку плясали тени, и рой красных эльфов проносился над темной водой.
«У меня получилось! – Это была первая мысль Мегги, когда она заметила, что слова и в самом деле раскрылись перед ней, что она уже не в доме Элинор, а в другом, совсем другом месте. – Получилось! Вчитать себя, саму себя!» Да, она и вправду проскользнула между словами, как ей часто мечталось. Но ей не пришлось для этого влезать в шкуру одного из персонажей – нет, она сама, какая есть, будет участвовать в этой истории. Она, Мегги. Это не удалось даже Орфею. Он смог вчитать назад Сажерука, но не себя самого. Никому, кроме нее, это пока не удавалось – ни Орфею, ни Дариусу, ни Мо.
Мо.
Мегги оглянулась, словно надеясь, что он стоит у нее за спиной, как всегда бывало в незнакомых местах. Но там был лишь Фарид, осматривавшийся так же недоуменно, как она. Дом Элинор остался далеко‑далеко. Родители – далеко. И пути назад нет.
На Мегги вдруг черной соленой волной нахлынул страх. Она почувствовала себя одинокой, потерянной. Это не ее мир! Что она натворила?
Она смотрела на листок у себя в руке, теперь совершенно бесполезный, на эту приманку, которую она проглотила, – и книга Фенолио поймала ее. Торжество, только что пьянившее ее, как ветром сдуло. Его сменил ужас – Мегги вдруг испугалась, что совершила чудовищную, вовеки непоправимую ошибку. Она силилась отыскать в своем сердце какие‑нибудь другие чувства, но они все исчезли, даже любопытство к незнакомому миру. «Обратно! Хочу обратно!» Других мыслей у нее сейчас не было.
Зато Фарид оглядывался и улыбался:
– Мегги, смотри, какие деревья! Они правда достают до самого неба! Ты только взгляни!
Он ощупал свое лицо, потрогал пальцем нос, губы, оглядел свои ноги и, убедившись, что все, похоже, в целости, принялся скакать от радости, как кузнечик. Он покачался на древесных корнях, вившихся среди густого мха, точно змеи, прыгнул с одного на другой и закружился, раскинув руки, пока у него не потемнело в глазах, так что он вынужден был прислониться к ближайшему стволу. Не переставая смеяться, он оперся спиной о дерево такой толщины, что пятеро взрослых мужчин не смогли бы обхватить его, и поглядел вверх, на густо сплетенные кроны.
– Мегги, у тебя получилось! Получилось! – воскликнул Фарид. – Слышал, Сырная Голова? У нее получилось! С помощью твоих же слов. То, что ты тысячу раз пытался сделать. Она это может, а ты нет!
Он снова засмеялся, радуясь, как маленький ребенок, пока не заметил, что Мегги упорно молчит.
– Что с тобой? – спросил он, испуганно показывая на ее рот. – Ты ведь не…
Потеряла голос, как мама? А вдруг и вправду? Язык плохо ее слушался, но Мегги все же выговорила:
– Нет, со мной все в порядке.
Фарид улыбнулся с облегчением. Его хорошее настроение немного успокоило Мегги, и она наконец тоже по‑настоящему огляделась. Они оказались в широкой долине, покрытой густым лесом, между холмами, на склонах которых деревья так теснились друг к другу, что их кроны переплелись. На холмах росли каштаны и каменные дубы, ниже – ясени и тополя, к зелени которых местами примешивалась серебристая листва плакучей ивы. Непроходимая Чаща не зря получила такое название. Казалось, у нее нет ни начала, ни конца – зеленое море, в котором так же легко утонуть, как в том, другом, соленом и мокром.
– Невероятно, правда? Невероятно здорово!
Фарид засмеялся так весело, что какой‑то зверь, не видный в листве, сердито затявкал на них.
– Сажерук рассказывал про эти места, но на самом деле все еще красивее. Я не представлял, что бывает столько разных листьев. А цветы и ягоды! С голоду мы здесь не умрем!
Фарид сорвал круглую черную ягоду, понюхал и сунул в рот.
– Я знал одного старика, – сказал он, утирая губы, – который ночами у костра рассказывал о рае. Точно так он его и описывал: ковер из мха, прохладные озера, повсюду цветы и сладкие ягоды, деревья, достающие до самого неба, а над головой листья шепчутся с ветром. Ты их слышишь?
Да, Мегги их слышала. И видела эльфов, целые рои крошечных краснокожих созданий. Огненные эльфы. Реза рассказывала ей о них. Как мошки, кружились они над озерцом в нескольких шагах от них. Озерцо окружали кусты с красными цветами, и вода была покрыта увядшими лепестками.
Синекожих фей Мегги не обнаружила, зато мотыльков, пчел, серебристой паутины с еще не просохшей росой, ящериц, кроликов было сколько угодно. Кругом слышались шорохи, хруст, жужжание, стрекот, шипение. Жизнь в этом мире, похоже, била ключом, и все же здесь было тихо, так чудесно тихо, как будто время остановилось, как будто мгновения не имеют начала и конца.
– Как ты думаешь, он тоже был тут? – Фарид озирался по сторонам с такой нетерпеливой надеждой, словно ждал, что Сажерук вот‑вот выйдет из‑за деревьев. – Ну да, конечно. Орфей ведь должен был вчитать его на то же место, правда? Он рассказывал об этом озерце, о красных эльфах и вон о том дереве со светлой корой, на котором у них гнезда. Надо идти вниз по ручью, говорил он, на север, потому что на юге царствует Змееглав и там тебя повесят раньше, чем ты успеешь назвать свое имя. Погляжу‑ка я лучше на все это сверху!
И Фарид проворно, как белка, взлетел вверх по стволу молодого дерева. Не успела Мегги оглянуться, он уже перескочил оттуда по тонкой ветке в крону дуба‑великана.
– Что ты делаешь? – крикнула она ему вслед.
– Оттуда лучше видно!
Фарид уже почти скрылся среди ветвей. Мегги сложила листок со словами Орфея и сунула в свой мешок. Ей больше не хотелось видеть эти буквы, они казались ей теперь ядовитыми насекомыми или тем пузырьком с ядом из «Алисы в Стране чудес»: «Выпей меня!» Рука ее натолкнулась на блокнот в мраморной обложке, и она вдруг расплакалась.
– Когда увидишь хижину угольщика, сказал Сажерук, знай, что ты выбрался из Непроходимой Чащи. – Голос Фарида доносился из густой зелени наверху, словно пение неведомой птицы. – Я запомнил все, что он мне говорил, до единого слова. Если я захочу, слова прилипают к моей памяти, как мухи к смоле. Мне не нужна бумага, чтобы удержать их, это уж точно. «Стоит тебе увидеть угольщиков и черные дыры, которые они прожигают в зеленом покрове леса, можешь не сомневаться, что мир людей уже недалеко». Так он сказал. «Двигайся вниз по ручью. Он поведет тебя на север, а тебе и нужно на север, пока ты не увидишь на восточном склоне холма высоко над рекой замок Жирного Герцога, серый, как осиное гнездо, а вокруг него – город, где на рыночной площади можно устроить огненное представление…»
Мегги опустилась на колени среди цветов. Здесь были фиалки и колокольчики, уже увядающие, но пахнувшие так сладко, что у нее закружилась голова. Между ними летала оса – или она только казалась осой? Что перенес сюда Фенолио из своего мира и что выдумал? Все здесь было одновременно знакомым и непривычным.
– Хорошо, что я так подробно расспрашивал Сажерука обо всем, правда?
Мегги увидела босые ступни Фарида. Они мелькали среди листьев на головокружительной высоте.
– Сажеруку часто не хотелось ночами спать, он боялся своих снов. Порой его мучили кошмары, тогда я будил его, мы садились у огня и я расспрашивал его обо всем. Это я умею. Я настоящий мастер расспросов. Да, это у меня получается.
Мегги невольно улыбнулась – столько гордости было в его голосе. Она вглядывалась в лиственный полог над головой. В кронах деревьев мелькали желтые и красные пятна, как и в саду у Элинор. Похоже, оба мира живут в одном времени. Всегда это было так или случилось лишь в тот день, когда Мо неразрывно связал обе истории, переместив Каприкорна, Басту и Сажерука из одной в другую? Ответ она, наверное, никогда не узнает, потому что как его можно узнать?
Под колючим кустом, густо усыпанным темными ягодами, послышался шорох. Волки и медведи, пятнистые кошки – о них Реза тоже рассказывала. Мегги невольно отступила на шаг, но ее платье зацепилось за высокий репейник, покрытый белой пыльцой.
– Фарид! – позвала она, сердясь на себя за страх, пробивавшийся в голосе. – Фарид!
Но он ее, похоже, не слышал. Он продолжал что‑то рассказывать себе под нос, беззаботный, как птичка в солнечный день, оставив Мегги тут внизу, среди теней, шевелящихся, наблюдающих, рычащих… А может быть, это змея? Она так резко дернула платье, что оно порвалось. Мегги попятилась, пока не почувствовала спиной шершавую кору дуба. Змея скользнула прочь так быстро, как будто до смерти перепугалась, увидев девочку, но шевеление под кустом продолжалось, и вдруг из колючих ветвей высунулась пушистая круглая мордочка с крошечными рожками.
– Нет! – прошептала Мегги. – Только не это!
Гвин смотрел на нее почти укоризненно, словно она виновата в том, что у него вся шкурка в колючих шипах.
Сверху снова послышался голос Фарида. Он, видимо, спускался наконец со своего наблюдательного пункта.
– Ни хижины, ни замка, ничего! – крикнул он. – Видно, нам еще несколько дней брести по этому лесу. Но Сажерук так и хотел. Он хотел здесь задержаться. Мне кажется, по деревьям и феям он тосковал даже больше, чем по людям. Деревья, конечно, тут хороши, но не знаю, как тебе, а мне хочется поскорее увидеть крепость, других комедиантов и латников…
Фарид соскочил в траву, запрыгал на одной ножке по ковру из синих цветов и вскрикнул от радости, увидев куницу.
– Гвин! Ну я же знал, что ты меня слышишь. Иди сюда, отродье змея и ведьмы! Представляешь, какие глаза будут у Сажерука, когда мы принесем‑таки ему его старого друга, а?
«Да уж! – подумала Мегги. – У него, наверное, колени подогнутся и перехватит дыхание от страха!»
Фарид присел на корточки, и куница прыгнула ему на колено и нежно лизнула в подбородок. Всех остальных Гвин кусал, даже Сажерука, но с Фаридом он вел себя как ласковый котенок.
– Прогони его, Фарид! – Голос Мегги прозвучал резче, чем ей хотелось.
– Прогнать? – Фарид рассмеялся. – Что ты такое говоришь? Что ты ей сделал, Гвин? Положил дохлую мышь на одну из ее драгоценных книг?
– Прогони его, говорю тебе! Он не пропадет, ты это прекрасно знаешь! Пожалуйста! – добавила она, увидев ошеломленный взгляд Фарида.
Он поднялся с куницей на руках. Такого враждебного выражения Мегги никогда еще не видела на его лице. Ну что ж. Придется ему все‑таки рассказать. Но как?
– Значит, Сажерук тебе не говорил?
– Чего? – Похоже, Фариду хотелось ее ударить.
Над ними в кронах угрожающе шелестел ветер.
– Если ты не прогонишь Гвина, – каждое слово давалось Мегги с трудом, – это сделает Сажерук. Но тогда он прогонит и тебя вместе с ним.
Куница неотрывно смотрела на нее.
– Но почему? Ты просто не любишь Гвина, вот и все. Ты и Сажерука‑то никогда не любила, ну а Гвина и подавно.
– Неправда! Ты ничего не понимаешь! – От досады Мегги почти кричала. – Он погибнет из‑за Гвина! Сажерук погибнет, так придумал Фенолио! Может быть, теперь история изменилась, может быть, теперь это совсем новая история и все, что написано в книге, лишь набор мертвых букв, но…
У Мегги не было сил продолжать. Фарид застыл на месте и только потряхивал головой, как будто ее слова вонзались туда, как иглы, причиняя боль.
– Он погибнет? – Мальчик говорил еле слышно. – В книге Сажерук гибнет?
С каким потерянным видом стоит он перед ней, не выпуская из рук куницу! На деревья кругом Фарид смотрел теперь с ужасом, как будто каждое из них намеревается убить Сажерука.
– Но… если бы я знал, – пробормотал он, – я бы отобрал у Сырной Головы его проклятый листок и разорвал на клочки! Я бы не дал ему вчитать Сажерука обратно!
Мегги молча смотрела на него. Что она могла сказать?
– Кто его убивает? Баста?
Над ними прыгали две белочки со светлыми крапинками, будто их обрызгали белой краской. Куница хотела броситься за ними, но Фарид крепко схватил ее за хвост.
– Один из молодцов Каприкорна, больше у Фенолио ничего не написано.
– Но ведь они все мертвы!
– Этого мы не знаем.
Мегги хотелось его утешить, но она не знала как.
– Что, если в этом мире они все еще живы? Но даже если нет – Мо и Дариус наверняка вычитали не всех, хоть несколько подручных Каприкорна тут осталось. Сажерук хочет спасти от них Гвина, и за это они его убивают. Так написано в книге, и Сажерук об этом знает, поэтому он и не взял куницу с собой.
– Да, он ее не взял.
Фарид оглядывался, словно хотел найти выход, какой‑нибудь способ отправить зверька обратно. Гвин ткнулся ему носом в щеку, и Мегги увидела слезы в глазах мальчика.
– Жди здесь! – сказал он, круто повернулся и пошел с куницей прочь.
Через несколько шагов лес поглотил его, как лягушка муху, как сова – мышь, и Мегги осталась одна‑одинешенька среди цветов, многие из которых росли и в саду Элинор. Но это был не сад Элинор. Это был вообще другой мир. И на этот раз она не могла просто закрыть книгу, чтобы вернуться назад, в свою комнату, на свой диван, пропитанный запахом Элинор. Мир по ту сторону букв был велик – разве она этого не знала раньше? – достаточно велик, чтобы потеряться в нем на вечные времена… И лишь один человек мог открыть ей путь обратно – старик, о котором Мегги ничего не знала, не знала даже, где его искать в этом им же созданном мире. Она понятия не имела, жив ли он еще. Может ли быть, что мир живет, а его создатель уже умер? Почему бы и нет? Разве книга перестает существовать, когда умирает ее автор?
«Что я натворила? – думала Мегги, дожидаясь Фарида. – Мо, что я натворила? Ты не можешь вернуть меня обратно?»
Ушла
Я проснулся и понял, что он ушел. Я сразу понял, что он ушел. Когда любишь, такое понимаешь сразу.
Дэвид Алмонд. Скеллиг
Мо сразу понял, что Мегги ушла. Понял в ту минуту, когда постучал к ней в комнату и ему ответила тишина. Реза внизу накрывала с Элинор завтрак. Он слышал позвякивание тарелок, но оно до него не доходило, он молча стоял перед закрытой дверью и слушал биение собственного сердца. Как сильно оно колотится, как быстро.
– Мегги!
Он нажал на ручку, но дверь была заперта. Мегги никогда не запиралась, никогда.
Сердце колотилось в горле так, что он задыхался. Тишина за дверью звучала страшно и знакомо. Вот так же она отдавалась в его ушах в тот день, когда он все звал и звал Резу. Отклика ему пришлось ждать десять лет.
Только не это – снова. Господи, только не это. Не Мегги.
Из‑за двери ему слышался шепот книги, проклятой книги Фенолио, шелест страниц, хищных, как оскаленные зубы.
– Мортимер! – У него за спиной стояла Элинор. – Яичница остыла. Что это вас никого нет? О Господи!
Она испуганно посмотрела ему в лицо и взяла его за руку:
– Что с тобой? Ты бледный как смерть.
– Элинор, у тебя есть запасной ключ от комнаты Мегги?
Она сразу все поняла. Да, Элинор, как и он, сразу угадала, что произошло за запертой дверью в эту ночь, пока все они спали. Она сжала его руку, молча повернулась и заспешила вниз по лестнице. А Мо прислонился к двери и слушал, как она зовет Дариуса, как, чертыхаясь, ищет ключ, и смотрел на книги, на стеллажи, плотным рядом стоявшие по всему длинному коридору. Реза бегом взлетела по лестнице, в лице у нее не было ни кровинки. Она стала спрашивать, что случилось, ее руки метались, как вспугнутые птицы. Но что он мог ей ответить? «Ты не догадываешься? Разве ты мало ей об этом рассказывала?»
Мо снова нажал ручку двери, как будто она могла вдруг оказаться открытой. Мегги исписала всю дверь цитатами. Теперь они казались ему магическими заклинаниями, начертанными детской рукой на белом лаке: «Перенесите меня в другой мир! Ну пожалуйста! Я знаю, вы это умеете! Мой отец показывал мне, как это делается». Странно, что сердце не останавливается, когда ему так больно. Но ведь оно не остановилось и десять лет назад, когда буквы поглотили Резу.
Элинор потянула его в сторону и дрожащими руками вставила ключ в замочную скважину. При этом она сердито окликала Мегги, как будто не знала уже, что за дверью их ждет лишь одно: тишина, как в ту ночь, когда Мортимер научился бояться собственного голоса.
Он вошел в пустую комнату последним, задержавшись на пороге. На подушке у Мегги лежало письмо. «Милый Мо…» Дальше он читать не стал, не хотел видеть слова, которые будут только терзать его сердце. Пока Реза жадно читала письмо, он оглядывался в поисках другого листка, листка, который принес Фарид, но его нигде не было. «Ну конечно, его здесь нет, идиот! – сказал он себе. – Мегги унесла листок с собой, ведь он был у нее в руках, пока она читала». Лишь годы спустя он узнал от дочери, что листок Орфея все же был в ее комнате, в книге, конечно, где же еще. В учебнике по географии. А если бы Мо его тогда нашел? Смог бы он пойти за Мегги? Наверное, нет. Для него был уготован в эту историю другой путь, темнее, труднее.
– Может быть, она просто сбежала с мальчишкой! Девочки в ее возрасте выкидывают такие штуки. Я, конечно, ничего в этом не понимаю, но…
Голос Элинор доносился до него словно издалека. Реза вместо ответа протянула ей письмо, оставленное на подушке.