С
Зайдя в дом с полными пакетами продуктов, пожилая женщина, даже не раздеваясь, почувствовала, как дома холодно.
— Максим! — крикнула она.
Где-то из соседней комнаты шептались голоса в телевизоре, сливая с тонким таким свистом, словно ветер дует вдоль водной глади, толкая ее. Бабушка этот свист узнала бы за километр, все-таки с этим свистом она живет уже почти тридцать лет. Так храпел ее муж.
— Максим! — повторила она громче, правда, крик ей до конца не удался и оборвался в конце кашлем.
Свист резко прекратился. Дед проснулся.
— Ты чего печку не растопил, я тебе когда еще сказала? — не дождавшись ответа, продолжила она, параллельно снимая куртку и сапоги.
Теперь помимо свиста прекратился еще и шепот из телевизора. В соседней комнате кто-то зашуршал тапочками. Каждый новый шаг доносился до женщины отчетливей. Она к тому времени уже разделась и прошла с пакетами на кухню. В дверном проеме показался седой старик одетый в полосатый свитер и синие штаны. Один глаз у него был полностью открыт, а второй слегка прищурен, словно дед еще не до конца вышел из сна.
— Да я чет прилег да забыл, — начал оправдываться дед. — А чегой тут топить, сейчас дрова принесу, да тепло будет.
— Ой, старый, вот когда-нибудь я уйду куда-нибудь на часа два, а ты вот так и замерзнешь насмерть. И жопу не поднимешь! — Укоризненно заметила бабушка. Она уже разобрала продукты из одного пакета и перешла к следующему. — Я думала, пока в магазине буду, ты печку растопишь, чтоб нам вместе ужин готовить, а теперь уж ладно, все сама буду делать.
— Да не серчай, Оля, сейчас растоплю, тут делов-то! Забыл я, возраст такой уж.
Одевшись, дед вышел из хаты.
Ольга Николаевна прекрасно знала, что ничего он не забыл. Как обычно думал, что пять минут полежит перед телевизором, а потом все сделает, но уснул. А еще и моду новую взял, оправдывать все своим возрастом и болезнями. Словно ищет хоть какую-то пользу от старости.
Дед вернулся довольно быстро, держа перед собой в руках охапку дров.
—Ну и метет-то на улице! Как бы молодежь наша спокойно доехала.
— Ну что ты мелешь-то, сплюнь! — Проворчала Ольга Николаевна. — Вот думал бы, что говоришь, беды нам еще не хватало.
— Слово — не дело, говори смело, — ответил Максим Федорович.
— Опять ты со своими поговорками. Сказитель недоделанный. Иди лопату возьми, да хоть снег у ворот разгреби. Где они тебе машину будут ставить? В сугробе?
— Хошь, в сугробе, хошь, в огороде, — засмеялся дед.
На этот раз его супруга хотела промолчать, но не смогла. Все-таки отвлекает своей болтовней от готовки.
— Свою работу не сделал, так еще и от моей отвлекает! — крикнула она вслед, но дед уже закрыл дверь, а потому ничего не слышал.
На улице сегодня действительно зима шла полным ходом. Дед, выйдя на крыльцо, посмотрел на небо и тут же зажмурился, ибо снег падал так плотно, что снежинки так и норовили попасть в глаза. В будке справа мирно спал пес Болт, правда, его не было видно, только черная дыра, так не сочетающаяся с окружающим миром, словно окно в противоположный мир, была видна. Из дыры свисала цепь, уходящая куда-то в сторону. Все снежинки, попадающие в дыру, тоже автоматически становились черными.
Дед обошел избу с правой стороны и направился к сараю, стоящему у ворот, ведущих в огород. Открывать дверь полностью Максим Федорович не стал: лопата стояла сразу у входа. Одной рукой взяв ее, а второй закрыв дверь, он направился обратно.
Снегу-то намело не мало, все-таки Ольга Николаевна уже неделю просила его почистить ворота, да он все списывал на приступы болей в спине, хотя последние приступы боли у него были, лишь, когда он поскользнулся и упал по дороге в магазин. Было это во вторник. А сегодня суббота.
Но больше всего усложняло ситуацию не количество снега, а его качество. Если же только что выпавший снег убирался даже ветром, то залежавшийся снег никак не хотел расставаться с местом жительства.
Для начала дед разгреб сугробы с внешней стороны ворот, раскидывая его подальше в стороны. Затем он открыл примерзшие ворота, чтобы снег со двора выносить за пределы двора.
В это время из соседнего дома вышел на лавочку покурить сосед — усатый Иван Дмитриевич. Работал сосед педагогом в сельской школе, преподавая математику. Его жена, Мария Ивановна, работавшая в той же школе учителем физкультуры, с детства ненавидела запах табака. Ее отец, повесившийся с запоя больше десяти лет назад, как-то в детстве дал забавы ради своей малолетней дочери покурить его трубку. Девочке тогда казалось, что это игрушка такая, которая позволяет пускать дым изо рта, поэтому она радостно вдохнула в себя табак, а затем начала сильно кашлять, покраснела, а через час проблевалась. Отец тогда испугался, что получит по ушам от жены, поэтому наказал девочке ни слова не говорить матери. С того времени Мария Ивановна рассказывала эту историю всем ученикам в школе, в качестве плохого примера. А муж, хоть и любил курить, но жену любил больше, поэтому ходил курить за двором. Однако Мария Ивановна до сих пор думала, что курение для него дороже брака: ради нее он не готов был сходить в магазин, хотя продукты нужны были не только ей, а вот ради двух сигарет он готов был даже в мороз стоять на улице и курить. Иван Дмитриевич все прекрасно понимал, ловя на себе осуждающие взгляды каждый раз, когда одевался. Это был такой способ заставить супругу ревновать: не любовницу же заводить, возраст уже не тот. Такие вот они забавы у стариков.
— Что это ты решил свою крепость сломать? — смеясь и теребя сигарету в зубах, спросил Иван Дмитриевич, подойдя к дому Максима Федоровича. — Еще бы метр в высоту, и горка бы получилась. Сделал бы платный вход.
— Да ко мне же сейчас дочь приедет с семьей.
— Машка что ли?
— Ну.
— А они что, уже с моря вернулись?
— Конечно, уже недели две как.
— Чего вообще возвращались, — сказал Иван Дмитриевич, — тут вона че творится, ни зги не видно, сидели бы себе на пляжу в тепле.
Мимо пронеслась машина. Максим Федорович остановился, прислушался и поднял голову. Нет, это не они. Тогда он спросил:
— А тебе курить-то не надоело? Да и возраст уже не тот, здоровье подводит.
— А чего бояться? Все равно умру, так что в жизни надо попробовать все.
— Только вот в таком случае ты куришь, потому что хочешь этого или чтобы как можно больше успеть до смерти?
Иван Дмитриевич затянулся и выпустил дым, который даже не видно было в метели.
— Что ты мне голову дуришь, философ?
— Знаешь, — продолжил старик, — я вот тут подумал, что ты куришь, а я нет, но будь мы бессмертны, то я бы курил, а ты нет.
— Почему?
— Потому что я бы не боялся за свое здоровье, а ты бы не видел в этом смысла.
Оба старика замолчали, думая о своем. Докурив первую сигарету, сосед кинул ее оставшуюся часть на снег и потянулся в карман за следующей. Максим Федорович в это время уже закончил свои раскопки и, воткнув лопату в ближайшую кучу, закрыл ворота. Иван Дмитриевич тем временем уже начал курить вторую сигарету.
— Так, ты мне тут чего окурками разбросался? — по-доброму злился дед. — Мне еще не хватало весной, помимо говна, твои бычки убирать.
— Прости, виноват, исправлюсь, — быстро отчеканил сосед и наклонился за сигаретой. Видя, что Максим Федорович собрался уже уходить в дом, сосед попытался быстро начать новую тему. Все-таки не хотелось докуривать сигарету в одиночестве. — А Катьке сколько уже лет?
Максим Федорович прекратил свой путь к калитке, остановился и посмотрел на соседа. Если быть точным, то на усы. Они таких больших размеров, что были видны даже через снежную пелену. Усы были похожи на щетку, а сигарета — на длинную ручку к ней. Правда ручка была установлена не по центру, а чуть слева, что бросалось в глаза.
— Уже семь летом будет, в школу пойдет, — гордо заявил дед. Все-таки речь касалась его внучки, поэтому тут он не мог просто уйти. Он стоял, ожидая продолжения темы, но у Ивана Дмитриевича не родилось мысли, что бы еще такого спросить.
— Во метет, да? — перешел сосед к очевидным вещам.
То, что мело, Максим Федорович видел сам. Поэтому он сказал:
— Ну. Пойду своей помогать, а то она там ужин варганит. Празнишный. — Посмеиваясь, он направился к дому.
Иван Дмитриевич, понимая, что операция была провалена, а собеседник потерян на этот раз окончательно, докуривал сигарету в одиночестве.
Ы
Через сорок минут к дому подъехала белая машина, и если бы не включенные фары, то с первого раза можно было бы и не заметить ее.
Выглянув в окно, Ольга Николаевна ту же крикнула:
— Дед! Иди гостей встречай!
Максим Федорович, уже начавший немного засыпать за просмотром телевизора, резко подскочил, прыгнул в валенки, накинул куртку и вышел на улицу. Даже Болт вылез из своего дома, чтобы посмотреть, кто приехал. Сначала он стоял в недоумении, словно бы рассуждая, лаять ему или нет, ведь совсем непонятно, кто сидит в машине, да и саму машину он не видел из-за забора. Увидев, как хозяин открывает ворота, Болт расслабился, высунул язык и завилял хвостом. Ворота открывались лишь в двух случаях. Первый — когда приходили коровы с пастбища, но зимой коровы никуда не ходят, а второй — когда приезжала белая машина и привозила своих людей. Вот и сейчас во двор заехала белая машина, откуда вышли знакомые Болту люди. Лаять не стоило.
— А кто это к нам приехал? — радостно спросил Максим Федорович, видя, как из машины к нему выбежала внучка Катя.
— Деда!
— А чего это мы без шапки? Ну-ка давай в дом, холодина сегодня лютая!
Родители Кати в это время доставали из багажника сумки. Дед, отправив внучку в хату, подошел к своей дочери Марии, традиционно обнял ее и поцеловал в щеку, а затем направился к зятю. Пожав ему руку, он сказал:
— Ну, давай, помогу, чегой унести надо?
— Да спасибо, мы сами… — начал было отказываться Павел, но тесть стоял на своем.
— Давай, давай, что ж ты совсем за старого меня принимаешь.
Такая вот смешная мужская натура. Перед собственной женой пытается давить на жалость своей старостью, но с зятем обращался, как мужик с мужиком. Павел тут же передал одну нетяжелую сумку Максиму Федоровичу, хотя и сам прекрасно бы мог донести, но понимал: дед не успокоится и обидится, если проигнорировать его просьбу. Это была даже не помощь, а жест гостеприимства, а Павел в свою очередь, приняв его, оказал уважение.
В доме же Ольга Николаевна сходила с ума и носилась с места на место. Ей казалось, что она ничего не успела подготовить к приезду, хотя сама за время ожидания успела выпить чай и поздравить давнюю коллегу с Днем рождения по телефону. Как раз во время разговора, машина и подъехала.
— Проходите, проходите, — протараторила бабушка, расставляя тарелки на столе. — Ой, Катенька, как ты выросла, девочка моя!
Прервав свое занятие, Ольга Николаевна тут же побежала обнимать внучку. Та в свою очередь старалась расстегнуть пуговицы на куртке, за которыми к тому же была скрыта еще и застежка-молния.
— Давай, помогу, — бабушка, не дожидаясь ответа, тут же стала расстегивать пуговицы.
— Да я сама, ба!
— Конечно, сама, сама, — приговаривала бабушка, не прекращая расстегивать пуговицы. — Ты же у нас взрослая девочка.
Расстегнув все пуговицы, бабушка решила, что Катя сама справится с молнией. Но все равно стояла рядом и смотрела, чтобы в случае неудачи прибегнуть к помощи. В это время уже и гости, и хозяева зашли в прихожую и, немного толпясь, начали раздеваться. Бабушка, осознав, что она мешает и лишь ограничивает пространство, тут же вспомнила про кухню и отправилась туда, бросив на ходу:
— Так, раздевайтесь, мойте руки, и сразу кушать! Проголодались поди по дороге.
Павел, раздевшись, унес сумки в зал, там они с Марией остаются на ночь, когда приезжают. Катя убежала за папой, чтобы взять из сумки вещи и переодеться. Мария отправилась на кухню, чтобы помочь маме, но придя, поняла, что все уже готово. Максим Федорович, не медля, уселся за стол.
— А руки мыть? — погрозила ложкой бабушка.
Дед стукнул себя по лбу, словно напоминая о своей старости, и отправился к умывальнику. Все-таки в обычные дни у них не принято было мыть руки перед приемом пищи, а вот с приездом детей и внучки появлялись дополнительные правила.
Через пару минут уже все семейство было в сборе за одним столом.
— Ну, рассказывайте, как доехали? — начала беседу Ольга Николаевна.
— Да нормально, — ответила Мария.
— Ну, кто-то нормально, — вмешался Павел, — а кто-то двое суток за рулем.
— Ой, ну вот что ж вы так торопились, ну доехали бы за три дня, Бог с ним, зато спокойно ехали бы, — сказала бабушка, подкладывая еще картошки в тарелку рядом сидящей внучки.
— Да с другой стороны сейчас бы снегу намело, да трассы бы поперекрывали. — Заговорил дед, — али беда какая случилась.
— Тоже верно, да и не хотелось день просто так терять, — добавил Павел.
За окном залаял пес Болт. Послышался чей-то свист — это у деревенских аналог звонка в дверь.
— Пойду гляну, кого к нам снегом намело, — вставая из-за стола, сказал дед.
— Катенька, как ты? Не устала в дороге?
— Да ей-то что, — засмеялась Мария. Свист за окном прекратился, однако лай продолжался. — Сидела себе, полдороги спала, полдороги мультики смотрела.
— А еще мы видели белку!
— Ого! И что она делала?
— Не знаю. По дереву ползла.
—У нас в лесу тоже белок полно! Летом пойдем грибы собирать, увидишь!
После этой фразы скрипнула дверь и в прихожую, отряхиваясь, вошел дед.
— Ну что, кто был?
— Да это Глаз, как всегда на водку денег просил!
Глазом в деревне называли пожилого мужчину, у которого был один глаз. Второй удалили, когда тот начал гнить.
— Тьфу, — скривилась бабушка, — тому, что в холод, что в жару, лишь бы пить!
— Да и черт с ним. У них одна дорога — тропа до Бога, — сказал дед, садясь за стол.
—Ну, все, не стоит он того, чтобы мы тут о нем говорили. Сменим тему, — решила Ольга Николаевна, — какие у нас планы на завтра?
— На шашлыки да на горку кататься, — ответил Павел.
— Ой, завтра на горке после снега хорошо будет, а то наши мальчуганы ее уже чуть ли не до земли раскатали.
— Верно, — добавил дед.
— И на кладбище бы завтра зайти, бабку проведать, да Артемку нашего. Кать, а ты куда? Поела уже?
— Да, ба, я пойду поиграю пока.
— Ну, иди, иди, там мы тебе гостинцы купили, потом достану, когда чай пить будем.
Когда Катя ушла, бабушка еще на секунды две смотрела ей вслед, словно о чем-то задумавшись, а потом добавила:
— Пашка, посидишь завтра с ней после горки, хорошо? А мы пока втроем на кладбище сходим.
— А чего это втроем? — ответил зять, — возьмем и Катю.
— Глупости, нечего туда дитя тащить.
— Почему это? — вмешался дед.
— Да вот оно ей надо это? На кресты да плиты смотреть.
— Дак это же наша кровь, дура! — дед всегда переходил на оскорбления, когда был с кем-то не согласен. Вовсе не хотел обидеть, просто так ему казалось, что он звучит убедительней.
— Толку ей от этой крови? Ладно бы еще живые были, так там одни мертвые.
— А я считаю, что с детьми нужно открыто говорить на тему смерти, — возразил Павел, — так ребенок привыкает к мысли о смерти, и ему не кажется это чем-то пугающим. А если мы будем строить вокруг смерти стены, в будущем у Кати могут появиться сильные страхи и травмы.
— А вот покажем ей кладбище, так она там себя как дома будет чувствовать, — настаивала на своем бабушка, — может, мы еще гроб ей выкопаем, да труп покажем, чтоб вообще страхов не было?
— Ну, ты у нас бабка сильная, — съязвил дед, — запросто зимой землю раскопаешь.
— Ой, ну с этим дураком разговаривать! — бабушка не могла злиться, когда дед начинал клоунаду. — Маша, ну ты-то чего молчишь? Мать, в конце концов, или собака посторонняя?
Маша понимала, что в такой ситуации, окончательное решение может зависеть от того, чью сторону она примет. С собственным решением она старалась не торопиться. С мужем они эту тему никогда не поднимали, да и надобности не было. Саму Машу в детстве не брали на кладбище, оставляли дома, лишь в 16 лет она впервые там побывала — на похоронах брата.
— Думаю, не стоит водить на кладбище. После горки у нее от такого может ухудшиться настроение. Все-таки мы приехали сюда отдохнуть. И к тому же, пусть у нее еще побудет детство, ей же еще семи нет. А с кладбищем мы ее еще успеем познакомить.
Все были согласны с этим решением.
Н
Следующее утро было тихим, словно после длительного и тяжкого боя. Тихим оно казалось для жителя деревни, ибо каждый утренний звук не цеплял его ушей, а был одной симфонией: легкий ветер, лай собак вдалеке, крик петухов, да ругань соседской бабки. Иван Дмитриевич уже с утра стоял как по часам за забором и потягивал сигарету.
Утром он не любит ни с кем общаться. Для Ивана Дмитриевича утром был первый час после пробуждения. Сначала он минут десять смотрит в окно, не вставая с кровати. Потом минут двадцать читает газету, а если газета к концу недели была прочитана вся, то он читает задачник по математике: партия таких задачников только летом поступила в сельскую школу, и он еще не до конца изучил его. Сначала он старается решать задание в уме, а если не получается, то берет карандаш и оставляет мелкие пометки на полях. Наполнив свой разум новой информацией, он встает с кровати и молча идет курить.
Его жена привычку мужа знала давно, поэтому уже и не пыталась заговаривать с ним, пока тот не поест. Завтрак для Ивана Дмитриевича служил конечной точкой в утренних процедурах. После него он сразу переходил к делам.
Вот и этим утром он не нарушал традиции, даже когда к нему подъехал черный джип и остановился прямо напротив дома. Окно тут же опустилось, и из него высунулось толстое лицо:
— Здарова, батя, слышь, как тут до Белоречки доехать?
Иван Дмитриевич все также спокойно курил сигарету. Сначала он думал просто махнуть рукой в сторону дороги, но вся деревня была построена вдоль нее, так что и ежу понятно в какую сторону ехать. Мужику нужны были более точные указания: сколько ехать, где поворачивать, на какие знаки ориентироваться.
«Это проверка моего духа», — решил Иван Дмитриевич. «Главное сохранять молчание и спокойствие», — сказал он себе. Свои утренние принципы он не нарушал годами.
— Але, гараж! — мужик помахал рукой перед лицом старика. — Как доехать до Белоречки?
Докурив первую сигарету, Иван Дмитриевич потушил ее и оставил в банке, которая стояла справа от лавки, у забора. Затем медленно достал вторую и продолжил курить. «Отвяжись ты уже наконец!» — подумал он.
— Ты че, бать, от курения слуха лишился?
«А это идея», — сказал себе Иван Дмитриевич. Он уже понял, что мужик так пристал к нему, потому что больше никого не увидел за двором этим утром. И теперь вцепился в него, как тонущий в спасательный круг. Вытащив левую руку из кармана, он указательным пальцем дважды постучал по уху.
— Ясно все с ним, поехали, — вмешался компаньон мужика, который сидел рядом на переднем месте, — глухой, как тетерев.
Водитель поднял окно. Джип отъехал от двора. Иван Дмитриевич спокойно докурил сигарету и ушел завтракать.
— Кто это там был? — спросила жена, пока накладывала ему картошку в чашку.
Ответ она получила после завтрака.
Именно звук приближающегося джипа разбудил в то утро Максима Федоровича. Ему показалось, что вчера к ним никто не приезжал, а все это ему приснилось, и теперь к ним и в самом деле приехали. Но проснувшись, он понял, что все не так.
Его жена к тому времени тоже проснулась и даже успела испечь блины. Именно их запах привлек деда больше всего.
— Печку иди сначала растопи! — приказала Ольга Николаевна.
— Пеську ити лятяпи, — скривился дед.
Позавтракав, Катя отправилась на улицу лепить снеговика, из тех куч снега, которые вчера разгребал дед. Мария стала мыть посуду, накопившуюся после ужина, Павел поехал магазин, взяв с собой деда. Точнее это дед сам напросился поехать с зятем, мужская компания старика устраивала больше, чем женская. Ольга Николаевна ушла кормить хозяйство.
Управившись с утренними хлопотами, собрав все необходимое, семейство двинулось в путь. Идти пришлось пешком, потому что дорога к горке не предназначена была для машин. Единственное исключение было сделано для Кати — дед ее катал на санках.
С каждым метром все четче были слышны детские звонкие голоса, раздававшиеся с горки. Дед к тому времени уже устал, так что за управление санками теперь отвечал Павел. Женщины шли позади, болтая о своем. Мимо них лихо пронесся мальчишка, сжимая в руках большой кусок линолеума. Как оказалось, он убегал от товарища, который тоже пробежал мимо спустя полминуты. Первый мальчишка добежал до края склона, кинул на снег кусок линолеума и прыгнул сверху. Оттолкнувшись от земли руками, он потихоньку начал скатываться вниз. В этот момент его почти успел поймать за воротник второй мальчуган, но первый уже вовсю мчался вниз. Тогда второй не медля покатился следом.
— О, молодежь носится, — сказал дед.
Кате уже не терпелось узнать, насколько большой спуск вниз, поэтому она слезла с санок и побежала сама смотреть.
— Ого!
Внизу, словно маленькие муравьи, ползли люди. Отсюда они казались очень крошечными, но их так отчетливо было видно на белоснежном фоне. Катя хотела их посчитать, но некоторые из них так быстро передвигались, что она сбивалась со счету. Ей уже не терпелось прокатиться, поэтому она подбежала к папе и взяла санки.
— Стой! Ты куда это? — окликнула ее подошедшая бабушка.
Катя даже остановилась, не понимая смысла вопроса. Они ведь сюда пришли, чтобы на горке кататься! Так почему бабушка спрашивает?
— Кататься, — неуверенно проговорила внучка.
— Ты видишь, какой склон высокий? Да ты на этих санях разобьешься!
— А на чем мне тогда кататься?
— Вот, — мама достала из сумки зеленую ледянку, — мы тебе это для чего купили?
— Но я хочу на санках!
— Вон, смотри, как парень быстро катится! А ты на своих санках с такой скорости сама убьешься, да еще и лоб расшибешь!
— Не расшибу! — противилась Катя.
— Ну, в таком случае, — спокойно сказал Павел, — ты не будешь кататься на горке.
Катиного протеста хватило лишь на две минуты. Потом она решила все-таки один раз прокатиться на ледянке, не зря же столько времени шла сюда, точнее ехала. После первого раза, Катя прокатилась второй, а на третий уже и забыла про санки.
Пока внучка забавлялась на горке, дед тем временем пособирал сухих веток и развел небольшой костерок. Костер предусмотрительно с двух сторон обложили кирпичами, которые остались от прошлых любителей шашлыков.
Помимо треска веток от жара, со стороны леса послышалось гулкое «Ку-ку».
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — спросила Мария.
Птица замолчала.
В
— Здорово, соседушки! — обратился подошедший мужчина. — Что, решили культурно-оздоровительную программу посетить? Батюшки, кто это тут к нам приехал?
— Здравствуй, Михалыч, — поздоровалась Ольга Николаевна.
— Здравствуй, — поздоровались и остальные.
Дом Михалыча находился слева от дома Максима Федоровича и Ольги Николаевны. Родители его погибли несколько лет назад — сгорели в сельском клубе, оставив все хозяйство на единственном сыне. Михалыч до этого вел себя тише воды ниже травы, а став главою дома, прям расцвел. Стал разговорчив, принимал участие в жизни села, пару раз получал благодарности от главы района. Даже потолстел. Завидным женихом тут же окрестили местные бабки, да только сам Михалыч вел себя странно: с девушками флиртовал, но не дарил цветов и никуда не приглашал. Так что быстро потерял интерес дам. А Михалычем его звали от простодушия. До этого Михалычем звали его отца. Они оба были по паспорту Михаилами Михайловичами.
В детстве Михалыч учился в одном классе с Машей, хотя их всего-то в классе было 15 человек. В классе втором маленький Миша чуть ли не хвостиком бегал за Машей: постоянно ходил с ней в школу и провожал до дому, так как жили они рядом. Сначала Маше не было дела до появившегося ухажера, ну ходит, да ходит, зато есть собеседник всегда. Но вот в старших классах Маша пыталась отвязаться от поклонника, однако все было не так просто. Каждое утро Миша вставал как можно раньше, собирался в школу и смотрел с окна на дорогу. Как только Маша выходила в школу и попадала в его поле зрения, он выбегал и шел с ней.
Поначалу Маша пыталась выходить пораньше, но у нее это никак не получалось: Мише достаточно было минуты, чтобы собраться. Ради десяти минут с Машей он готов был отказаться от завтрака. Тогда в какой-то момент Маша стала ходить в школу через огород: тогда она выходила с другой стороны и шла на пять минут дольше. Но Миша тоже был не промах и быстро догадался об ее уловке. Напрямую же поговорить ни тот, ни вторая не решались: Миша не хотел выходить на конфликт, Маша не хотела слушать его уговоры.
Проблема же решилась сама собой, когда Маша заболела в начале декабря и на месяц перестала ходить в школу. Затем были новогодние каникулы, а как только они закончились — заболел Миша. После этого все его попытки перехватить внимание соседки на себя сошли на нет.
— Ну-с, рассказывайте, каково там живется в городе? Я слышал, там сейчас толком никто ни с кем не общается, только в телефончики свои тыкают. Не то, что в наше время, да, Маш? Помню, раньше каждое утро по дороге в школу болтали.
Мария всегда чувствовала себя неловко в компании Михалыча, и все, кроме него и Кати, это прекрасно знали. Поэтому Максим Федорович бросился спасать дочку:
— А ты чегой-то на горку пришел? Молодость решил вспомнить, да покататься? А что ж тогда без ничего, жопой снег продавливать будешь?
Михалыч засмеялся.
— Да нет же, я за Авелем пришел.
— Так его же убили, — не подумав, ляпнул дед и словил грозный взгляд бабушки.
Михалыч обиделся, но внешне этого никак не показал. Он подошел к краю склона, посмотрел вниз и громко крикнул:
— Авель! Авель!
Посмотрел еще раз, ища глазами, какая из фигур внизу поднимет голову и посмотрит на него. Когда же это произошло, Михалыч еще раз крикнул:
— Домой!
Через две минуты на склон взбежал мальчуган лет семи, с красными от мороза щеками. Из-под шапки торчали мокрые напрочь волосы, сама же шапка сползла ниже бровей, поэтому, чтобы посмотреть на Михалыча, ему приходилось задирать голову. В руках он держал прозрачную клеенку. К собравшимся у костра Михалыч вернулся уже с мальчиком и, словно наглядно демонстрируя, сказал:
— Вот, знакомьтесь, это Авель, — представил он, — он сын моей двоюродной сестры Нины, по мамкиной линии. Недавно она мне позвонила, сказала, сложности у нее со здоровьем, попросила приглядеть. Да и тем более мы с ним почти никогда не виделись.
«Что-то не помню я у них в роду Нинки», — задумался дед.
— Ну что, пошли домой? — спросил Михалыч у парня.
— Уже? Дядь Мишь, можно еще разочек?
— Ты и так тут с самого утра катаешься, обедать уже пора.
— Мама, дай попить, — запыхавшись, попросила подбежавшая Катя. Взяв с рук мамы стакан, она большими и громкими глотками стала пить.
— Ой, Катюша, — обратил на нее внимание Михалыч, — познакомься, это Авель.
— Здрасти, — почти не глядя бросила она и убежала дальше кататься.
«Моя дочка», — усмехнулась Маша.
— Как вымахала-то, — смотря ей вслед сказал Михалыч, — ладно, Авель, иди еще разок прокатись.
Мальчуган тут же убежал.
— Эх, вот, глядишь, будут дружить, поженятся, так и родственниками станем, да, Ольга Николаевна? — сказал Михалыч.
«То-то у нас в семье урода не хватает для коллекции», — подумала бабушку.
— Да погоди ты за детей решать, пусть хоть вырастут сначала, — ответил дед.
О
На клеенке можно было проехать намного дальше, чем на ледянке: Авель понял это, когда на полной скорости сбил уже остановившуюся Катю. Она не стала плакать, так как понимала, что родители далеко и ее сил не хватит докричаться до них. Авель же, чувствуя вину, подбежал проверить, все ли с девочкой хорошо.
— Смотреть надо, куда едешь! — крикнула на него Катя. — Я сейчас пойду все папе расскажу!
Авеля такой ход дел не устраивал. Он понимал, что даже если папа Кати спокойно отнесется к этой новости, о случившемся может узнать дядя Миша. Тот, конечно не наругает племянника, но на пару дней о горке придется забыть. Нужно было брать инициативу в свои руки.
— А ты видела трубу? — сказал Авель.
— Какую трубу?
— Пойдем, покажу.
Авель свернул куда-то влево и пошел по уже протоптанной дорожке, прихватив с собой клеенку. Катя шла следом, пытаясь не отставать, но Авель был выше, и шаг у него был больше. Идя по тропинке, Катя постоянно оглядывалась назад: с одной стороны, боялась, что родители заметят ее пропажу, с другой, что она уйдет далеко от них.
— Долго еще идти?
— Нет, вон она уже видна.
Впереди Катя ничего не видела. Справа от них было снежное поле, под которым была спрятана снежная речка, слева большой высокий холм. И тут Авель остановился.
— Вот.
Перед ребятами на земле выступало небольшое отверстие, примерно полметра в диаметре. Оно уходило глубоко в землю, и даже в такой ясный день нельзя было понять, как низко находится дно. Если оно, конечно, есть.
На внутренней стороне бетонной трубы были нарисованы всякие надписи и символы, которые Катя видела впервые.
— А что там? — спросила Катя. — Внизу.
— Не знаю. Один мальчик мне рассказал, что там живет сын ворона.
— Тоже ворон?
— Нет. Ворон — это его отец. Он его сын, но он не ворон.
— Может, он просто еще не вырос, чтобы стать вороном?
— Тот мальчик сказал, что сын ворона не растет.
Катя задумалась. Они стояли с двух сторон от трубы и смотрели вниз.
— Давай посмотрим, что там?
— Зачем? — испугался Авель.
— Вдруг тот мальчик врет. И там нет никакого сына ворона. А если есть, то ему, наверное, одиноко.
— Не надо. Как мы потом вылезем?
— Труба узкая, можно будет упереться спиной и ногами и вылезти.
Они стояли, переминаясь с ноги на ногу. Где-то вдалеке каркнул ворон, и дети резко дернулись от страха. Они уже оба забыли, что сюда их привела воля случая, что буквально пять минут назад Авель сбил Катю, когда катался.
— Я полезла, — сказала Катя.
Она подошла к трубе и уже подняла ногу, чтобы залезть внутрь, но тут ее остановил Авель:
— Стой!
— Что?
— Давай я первым полезу.
Авель очень боялся тьмы внизу и абсолютно не понимал, зачем им лезть внутрь, но ему не хотелось пасовать перед девочкой. Катя отошла от трубы, уступая Авелю. Тот не торопился лезть внутрь.
— Ну? Чего стоишь?
Авель заглянул внутрь трубы, пытаясь хоть немножко увидеть что-нибудь. Но тут его оборвал крик:
— Авель!
Дети обернулись. Им махал руками дядя Миша.
Р
На кладбище было тихо. Все вокруг так завалило снегом, что издалека неместный человек не понял бы, куда пришел. Учитывая небольшой размер кладбища и отсутствие ограждения, с виду можно было принять заваленные снегом плиты, могилы, кресты и столики за сугробы.
Первым шел Максим Федорович — он лучше всех знал расположение могил, поэтому и прокладывал путь шедшим позади женщинам. Лишь один раз он завернул слишком рано и наступил на могилу.
— Ой, прости беса старого, Наташа Кирилловна, — извинился дед, машинально перекрестился и продолжил путь.
Могилы, к которым они шли, находились на самой окраине, так что им пришлось чуть ли не по диагонали перейти кладбище. Мария пыталась разглядеть фотографии на плитах, чтобы понять, кто тут похоронен, но из-за снега, это не всегда удавалось. Максим Федорович тем временем подошел к небольшому синему заборчику и открыл калитку. Та ворчливо скрипнула, возмущенная неожиданным визитом. Давно пересохшие и проржавевшие петли не давали калитке открыться полностью.
Внутри оградки находился небольшой столик и две лавочки по бокам. Дед своим рукавом расчистил сначала лавочки, а потом стол. Закончив, он кивнул головой спутницам, мол, садитесь. Те послушались. Тем же рукавом Михаил Федорович расчистил две могильные плиты от снега. На левой была фотография старой бабушки и ниже: