«Агфья предлагала мне вначале жить как брат с сестрой. Но я не согласился и сразу сказал, что там (на Еринате) жить постоянно не собираюсь. В прошлом году предлагал ей отвезти к монашкам в Туву. Сестра моя не советовала мне брать ее замуж: „Детей тебе принесет, когда растить будешь?“ — рассказывает Иван Васильевич. И продолжает: — После женитьбы около 15 дней она была здорова. Я уехал, вернулся 15–16 февраля, шел пешком. Агафья не могла оправляться до восьми дней, принимала листья сены. Прожили 3–4 дня — стало плохо с мочой… Если на этой неделе не будет месячных, то можно думать о зачатье…» Некоторую грубоватую откровенность Ивана Васильевича я, конечно, опускаю (И.П.Н.).
О дальнейших событиях он рассказывает так: «Когда прилетел Черепанов вывозить ее, то она отказалась. Начиталась каких-то книжек, решила, что это грех большой. Сказала: „У тебя две жены было — грех!“ — У нее политика сейчас — удержать меня и жить там, жить в пустыне, самостоятельно. Предлагал ей переехать на Кизаское зимовье, 90 км от Абазы, там только один Левка Золотаев на метеостанции живет. Есть одна свободная большая изба. Чудные огороды, пашни, богатое место на берегу Абакана. Сообщение по реке и 15 км на Оду, где лесопункт. От Оды на Матур дорога 45 км, в Матуре есть больница районная, можно даже делать операции. Можно жить и на Усть-Матуре, пустые дома, один человек живет, 18 км до Матура. Еще ближе — на Мизюголе, 8 км от Матура, одна семья живет. Но от всего отказалась», — заканчивает свой рассказ Иван Васильевич. И в сердцах добавляет: «Она считает греховным даже стирать белье мылом». При этом он почему-то не может понять, что для Агафьи это мыло, сделанное на фабрике и проданное в магазине, действительно является запретным, а значит греховным товаром.
|
|
Попутно Иван Васильевич сообщает нам, что в восьми километрах от Волковского участка вниз по Абакану есть «Черепановская дача» — щитовой домик. Там хорошие плесы, большие ямы, богатые рыбой, и зимой там прекрасный подледный лов рыбы. В домике есть печка и туда ходят рыбачить все, кто свободен от дежурства. В этих местах никогда более 42–43 градусов мороза не бывало. Сейчас, вообще, стало теплее, а летом нет той жары, нет гроз и проливных дождей.
К 10-ти часам выглянуло солнце, закапала с крыш капель. По рации узнали, что вылет откладывается до 12 часов, а потом и до 14 часов. Но и в 14 часов по рации передали, что самолета не будет, возможно будет вертолет. Потом отменили и полет вертолета: «Нет погоды!». А у нас весь день стоит отличная погода, почти все время яркое солнце, видимость идеальная. Просто не верится, что где-то может быть нелетная погода. Но что делать? Идем затапливать баню.
Однако неожиданно от каротажника Павла Рудакова поступило предложение показать нам давнее стойбище Лыковых на р. Каир-су. Встали на лыжи и в 15 часов отправились в путь. Пересекли Абакан, идем по солнечному, чудному лесу. Через 30 минут подошли к развалинам трех домов. В одном из них из середины растут березы. Окошечки малюсенькие — сажень на сажень. Дома стояли на прилавке горы, рядом протекала, молчащая теперь под снегом, речка. Оглядевшись вокруг, замечаем четвертую избу, стоявшую чуть повыше на пригорке и сохранившуюся, пожалуй, лучше других. Могил и крестов не видно, то ли время сравняло с землей, то ли засыпаны толстым слоем снега. На полянке, сейчас уже зарастающей березняком, геологи устроили солонец для маралов, и он утоптан их следами. Удобно, спрятавшись за развалины дома, подкарауливать добычу. Самый большой дом высок, в 7 окладов, 5х6 метров, был очевидно молельней. В одном месте окошечко в доме забито толстым бревнышком, вынимаем его, под ним клочок старой газеты, распадающейся в руках. Удается прочесть: «….айтесь…. Пролетарии всех стран соединяйтесь». Название газеты: «…ЗДА» (Звезда?). Замечаем карандашные записи на стенах избы. Пытаемся их прочесть: «1946 года 3 августа. Здесь ночевали живые люди бродяги из заповедника и Москвы. Загорин, Молоков — наблюдатели Лебединова (очевидно, имеется ввиду прииск Лебедь — И.П.Н.) — научные сотрудники». Другая запись: «Были здесь с 8.10.66 г. по 1.1.-67 г. охотники Алтайского краевого государственного говобл. (?). Отремонтировали избушку знаменитого Лыкова. Тудуев И. И., Авошев М. С., Авошев Т. В., Тудашев А. И., Кучуков Д. И., Росслаев А. С., проводник — Молоков». А вот даже стихи: «Я посетил сей уголок прелестный, приют разбойников, бродяг, бандитов, картографов, охотников, туристов и восхищаюсь красотою здешних мест. Лишь без штанов, обуток возвращаюсь». Еще несколько надписей трудно различимых, можно прочесть лишь отдельные слова: «…4 года… 7 лет… остается… на доске прямо… скучно… и др.». По возвращении в поселок спрашиваем у Ивана Васильевича, знает ли он кого-то из указанных в записях на стенах. Он сказал, что Молоков жил на Мрасе, остальные алтайцы или шорцы — ходили сюда «воровать».
|
|
Пока мы ходили по Каир-су, наша затопленная баня погасла. Но мы не сдались, солярка помогла быстро разжечь печь, и к сумеркам мы уже охали на полку, хлеща себя пихтовыми вениками, собранными на тропе из Каира. Распаренные и разморенные, вываливаемся из бани. Встречают нас яркие звезды и нарождающийся лодочкой месяц. Морозный таежный воздух вливается в разгоряченные легкие, а в голове удивительно светлеет.
|
|
13 марта. Спал плохо с каким-то устрашающими сновидениями, бегством через лабиринты и прочей чепухой. Утро темное, медленно разгорающееся. Тепло, около 5 градусов мороза. Сплошная облачность, тихо. По рации передали, что в Таштыпе прогноз плохой: ветер, облачность, горы «закрыты». До 11 часов вылет не состоится.
От нечего делать смотрим телевизор. Потом по тестам определяем «состояние стресс». У меня набралось более 80 очков, заключение: «Требуется вмешательство медицины или ваших друзей». Подсчет очков по данным Агафьи дал 58 очков: «С трудом справляется со стрессом». У Николая Петровича — «с трудом справляется…»
Геологи рассказали, что какая-то Галина Ивановна из города Пушкина выслала Агафье посылку на 40 кг (мука, одежда, белье и др.) и спрашивала, какая нужна мебель. Потом она приезжала с С. П. Черепановым и впечатление для нее было ошеломляющим. Вряд ли она вернется сюда и захочет жить с Агафьей.
Очередной выход на связь с Таштыпом неутешителен. «Добро» на вылет откладывается до 12 часов 30 минут, а затем до 14 часов. В конце концов, сообщили, что самолет совсем не придет.
Лев Степанович предложил Ивану Васильевичу, который тоже весь день мается в ожидании самолета и без конца рассказывает разные таежные байки и о своих отношениях с Лыковыми, написать «объяснительную» о своей женитьбе на Агафье. Вот что он написал: «С семьей Лыковых я познакомился в 1985 году, в декабре месяце. В первую очередь с Агафьей Карповной когда она ездила к своим в Кемеровскую область. Заезжала ко мне и с моим родственником Тропиным Анисимом Никоновичем и квартировали у меня в Абазе. Знал я по рассказам о семье Лыковых еще до 1940-х годов от Самойловых и других жителей с Тишей. Карпа Иосифовича первый раз увидел в 1987 году в июле месяце. Приплывал к ним на ихнее поселение в „Севере“ с Черепановым Сергеем Петровичем и другими. Агафья К. со мной приплывала на Каир в 1987 году. С 1987 года я с семьей Лыковых до сего времени поддерживал регулярную связь. В 1988 году Карпа Иосифовича летал хоронить. В 1989 г. в январе я залетел на Еринат к Агафье Карповне навестить ее. В январе 1989 года на Еринате охотился Седов Ерофей Сазоньевич, когда он вернулся от Агафьи, у нас с ним состоялась встреча. Он передал мне от нее Приветы. Также выразил мне ее желание войти в более близкий контакт со мной для дальнейшей жизни. Когда я прилетел на Еринат, то мы с ней нашли общий контакт согласие в дальнейшей совместной жизни, и выезде с Ерината в верх Таштып на постоянное место жительство. После чего я в феврале м-це с Каира вылетел в Абазу, договорился с Черепановым С. П. на счет вывозки вертолетом. 23 февраля Сергей Петрович пролетая с Ерышкола подсел на Еринате, чтобы забрать нас, но Агафья Карповна передумала и вылететь отказалась. Когда я прилетел в феврале месяце где-то числа 12–13, заходил к Ерофею Сазонтьевичу, сообчил ему, что мы с Агафьей Карповной выезжаем с Ерината. Он меня поздравил. 13.03–1989 г. Тропин».
Иван Васильевич из разговора с Агафьей также утверждает, что Карп Иосифович не хотел, чтобы Агафья умерла вместе с ним и не предпринимал к этому попыток (как утверждали некоторые рассказчики — И.П.Н.) «Агафья была девственницей», — ответ Ивана Васильевича на прямой вопрос Льва Степановича. Это утверждение сразу снимает досужие разговоры некоторых о том, что Карп Иосифович сожительствовал со своими дочерьми.
День пасмурный, но видимость отличная, все горы открыты. Тепло, даже подтаивает снег.
14 марта. Утром идет крупными хлопьями сплошной снег. Тихо-тихо. Природа замерла в великолепном белоснежном одеянии. Только еле уловимый шелест падающего снега.
Вылет сегодня под сомнением. Во всяком случае, он отложен до 9, а затем до 11 часов. К 11 часам погода у нас не улучшается, идет небольшой снег, потягивает ветерок, но горы почти закрыты. На связи с Таштыпом выясняется, что там погода хорошая, но по нашим условиям вылет пока невозможен. Решают, что вновь выйдут на связь в 12 часов. В последующем погода переменная, снег почти прекратился, но с гор сваливается туман, временами, освещаемый сверху солнышком. Значит, скоро возможен вылет. Быстрые сборы и идем на аэродром. В ожидании самолета готовим Агафье послание: «Агаша! Помним о тебе. Будь здорова! Черепанов, Тропин, Пролецкий, Назаров». Этот «вымпел» мы хотим сбросить Агафье с самолета и посмотреть — жива ли? Нас очень беспокоят рыскающие возле зимовья Агафьи волки.
Самолет прилетел, разгрузился и сразу разворачивается в обратный путь, пилот-наблюдатель сделать крюк и пролететь над Агафьей не соглашается, боится, что не хватит светлого времени на еще один запланированный рейс. Обещает, если время останется, то забросит вымпел на втором рейсе. В 15 часов взлет. Переменно, солнечно. Тайга внизу значительно светлее, чем на пути сюда — засыпана недавно прошедшим снегом. Белые в снегу речки Катуй и Бедуй — граница бывшего Алтайского заповедника. Какое-то озера в виде подковки или полумесяца.
Все больше облачность, все больше болтанка, все меньше видна земля. Летим как в молоке. Но вот снова просвет. Оказывается, что летим над самыми высокими заснеженными скалами, вершины округлены и закатаны снегом, ниже в углублениях и «цирках» одиночные, чахлые деревца. Иван Васильевич показывает справа речку Быструю, в устье ее перед впадением в Абакан избушка. Выше по Абакану, в шести километрах — Тиши на левом берегу по течению. А против речки Быстрой — гора со странным названием «Полдень». Дальше облака, просветы, туман, белая лента Абакана, заваленная снегом тайга. Мелькающие клочья тумана и белых туч, просветы земли придают динамизм, движение нашему полету — явственнее ощущается скорость, объемнее все окружающее. «Черное» озеро сегодня закрыто тучами. Все шире белая лента Абакана и после того, как в него справа впадает Малый Абакан, он еще больше раздается вширь и действительно становится Большим Абаканом. Через 45 минут лета Иван Васильевич показывает внизу зимовье на берегу Абакана, где живет Лев Золотаев и где, может быть, придется еще жить Агафье с Тропиным. Правда, это он так думает, а я очень даже сомневаюсь. Совсем недалеко и деревня Матур. Горы становятся все площе, мы летим все ниже. Дымка уже выше нас, а земля хорошо просматривается. Сильная болтанка, закладывает уши. Снижаемся. Видны поля, пашни, дороги, линии электропередач. Вот и Таштып. Летели сегодня быстро — всего 57 минут.
Едва приземлившись, спешим в райком партии. Посетили первого секретаря Нефедова Анатолия Константиновича. Рассказывали ему о ситуации, сложившиеся на Еринате (здоровье Агафьи, «женитьба», волки и др.). Просим взять под свою опеку Агафью.
Вечером на машине Н. П. Пролецкого побывали в Верх-Таштыпе у Федора Ивановича Самойлова, жившего когда-то с Лыковыми на Тишах. За два года, что мы его не видели, он значительно сдал, похудел, заметна отечность на руках, ночью «было плохо». Но речь остается живой и образной. Он рассказал, что в 1932 году на Тишах была организованна охотничья и рыбацкая артель «Пограничник». Начальник был Кукольников, в 37-ом его взяли (арестовали). Продукты артель доставляла на Кизас. «Лыковы жили на Тишах и назывались они Лыковские. В артель Лыковы не пошли. У Степана (брата Карпа) детей не было. Лыков Карп женился на Тишах в 1925 году, взял жену с Алтайского края. Родился Карп Иосифович в 1904 году, я — в 1906-м. Мы дониконовской веры. Был молельный дом, молились. На Тишах было 8 дворов. Лыковы не были зажиточными — одна лошадь, 2–3 коровы. Ушли на Каир они на лодках, на лошадях. Бывал у них на Каире, жили они открыто. Степан и родители умерли там. Потом организовался заповедник и им предложили выехать. Уехали на Лебедь (прииск). Осенью вернулись на Каир. Там охранники убили Евдокима, жена Аксинья потом умерла. У Евдокима было двое дочерей. Лыковы потом жили выше того места. Вырос я в Алтайском крае. Отец у меня был большевик, в 19-м году удрали на Тиши от Колчака. Лыковы жили там до нас. Работал в артели охотником и рыбаком. Был таймень, ленок, хариус, сиг, на Караколе („Черное озеро“) — селедка. Золотаев Ермила Васильевич посадил Кукольникова и меня (донес на нас) и потом был председателем (артели). Пенсию восьмой год не получаю, перевел в „Фонд мира“. Мне сейчас богатство наживать не надо, а у государства дыр много. Пенсия у меня была всего 50 рублей». Как видно, годы испытаний и лишений, многолетнее несправедливое (по доносу подлого человека) пребывание в тюрьме и ссылке не ожесточили и не озлобили этого истинного христианина. Напротив, глаза его излучают добрый свет, и он еще думает, как помочь людям из своей скромной пенсии и о «дырах государства».
Поинтересовались мы и мнением Федора Ивановича о женитьбе его родственника на Агафье. Он ответил: «Иван Васильевич вносил предложение жениться на Агафье. Думал, что он шутит. А ежели он это сделал, то он преступник, потому, что это кровная родня, это 2–3-е колено, а можно только после 8 колена». Все это было сказано в присутствии Ивана Васильевича, глядя прямо ему в глаза.
Ночуем в Абазе у Николая Петровича.
15 марта. Утро и день занимаемся проявлением пленки и печатаньем фотографий. Вернее это делает Николай Петрович, а мы только любуемся его работой. Несмотря на то, что он никогда в открытую не фотографирует Лыковых, многие его снимки просто замечательные. В его арсенале есть уже немало приемов, чтобы не травмировать Агафью при съемках. Например, он фотографирует не поднимая фотоаппарат к глазам, а с живота и умудряется «попасть в кадр». Природная доброта и деликатность Николая Петровича, стремление всегда помочь Лыковым, да и другим людям, позволяет ему «ходить в любимчиках» у Агафьи. Своим внутренним чутьем она безошибочно отличает хороших людей от плохих, и я еще ни разу не видел, чтобы она рассердилась на Николая Петровича, даже когда подозревает о фотографировании.
Днем были у Тропина И. В., хотелось посмотреть, как он живет, и куда он приглашал быть хозяйкой Агафью. Дом его стоит в некотором отдалении от остальных, на «острове». Однако недалеко аэродром и это, конечно, не понравится Агафье. Да судя по всему, она и не собирается переезжать в данный дом. Кроме нас, у Ивана Васильевича были другие гости — С. П. Черепанов и Иван Козлов из ГРП.
К вечеру посетили в Абазе Таштыпское промыслово-охотничье хозяйство. Беседовали с директором этого хозяйства Борисовским Виктором Ивановичем, парторгом Донским Леонидом Ивановичем и профоргом. Разъяснили ситуацию с Агафьей (ненадежность Ивана Васильевича и разногласия между ними, опасность существования ее рядом с волками). Виктор Иванович пояснил, что штатный охотник Седов Ерофей Сазонтьевич, участок которого рядом с Агафьей, был принят в промхоз охотником только по просьбе В. М. Пескова и Н. Н. Савушкина. А по существу он вовсе и не охотник и, конечно, один с волками не справится. В ближайшие дни обещал выслать на Еринат опытных волчатников для уничтожения стаи. Обещал он рассмотреть вопрос и об установке портативной радиостанции у Агафьи, слетать лично к ней и посмотреть, что можно еще сделать для нее (наладить обмен картошки на муку и др.). Пояснили мы и все опасности вероятной беременности Агафьи, а также инфицирования ее при контакте с людьми. Поэтому просили больных, чихающих и кашляющих охотников к ней не посылать, а в случае необходимости организовать всяческую помощь (доставить врача, эвакуировать в больницу и др.). В ответ получили заверения, что все необходимое будет сделано.
Однако, как в последующем мы убедились, все обещания Борисовского и его ближайших помощников так и останутся обещаниями, а волки как бегали вокруг Агафьи, так и бегают. Как не было рации, так ее и не будет.
16 марта. В 12 часов 30 минут пришла машина из Абакана от В. А. Голдобина и мы с Львом Степановичем, поблагодарив за гостеприимство Анну Михайловну и Николая Петровича, отправляемся из Абазы в Абакан. Дорога через перевал очень красива. Чуть-чуть подтаивает, снег начал сереть. Осинки стали светло-зелеными. По берегам ручейка на фоне белого снега ярко закраснели верхушки молоденьких ив и разлилась киноварь краснотала, а кое-где из веток вербы уже выплеснулись серебристые пушистые почки. Верхушки берез подернулись светло-коричневым цветом. Ручьи пока что еще под снежным ледяным покрывалом, накапливают силы для мощного весеннего взрыва. Грядет Весна! Что принесет она Агаше? Доброту и милосердие людей, радость человеческого участия и общения или новые несчастья, невзгоды, болезни и одиночество?!
Перед отходом поезда побывали на Абаканском телевидении. Записали передачу на 20 минут о положении на Еринате. Постарались осветить основные проблемы по помощи Агафье в настоящее время. В 18 часов 50 минут отбываем в Красноярск.
17 марта. Около 7 часов утра я дома.
30 марта. Позвонила Людмила Васильевна Растощекова с Абаканского телевидения. Сообщила, что 23 марта они летали к Агафье. Она сейчас живет одна, со здоровьем все в порядке. Через 2 дня после нашего отъезда для Агафьи отпали все опасности, связанные с беременностью. Агафья просила передать мне привет, а Сергею Петровичу Черепанову (начальнику ГРП) ее просьбу, чтобы он пропустил к ней Линковых, если они приедут.
А через некоторое время ко мне пришло письмо и от самой Агафьи. Вот что она писала: «Господи Иесусе Христе сыне Божий помилуй нас. С ниским поклоном Агафия к Игорю Павловичу и супруге твоей Тамаре и дчерям (дочерям) вашим Светлане и Валерии. Кланяюсь всем по нискому поклону и желаю вам от Господа Бога добраго здоровия и душевного спасения в жизни всякого благополучия. Посем сообщаю о себе, о своей жизни. За ваше доброе пожелание пока еще помаленьку в живых нахожусь с Божию помочю. Но здоровье вобще Тропин унес мне, вся высахла. Теперь есть нельзя стало. Если рас в день маленько за абедом поем — пить нельзя, если пить когда хочу жажда, то апеть только крушку воды выпью да картошку адну или две съем, но если ещо маленький кусосек хлеба пропустишь. Вот так теперь жизнь мне пошла, ели жива. В перед не знаю как Господь велит мне жить и как Господь поможет мне избежать етова дела, если ечо только рас сотворит (Тропин) со мной ето дело, то вообще не вынесу боле и знесет етой болезний до конца меня. На етем то может по времю как вылечивась вы ешо, но очень трудно от него етово дела избегать, каждый день сбивать меня на ето дело. Но с Божию помощю пока боле не поддаюсь ему, но выежать вобще отказавась. Никуда ни поеду, но и жить мне с ним содним очень опасно. Необходимо надо человека мне суда на житье, чтобы быв со мной человек. Но еще Игорь Павлович большой поклон тебе от меня, велика благодарность, болшое спаси Христос тебе за посещение и за лекарствы. Дай Бог вам добраго здоровия и всякого благополучия в жизни. Пока слава Богу за ваше доброе пожелание на улицу (в туалет) хожу, моче (моча) стало проходить, по сежолому (по тяжелому) редко хоть хожу, но дня чере два или когда через три хожу аправляюсь. Но и после вас два раза приходива на билье. Письма вам пишу второва апреля по старому (летоисчеслению), но атправить не знаю как они вам дойдут. Но если Игорь Павлович писмо получите от меня, толи ответ напишете или время будет в гости милости просим приежаете. Игорь Павлович, если когда поедишь, то возьми порожни канаверты и свой адрес напиши на канаверты, чтобы были у меня. Писала Агафия в второго апреля в суботу» (знаки препинания расставлены мной — И.П.Н.).
Из этого письма, полученного мною осенью, было ясно, что на момент его написания состояние здоровья Агафьи было неважным («унес Тропин», «вся высохла»). Оказывается, Иван Тропин вернулся к Агафье и «сбивает на ето дело, но с Божию помощью пока боле не поддаюсь». Агафья заявляет также, что никуда не поедет жить с ним «содним очень опасно», поэтому «надо человека мне суда на житье». Физиологические отправления ее наладились, а беременность не состоялась. К моменту получения письма я уже знал, что Ивану Тропину прокурором района запрещено бывать у Агафьи и он оттуда выбыл.
В июне 1989 года представители Красноярского краевого музея обратились ко мне с просьбой предоставить им на хранение и для организации выставки предметы быта Лыковых. 26 июня я их передал. А вскоре во временном выставочном зале, по проспекту Мира, можно было увидеть берестяную обутку, нож с деревянной ручкой с лезвием, сделанным из полотна пилы, чумашку берестяную, бродни из маральей шкуры, рукавицу из конопляной нити, рваные штаны и рубаху Саввина из конопляной ткани и сухарик из черно-серого хлеба.
Глава восьмая
Житие в курятнике
Выезд в гости
В 1990 году обстоятельства не позволили мне побывать на Еринате. Но вновь туда с 10 по 16 октября слетал Л. С. Черепанов с бригадой спасателей из Абакана. Итогами этой экспедиции была установка на дежурство радиомаяка системы «Каспас-Сарсат». Теперь Агафья уже имеет возможность послать сигналы «SOS» людям, если она окажется в трудной ситуации или тяжело заболеет. Стоит Агафье дернуть за кольцо радиомаяка, и в космос, к спутникам, пойдет информация, которая будет ими принята, обработана и передана на специальные станции на земле, размещенные во многих уголках земного шара. По сигналу прилетит вертолет, и Агафье будет оказана помощь. Бригада спасателей, возглавляемая В. Жбановым, оказала Агафье и конкретную помощь: копали картофель, конопатили избу, напилили на зиму дров, закончили пристройку сеней к избе и др.
В этом же году по ходатайству Л. С. Черепанова учрежден счет в пользу Агафьи при Фонде милосердия в Абакане. Ее счет 704 502 в Жилсоцбанке г. Абакана. Создан также Опекунский совет: 662 600, г. Абакан, ул. Советская, 32, фонд милосердия для Агафьи Лыковой. В этот совет был включен и я как «личный доктор Агафьи».
За это время у Агафьи пожила около двух месяцев Дунаева Галина Ивановна из Подмосковья и Иван Александрович Шалуев из Казахстана, которые пришлись «не ко двору» и доставили нашей таежнице немало неприятностей. Они были вывезены с Ерината, одна по собственной просьбе, а другого увез сын.
Вот как об этом и других событиях своей жизни летом 1990 года написала в письме сама Агафья. Для удобства чтения привожу это письмо в моем «переводе» со старославянского с расстановкой знаков препинания.
«Господи Иесусе Христе сыне Божий помилуй нас. С ниским поклоном Агафия Карповна Лыкова. Желаю вам от Господа Бога доброво здоровия, душевного спасения, в жизни благополучия. Сообщаю о своей жизни. Пока живу благополучно, хранима Богом, Пресвятой Богородицей и Святыми угодниками Божими. Но живу нонешний год много тяжелее и труднее, но и в большой печали. Перво приехава Галина с аперацый нога (незадолго до приезда к Агафье Галина Ивановна была оперирована). Пока сколь могла с козами управлялась, поила, кормила, землю копала сколь могла. Потом низамогла, три недели вообще ничего не делала. Потом уехала. Но еще Шалуев Иван Александрович приехал с Казахстана пятнадцатого мая. Тот вобще лодарь, несчаснай засранец, помогать несколь непомагать. Приехав вопще на мою опеку, ничего не привез. Галина Ивановна привезла четыре мешка крупы. Всю ему отдала. Четыре мешка крупы привезли, дак этим живет. Хлеб пеку по три раза ему в неделю. Когда и последнее себе сварю да ему отдам. Картошка пока прошлагодняя есть, ей сама-то живу, хлеб картовной (картофельный) себе пеку, сухари сушу из картовнова хлеба. Про Ивана, приехал с двумя собаками — считай трое, и у меня сабака. Но и вот приехал пятнадцатого мая, жили двое (с Галиной Ивановной) до двадцатого июня. Двадцатого уехала Галина Ивановна, и она ево выгоняла силом, чтобы вместе уехав, но она-то не могла выгнать ево, а я ни посмева греха на себя взять — приехал ко мне жить и сразу отказать. Ни и при ней только те и речи были со мной: меня Бог послал помогать тебе, она гонит меня, ни дает мне жить. Но и думала правду говорит помогать, но а Галина-то Ивановна говорила мне, что не будет он тебе помогать и нехороший, плохой человек. Но так и есть, что впервые такого человека пришлось видеть и жить. Первые два месяца в избе у меня спал. Когда меня всяко опозорил за веру и все прочее, да как сказал мне: хороший человек должен последним делиться, а ты говорит не делишся. Но я ему поговорила: еще недоволен, четыре мешка крупы отдала тебе и я овсянку отдала тебе. Да еще сказал: убить (тебя). Тогда в маленьку избушку ево поселива. Но и так живет на готовом, дрова сколь были в большу печь заготовлены у меня все завыходили, в большу-то печь летом каждый день топить надо. Дров (заготавливать) нисколь не помогал, все надо адной дрова заготовить и козам корму собрать. Лето даже нивыносимо — дожди, туманы день и ночь, все залило. Картошка ни посвела, почти вопче заливо дождями. Козы голодни, когда и вопче ни возможно корму собрать — ревут /козы/, а етот живет, никогда коз ни накормит, дров хотя бы когда сусшев /сучьев/ собрав на истоплю, нет ни соберет. Слово никако сказать нельзя с ним. Но так терпева от пятнадцатого мая и до седьмого августа, ни говорива на счет дров, даже сырником печь топлю, сырыми сушеми, свежие кедры, староть сук. Когда уехава на Горячий ключь, они двоя остались домовничать, а этот Иван-та взяв весь прилавок /ровное место у горы/ выжек кострами. Приехава домой-то, привезли, когда к избе става исподгорки подходить сразу вижу дело ни в порядках. Если бы суха погода, сожгли бы и избу пока была я на ключе, и всю тайгу спалив бы. А кто бы тогда тушит-то некому, Галина-та швы разошлись, а етот балантрясь / лаботряс/ только сошжекчи, боле никаво ему. Дак все десить дней дожди были, заливо и тогда дров кроме полениц, да сырова лесу и нистава. После ключа даже нисколь агребать картошку ни помок. Только было четыре дня сухих, но я как скоре огрести. Адин день большу полосу огребла, едва пришла домой-то, да на ограде отляживалась. Потом едва поводу сходива, но и так руки терпнут, даже ночами спать не могу. Но вот к зиме козам корму нисколько ни будет, заливо и все. Но и вопще за всех переживаю. Если везде повсеместно така погода, сено никому ни поставить и хлеб ни убрать — сгнеет. Но когда я ето Ивану седмова августа сказава ему нипустынным делом занявся, надо летом-то дрова заготовить, да козам корму. Дак он страшно на меня разъярився. Потом утром восмова августа ругавса, ругавса всяка как толька мок, в Бога давай, потом дошов — свежу, говорит, я тебя, к бревну привежу и в реку опущу. Но я как такие речи услыишива ево, дак сколь могла бежать убежава да сысдали ему палку показава — вот тебе за такую ругань и за такие неподобные речи палку. Собравса топить, савсем с ума-та сошов. Живет на готовым, хлеб и вариво и картошка — все ему готово. Перво с Галинай и все время ругався, тебя задушить и то ни задушишь, говорит, и со мной тоже само. Про нее говорив, но и так она говорива про него со мной, что обоих он нас убьет. Я сколь видива вперво вижу такова человека, что нихорошай, да еще пока я была на ключе сказава мне напоив ее отравнаи травой. Но я теперь вопще ево сознава — нихорошой, самовольной, завидливой. Спрашивать ни спрашивает: но и так сказав мне: я тебе завидую. Через два месяца все про него сознава, а вот третий месец живу. Была бы возможность чтобы увезли его от меня, уехав бы и нету никакой возможности, да и чтобы болще он ни когда ни проник. И незнаю как Господь велит благополучно мне остаться от него. Сознания нету, могу не могу тебе, говорит, нечево делать пили дрова-та адна, козам корм таскай и коли дрова. А я ему на эти речи сказава, если эдак жить, то ставь свою избу, делай печь и хлеб пеки, и вари про себя. Он тогда мне: а ты живешь ни в своей избе-то, в чюжой. А я ему так сказава: я живу в своей избе, лично нам срублена. Лев Степанович так сказав мне: ни кому ни отдавай ету избу, даже на время и то нивелев отдавать. Вот тогда, как ему ни сдала на счет избы, тогда ругань подняв и в реку топить с бревном меня. Вот убежа от него и письмо решива написать тебе. Приехав самовольно, даже письма не было мне от него (Действительно, откуда он взялся и кто его привез к Агафье? — И.П.Н.). Но так на общее рассуждение напишу, если у меня живет, он и дрова адной пилить и колоть и с корню лес спиливать адной и протче все. Вся управа на адной состоит без помощи, дак тогда зачем он мне нужен такой человек, жить у меня и таким немилосердием содержать себя сироту болну, ни помиловать ничем, никакой помощи ни слелать. Дак Богу неугодной такой человек и добрым людям, а меня-то скоре догонит к концу, Ни какова нету покоя даже до тех пор, когда не знаю, днем солнце редко и день, что увидишь, а ночами звезды не видать. И вот третий месяц такой погоды. Как приехав Иван и все заливо, только одна неделя была без дождя-то. Но еще два случая опишу о себе, два дня была ни в хороших случаях. Пошла на реку, медведя увидава, где воду брать с протокой всередь воды. А на второй день лук полоть става, мокрец все затинува. Гряды полю с корнями чтобы вырвать. Но едак-то полова борозду в между двух гряд — прополова. Глижу у меня змия под руками-то от самой головы до хваста. Дополова тогда увидела ее голова у нок, а хвост-то чють в руки только ни взела я ей. Но когда увидева-то испугавась я ей. Толко молитву сотворива отскочив от неи, она уползла в камни. Но и каждый день етот страх мне приходит на ум. Грешна, недостойна, земля и пепел и перст какой беды. Господь избавив, сохранив, ни коснувась ана мне. Еще Господь за молитвы святых и родителей моих хранит, чтобы Богу моливась за родителей и за всех вообще».