– Ну, что там было? – спросила с любопытством Роуда за завтраком.
– Обычные штучки, – небрежно отвечал я.
– Пентаграммы рисовали?
– Сколько хочешь.
– А белые петухи были?
– Конечно. Этим занимается Белла.
– А трансы и так далее?
– В наилучшем виде.
– Похоже, тебе это показалось неинтересным, – сказала она разочарованно и недовольно.
Я ответил:
– Три дамы несколько пересолили, но, по крайней мере, я удовлетворил свое любопытство.
Когда Роуда отправилась на кухню, Деспард заметил:
– В некотором роде пережили потрясение?
– Ну, как вам сказать... – Я хотел свести все к шутке, но Деспарда обмануть было нелегко, пришлось сознаться. – Вообще‑то все довольно мерзко, – медленно ответил я.
Он кивнул.
– По сути дела, такому не веришь, – проговорил он. – Разумного объяснения не найти, потому и не веришь. Однако эта магия порой оказывает свое действие. Я многого навидался в Восточной Африке. Знахари там обладают удивительной властью над людьми. И надо признать: случается иногда такое, что с точки зрения здравого смысла попросту не укладывается в голове.
– Люди умирают.
– Представьте себе, да. Если человек узнаёт, что темные силы избрали его своей жертвой, он гибнет.
– Действует сила внушения, по‑видимому?
– Вероятно.
– Но вы, похоже, эту точку зрения не разделяете?
– Нет, не совсем. Иногда происходит такое, чего не объяснить. Не дают ответа и бойко состряпанные западные научные теории. На европейцев колдовские чары не влияют – хотя я знаю несколько случаев, когда и такое бывало. Но если непоколебимая вера в сверхъестественное владеет людьми изначально, то они подвержены воздействию магических заклятий. – Деспард смолк.
|
– Согласен, назидательный тон научных теорий многое оставляет без ответа, – задумчиво подтвердил я. – Странное случается и у нас. Однажды в больнице в Лондоне я видел молодую пациентку. Девушка страдала неврозом, была под наблюдением врача. Жаловалась на беспричинные дикие боли в костях. Считалось, что она жертва истерии. Доктор сказал: если провести раскаленным железным прутом по ее руке, боли исчезнут, она излечится. Согласится ли она на такое? Девушка согласилась.
Она отвернулась и зажмурилась. Доктор обмакнул стеклянную палочку в холодную воду и провел ею по внутренней стороне руки – от локтя до кисти. Пациентка кричала, как от невыносимой боли. «Вы теперь поправитесь», – заверил доктор. А она говорит: «Я очень надеюсь. Но было нестерпимо больно. Жгло». Мне показалось самым странным не то, что она этому поверила, а ожог на коже. Палочка оставила воспаленный след.
– И она излечилась от болей? – с интересом спросил Деспард.
– Представьте себе, да. Этот ее неврит, или как его там, больше не проявлялся. Только с ожогом им пришлось повозиться, пока не зажил.
– Невероятно! – отозвался Деспард. – Веское доказательство, не так ли?
– Доктор сам был поражен.
– Еще бы! А почему вам хотелось побывать у этих дам на сеансе?
Я пожал плечами:
– Просто меня это занимает. Хотелось поглядеть на их представление.
Деспард ничего не сказал и, по‑моему, не поверил.
А я отправился в дом викария.
Дверь оказалась открытой, хотя в доме, похоже, никого не было. Я прошел в маленькую комнату к телефону и позвонил Джинджер. Казалось, прошла целая вечность, пока ее голос в трубке ответил:
|
– Слушаю!
– Джинджер!
– А, это вы. Что случилось?
– Как вы себя чувствуете?
– Прекрасно. А почему вы спрашиваете?
У меня словно гора свалилась с плеч.
С Джинджер ничего не случилось – привычный задор в голосе совершенно успокоил меня. Как мог я поверить, что какой‑то бред, ахинея подействуют на такого здорового и разумного человека, как она?
– Ну, я думал, вдруг что‑нибудь вам приснилось или еще что, – промямлил я.
– Ничего мне не снилось. Но я каждую минуту просыпалась и старалась разобраться, не происходит ли со мной чего‑то необычного. Я даже возмущалась: ведь ровным счетом ничего.
Мне стало смешно.
– Ну‑ка, докладывайте, – приказала Джинджер. – Что там было?
– Ничего особенного. Сибил легла на пурпурный диван и впала в транс.
– Правда? Какая прелесть! – Джинджер залилась смехом. – Ложе, наверное, покрыто черным бархатом, а Сибил в чем мать родила?
– Сибил не мадам де Монтеспан. И обряд их не черная месса. Сибил была разодета в пух и прах, павлиньи узоры на платье, все расшито символами.
– Вполне в духе Сибил. А Белла?
– Про Беллу тошно вспоминать. Зарезала петушка и обмакнула в кровь вашу перчатку.
– О‑о‑о, гадость... А еще?
– Тирза не поскупилась на всевозможные фокусы. Вызвала духа – зовут его вроде Макэндал. Еще был приглушенный свет и заклинания. Все это может, однако, производить должный эффект, найдутся люди, которых так можно и напугать, – сообщил я, уверенный, что говорю тоном, не вызывающим подозрений.
– А вы не испугались?
– Белла меня несколько ошарашила – у нее был огромный нож, я боялся пойти по стопам петуха в качестве второго жертвоприношения, если она совсем потеряет голову.
|
– А больше вас ничто не устрашило? – настаивала Джинджер.
– На меня такие вещи не действуют.
– А почему у вас стал такой обрадованный голос, когда я сказала, что все в порядке?
– Потому что... – Я замолчал.
– Ладно, – смилостивилась Джинджер. – Можете не отвечать. И не старайтесь изо всех сил делать вид, будто все это вам нипочем. Что‑то, видимо, произвело на вас определенное впечатление.
– Просто они, то есть Тирза, казалось, так уверены в результатах.
– Уверены, что их мероприятие действительно приведет к смерти намеченной жертвы? – Голос Джинджер звучал недоверчиво.
– Конечно, они все полоумные, – откликнулся я.
– И Белла тоже выглядела уверенной?
Подумав, я ответил:
– Белла, видимо, просто получает от этого удовольствие. С наслаждением убивает петушка, впадает в экстаз, насылая на кого‑то порчу. Слышали бы вы, как она испускает стоны: «Кровь... кровь...» – просто нечто из ряда вон выходящее.
– Вот бы послушать, – мечтательно проговорила Джинджер.
– Небезынтересно, – согласился я. – Честно говоря, настоящий спектакль.
– Но вы теперь, кажется, пришли в себя? – спросила Джинджер.
– Что вы имеете в виду?
– Вы были не в лучшей форме, когда начали разговор.
Она сделала вполне правильный вывод. Ее веселый голос сотворил со мной чудо. Втайне, однако, я снимал перед Тирзой Грей шляпу. Пусть ее трюки – обман, но они поселили во мне страх и дурные предчувствия. Теперь все это не имеет значения. С Джинджер ничего не случилось. Ее даже не мучили скверные сны.
– Что мы теперь будем делать? Мне надо здесь остаться еще на недельку‑другую? – осведомилась Джинджер.
– Если вы хотите, чтобы я содрал сотню фунтов с мистера Брэдли, то да.
– Сдерете непременно. Вы поживете у Роуды?
– Немного. А потом поеду в Борнмут. Я звоню из дома викария. Звоните мне каждый день. Впрочем, лучше я вам.
– Как миссис Дейн‑Колтроп?
– Великолепно. Я ей, кстати, все рассказал.
– Я это поняла. Ну, до свидания. Еще недели две посижу здесь. Я взяла с собой работу. И целую кипу книг, все никак до них не могла добраться, откладывала, а мне нужно их все прочитать.
– Что думают у вас на работе?
– Что я поехала в круиз.
– А вам не хотелось бы сейчас плыть на лайнере по морю?
– Да нет, в общем, – ответила она не совсем уверенно.
– Никакие подозрительные типы к вам не наведывались?
– Нет. Только фургонщик с молоком, газовщик – снимал показания со счетчика, женщина – она спрашивала, какие патентованные лекарства и косметику я предпочитаю. Еще меня просили подписать призыв о запрещении ядерного оружия, и представительница благотворительной организации приходила за пожертвованиями для слепых.
– Вроде бы все это вполне безобидно, – заметил я.
– А чего вы ожидали?
– Сам не знаю.
Наверное, мне хотелось услышать что‑то определенное и во всем досконально разобраться. Ведь жертвы «Белого коня» умирают по своей воле... Нет, «по своей» здесь не скажешь. Физические недомогания возникали у них под воздействием каких‑то непонятных процессов. Я высказал опасение, что газовщик – подставное лицо, но Джинджер эту мысль отмела.
– У него были настоящие документы – я потребовала их и проверила! Он влез на стремянку в ванной и снял показания со счетчика. Плитами, горелками он не занимается – слишком важная для этого персона. И, заверяю вас, утечку газа он не устроил.
Нет, «Белый конь» утечками газа не оперирует – чересчур конкретное мероприятие.
– Да! Был еще один визитер, – сказала Джинджер. – Ваш приятель, доктор Корриган. Очень мил.
– Наверное, его прислал Лежен.
– Он, видимо, заглянул с целью подбодрить соплеменницу. Вперед, клан Корриганов! Все за одного, один за всех!
Я повесил трубку, успокоенный.
Когда я вернулся, Роуда возилась на газоне с одной из своих собак, пичкала ее каким‑то снадобьем.
– Только что был ветеринар, – сообщила Роуда. – У собаки ленточные глисты. Кажется, очень заразно. Слава богу, дети целыми днями в школе. Спокойно, Шейла, не вертись! От этого лекарства у них вылезает шерсть. Остаются проплешины, но потом зарастают снова.
Я кивнул, предложил свою помощь, с облегчением выслушал отказ и снова отправился бродить.
Беда сельской местности в том, что для прогулок имеется, как правило, не больше трех маршрутов. В Мач‑Диппинг это было шоссе, ведущее в Карсингтон, проселочная дорога в соседнюю деревню Лонг‑Коттенхем и двухкилометровый участок на ответвлении автострады Лондон – Борнмут, который назывался Шедхангер‑Лейн.
В тот же день я обследовал первые два, назавтра мне оставалось пройтись до автострады. Я отправился в путь, и тут меня внезапно осенила неплохая мысль. Прайорз‑Корт неподалеку. Почему бы не заглянуть к мистеру Винаблзу? Я подумал и решил, что это будет весьма разумно.
В мой предыдущий приезд Роуда взяла меня туда с собой в гости. Ничего подозрительного не будет в том, что я теперь нанесу мистеру Винаблзу визит. Вполне понятно и естественно – хочу просить разрешения снова взглянуть на какой‑то предмет коллекции, который я не успел рассмотреть.
Весьма любопытно опознание Винаблза аптекарем, этим Огденом или Осборном, как его там. Ведь, по свидетельству Лежена, хозяин Прайорз‑Корт самостоятельно двигаться не способен, и его появление на дороге, где проходил отец Горман, просто немыслимо. И тем не менее встреченный аптекарем на сельском празднике Винаблз как две капли воды похож на того человека.
В самой личности Винаблза крылось что‑то загадочное. Я сразу это почувствовал. Несомненно, он человек мощного интеллекта. И есть в нем особенная черта – как бы это сказать? – лисья хитрость, пожалуй, нечто хищное, опасное. Сам убивать не станет, слишком для этого умен. Но безупречно подготовит убийство, если понадобится. Винаблз точно вписывается в роль организатора, остающегося в тени. Аптекарь Осборн настаивает, будто видел, как Винаблз шел по лондонской улице. Тем не менее это исключено, значит, и опознание гроша ломаного не стоит, и то, что Винаблз живет по соседству с «Белым конем», ровно ничего не значит.
Однако мне хотелось еще раз взглянуть на мистера Винаблза. Я решительно зашагал к Прайорз‑Корт, достиг ворот усадьбы и по длинной извилистой аллее вышел к дому.
Слуга открыл дверь и сказал, что хозяин дома; извинившись, ушел и оставил меня одного в холле («Мистер Винаблз не всегда чувствует себя достаточно хорошо для приема визитеров»). Он вернулся через несколько минут.
– Мистер Винаблз, – сообщил он, – чрезвычайно будет рад видеть вас.
Винаблз встретил меня сердечно и приветствовал как старого знакомого.
– Любезно с вашей стороны навестить меня, дорогой мой, – сказал он, подъехав ко мне. – Я слышал, вы снова здесь, и уже собирался звонить нашей милой Роуде сегодня вечером, чтобы пригласить вас всех на ленч или обед.
Я извинился за вторжение, объяснив, что зашел случайно. Прогуливался, оказался рядом с его домом – и вот, пожалуйста, незваный гость.
– Собственно говоря, – пояснил я, – мне хотелось бы еще раз взглянуть на ваши могольские миниатюры. В тот раз у меня почти не было времени внимательно их рассмотреть.
– Конечно, конечно. Приятно, что вам они понравились. Какая тонкость и изящество!
Тут мы пустились в обсуждение деталей. Должен признаться, я был в восторге от поистине удивительных вещей этой богатейшей коллекции.
Подали чай, и хозяин настоял, чтобы я разделил с ним трапезу.
Ароматный дымящийся китайский чай был налит в прелестные чашечки. Я не большой поклонник этого напитка, но получил истинное удовольствие от угощения – тосты с анчоусами, торт со сливами, сочный, испеченный по старинному рецепту и напомнивший мне чаепития у бабушки, когда я был ребенком.
– Домашний, – одобрительно заметил я.
– Естественно! Покупных у меня в доме не подают.
– Да, у вас прекрасная кухарка. Нелегко, наверное, заманить в такую глушь хорошую прислугу. Как вам это удается?
Винаблз пожал плечами:
– Держу у себя только лучших из лучших. Таково мое правило. Естественно, за это надо платить. И я не скуплюсь – плачу щедро.
В его фразе звучало нескрываемое высокомерие.
Я заметил сухо:
– При таких возможностях легко разрешимы любые вопросы.
– Все зависит от того, как воспринимать жизнь. Самое главное – знать, чего хочешь. Многие наживают огромные состояния, а потом не представляют себе, как с ними быть. И тогда их затягивает в машину, которая делает деньги ради денег. Это рабы. С утра до поздней ночи в конторе. Света божьего не видят. И что же в результате? Самый большой автомобиль, самые дорогие любовницы, шикарные жены – и ни минуты покоя и радости. – Он наклонился вперед и продолжал: – Деньги становятся самоцелью. Их вкладывают в еще большие предприятия, доходы возрастают неизмеримо. Но для чего эти несметные богатства? Задаются ли люди таким вопросом? Нет. Они не знают, для чего.
– А вы? – полюбопытствовал я.
– Я... – Он улыбнулся. – Я знал, чего хочу. Неограниченный досуг, чтобы любоваться прекрасным – творениями природы и человека. Я не в состоянии путешествовать и наслаждаться красотой последние годы. Но то, что возможно, мне доставляют со всех концов света.
– Однако и для этого сначала требовались деньги.
– Бесспорно, и деньги, и умение планировать свою жизнь. Смотреть вперед. Самое главное – досконально обдумывать заранее каждый шаг с целью избежать постыдного рабства. И жить, как я живу сейчас. А кроме того, не забывайте – все меняется в этом мире, Истербрук. И прежде, и теперь. Только теперь перемены наступают значительно быстрее. Ускорился темп, и этим нужно уметь воспользоваться.
– Меняющийся мир, – задумчиво сказал я.
– В нем открываются новые горизонты.
Я ответил ему виновато:
– Боюсь, вы разговариваете с человеком, чей взор обращен в иную сторону. Вы ведь знаете, меня интересует не будущее, а прошлое.
Винаблз пожал плечами:
– Будущее? А кто может его предвидеть? Я говорю о том, как распоряжаться настоящим, сиюминутным, говорю о сегодняшнем дне. Не задумываюсь ни о чем другом. Для этого существует новая техника. Уже есть машины, способные дать ответ на любой вопрос в долю секунды, где раньше требовались часы и дни интенсивного умственного труда.
– Компьютеры? Электронный мозг?
– Именно.
– Заменят ли машины в конечном счете людей?
– Людей – безусловно. То есть людей как источник силы человечества. Но Человека – никогда. Останется Человек‑созидатель, Человек‑мыслитель, у него будут возникать сложнейшие вопросы, а машине предназначено их решать.
Я в сомнении покачал головой.
– Человек и Сверхчеловек? – спросил я с легкой насмешкой.
– Почему бы и нет, Истербрук? Почему бы и нет? Ведь мы знаем – вернее, начинаем постигать – изначальные истины о том, что есть человек как живое существо. Метод воздействия на психику, который не совсем точно называют «промыванием мозгов», открыл в этой области необычайно интересные перспективы. Не только тело, но и разум человеческий реагирует на определенные физиологические стимулы – на разум можно влиять.
– Опасная точка зрения, – сказал я.
– Опасная?
– Для того, кого подвергают воздействию.
Винаблз пожал плечами:
– Жизнь вообще опасна. Мы забываем об этом. Мы, взращенные в очагах цивилизации. Эти очаги и составляют, в сущности, цивилизацию. Анклавы, разбросанные тут и там, люди, объединившиеся для совместной защиты. Только так сумели они перехитрить природу, стали управлять ею. Человек покорил джунгли, но это лишь временная победа. В любой момент джунгли могут снова обрести первозданную мощь. Многие века назад величественные города исчезнувших цивилизаций превратились в пустоши, заросшие плевелами. А потомки тех, кто жил там, ютятся в жалких селениях. Вся их жизнь – борьба за существование с единственной целью: не погибнуть от голода. Жизнь опасна всегда – не забывайте об этом. И в конце концов, не только могущественные силы природы, но и творения наших рук могут погубить мир окончательно. Мы очень близки сейчас к катастрофе.
– Никто не станет этого отрицать. Но меня интересует в вашей теории рассуждение о власти над разумом.
– Ах вот что! – Казалось, Винаблз испытал легкое смущение. – Возможно, я преувеличиваю...
Его смущение и неожиданная уступчивость показались мне весьма симптоматичными. Он жил в полном одиночестве, а это зачастую порождает в человеке желание высказать кому‑нибудь свои мысли – иногда первому встречному. Винаблз разоткровенничался со мной – и, быть может, совершил промах.
– Человек. Сверхчеловек. Вы говорили о современной трактовке давно известной теории, – заметил я.
– Конечно, ничего нового я не изрек. Определение Сверхчеловека появилось давным‑давно. На нем основаны целые философские учения.
– Правильно. Но, похоже, у вашего Сверхчеловека есть особые качества. Он наделен необычной властью, но держит это в тайне. Сидит в кресле и дергает за веревочки.
Я поглядел на него – он улыбнулся:
– Приписываете подобную роль мне, Истербрук? Хорошо бы так было на самом деле. Судьба должна хоть в чем‑то вознаграждать за... вот это. – Винаблз хлопнул ладонью по лежащему на коленях пледу, в голосе его прозвучала неподдельная горечь.
– Не стану выражать сочувствия. От него вам мало толку, – сказал я. – Но позвольте мне выразить свою мысль: коль скоро мы пытаемся вообразить необыкновенную, сильную личность, человека, способного одолеть непредвиденную беду, справиться с нею, вы, на мой взгляд, принадлежите именно к этому типу.
Он засмеялся:
– Вы мне льстите. – На лице его появилось довольное выражение.
– Нет, – сказал я. – Я много людей повидал на своем веку и могу отличить от других человека неординарного, одаренного.
Я боялся переборщить – однако разве можно перейти грань в лести? Горькая мысль. Но нужно помнить об этом всегда, чтобы самому избежать лукавой западни.
– Интересно, – произнес он задумчиво, – что заставляет вас сделать такой вывод на самом деле? Все это? – Он небрежно обвел рукой роскошную комнату.
– Все это доказывает, – ответил я, – что вы богатый человек, умеющий сделать ценную покупку. С толком, с пониманием и вкусом. Но мне думается, здесь заметно нечто большее, чем одно лишь желание владеть сокровищами. Вы поставили себе целью приобретение красивых, поразительных вещей – но вы откровенно дали понять: средства на них получены отнюдь не трудами праведными.
– Верно, Истербрук, совершенно верно. Как я и сказал, трудятся в поте лица только глупцы. Нужно составить, обдумать в мельчайших деталях план обогащения. Секрет успеха всегда проще простого. Мелочь. Но до нее надо додуматься. Планируешь, осуществляешь блестящую операцию – и результат налицо.
Я пристально глядел на него. Проще простого. Убрать нежелательную фигуру? Выполнить чей‑то заказ? И абсолютно никакой опасности ни для кого, кроме жертвы. Разработано мистером Винаблзом. Вот он сидит в инвалидном кресле, похожий на хищную птицу, с крючковатым большим носом, кадык на шее ходит вверх‑вниз. А кто исполнитель? Тирза Грей?
Не сводя с него взгляда, я проговорил:
– Значит, вы осуществляете сложные операции с чьей‑то помощью, не сами. Как странная мисс Тирза Грей. Та внушает мысли на расстоянии.
– А, наша милая Тирза! – проговорил он беззаботно и снисходительно, но что‑то странное мелькнуло у него в глазах. – Вздорные разглагольствования двух наших дам! И они в это верят, по‑настоящему верят. Вы уже побывали на их глупейшем сеансе? Они вас обязательно затащат к себе.
Мгновение я колебался, но тут же решил, как должен себя вести.
– Я... Я был у них на сеансе, – сказал я.
– Восприняли как дикую ересь? Или на вас произвели желаемое впечатление?
Я отвел глаза и постарался по мере сил изобразить человека, которому слегка не по себе:
– Я... э... ну, конечно, я, в сущности, не очень‑то верю в такое. Они, по‑моему, искренни, но... – Я взглянул на часы. – Не думал, что уже так поздно. Надо торопиться. Кузина, верно, ума не приложит, куда я подевался.
– Скоротали денек с инвалидом, составили ему компанию. Передайте Роуде извинения, что задержал вас. Надо как‑нибудь на днях снова угостить вас ленчем. Завтра еду в Лондон. Будут интересные торги у Сотби. Французская слоновая кость. Средневековье. Изумительные вещи! Вам понравится, уверен, если мне там удастся что‑нибудь приобрести.
На этой дружелюбной ноте мы и расстались. И я никак не мог решить – показалось ли мне, будто у него в глазах мелькнула насмешливая улыбка, когда я неловко оправдывался за свой визит к Тирзе? Или его это лишь позабавило?
Глава 19