- Ну, что ты застыл? Проси скорее штаны, - шепнула я.
- Ты с ума сошла! - прошипел Лён в ответ. - Он же в таком состоянии, что свои снимет.
- Вот и куй железо, пока горячо! Хватит рекламировать старминский трикотаж.
Лён откашлялся.
- Простите, - вежливо и хрипло сказал он. - И встаньте, пожалуйста. Мы проводим ежегодный осмотр угодий и, если не возражаете, хотели бы ненадолго воспользоваться вашим гостеприимством...
- И штанами, - добавила я, поднимая дохлого петуха за рыжее крыло.
***
Чтобы отмыть своего Повелителя, вампирам потребовалось не меньше трех бочек воды. Когда он, наконец, вышел к столу, накрытому в оплетенной виноградом беседке, я развлекала ребятню, левитируя четыре вилки одновременно. Поддернув подол красного махрового халата, по виду - женского, Лён сел напротив.
- Ты что-то говорил насчет несмешливых и с запасными штанами? - вкрадчиво спросила я. - Вряд ли хозяйку так развеселил петух, которого я уронила в навозную жижу. Посмотри, как живо она общается с соседями, толпящимися у забора. И как только ты отворачиваешься, они на тебя глазеют.
Лён прислушался, не оборачиваясь.
- Ошибаешься. На тебя. Они думают, что ты пыталась меня прикончить, но орешек оказался тебе не по зубам.
- Они так говорят? - встревожилась я.
- Нет, думают.
- Скажи им, что это не правда!
- Ну, они не так уж и далеки от истины... - озорно блеснул клыками Лён. - О, большое спасибо!
На столе появилась дымящаяся супница с наваристыми щами. Высокая румяная хозяйка в зеленом платке наполнила наши миски и выложила на отдельную тарелку солидный кус мяса с торчащей мозговой костью. Гостеприимное семейство в рекордные сроки собралось за столом. Малыши-двойняшки глазели на нас, как на пришельцев из сопряженного измерения. Девочка-подросток усиленно трепыхала ресницами, стреляя глазками, что Лён игнорировал с потрясающим величием. Ее старшая сестра (мать малышей) уставилась на Повелителя так, словно собиралась писать с него картину. Глава семьи и зять наперебой обсуждали погоду и природу, явно не зная, чем еще нам угодить. Мне ужасно хотелось выбить из кости мозг, но я боялась нарушить торжественность обстановки. Еще бы, не каждый день к простым вампирам заходит Повелитель в портах... Лён, кстати, держал себя на высоте, улыбался и охотно поддерживал бессодержательный разговор.
|
|
На меня никто не смотрел, и я подковырнула выпирающий мозг черенком ложки.
***
Переодевшись в свободный костюм для верховой езды, Лён оставил у гостеприимных хозяев куртку-непробивайку и штаны-самостои. Не сомневаюсь, еще долго эти реликвии будут украшать их парадную гостиную.
- Полями поедете, так ближе. Дорога ровная, утоптанная, не собьетесь, - напутствовал нас хозяин. - Не сворачивайте только никуда. Там сначала картошка будет, немного жук ее побил, заморский, полосатый, никак управы на него не найдем, а дальше клевер и люцерна, как раз зацветают. А там уж до леса рукой подать.
Центральный догевский лес Лён знал назубок; во всяком случае, он прекратил расспросы и запрыгнул в седло.
***
Заморский полосатый жук флегматично закусывал картофельной ботвой, не обращая внимания на представительницу Разумной Расы, которая наблюдала за его бесконечной трапезой затаив дыхание.
- Эй, Келла! - окликнула я, разглядев девушку.
Вампирша распрямилась, потерла поясницу.
|
|
- Твари! - выпалила она в пустоту.
Заморские жуки питались, размножались, перелетали с куста на куст, напрочь игнорируя антропогенный фактор.
Оставив коней щипать пыльную траву обочин, мы стали продираться к Келле поперек рядов. Ботва путалась под ногами. По голому локтю пополз жук, я брезгливо стряхнула его на землю и припечатала каблуком.
- Что ты там делаешь?
- Изучаю! - немногословно отозвалась Травница, снова наклоняясь к жуку. - Я обрызгала ботву настойкой аконита.
- И что?
- Он ее ест!
- А ты думала, он объявит голодовку в знак протеста? - фыркнула я.
- Наоборот, все идет по плану, теперь я жду, когда он начнет издыхать!
- Давно?
- Часа три.
- Скорее он тебя уморит!
Только присутствие Лёна удержало Травницу от гневной вспышки. Пересилив себя, она иронично спросила:
- Не могла бы ты просветить меня относительно человеческих способов борьбы с этими холерными жуками? Насколько я знаю, самым мощным из разработанных вами инсектицидов до сих пор являются бабки и малолетки со жбанами, а агрономы действуют по принципу: "Чтоб ты подавился, проклятый!".
Я размяла пальцы, эффектно хрустнув костяшками.
- Чтоб ты подавился, проклятый! - И добавила парочку заклинаний.
Минутное замешательство в стане полосатого врага сменилось нарастающим шелестом. Это осыпались заморские жуки, скатываясь в борозденки. Дрыгнув членистыми лапками, они застывали навсегда. Слишком поздно я поняла, почему экзорцизмы рекомендуют произносить у кромки поля. И как мы теперь выберемся? По этой сплошной, хрустящей и чавкающей под ногами массе?
|
|
- Чистая работа! - хрипло выдохнула Травница, разглядывая подобранного жука в лупу. - Они и впрямь сдохли! Но от чего?
- Может, подавились? - невинно предположила я.
Келла уставилась на меня с неподдельным ужасом. Я знала, о чем она думает. Нет ли у меня в запасе заклинания помощнее, на острозубых паразитов?
- Нет, - разочаровала я ее. - К сожалению, больше ни на кого это заклинание не действует, даже против капустных гусениц в бой идут пресловутые бабки. Заклинание простенькое, я удивляюсь, почему ваши маги его не применяют.
- Может, потому, что у нас нет магов?
Я помнила слова Учителя, но позволила себе усомниться.
- Что, серьезно? Ни одного?
- А откуда они появятся? Не прилетят же из заморских краев вместе с жуками. Своих Школ чародеев у нас нет, а в человеческие вампиров не принимают.
- И как вы без нас справляетесь? - Я представила жизнь без магии и содрогнулась. Что сталось бы со Стармином без уличных огней в стеклянных шарах, амулетов от оспы и холеры, магических замков, холодильных ящиков, бесчисленных мороков, ублажающих взгляд и скрывающих облупленные стены домов, остроконечной башни, размеренно испускающей в небо серебристую молнию - регулятора погоды. Погода согласовывалась с Верховным Советом, подписывалась королем и еженедельно вывешивалась на стене ратуши.
- Ты и дождь можешь вызвать? - спросила Келла.
- Только с конспектом.
- А грозу?
- И грозу могу, - рассеянно подтвердила я.
- А... град?
- Для блага сельского хозяйства - все, что угодно, - заверила я Травницу.
- Похоже, нам и в самом деле не помешал бы маг, - задумчиво сказала Келла.
- Ну так дайте запрос в Школу!
- Вольха, не смеши. Ты думаешь, кто-нибудь из людей согласится жить и работать в Догеве? - вступил в разговор Лён.
- Я бы согласилась.
- Боже упаси! - вырвалось у Лёна. - Тогда из Догевы сбегут все вампиры!
Не слушая возражений, он подхватил меня на руки и вынес за кромку поля.
Глава 18
Лошадки неспешной рысцой отмахали добрую половину пути. Не будь со мной Лёна, я давно бы заплутала в глухой еловой чащобе, где буйно цвела малина, а заградительные полосы из крапивы и ежевичника внушали трепет даже эльфам. Лещина сомкнула гибкие прутья над узкой лесной тропкой, и бархатистые листья нет-нет, да щекотали мою макушку. Но вот деревья раздвинулись, пошли можжевеловые и вербные кусты, а за ними поле с машущим крыльями ветряком.
- Смотри, какая красота, - Лён кивнул на ярко-красную прогалинку у самой опушки, невесть как пропущенную сборщиками ягод. Спелая земляника бесстрашно выглядывала из-под листиков, красуясь на солнышке.
Я не любила землянику, но устоять не смогла. Спешившись, присела на корточки у края полянки, бережно раздвинула листья. Крупные ягоды сами скатывались в ладонь, стоило провести рукой по зеленовато-серому стебельку, и мне казалось, что он облегченно вздыхает, избавляясь от тяжкой обузы. Я складывала их в пригоршню, наслаждаясь самим процессом сбора. Как рыбак, часами высиживающий с удочкой на пригорке у заросшего пруда, в котором давно перевелась рыба. Дома... Когда у меня был дом... я сутками не вылезала из лесу, собирая землянику. Сразу вспомнился запах туесков с земляникой, стоящих в холодных, сыроватых сенях... я сидела на пороге и сторожила ягоды от лакомок-братишек, пока не возвращались с поля родители. Мне хотелось, чтобы они увидели душистое богатство нетронутым, в полной мере оценив мой труд. Потом я снимала караул у сеней, но землянику все равно не ела, даже со сливками. До сих пор терпеть ее не могу... отдам Лёну, решила я.
Я почувствовала, что Лён на меня смотрит. Эдак задумчиво, оценивающе, внимательно. Я подняла голову. Он действительно смотрел. У него в руках не было ни единой ягодки. Мы уставились друг на друга, как мужик и медведь, столкнувшиеся в малиннике.
- Что? - спросила я.
- Ничего, - смутился захваченный врасплох "медведь", то есть вампир. - У тебя листик в волосах.
- Правда? - Я тряхнула головой.
- Запутался. Давай я вытащу.
Я нагнула голову, продолжая следить за вампиром из-под отросшей челки. Пальцы осторожно коснулись моей макушки, пробежались вдоль затылка. После нескольких безуспешных попыток Лён бесцеремонно притянул мою голову к своей груди и азартно закопошился в волосах.
- Лён, что ты там делаешь? - Забеспокоилась я, жарко дыша в его рубашку. В судорожно стиснутой пригоршне мялись собранные ягоды.
- Он убегает, - виновато оправдывался Лён.
- Листик?
- Нет, ягодный клоп.
- Клоп?! Вытащи его немедленно! - завизжала я, свободной ладонью упираясь вампиру в грудь.
- Тихо, не дергайся, ты его спугнешь.
Я почувствовала, как преследуемый клоп перебирает лапками, соревнуясь в ловкости с пальцами вампира. Ощущение не из приятных.
- Да не вертись, а то я его раздавлю!
Я застыла, прикидывая, что лучше - живой клоп на голове или он же давленый.
Крики всегда раздаются не вовремя. Причем это привилегия неприятных криков, вроде "Пожар!", "Тону!", "Убивают!". На сей раз наш слух усладил жуткий, неоформленный в слова вопль, страшный и пульсирующий, то затихающий, то возобновляющийся с новой силой. Я подорвалась с колен, роняя ягоды, колючая ветка барбариса хлестнула меня по щеке, оцарапав до крови.
Ромашка беспокойно стригла ушами, раздувая ноздри. Запрыгивала я на нее лихо, с разбегу, с любой стороны, в данном случае - с задней. С более крупной и норовистой лошадью этот номер бы не прошел, но
Ромашка давно привыкла, что хозяйка сыплется ей на спину откуда ни попадя, и не шарахалась. Разбежавшись перед прыжком, я сделала упор на седло и птицей взмыла над Ромашкиным крупом.
И тут этот мерзавец схватил меня за ногу! Не просто схватил, а дернул, грубо и бесцеремонно. Одной рукой я продолжала держаться за седло, вторая соскользнула, инстинктивно вцепившись в Ромашкин хвост.
- Ты куда?
- Туда!
- Зачем?
- Затем! - Я лягнула Лёна свободной ногой. Ромашка, оскорбленная до глубины души, добавила копытами, поддав задом, как норовистый осел. Я разжала руки, а Лён - нет. В результате, на долю секунды зависнув в воздухе, я упала лицом вниз. Да будет земля мне пухом!
- Ты что, рехнулся? - Заорала я, выворачивая голову и отплевываясь. Мать сыра земля не пришлась мне по вкусу. Лён наконец-то выпустил мою ногу, и, шмякнувшись на живот, я увидела далеко-далеко в поле белую и черную точки - наших убегающих лошадей. Ромашкин хвост, хвала богам, остался при Ромашке, по крайней мере, репица. Вся полянка была усеяна белым, шелковистым конским волосом.
- Без тебя разберутся, - хрипло выдохнул вампир, падая на колени. На его груди, слева и справа, пропечатались две подковы, а чуть пониже - подошва. Господи, да мы ему, наверное, все ребра поломали! Но держится, ни единого стона. С какой бы скоростью ни шла регенерация, Лён должен испытывать дикую боль в первые минуты! И все ради моей безопасности. Которой ничего не угрожало.
- Ты заметил, куда побежали лошади? - уже более миролюбиво спросила я. - В ту сторону, откуда кричали. Значит, решили, что там безопасно. Вряд ли Ромашка собралась биться с оборотнем притороченным к седлу мечом.
Лён наконец-то перевел дыхание, недоверчиво глянул в указанном направлении. В двух полетах стрелы лошади остановились и, похоже, щипали траву у подножия невысокого, но длинного холма, поросшего маревым иван-чаем.
- Пошли, - я тихонько потянула Лёна за плечо. - Надо их поймать.
- Я сам схожу.
- И оставишь меня одну, без оружия и средства передвижения? - коварно предположила я.
Вампир только вздохнул, тяжело поднимаясь на ноги.
***
Мы недолго терялись в догадках. Сразу за холмом я увидела скособоченную телегу и ее хозяина, заламывавшего руки над грудами белой пыли, дымившей на ветру. Он поведал нам душераздирающую историю. На спуске с холма заднее левое колесо неожиданно соскочило с оси и скромно удалилось в кустики. Воз, груженный десятью мешками с мукой, двумя девчонками трех и десяти лет, холщовой торбой с парочкой молочных поросят и кринкой домашней сметаны, опасно накренился, и часть имущества просыпалась на дорогу с невообразимым вокальным сопровождением, нарушившим наш с Лёном покой.
Лошадь, хитромордая каурка, щипала траву, насколько позволяла правая оглобля. Обломок левой выпал из ременной петли и валялся на земле. Мешок с визжащими поросятами прыгал по дороге. Девочки напоминали сахарные фигурки на свадебном пироге. Сметана растекалась глазурью.
В довершение всех бед у хозяина вышеперечисленного имущества на нервной почве случился приступ радикулита, и он, кряхтя, застыл, неестественно выпрямившись, как памятник самому себе. Понятное дело, помощи от него мы не дождались. Я растратила остаток магии на оглоблю, срастив расщепленные концы. Пока Лён лазил под телегу и осматривал ось, я сбегала в кусты и принесла колесо.
- Целое?
- Двух ступиц не хватает
- Их давно не хватает, - сообщила старшая девчонка, пытаясь разломить воскрешенную оглоблю.
- Брысь отсюда! - скомандовал Лён, вылезая из-под телеги. - Я сейчас ее приподниму, а ты насадишь.
- Может, разгрузим сначала? - предложила я, критически оглядывая ворох трехпудовых мешков, удержавшихся на телеге, - подсобили высокие решетчатые бортики.
- И так сойдет.
И поднял телегу, взявшись за угол. Без всяких усилий, спокойно. И держал так минут двадцать, пока я, ничего не смысля в ремонте телег, насадила колесо не той стороной, потом опять не той. С тех пор я уверена - у колес не две стороны, а минимум четыре, а втулок вообще пять. Днище потрескивало, я все время боялась, что оно сейчас проломится и погребет меня под лавиной пшеничной муки. Обошлось, Лён плавно опустил телегу, девчонки живенько вскарабкались на мешки, хозяин рассыпался в изъявлениях благодарности и подхватил вожжи, в мгновение ока исцелившись от зловредного, но весьма удобного радикулита.
- Что-то ничегошеньки я не понимаю, - сказала я, когда телега удалилась на достаточное расстояние. - При чем тут радикулит? И зубы? Вы же моментально регенерируете, какие у вас вообще могут быть болезни?
- Не обобщай. После трехсот лет способность к восстановлению исчезает. И потом, я не совсем обычный вампир.
Лён свистнул. Вороной жеребец неохотно, но послушно подошел и дал себя поймать. Настал мой черед.
- Ромашка, Ромашенька... - льстиво заворковала я.
Лошадь топнула копытом и фыркнула.
- Кося, кося... - продолжала уговаривать я, подбираясь к лошади с пучком на редкость неаппетитной травы. Ромашка пятилась, не сводя с меня глаз. - Ну что ты смеешься? Это ты ее напугал!
- Может, я и хвост тебе в руку вложил?
- Зачем ты вообще совался?
- Тебя защищал.
- Лён, ты в своем уме? Это я тебя должна защищать! Я для этого и приехала!
- Ну извини. Я забыл, - беззаботно отмахнулся он.
- Забы-ы-ыл? - не на шутку разозлилась я. - Ты? Да ты ничего не забываешь, высокопоставленный интриган! Какого лешего ты носишься со мною, как с тухлым яйцом в кармане?!
- Отлично сказано! - беззлобно хохотнул вампир. - И главное, в точку.
- Не уходи от темы! Тоже мне, опекун выискался! Все, с этого момента приступаю к самостоятельным поискам. Не знаю, правда, что и где искать, но с тобой каши точно не сваришь.
- Как хочешь, - пожал плечами вампир. - Когда взалкаешь моего общества, обращайся.
А и в самом деле, кто кого защищает? Десятилетний вампиреныш уложит взрослого человека на обе лопатки, а с Лёна станется завязать мой меч узлом. Можно ли, в таком случае, считать оборотня серьезной угрозой для вампиров? А если да, то какой толк от магички-недоучки? Ой, что-то тут нечисто...
Кто-то пихнул меня в левый бок. Я обернулась. Ромашка, улучив момент, подбиралась к сухарю в кармане, изрядно зажевав мою куртку.
- Попалась, поганка! - Я мертвой хваткой впилась в недоуздок.
"От поганки слышу!" - фыркнула лошадь, жарко тычась мордой в мою ладонь.
***
Помирившись по дороге (нам быстро прискучило молча ехать бок о бок, исподлобья метая друг на друга укоризненные взгляды), мы сидели на краю фонтана, и я тихонько гладила ерошившуюся воду, пополняя резерв.
- Подними голову, - неожиданно попросил Лён.
Я угрюмо глянула на него, все еще дуясь.
- У тебя царапинка... Светится... - удивленно добавил вампир.
- Здесь? - Я провела рукой по лбу. Саднило. На указательном пальце осталась тонкая бурая полоска. - Ерунда. Памятка от барбариса. Погасла?
- Да. Что это было?
- Я восстановила резерв и продолжала держать руку в воде. Энергия - она сама как вода, заполняет ямки и впадины, а в месте любой раны ее уровень резко понижается. Вот энергия и стремится туда, как ручей в овражек.
- Но ранка так и не зажила.
- Конечно. Исцелить самого себя далеко не каждый Магистр сможет. Понимаешь, это ведь чужая энергия, организм отторгает ее, как чужую плоть, а я еще не умею ее преобразовывать. Ранка светится, потому что энергия, не усваиваясь, ищет выход и находит его, растрачиваясь на свечение.
- То есть ты не можешь справиться даже с крохотной царапинкой? - удивленно уточнил Лён. - А как же твоя стоматологическая практика?
- Ну-у, лечить других значительно легче. Самый профессиональный цирюльник пользуется услугами коллег. Ничего. Научусь со временем. Но место под осиной на всякий случай попридержи. - Я задумчиво облизнула окровавленный палец.
- Вкусно? - невозмутимо поинтересовался вампир.
- Угощайся. Лён... - Я вспомнила одну пренеприятную вещь и не смогла удержаться от брезгливой гримасы. - Лё-ё-ё-ён.... Клоп!!!
Я сама уткнулась ему в грудь.
- Да, он все еще там. - Лён небрежно поворошил волосы. - И выглядит счастливым.
- Я не клопиная благотворительница! Вытащи его!
На сей раз он повел охоту более расчетливо и взял клопа измором, когда тот с отчаяния выскочил возле левого уха.
- На, возьми на память. - Прихваченный за спинку, клоп озадаченно поводил лапками.
- Оставь себе. Посади в банку и храни за образами. - Я провела рукой по встрепанным волосам, хранившим движения его пальцев и лапок клопа. - Пойду, пожалуй, сосну часок-другой. Уж больно беспокойный денек выдался, хоть бы ночь не подвела.
Глава 19
Я проснулась и долго лежала на спине с открытыми глазами. В комнате было темно до полной слепоты. Меня не покидало странное ощущение, что кровать подпрыгнула и этот толчок, сотрясший все тело, послужил побудкой. Мышцы мелко и неестественно подрагивали, словно их только что отпустила судорога. Неприятные ощущения мало-помалу сглаживались, но тревога не уходила. Что-то было не так. Что-то изменилось. Что-то послужило толчком.
Комод безмолвствовал. Гобелен не подкрадывался ко мне, раззявив бахрому. В доме не было никого постороннего, и Крина дышала так ровно, словно действительно спала. На всякий случай я пустила по комнате блуждающий поисковый импульс, и он ткнулся ко мне в ладонь без изменений, не встретив ни одного хоть что-либо имеющего против меня живого существа.
Несмотря на царившую вокруг идиллию, мое беспокойство усилилось.
Мой сон испугался не меньше; он бежал без оглядки, я не обнаружила его ни в одном глазу. Чтобы разрядить обстановку, я тихо заговорила вслух. Это иногда помогает. Прочитав себе нудную нотацию о суевериях, я рассмешила себя старым анекдотом, погладила себя, любимую, по головке и только собралась спеть себе колыбельную, как поняла, чего мне не хватает для полного счастья Волчьей колыбельной.
Волки молчали.
Меня разбудил резкий обрыв ноты.
Меня подтолкнула тишина.
Я села на кровати, сжимая край одеяла.
И услышала слабое царапанье в дверь.
Шурх. Шурх-шурх.
И тишина...
Я откинула одеяло и медленно спустила ноги на пол.
Шурх-шурх-шурх.
Я встала и на цыпочках подкралась к двери.
Шу-у-урх.
***
Я повторила в уме заклинание, сбилась, перепугалась до смерти и долго не могла вспомнить самое начало.
А затем как можно беззвучнее потянула ручку на себя, и в щель просунулось звериное рыло, мохнатое и клыкастое.
От неожиданности я оцепенела на долю секунды, иначе волку пришел бы конец. Я бы его испепелила. Это был наш волк, я узнала его по рваному уху и белой проплешинке-шрамику над левой бровью.
Волк настырно протискивался в щель, скребя лапами и тихонько поскуливая от ужаса. Я уступчиво выпустила ручку, и он скользнул мимо меня, щекотнув голые ноги теплым ворсом; забился под стол, вздыбив шерсть на сгорбленном загривке. Глаза светились двумя прозрачными янтарями. Я не решилась его погладить. Накинула куртку поверх длинной ночной рубашки и вышла во двор.
Узенький новорожденный месяц практиковался в освещении притихшей земли; у него это выходило не очень хорошо, зато красиво и таинственно. Но той звенящей, поразившей меня тишины, в лесу не было и в помине.
Я прислушалась и различила тихий русалочий смех, тонкий хрустальный звон бьющихся на счастье бокалов, жалобный посвист иволги, шуршание дождя по мокрым листьям и легкие девичьи шаги по песку, залитому лунным светом. Я не должна была прислушиваться. Этот шум нельзя было разделять на привычные звуки, как нельзя дробить мелодию на отдельные ноты. Иначе не услышишь самой мелодии.
Ее напевал фонтан. Месяц любовался на свое мерцающее отражение, а фонтан перебирал его лучи, как струны гуслей. Звездный свет пропитывал капли и, подхваченный западным ветром, разбивался о гранит мостовой, где образовалась солидных размеров лужа. Мне стало зябко, я передернула плечами и отвернулась.
И увидела две светящиеся точки.
Выпученные глаза в кустах всегда вызывали у меня нездоровые ассоциации, а эти к тому же не мигали, и узкие черточки зрачков казались грязными трещинами в рубинах круглых радужек.
Стоит ли говорить, что обладатель вышеупомянутых очей не вызвал у меня особого восторга, а также желания познакомиться поближе. Подобные им стекляшки заполняли высохшие глазницы чучела оборотня в музее Неестествознания. Глаза редко ходят парами, обычно они укомплектованы сотней зубов, дюжиной когтей и пищеварительным трактом. Именно в такой последовательности.
Я не двинулась с места. Убегать от оборотня бессмысленно, идти навстречу - тем более, а шаг влево или вправо ничего не изменит. Поэтому я осталась стоять, предоставив право первого хода глазастому незнакомцу. Не дождавшись меня под кустом, он беззвучно и обманчиво медленно вышел-выплыл на мостовую. Было в нем локтей шесть в длину и три - в холке, лапы тонкие, гибкие, без четко выраженных суставов, на шее мохнатый воротник, морда не правдоподобно вытянутая, приплюснутая, нос без мочки, ноздри утоплены в шерсть, малоподвижные заостренные уши прижаты к бокам головы.
Он был похож... и в то же время не похож на оборотня. Что-то меня смущало. Я не могла отнести его к конкретному виду (их, как известно, шесть). Как будто неопытному художнику поручили изобразить оборотня, и он намалевал его, руководствуясь одним соображением: непослушные дети, которых будут пугать его картиной, должны зареветь еще до того, как отдернут занавеску.
Жуткий облик и внушительные размеры твари окончательно убедили меня в ее нереальности. Фантом? Морок? Кто мог его создать? Нет, морок не смог бы прикончить тринадцать человек, разве что несчастные скончались от инфаркта.
Тварь тихо зарычала. Мороки так не умеют. Отвратительный звук, пробирающий до самых печенок. Меча у меня не было, и слава богу. В противном случае я бы уронила его на ногу. Я почти убедила себя, что оборотень ненастоящий, и рык застал меня врасплох. Вот бы в дополнение к курсовой привезти в Школу чучело нового вида нежити. Как бы это прикончить его, чтобы сохранить шкуру в целости и сохранности? Допустим, мне это удалось. Что дальше? Ободрать? Засолить шкуру в бочке, а кости выварить? А шерсть от соли не вылезет? Может, выделать ее здесь, в Догеве? Надо спросить Лёна, есть ли у него на примете опытный таксидермист. А можно сдать в музей только скелет, а из шкуры пошить доху и дубленку. Доху - на каждый день, дубленку - на выход.
Теперь я смотрела на неснятую шкуру неубитого оборотня как на свою личную собственность. Казалось, стоит только подойти и отобрать ее. То, что оборотню это может не понравиться, мне как-то в голову не приходило. Не размениваясь на предупреждения, он бросился на меня с разинутой пастью.
Забыв о частнособственнических помыслах, я сгенерировала тепловой заряд такой мощности, что оборотень должен был испепелиться на месте вместе с дохой и дубленкой. Оборотня можно убить тремя способами: серебряным клинком, осиновым колом (теоретически; никто еще не осмелился выйти на оборотня с отточенной деревяшкой) и огнем. Ревущий клуб пламени устремился навстречу монстру... и сжег молодой дубок. Доха-дубленка ловко увернулась, темная масса взвилась в длинном прыжке, и я опять совершила непростительную ошибку: пальнула заклинанием прямо в раззявленную пасть. Огонь предназначен для поражения на расстоянии, и воспользоваться им в локте от себя - чистое безумие. Я словно воочию увидела огромный, горящий скелет, падающий мне на голову, и тут оборотень взвыл нечеловеческим (что вполне естественно) голосом, я упала на землю, отброшенная раскаленным воздухом, все заволокло белым паром, в лицо и руки впились сотни колючек, а по одежде потекло что-то мокрое и горячее, словно я вывернула на себя кастрюлю с крутым кипятком.
Не знаю, крепко ли спали вампиры в эту ночь, но мой вопль, способный пробудить мертвеца, заставил их сбежаться на площадь в течение тридцати секунд. Лицо и руки горели, я боялась открыть глаза, но, услышав встревоженный голос Лёна, сразу перестала вопить и крепко выругалась. Выдавать вопль за победный крик было поздно и нелепо, но, думаю, сам Улион Драконоборец не погнушался бы его исполнением. Если уж герой вопит, то это должен быть уникальный, ни с чем не сравнимый звук. Он мне определенно удался. Но аплодисментов и криков "бис!" не последовало. Воцарилась гнетущая тишина. Лён легонько, кончиками пальцев, ощупывал мое лицо.
- Плохо? - выдавила я, пытаясь не допустить "биса".
- Тебе будет очень его не хватать?
- Кого?
- Носа.
- Что?!!! - Я через силу разлепила веки и скосила глаза. К моему величайшему облегчению, в пределах видимости смутно маячил если не весь орган обоняния, то, по крайней мере, конечная его часть.
- Зрение не пострадало, - отметил Лён, продолжая изучать мое лицо. - Похоже на ожог.
- Что значит - похоже?! Не пугай меня! Действительно ожог? Сильный?
- Да нет, просто неестественный румянец. От челки до подбородка.
- Волдырей нет?
- Пока нет, - задумчиво протянул он. - Они не сразу появляются.
- Спасибо, ты всегда можешь утешить. - Я встала, отряхиваясь. Одежда оказалась мокрой и горячей.
- Ну зачем ты вышла на улицу ночью, одна?
- А что, тебя каждый раз будить?
- Ничего не имею против, - Лён не был склонен шутить. - Пошли в дом, Келла тебя осмотрит... когда ее найдут. А вы что? Расходитесь!
Кто-то высказал пожелание чествовать меня как героиню-избавительницу, но я только досадливо отмахнулась.
- Не вышло? - тихо спросил Лён.
Я отрицательно покачала головой. Вещественного доказательства моей победы, то бишь трупа, пусть даже в плохом состоянии, нигде не валялось.
Толпа с недовольным ворчанием рассосалась.
- Лён... А ну стой! - завопила я вслед поднявшемуся было вампиру. - А НЕ ОДНОЙ можно выходить? Что ты этим хотел сказать? Кто из вас составляет мне компанию по ночным походам? Ты сам? Или твоя белая зверюга? А может, Старейшины, крадучись, следуют за мной до низенькой будочки на задворках?
- Вольха, не начинай, - устало вздохнул вампир, не рискуя смотреть мне в глаза.
- Ты что, приставил ко мне постоянного сторожа? А сегодня он проспал?
- Пока ты у меня в гостях, я за тебя отвечаю, - в сердцах проговорился он.
- Ну ты... - Я хотела сказать "мерзавец", но сообразила, что костерить Повелителя на виду у десятка подданных в высшей степени неэтично. Поэтому ограничилась злобными мыслями, и бедный Лён не выдержал. Клокочуще выдохнув и махнув рукой, что равновероятно означало "ну и леший с тобой" или "потом поговорим", Повелитель быстрым шагом удалился в темноту, гневно поводя расправленными крыльями. Кто-то предложил проводить меня домой, но я отказалась.