Рощица прозрачная, нагая,
Листья днями прошлыми шуршат.
Есть ли на Земле земля другая,
Чтобы так умела утешать?
Озеро все прожитые годы
Отражает, словно камыши.
Есть ли на Земле другие воды,
Чтобы так смывали боль с души?
Русские холмы — как милой груди,
Буйный бор — как братья во хмелю.
Есть ли на Земле другие люди,
Коих так — без жалости — люблю?
Перекрёсток Крест на сердце высек,
Чтобы вместе верить и страдать…
Есть ли на Земле другие выси,
Что так обещают Благодать?
ДВА ФОНАРЯ
В раннюю снежную ночь ноября
Светят под окнами два фонаря,
И раздражённая вьюга —
То награждает их царским венцом,
То окружает их плотным кольцом
Так, что не видно друг друга.
Я эти вьюжные ночи люблю,
Долго читаю и долго не сплю,
Долго смотрю за окошко,
Где, неподкупные, светят во мрак
Два фонаря эти…
Каждый бы так
В деле своём хоть немножко!
В смутное время, где пряник и кнут —
Выше закона,
Где празднует плут, —
Если ты принципиален —
Ты ненормален, смешон ты!
А зря!
Так ведь останутся два фонаря
Средь заметённых развалин…
СНЕЖЕНЬ
(ДЕКАБРЬ)
ЕСТЬ В ПЕРВОМ СНЕГЕ…
Есть в первом снеге откровенность,
Как будто брошены к ногам
Букеты белые за верность
Просторам русским и снегам.
Снег благодарен захолустью,
Что, к счастью, всё же удалось
Тут уберечь, всё то, что Русью
Издревле ласково звалось!
Прилежно правит он пороки
Дорожных хлябей и трясин.
И нежит прошлое порошей:
Верб чутких, трепетных осин
Девичьи сны, берёзок–граций
Полёт балетный, и стальных
Дубов желание обняться
Со всею рощей! И меж них
Рябинку — ту, что всех алее:
В косынке мамы! И меня.
И как услышал журавлей я,
Стихи слагая у плетня…
О, первый снег! Душа ликует,
Что ты — как Спас, что память спас!
И любит, и не паникует!
И тем утешит в смертный час,
Что, всё ж не став столичным фриком,
Уйду — в снега ли, в ковыли —
Тут, славя Русь, как славят криком,
Прощальным криком журавли.
Уйду, спокойный и счастливый,
Что здесь пришёлся ко двору
Мой стих, простой, неторопливый,
И, значит, «весь я не умру»! —
Но не заслужат все ужимки,
Вся спесь манерная в строке
Здесь ни слезинки, ни снежинки,
Слезой скользящей по щеке…
ДЕКАБРЬ
Меня посещают знакомые звуки:
То скрипнет весло у далёкой излуки,
То крышей палатка на мокром ветру
Захлопает,
Будто петух поутру —
Вот-вот разбежится, крылами забьёт,
Взлетит на пенёк и рассвет пропоёт.
Топор застучит, и огонь оживёт,
Дрова затрещат, будто кто их жуёт —
И так аппетитно хрустит у костра,
Что сразу решишь:
«Подкрепиться пора!»
И вот уж кипит котелок на костре…
О Боже! О чём я? Декабрь на дворе! —
Знакомая речка закована в лёд.
Лишь ставень скрипит и в окно моё бьёт,
Лишь воет метель,
И ступить за порог
Боится петух — мой живой костерок.
НА УЛОЧКЕ ПРЕДЕЛЬНОЙ КРУТИЗНЫ
Шёл первый снег, и крыши побелели,
И город, зачарованный, притих,
И сумерки писали акварели,
Как на холстах, на крышах городских.
Сиреневые блики отражались
И гасли на изломах белизны.
А двое шли и за руки держались
На улочке предельной крутизны.
Мальчишками раскатана дорожка, —
Неверный шаг — и свалишься с горы!
Но горяча любимая ладошка
И ноготки доверчиво остры.
Вот-вот они испуганно вопьются,
Вот-вот проколют кожу до крови...
О как сердца восторженные бьются
На краешке паденья и любви!
ЧТО МЕЖ НАМИ, МЕЖ ДВОИМИ
Что меж нами, меж двоими —
Разве кто-нибудь поймёт?
Я шагну лишь — Ваше имя
Снег опять поёт, поёт!
Он ложится, словно гравий
Между нами в топь разлук...
Ни письма, ни фотографий.
Только имя Ваше вдруг!
Только грустное свеченье
Звёзд — замёрзших Ваших слёз.
Только кисти Боттичелли
Лик Ваш в пламени волос!
ДЕКАБРИСТ
День короткий сер и мглист,
Дом — как пыточная башня.
Зацветай, мой декабрист,
Яро,
Ярко,
Бесшабашно!
Чтобы горьким зимним днём
Нам не хмуриться сычами,
Ты сожги своим огнём
Наши беды и печали!
Уж такие мы — прости! —
Смотрим букой,
Ходим боком:
Не хватает сил цвести
В общежитии убогом.
Не хватает сил согреть
Подоконник дружбой братской,
Жить мечтой,
А умереть —
Как на площади Сенатской!..
Я, РЯБИНА И НАШ РАЗГОВОР
«Рябина, милая рябинушка,
Ведь это Русь, а не чужбинушка, —
С лугами древними, исконными,
Куда пустили наши корни мы.
Так что же нас она не жалует,
Нас, р о дных детушек, не балует?
А лишь стращает бурей грозною
Да люто жжёт зимой морозною!
Ну как же тут не быть нам горькими,
Не ощетиниться иголками?..» —
«Ах, друг мой милый, друг мой ласковый,
Ведь мы — не на шкатулке лаковой:
Пьют корни наши в пору раннюю
Сок со слезой и кровью бранною,
И дышат кроны наши — грозами!
Но верь:
Мы справимся с морозами,
Приняв, как должное — без гордости,
Чужую боль, чужие горести.
И став друзьям не горькой пагубой —
Спасением и сладкой ягодой!..»