Дмитрий Витальевич Калюжный Леонид Валентинович Плигин
Страна Тюрягия
Текст предоставлен издательством https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=182238
«Страна Тюрягия. Циклопедия российской действительности »: АСТ, Астрель; М.:; 2005
ISBN 5‑17‑026741‑Х, 5‑271‑09539‑8
Аннотация
Документально‑публицистическое исследование современной уголовно‑исполнительной системы России. Авторы показывают, что эту систему по сути нельзя называть пенитенциарной, то есть исправительной и покаянной, а только карательной и подавляющей. Цитирование законов и подзаконных актов, постановлений и приказов МВД и Минюста, докладов и отчетов, а также писем заключенных позволяет составить представление о механизме, перемалывающем судьбы людей. Благодаря широкому кругу затронутых тем (здравоохранение, питание, бытовые условия, производство и нормы, персонал, культура и проч.) книга становится уникальным явлением даже в ряду изданий правозащитного толка.
Обозначение жанра словом «циклопедия «показывает фельетонный характер изложения. В приложениях приводятся сведения, представляющие интерес для заключенных и для их родственников. Рассчитано на широкий круг читателей.
Дмитрий Калюжный, Леонид Плигин
Страна Тюрягия. Циклопедия российской действительности
Сокращения и аббревиатуры, используемые в книге
ВК – воспитательная колония
ВТК – воспитательно‑трудовая колония
ГУИН – Главное управление по исполнению наказаний;
ЕПКТ – единое помещение камерного типа;
ИВС – изолятор временного содержания;
ИТК РСФСР – Исправительно‑трудовой кодекс РСФСР, действовавший до 01.07.97 г.
|
|
ИУ – исправительное учреждение;
КПЗ – камера предварительного заключения;
ПиН – журнал «Преступление и Наказание», официальный орган Минюста России;
ПКТ – помещение камерного типа;
СИЗО – следственный изолятор;
УДО – условно‑досрочное освобождение;
УИК Уголовно‑исполнительный кодекс РФ (принят 18 декабря 1996 г., вступил в действие с 01.07.97 г.);
УИН – Управление по исполнению наказаний (областное или краевое);
УИС – уголовно‑исполнительная система;
УК – Уголовный кодекс РФ, вступивший в действие 01.01.97 г.;
УК РСФСР – Уголовный кодекс, действовавший до 01.01.97 г.
УПК – Уголовно‑процессуальный кодекс РСФСР;
ШИЗО – штрафной изолятор.
Вступление
И поставил Я стражей над вами, сказав:
слушайте звуки трубы. Но они сказали: не будем слушать.
Иеремия. 5.19.
Уважаемый соотечественник! Читатель! Отвлекись на минутку от приятных домашних дел, от занятий с детьми и любимыми, от рюмки вина и вкусной еды, от захватывающего телесериала, – наконец, от составления планов на отдых в Европе. Отвлекись даже от нашей книги, которую ты держишь в руках. И представь себе, что ничего этого у тебя нет, а сам ты, облачённый в чёрную задубевшую робу и кирзовые сапоги, шагаешь в колонне таких же чёрных личностей под марш духового оркестра в… скажем, в промзону.
Позади – подъём в 6 часов утра, гавканье прапорщика, жидкая утренняя баланда, короткий перекур, построение по отрядам, перекличка, развод. Впереди изнурительные восемь часов никому не нужной работы, оглушающий грохот железа или визг циркулярки, и нагоняй от мастера за неурочный чифир. И ожидание. Бесконечное ожидание конца смены, срока, конца этой напасти. А тут ещё боль в сердце. И подозрительно глухой кашель, с которым на замызганный разбитый пол вместе с кусками лёгких ты выхаркиваешь остатки надежды.
|
|
Представил, читатель? Одна только минута… И вот уже ты гонишь эти мысли прочь, спеша вернуться в тепло, в семью, в уют. Боже, как хорошо. Это не со мной. Не с моим сыном или братом.. Чур, чур меня! Не со мной! Я хороший, честный, добрый, а они зэки, гады, преступники, стрелять их надо, знать ничего не хочу…
Но этот параллельный мир существует не по ту сторону Вселенной, а прямо за твоей стеной. И завтра там окажется твой сын, брат, муж сестры, твой отец, да и ты сам, – и в какие только выси отлетит твоя «чистая совесть» и благостное равнодушие: «не со мной».
С тобой, – да, и с тобой тоже.
По обе стороны решётки – мы.
Заместитель министра юстиции, генерал‑лейтенант Ю.И. Калинин сообщает нам, что «из всего тюремного населения только 12–16 процентов – люди действительно опасные, с соответствующими моральными установками. 50–60 процентов – инертная часть. Они не примыкают к преступной среде, но при определённых условиях вполне могут в ней оказаться». Бог весть, зачем же этих «инертных» людей засунули в тюрьму – неужели для знакомства с преступной средой? – но мы привели цитату по другой причине. Как ни складывай проценты, приведённые заместителем министра (который и ранее, и теперь возглавляет всю уголовно‑исполнительную систему), всё равно непонятно, кто составляет оставшиеся 24–38 процентов тюремных сидельцев… наверное, такие же, как и ты, честные, добрые и хорошие.
|
|
А попади ты туда, и увидишь, наконец, наяву наши несчастные, неистребимо убогие и страшные, провонявшие махрой и хлоркой тюрьмы и колонии. Это – Уголовно‑исполнительная система. УИС. «Пенитенциарная». Тюремные генералы хоть с трудом, но и с удовольствием научились выкладывать губами это слово. Весь мир теперь знает, что мы вступили не только в МВФ или Интерпол, но и в Европейскую тюремную конвенцию. Мы теперь европейцы. Мы – как все: поездки за границу, научные труды, конференции, обмен опытом. Пенитенциарная! Не лаптем, тож, хлебаем. Знай наших. Гуманизация, пыимаишь. Новые подходы.
Эх‑ма! Знал бы простой, не сидевший народ, что это такое есть на самом деле, а не по газетным статьям (статейка что, статейку можно и почитать, отхлебывая коффэ). В тюрьме тебе не уступят места, не скажут «Вы». Здесь бесполезно искать в глазах других сочувствие, разве что промелькнёт оно иногда на лице сердобольного батюшки, допущенного в зону строгим хозяином, или очкастого проверяющего из Москвы, видящего колонию в первый и последний раз. Здесь никого не заинтересует твоё мнение о том, о сём.
Тюрьма – место недостойное. Отрицательный опыт, как писал Шаламов. Это такое место, где с тобой могут сделать всё, что угодно: испражниться на голову, прибить гвоздями к нарам, сделать пидаром (это первым делом), отнять фотографию любимой девушки, матери, жены «для сеансу»; просто убить. И граждане начальники тоже не добрые ангелы: могут добавить срок, с наслаждением унижать и терроризировать по 24 часа в сутки. Ты будешь сукой, козлом, ты будешь бит днём и ночью сокамерниками или охранниками, без разницы. Ты будешь одинаково в судорогах просыпаться и от приснившегося мурла вертухая, и от хари шерстяного. Ты будешь всерьёз думать о смерти как об избавлении от ужаса, плакать по ночам, грызть заскорузлую подушку и с тоской вспоминать оставленных на воле детей.
И всё это проделывается совсем не для того, чтобы просто над тобой поиздеваться, как едко замечал Солженицын. Смысл издевательства – убить в тебе человеческое, сломить морально, лишить достоинства, запугать навсегда. Чтобы стал ты как все, чтобы правили тобою страх и безверие. Особенно достаётся новичкам. Жестокость по отношению к ним непостижима! Их непременно хотят тут же превратить в скотов, потому что остатки вольномыслия и достоинства, принесённые с воли, всю совокупную зоновскую массу, будь она в робе или в мундире, бесят и ею не воспринимаются. Психология проста: нам плохо, пусть кому‑то будет ещё хуже.
Но ты можешь сам стать другим, ты можешь вжиться в эту систему. И тогда – о, тогда тебе станет жить здесь легко и просто. Сложно будет потом, после освобождения, когда ты вернёшься на волю!..
Хотя, подумай же сам: а можно ли назвать «волей», свободой то, что получается в итоге этих многолетних игрищ с живыми людьми?
Государство – наше «либеральное», несостоявшееся, работающее не для народа, а исключительно ради блага элиты государство, – хватает человека, судит его и содержит в УИС вроде бы «для исправления». Но это не так. В тюрьме государство тренируется. Смысл тренировки – воспитание привычки к безжалостности. Точно так, как государство относится к гражданину в тюрьме, оно в любой момент готово отнестись к любому гражданину на воле; пример 1993 года, пример уничтоженных аулов Чечни и Дагестана, пример освобождения заложников на Дубровке не даст соврать.
И однажды повернёт оно жуткую свою безглазую образину к тебе.
Здравоохранка
…Смеялся даже умирающий чахоточный, «симулирующий» туберкулёз.
Ярослав Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка».
Мы не зря, читатель, начинаем книгу о тюрьме описанием тюремной медицины. Для заключённого здоровье важнее пайки, шашек и кино. Как говорится, здоровому и нездоровое здорово, а нездоровому и здоровое нездорово. В тюрьме ли, в колонии тотальная нехватка всего: еды, воздуха, помещений, – а когда чего и в достатке, то плохого качества. Без здоровья тюрьму не переваришь, но больных в ней больше, чем здоровых.
А когда больные зэки выходят на свободу, они увеличивают количество нездоровья в обществе. Так что личные медицинские проблемы попавшего в тюрьму жулика отнюдь не только его личные проблемы! Поэтому каждая тюрьма и колония имеет медицинскую часть. Какова она, здешняя медицина, и каковы результаты её работы?
Об этом ниже, а если сразу и коротко, то зэки, прямо по Гоголю, как мухи выздоравливают.
Количество и качество
Где много лекарей, там много и больных.
Русская поговорка.
Сначала немного статистики. В УИС, чтобы подлечиться, к услугам зэка 988 медчастей, по количеству мест лишения свободы. В том числе 191 медчасть в тюрьмах и СИЗО, 63 – в подростковых колониях, 35 в женских (из них 3 в девчачьих). Ещё есть 135 спецколоний и медчастей, в том числе для лечения алкоголиков 81 (6 женских), для наркоманов 9 (одна женская), и 45 для туберкулёзных больных.
Кроме того, больных зэков лечат в стационарных медучреждениях, коих 77, это больницы общего типа (соматические регионального уровня и центральные), 37 туббольниц и 4 психбольницы, всего 118 больниц, из них 32 имеют статус самостоятельных колоний, остальные – на балансе УИН[1]или какого‑то его подразделения. Небольшие стационары, на 10–20–30 коек есть и при медчастях колоний и СИЗО. Здесь лежат те, кого по тяжести заболевания необязательно отправлять в больницу. В больших изоляторах типа петербургских «Крестов» или московской «Матросской Тишины» стационары на сто – сто пятьдесят коек, как в средней городской больнице.
Имеется также 10 домов ребёнка (при наиболее крупных женских колониях), 83 зубопротезные лаборатории (практически в каждом УИНе) и 21 аптечный склад.
Во всех медицинских учреждениях уголовно‑исполнительной системы работает 6 тысяч врачей, 14 тысяч человек среднего медперсонала (сёстры, фельдшеры, акушеры) и 5 тысяч младшего персонала из числа зэков (на должностях санитаров, дезинфекторов и т. д.). Всего 25 тысяч человек или примерно по 1 медику на 50 подопечных, из которых врачей по одному на 200–220 больных, медсестер – по одной на сто человек и санитаров по одному на 230–240 человек.
В больницах из перечисленного персонала работает 11 000 человек, здесь – по одному врачу на 15 больных; в малых медчастях 14 000 человек персонала; здесь врачей по одному на 350 больных.
Ещё около семисот человек работает в домах ребёнка, зубопротезных лабораториях и на аптечных складах. Из них врачей 10%.
В принципе, средняя обеспеченность зон медперсоналом укладывается в аналогичные показатели для населения России, где один врач приходится на 216, а одна медсестра или фельдшер на 108 человек. (См. Статистический сборник Госкомстата России «Медицинское обслуживание населения Российской Федерации», М., 1995.) А по числу коек стационары УИС превышают больницы Минздрава в три раза: в расчёте на 10 тысяч человек их здесь 384 штуки, а по России в среднем 124. Видимо, именно штатное и коечное обеспечение больных имели в виду наблюдатели Хельсинского надзора, когда в своём докладе «Тюремные условия в Советском Союзе» отмечали, что «медицинская помощь неудовлетворительна, хотя сопоставима во многих случаях с тем, что доступно на свободе».
Но количество медперсонала, пусть даже и соизмеримое с общероссийским, далеко не есть показатель эффективности охраны здоровья, а палаты, в которых лежащих на койках людей не лечат, быстро превращаются в морг. Нужны лекарства и оборудование, а они если есть, то количество их ну о‑очень далеко от потребности.
Один из врачей Брянского УИН рассказывает в официальном журнале Минюста «Преступление и Наказание» (ПиН, № 1 за 2001):
«Сейчас каждый восьмой осуждённый, подследственный (а это 1162 человека), отбывающий наказание в исправительных учреждениях Брянской области, болен той или иной формой туберкулёза. Заболеваемость туберкулёзом спецконтингента превышает заболеваемость населения области в 22 раза, в то же время оставаясь ниже средних показателей по ГУИН России в 2‑2,5 раза. В противотуберкулёзном отделении областной больницы для осуждённых находятся более 200 больных активной формой туберкулёза, ещё 190 – в расположенном рядом тубсекторе. Реконструированный в 1999 году на базе жилого сектора, он должен был разгрузить туботделение, но, к сожалению, больных за то время, пока шло строительство, стало ещё больше. Ещё одна проблема – отсутствие флюорографов в двух колониях и старая, находящаяся в предаварийном состоянии рентгеноустановка в больнице для спецконтингента»…
Без финансового и материального обеспечения даже сто врачей не смогут спасти и одного больного. Так стоит ли удивляться результатам работы тюремных медиков?
В письме, которое вы прочтёте ниже, мы свели вместе по одной–две строчки из семи писем больных‑туберкулёзников, которых «лечат» в Томском учреждении ЯУ‑114/1:
«Люди мрут, и не оттого, что безнадёжные. Нет лекарств, а те, что есть, очень сильные и требуют соответственного питания. Умер человек, завернули в простыню и закопали. Это ли не кощунство? Денег у администрации не хватает сколотить гроб. И обратите внимание, никто из находящихся здесь не приговорён к смертной казни. У них не на что закупать продукты и медикаменты! Но почему, если можно нам срезать пайку и обречь на смерть, нельзя срезать наши срока? Всех нас ждут на свободе родные, близкие, друзья».
Именно по тюрьмам и колониям ударили сильнее всего «либеральные реформы», начатые в 1992 году; дефолт 1998‑го добавил остроты ощущений. Только с 1999 года стало улучшаться положение с лекарствами. Вернёмся к рассказу брянского врача:
«Сейчас врачи имеют постоянно 5‑6 основных препаратов, необходимых для лечения, в то время как в 1997–1998 годах ситуация из‑за недофинансирования была поистине катастрофической. Тогда медсанчасти и туботделение обеспечивались лишь на 8 процентов от потребности».
Но уже во «времена улучшения» получили мы письмо от Раисы Б. (г. Орел, ул. Красноармейская, 10, СИЗО 55/1, 4 туб. отделение):
«Обращаемся к вам с большой просьбой. Мы лежим на лечении в г. Орле в туб. отделении, но у нас нет совершенно медикаментов и некому принести, т. к. никого нету из родных, а лежать ещё 3 года, помогите хоть продержаться до конца срока. У нас есть ещё астматичка, для той вообще гибель».
Причём, даже на воле «прежние критерии и возможности здравоохранения утеряны, и вернуться к ним мы не можем», – как это правильно формулируют некоторые депутаты Госдумы.
Тубики и жмурики
Туберкулёз, чахотка – самое первое и самое страшное, что приходит на ум при словах «лагерная медицина». Ничего удивительного в этом нет: по данным российского НИИ туберкулёза, каждую секунду на Земле один человек заражается туберкулёзом. От него умирает больше людей, чем от СПИДа, малярии и тропических заболеваний, вместе взятых.
Журналисты не раз писали, что эпидемия туберкулёза, поразившая сейчас Россию, имеет источником своим вполне государственные учреждения: тюрьмы и колонии. То есть само государство так лихо «исправляет» преступников, что на волю они выходят больными и заражают здоровых. Остановить всероссийскую эпидемию очень сложно, – нет денег. Значительно дешевле было бы лечить «тубиков» в тюрьмах, или не допускать роста в них заболеваемости. Если ГУИН упустил ситуацию с туберкулёзом из‑под контроля, значит, его руководители должны быть наказаны за халатность или неполное служебное соответствие. Разумеется, тюремным начальникам такой вывод не нравится. Они спорят.
Здесь и далее мы используем данные в расчёте на 100 тысяч человек: так можно сопоставлять количество больных на воле и в зоне. И вот факт: в пенитенциарных учреждениях в 1997 году состояло на учёте больных активными формами туберкулёза (АФТ) в 32 раза больше, чем на воле, а заболеваемость была выше в 54 раза.
Сравнение цифр сразу показывает, что «опровергатели» из числа ответственных работников ГУИН, обзывающие пишущих на «зэковские» темы корреспондентов жертвами собственной фантазии, мягко говоря, не совсем правы.
Граждане начальники не скрывают, что проблема туберкулёза в местах лишения свободы стоит исключительно остро. Но, отбиваясь от «нападок СМИ», они не соглашаются с теми, кто считает эти места рассадниками туберкулёза, и предлагают называть их «местом сосредоточения таких людей», так как в следственные изоляторы, являющиеся основными поставщиками туббольных в зону, поступает большое количество лиц с этим диагнозом. И предлагают свой, лестный для ГУИН вывод: «Вот почему неправомерно сопоставлять цифры заболеваемости в целом по стране с той категорией, которая находится в СИЗО и колониях, так как последние, являясь составной частью населения, имеют определённую специфику (возраст, антиобщественный образ жизни и пр.) » (Цитируется по докладу руководителя отдела ГУИН, отвечающего за связи со СМИ).
Товарищ не понимает. Товарищу поручено любой ценой и в любых выражениях изобличить ненавистных борзописцев, что он и пытается делать, взяв под козырёк и не желая вникать в суть проблемы.
Термин «заболеваемость» означает количество впервые выявленных больных в течение какого‑то периода. Чтобы было ясно, откуда взялась эта устрашающая цифра – превышение зоновской заболеваемости в 54 раза! – приведём данные статистики по заболеваемости АФТ, а именно заболеваемость АФТ (на 100 тысяч человек):
Примечание: Россия – по данным Госкомстата, УИС – по данным официальной статотчётности МВД «форма № 2‑леч» (кроме последней колонки).
Эти цифры в динамике означают, что с начала «либеральных реформ» заболеваемость свободного населения увеличилась более, чем в два раза. Такое может быть только при наличии рассадника, потому что будь они, эти места лишения свободы, лишь «местом сосредоточения» больных, то, по логике и по закону сохранения вещества и материи, количество прибывших, уравновешиваясь с количеством убывших, не должно влиять на рост постоянно состоящих на учёте.
А оно влияет, и ещё как, что показывает количество состоящих на учёте на конец года (на 100 тыс. чел.):
Из 500–600 тысяч человек, ежегодно поступающих с воли в следственные изоляторы, выявляется при поголовном обследовании до 22–24 тысяч больных АФТ (4%). Ещё 5‑6 тысяч подхватывают туберкулёз здесь, и далее, уже в количестве до 30 тысяч человек (6‑7% от численности поступивших в СИЗО), тубики следуют в зону, где заражаются уже новые, из числа бывших здоровых.
В 2003 году, по данным Европейской Комиссии, примерно 20–25% заключённых были невосприимчивы к основным противотуберкулёзным лекарственным средствам. Около 42% больных туберкулёзом в России, и на менее 60% больных с лекарственно‑устойчивым ТБ, находятся в тюрьмах, – а ведь наши «сидельцы» не составляют и полпроцента от общей численности населения! Каждый год примерно 300 тысяч бывших заключённых выходят на свободу, из них до 30 тысяч страдают активной формой туберкулёза.
Разумеется, в каждом регионе есть свои отлички. Где‑то положение лучше, где‑то хуже. В Омской области, по информации ИТАР‑ТАСС, заболеваемость туберкулёзом превысила порог эпидемии:
«Согласно сообщению отделения по борьбе с туберкулёзом Омской медицинской академии, на каждые 100 тыс. жителей Омска 80 заражены туберкулёзом, что на 30 человек больше, чем уровень объявления об эпидемии. Этот показатель в областной тюремной системе превышен до 50 раз и достигает 2800 на 100 000. Как сообщается, в настоящее время это заболевание развивается в острой форме, которая прежде не была зарегистрирована в области… Туберкулёз широко распространён в тюрьмах по всей области, в которых содержатся почти 30 000 заключённых».
Любой демографический анализ завершается делами скорбными, или показателями смертности. В учреждениях УИС в 1995 году от туберкулёза умерло 1560 человек, или 162 человека на 100 тысяч «населения», в 1996 году – 3070 человек, или 283 человека на те же 100 тысяч. К 2003 году, благодаря улучшению финансирования, смертность от туберкулёза в тюремной системе снизилась до 180 человек на 100 тысяч зэков, и всё равно сравнение с общероссийскими данными (в 1995 году – 74 человека, в 1996 – 80 человек)[2], не в пользу УИС. В тюрьмах за эти годы умирало людей, как минимум, в два, а то и в четыре раза больше, чем в среднем по стране.
Всё это означает, что в УИС из числа больных АФТ умирает 5% (в России менее 0,1%) и что 40% всех умерших от заболеваний – тубики (в России таких от 3 до 4%).
Дальше, если не принимать срочнейших мер, вряд ли будет лучше. На фоне этой достаточно красноречивой статистики рассуждения полковника из штаба ГУИН, оплота самой консервативной тюремной аппаратчины, что СИЗО и колонии – «места сосредоточения» туббольных, что они вроде «пылесоса», убирающего эпидемию из общества, выглядят жалко и неубедительно. Пора бы уже, гражданин начальник, перестать сдувать пылинки с мундира и заняться делом.
В этом деле, кстати, есть ещё один «хитрый» момент. Когда с подачи ГУИНа Госдума начинает готовить очередную амнистию, то преподносится это как новый гуманный акт власти. Ещё бы: под освобождение подпадают ветераны Великой Отечественной войны (отметим для порядка, что даже если ветеран впервые взял винтовку в десять лет, он теперь сильно старше семидесяти), дети, беременные женщины, инвалиды и осуждённые за неумышленные преступления.
Ослиные уши этой затеи торчат слишком явно: разгрузить любой ценой места заключения, поскольку ни строить новые, ни реконструировать старые никто не собирается, а суды исправно «содют» и «содют». Кстати, о качестве законопроектов свидетельствует реальный пример: проводившаяся в июне 1999 года амнистия не оправдала связанных с ней ожиданий, ибо на свободу вышли лишь 22 тыс. человек, одна пятая от числа, объявленного первоначально.
И каждый недоношенный законопроект об амнистии тюремные генералы и полковники подвёрстывают к своим отчётам о борьбе с туберкулёзом. Они разъясняют, что среди прочих амнистируемых будут освобождаться туббольные. Просто вот так – туббольные. Они, конечно, рассчитывают на жалостливость нашего народа, проявляемую к болезным вообще, и к чахоточным в особенности. Народ‑то не знает реальной статистики, вот и пытаются его обмануть. А правда в том, что среди зэков‑тубиков абсолютное большинство (70%) – рецидивисты, в том числе 5% относятся к особо опасным, сидящим по тяжёлым и умышленным статьям. Поэтому они подпадают под амнистию не как туберкулёзные, а лишь постольку, поскольку им повезёт быть ветераном, инвалидом или рецидивистом‑«неосторожником». А таких по самым смелым подсчётам найдется всего лишь тысяча‑полторы во всех колониях и тюрьмах.
Но поскольку лечить нечем, тубиков по амнистии, конечно, на волю гонят – хоть и заявляют начальники, что больных туберкулёзом они выпускают по амнистии лишь после завершения курса лечения. Ради этого в отношении тубиков срок амнистии даже продлевается на шесть месяцев. Но вот сообщение из газеты: «Начальник исправительной колонии № 18, расположенной в Красноярске, сказал журналистам, специально приглашённым по случаю освобождения по амнистии первых 22 заключённых, что почти все освобождённые были туберкулёзными больными и «прошли интенсивное лечение перед тем, как освободиться». Не будем особо доверять разным благостным заявлениям. Но зато будем помнить, что, выйдя на свободу хоть бы и по амнистии, лишь немногие из больных встают на тубучёт, и маховик заражения продолжает крутиться.
Да и потом: ну что такое тысяча освободившихся по амнистии туберкулёзных, если их ежегодно прибывает и убывает до тридцати тысяч?.. Хотя и эта тысяча свою каплю в могучий выплеск тюремного туберкулёза на общество, как говорят российские фтизиатры, безусловно, добавит.
Так что проблема содержания и лечения чахоточных в стенах лечебных учреждений УИС остаётся после каждой амнистии.
Кроме амнистии, есть и другие поводы для освобождения больного. Казалось бы, странный вопрос: невиновного «тубика» можно освободить, или нет? Однако, вот что сообщает нам Александр Я. (Приморский край, г. Артём, пос. Заводской, учр. УЦ‑267/47):
«Вот уже пошёл шестой год, как я обращаюсь во все инстанции, а приходят одни отписки, конкретного ответа нету. Я был дважды оправдан, районным судом и президиумом краевого суда тоже был оправдан. И никто не хочет заняться моим делом, а все знают, что меня осудили по злобе.
Я инвалид 2‑й группы. После аварии был туберкулёз правого детородного органа, и он был удалён. В данное время мне за пять лет привили туберкулёз легких, где дыры 6 на 3. Находясь на 47‑й зоне, была прободная язва, оперировали оба паха. После операции язвы у меня постоянно болит желудок, пища непригодна, кормят одной перловкой и ухой, больше ничего не видим. Сколько раз я обращался к нач‑меду Трохименко, что положено питание по инвалидности, он говорит, что вы находитесь на гособеспечении, и никто вам не будет платить инвалидность, и актировать не хочет по ст. 100, говорит, не подходите.
И ещё осуждённых избивают, как это было лично со мной, когда подымали за бороду, и били резиновой дубинкой, я думал, челюсть всю вырвут. Вот сделайте все выводы, если они инвалида 2‑й группы бьют, издеваются, не говоря про здоровых. Прошу вас разобраться во всём и сделать мне справедливый пересуд».
С одной стороны, тюремные начальники озабочены переполненностью своих учреждений. С другой – страшно боятся актировать, освобождать людей по болезни. Может быть, потому, что от количества спецконтингента зависит штатная положенность и денежное содержание офицеров?..
Валентин К. (Калининградская обл., учр. ОМ‑216/9):
«Обращаются к вам осуждённые. Мы инвалиды 1‑й гр., неходячие, так как парализованы. Просим вас обратить на нашу беду внимание. У нас тут в учреждении очень плохо с лекарствами. Такими, как для кровообращения, снятия болей в мышцах и суставах, от инсульта, сердечных. Кроме валидола нам ничего не дают. У меня уже 15 лет язва, постоянно мучаюсь, а лекарств нет, с ними очень трудно. А пенсию до сих пор не получаем, хоть и вышел указ. Мы даже спать не можем из‑за болей. Помогите, пожалуйста, чем сможете. Не говоря уже о других проблемах. У нас нет даже одежды. Здесь выдают только солдатскую робу, а нам очень нужны шерстяные носки. Мы парализованные, кровообращение у нас плохое и мы постоянно мёрзнем. Помогите, пожалуйста, чем сможете».
Вот этих людей продолжает держать государство в своих железных руках, чтобы «исправить» их преступные наклонности, чтобы их, представьте себе, перевоспитать. Чтобы не смели они больше нарушать наши законы. Не застили бы света честным людям, добрым, гуманным, законопослушным – таким, как сотрудники упомянутых нами колоний.
Больной? Лечи себя сам
– Бабушка, а почему ты, когда выпьешь таблеточку, пищишь: пи‑пи‑пи?
– А потому, внученька, что в инструкции к таблеточкам написано: «После приема пищи».
Анекдот от Фаины Раневской.
Туберкулёз, как известно, болезнь социальная. Если человеку дать достаточно свежего воздуха, хорошую пищу, и обеспечить ему нормальные бытовые условия, то он, даже самый предрасположенный, скорее всего, не заболел бы. Именно так лечили чахоточных испокон века: Ялта, Ницца, Швейцария, горный воздух, козье молоко.
Причём Чехова и Надсона даже Швейцария не вылечила. Наши же тюремные «курорты», где вместо воздуха – зловонный газ с запахами пота, мочи и прочих испражнений, а козье молоко заменяет пайка, годящаяся только в качестве диеты для очень тучных и небрезгливых людей, скажем скромно, вообще никого не вылечат.
Туберкулёз выбирает себе жертвы независимо ни от тяжести преступления, ни от срока заключения, ни, тем более, от твоего тюремного статуса. Ему наплевать сто раз, подхватил ты его на воле или за забором, виновен ты или нет, стоят над тобой злобные охранники в камуфляже или «люди в белых халатах», лежишь ты на пляже или в палате с грязно‑зелеными стенами. Эта паскудная палочка Коха просто грызёт тебя потихоньку, и в конце концов таки сгрызёт. Неплохая перспективка для не до конца осознавшего, что уже умирает.
Как же в УИС со всем этим борются? Как лечат людей? А как всегда: предписаниями и инструкциями.
В новых Правилах внутреннего распорядка есть § 19 с заголовком: «Организация и предоставление лечебно‑профилактической и санитарно‑профилактической помощи осуждённым». Здесь ясно сказано, что означенная помощь организуется и предоставляется в соответствии с законодательством РФ, что в ИУ осуществляется медицинское обследование осуждённых в целях профилактики у них заболеваний и обеспечивается строгое выполнение санитарно‑гигиенических и противоэпидемических норм и требований, и т. д., и т. п., и пр., и др.
Далее предписывается всем осуждённым, прибывшим в ИУ, проходить первичный медицинский осмотр и комплексную санитарную обработку, включающие в себя помывку и обработку одежды в дезинфекционной камере, короткую стрижку волос на голове, короткую правку бороды и усов для мужчин и подмышечных впадин (видимо, для всех).
Все эти нелепости, в том числе и то, что больного нужно лечить медикаментами, напоминают сентенции одного из персонажей Ярослава Гашека: «Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе. Канава – это выкопанное значительным числом рабочих углубление. Канавы копают при помощи кирок, а кирка – это…» и т. д.
Но затем ещё смешнее: особое внимание в Правилах уделяется механизму получения осуждёнными дополнительной лечебно‑профилактической помощи, оплаченной за счёт собственных средств. Когда при Горбачёве в стране не стало мяса, специалисты‑диетологи объясняли народу его вредность для употребления внутрь, помните? Народ тогда смеялся и плевался, потому что мяса всегда хочется, особенно мужикам, и дикость и глупость таких разъяснений была очевидна.
Почитаем же Правила внутреннего распорядка:
«Осуждённые, по их желанию, могут получать любую, оплаченную за счёт собственных средств, дополнительную лечебно‑профилактическую помощь, оказываемую специалистами органов здравоохранения в условиях лечебно‑профилактических учреждений и лечебных исправительных учреждений уголовно‑исполнительной системы.
Для этого осуждённый обращается с соответствующим заявлением к начальнику исправительного учреждения, где указывает вид дополнительной лечебно‑профилактической помощи, которую он хотел бы получить, фамилию, имя, отчество медицинского специалиста. При решении данного вопроса учитывается мнение медицинских работников исправительного учреждения.
Заявление рассматривается в трёхдневный срок и определяется время прибытия медицинского специалиста. По прибытии специалиста уточняется его право на занятие медицинской деятельностью.
Вид дополнительной лечебно‑профилактической помощи и её объём фиксируются в медицинской карте осуждённого.
Оплата дополнительной лечебно‑профилактической помощи осуществляется путём почтового (телеграфного) перевода денег с лицевого счёта осужденного в адрес медицинского учреждения либо медицинского работника, её оказавшего, в сумме, указанной в заявлении осужденного».
Не знаем, какими словами смеётся и плюется зэк, читая о том, что вот ему, наконец, в целях гуманизации разрешили полечиться на стороне за свои денежки. Но, думается, его средней зарплаты, за вычётом исков, алиментов, удержаний за питание и вещёвку, вряд ли хватит даже на аспирин. Впрочем, и аспирин этот купить «на стороне» может себе позволить только работающий зэк, а таковых не больше 40% от их общей численности.
Евгений П. (Вологодская обл., Белозерский р‑н, п/о Карл Либкнехт, учр. ОЕ‑256/5):
«Пишет вам осуждённый к пожизненному лишению свободы. Обращаюсь к вам с единственной просьбой: если сможете, пришлите мне, пожалуйста, денег для лечения, удаления и протезирования зубов. На всё это мне нужно 450 рублей. Я бы к вам не обращался, если б зэкам делали это забесплатно, как здесь раньше было, но сейчас за всё надо платить деньги, а их взять неоткудова и никто не может их мне прислать. И вот поэтому я обращаюсь к вам с этой просьбой. Если вы не сможете прислать мне столько денег, то пришлите сколько сможете, а то мне нечем жевать даже хлеб. Все зубы раскрошились, хотя мне всего тридцать лет. Жду от вас ответа, какой бы он ни был. Да хранит вас и благословит вас всех Господь Иисус Христос!»
Очевидно, что предложение самофинансирования лечения – это лихорадочный, но бесперспективный поиск выхода из коматозного финансового состояния тюремной медицины. По тарифам Фонда обязательного медицинского страхования (ФОМС), являющимися минимально необходимыми для организации медобслуживания населения, на содержание медицины УИС ещё в 1997 году требовалось 900 миллиардов тогдашних (неденоминированных) рублей в год, а выделено было 400 миллиардов, причём эта сумма после секвестирования ещё больше «усохла». В 1998 году, в связи с дефолтом, лучше не стало.
Надо иметь в виду также разницу в зарплате: врачи УИС получают в 2‑2,5 раза больше медперсонала учреждений Минздрава. Так что до 70% выделяемых средств уходит на оплату труда медиков, и только остальное на материальное обеспечение собственно лечебного процесса, – вот и получается средств на этот «процесс» в 3‑4 раза меньше минимальной потребности.
А минимальная потребность, по нормам ФОМС, была в начале 2000‑х годов такова: 2,9 тыс. рублей за курс лечения одного тубика, что при 70‑дневном нормативе разовой госпитализации составляет 41,4 рубля за один койко‑день. В УИС тубики всей гоп‑компанией проводят на койках 14,5 млн. дней (9 млн. дней в больницах, 5 – в спецколониях, и 0,5 – в СИЗО), и на их лечение должно отпускаться хотя бы 600 миллионов рублей в год (41,4 руб. на 14,5 млн. дней). За вычетом зарплаты персонала это 400 миллионов рублей, а получает система от силы 100 миллионов.
Размахивая подобными расчётами, ГУИН пытался давать обоснования под Федеральную программу борьбы с туберкулёзом (сейчас она принята), требуя себе эти 600 миллионов рублей. Однако Минфин соглашался дать только 200, причём непосредственно на ст. 7д «Медобслуживание» сметы – лишь 130 миллионов (реально даже их целиком не получили), а остальные 70 заставлял «обосновать» подо что‑то другое‑подобное. ГУИН объяснил было Минфину, что 65–70 миллионов нужны для строительства, чтобы довести «жилую площадь» заключённых тубиков до нормы, объявленной УИК (3 кв. м на человека – ничего себе?), но эти затраты, оказывается, нельзя подогнать под статью 7д, так как расширение площади связано со строительством, а оно финансируется по другой статье сметы.