...Вот только фильм-то особо никто не смотрел, своими привычными делами все были заинтересованны больше. Учитель черкался в тетрадях, в то время, как ученики, вместо того, чтобы устремить свой незадачливый взгляд на интерактивную доску и внимать сей познавательной программе, в свое время транслировавшейся по "Дискавери", преспокойно общались меж собой и даже поймали местный Wi-Fi, а потому и по-тихоничку угорали с хлама, раскиданного по интернет-плантациям.
Однако Томашу не повезло - мобильник, как на зло, разрядился, плюсом его еще и посадили на самую последнюю парту в полном одиночестве, а потому приходилось внимать происходящему на экране, дабы не сгнить со скуки. А именно - смотреть, как под противные причитания комментатора царь зверей набрасывается и раздирает в клочья беззащитную плоть жирафа, отставшего от стаи, на чью участь выпала смерть и созерцание гибели его детенышей. Однако тот смиренно, не проронив ни звука, принял свою долю, послушно падая на колени своих тонких и худых ног и роняя бесконечно длинную шею. Рядом, наряду с прочими воплями, доносимыми от класса, послышалось довольное хихиканье, прозвучавшее за секунду до оглушительного звонка с урока.
- Та-а-ак... - протянул Давид Прохазка, убирая очередную засаленную тетрадь на край стола, к кипе проверенных, - На сегодня все, домашнее задание записали...так, дети! - резко окликнул он их, вставая с места в попытке приостановить сплошной поток стремглав несущихся учеников, - Послушайте, дети! Будьте осторожны на улицах, слышали предупреждение? В городе объявился маньяк-убийца. Вы уже взрослые, должны понимать, что человеческая жизнь - это не шутка.
- Ну да-а-а... - уныло протянул Томаш, таща вслед за собой толстый бесформенный портфель.
Смеркалось, тяжелый осенний воздух ложился на пустынные улочки, заполняя их духотой и хаотичным ветром, листья сами собой выстилались под ногами ковром, думать ни о чем не хотелось - слишком лениво все было кругом, ленива была и мысль о том, что сегодня всего лишь понедельник...
- Эй! - донеслось откуда-то сзади. Откуда-то далеко и совершенно неясно, будто этот крик остался где-то в другом мире, откуда пожаловал сухой ветер и листва. Томаш по началу даже не понял, что это было, однако когда до него все-таки дошло, что кто-то его позвал, то сразу стало страшно...
Сразу вспомнилось столь резкое и пугающее слово в исполнении глубокого баса Прохазки: "маньяк!"
И не просто "маньяк!", а "маньяк-убийца!", жуть!
- Эй, ты! Да-да, ты, Горак!
...именно в тот момент стало и вроде бы еще страшнее, но вроде бы спокойнее - голос не казался пугающе незнакомым, однако доверия явно не внушал. Пугало и то, что незнакомец знал фамилию Томаша. Тот в ужасе оглянулся.
Незнакомем был одноклассник из категории "кроме имени о нем ничего не знаю" - паренек, ошивающийся в подсознании Томаша на заднем плане. Однако производил тот довольно мощное впечатление, однако весьма негативное: сутулый, почти горбатый, низкий, весь из себя неправильный, угловатый, кривой...волосы с от роду нестриженной челки залепили первую половину лица, на второй простирался огромный рот, вечно растягивающийся в устрашающую улыбку...да что уж там, улыбку, господа, не мелочитесь - оскал!.. Помятая рубашка, помятая жилетка, локти на рубашке порваны, на коленях джинсы - тоже, дыры так смешно и нелепо, явно на скорую руку были скреплены булавками, лязгающие при каждом его движении...
- Й-иржи? - протянул Томаш в ответ, еле вспомнив крутящееся на языке имя, - Тебе чего, Фрейн?
Тот захихикал в свойственной манере, делая несколько шагов навстречу Томашу, что вновь напомнило его разуму слова "маньяк!" и "убийца!", а стоило сложить эти два понятия вместе, как родилось желание: "бежать!"
...ну, не совсем "бежать" - тот просто резко развернулся и пошел уверенным шагом в заданном направлении домой, стараясь так же не подпускать к себе мыслей, несмотря на то, что новый поток ветра оживил переулок - зашевелил полу-голые деревья, зашуршал листвой, нагнал туч...
Слов со стороны Йиржи не последовало - но было отчетливо слышно его шарканье кедами по листве, сигналящих о попытке догнать и наверстать Томаша, на что последний ускорился, вовсе переходя на бег, не желая даже мысленно оглядываться, все еще питаясь теми устрашающими словами, допуская в свою зашуганную голову единственную внятную мысль: "а вдруг Фрейн и есть маньяк?!"
Эти слова заставили его мчаться на всех парусах, покуда тот лишь краем глаза на повороте не заметил, что Йиржи вовсю преследует его тем же бегом...
"Мама дорогая!" - а самое жуткое здесь то, что у Томаша постепенно кончались силы, а энергия страха хоть и являлась довольно-таки мощной, однако не иссякаемой...
В поле зрения, под занавесом грохочущих туч всплыла заброшенная многоэтажка, которую как-то все пытались снести после пожара-то, да как-то руки и правительства не доходили...куда уж им. Однако сейчас Томаш был искренне благодарен всему, чему он только мог бы выразить благодарность за существование: здесь, согласно его мнению, вполне можно спрятаться от маньяка в лице Йиржи. А потом благополучно настучать родителям и получить титул героя, о-о-о, как же это раззадорило его воображение...Однако на первом месте по прежнему стояло спасение.
Груда завала из стройматериалов и обугленных предметов обихода оказалась прекрасным прикрытием и местом для игры в прятки; к тому времени Горак-младший успел полностью выдохнуться и уже ползком подобраться к пункту своего временного приюта...какого же было удивление, когда перед собой он увидел ни чуть не запыхавшегося Йиржи, еще и с неясной продолговатой деревяшкой с гвоздями на конце в руках!
- Мама! - вслух завопил тот: факт столь глупого разоблачения даже с первой попытки оказать сопротивление и сбежать вызвало у него чисто моральный срыв, аж слезы брызнули из глаз.
Пошли попытки уползти, причем уже будучи в горизонтальном положении, на что нападающий во мгновение ока перевернул Томаша на спину своим устрашающим орудием, чем оставил дыру на рубашке несчастной жертвы, а прежде, чем тот успел предпринять хоть какие-то меры, наступил поочередно на его запястья, прижав к полу и вызвав ту еще боль от давления, а после и уселся на его живот, все еще прижимая ногами за руки.
- Ч-что тебе от меня нужно, Фрейн?! - в истерике завопил тот, корчась от причиненных неудобств.
Тот вновь растянул свою фирменную улыбку, поигрывая деревяшкой в гвоздях.
- Ну как тебе сказать... - заскрипел он, чуть покачав головой, вследствие чего его жиденькие волосы чуть колыхнулись, еле-еле обнажая дикие, зажженные дьявольским огнем, глаза. - Давай поиграем?
Томаш вновь забился в плену, стараясь отбиться ногами, однако тщетно...
- Что-о-о, какую ко всем хуям игру, слезь с меня, больно!
Да, больно, когда ты совсем недавно поел, а на тебя вдруг кто-то уселся, даже несмотря на то, что этот кто-то, судя по внешним параметрам, весит от силы килограммов сорок.
- Ну, вот к таким хуям... - вкрадчиво ехидничал тот, проводя деревяшкой по щеке Томаша, чуть цепляясь гвоздями за его кожу, - Игра на смерть. Согласен?
- Что?! - заикаясь, пискнул тот, уже не сомневаясь в том, что выжить ему удастся после всего этого едва ли... - Н...не убивай меня! Пожалуйста! Я никому не расскажу, умоляю тебя, не убива-а-ай...
Мучитель засмеялся, приковывая к себе все внимание жертвы и убеждая в собственном сумасшествии, которая раньше казалась так, шизофренией на легком уровне.
- Разве я сказал тебе, что собираюсь убить, м? Хе-хе... - с этими словами тот резко сполз с тела Томаша, хватая за ноющее запястье и подводя к окну с третьего этажа, сквозь выбитые стекла оба заметили бродящую рядом фигуру человека: высокую, массивную, сильную...лицо занавешивал капюшон...тело скрывалось под курткой... - Глянь. Это маньяк. Кажется, он нас уже заметил, и во избежание свидетелей придет сюда и убьет...
От этих слов Томаш обессиленно упал на колени, не желая верить.
- З-зачем...зачем, Ирка...зачем ты так поступаешь...заче-е-ем...
- Ну-ну, харе рыдать... - с этими словами Йиржи уселся рядом, резко прижимая его тело к себе и начиная грубо лапать за его дрожащее со страху тело, - Суть игры в том, чтобы выжить!..
- Отстань от мня, пидар ты ебаный! Если выжить - то дал бы мне спокойно сбежать!..
- М-м, ты не понимаешь, хе-хе-хе... - в ответ на все уже озлобленные трепыхания Томаша, Йиржи пригрозил ему палкой, - Не знаю, как тебя, а вот меня факт скоропостижной смерти и ее приближения дико заводит!.. Ну что же...если будешь паинькой, может, еще и выживешь... - его слова оборвались на поцелуе в шею, хотя все-таки это больше смахивало на укус.
- А...а ты не думал, что и сам можешь помереть, не..? - все в том же страхе тихо спросил Томаш, опасаясь того, что маньяк уже близко, очень близко, что в любой момент...
- Нет, что ты... - засмеялся тот, оторвавшись от бледной кожи Томаша, - Если уж нас и поймают, то мне будет, кого швырнуть ему, дабы отвлечь, чтобы потом спокойно слинять...
Томаш что-то пропищал, представляя себе эту картину.
-...хотя вряд ли я убегу...м-м-м, скорее уж спрячуь и буду тайком наблюдать, как он будет наматывать твои кишки на пальцы и ебать в мозг через проделанное отверстие в черепе! Ха-ха!
Томаш вскрикнул - после этих слов грубые ласки Йиржи показались ему даже вполне себе приятными, во всяком случае лучше, чем то, что он ему описал...
Йиржи между тем стягивал с Томаша одежду, жадно набрасываясь на оголенные участки тела поцелуями с такими неприятными причмокиваниями и невольными покусываниями, что Томаш мужественно и молча переносил, приготовившись к длительному молчанию, дабы спастись от маньяка...
- М-м-м...ахах, ты слышишь?.. Кажется, он идет сюда...
Тот жалобно запищал в ответ, после чего последовало Иркино "перепрячемся!", на что он послушно последовал, уже в одних трусах вслед, не беспокоясь о благополучии своей формы.
Новым местом их пряток выступила заброшеная на четвертом этаже шахта лифта. Двери были слегка приоткрыты, Йиржи в эту щель с легкостью проскользнул, а вот Томаша пришлось долго и старательно упихивать, прежде чем тот просочился. А как только оказался упихнутым - сразу же подвергся все тем же ласкам и укусам, что уже начинало возбуждать обоих, Йиржи, конечно же, в первую очередь. Тогда Томаш остался и без трусов, что его, обычного себе среднестатистического девственника смутило. Да и уж какая там потеря девственности в седьмом-то классе, ей-богу?
И вот, невдалеке раздались тяжелые шаги, так сильно гнетущие, берущие за душу, уже принуждающие к крику...
"Нет...я должен...молчать...молчать..."
Легко сказать...вот только стоило Йиржи заслышать эти шаги, как он опустил два своих пальца в рот, облизав, после эти пальцы оказались в анале Томаша...тот так и порывался на крик - во-первых, это было крайне неожиданно. Во-вторых это больно, черт возьми! Неизвестно как и каким образом, но тот убедил себя молчать, хоть и издавал первое время сдавленные стоны...однако он вспомнил сегодняшний фильм на последнем уроке биологии. "Дискавери". Лев нападает на жирафа...предварительно расправившись с его выводком. Бедное животное не проронило ни звука, даже когда хищник впивался своими клыками в его беззащитную плоть, почему? Оно же умеет кричать...умеет, и не спорьте! Почему же оно не взвыло, не пискнуло, даже рот не разинуло..? Вряд ли потому, что его попросили терпеть, не то хуже будет...нет...нет, дело не в этом, а в том, что дикое животное не будет подавать крик, как сигнал о боли и дискомфорте, просто потому, что не за чем. Никто не придет на помощь, смерти не миновать, зачем же надрывать горло...тем более, что у жирафа оно...ух...это люди привыкли орать по поводу и без поводу, прямо с рождения. Просто, чтобы привлечь внимание...а уж где-где, а в этой ситуации привлекать внимание как минимум не нужно. Маньяк же!
В узенькой щели створок дверей стала видна внушительная тень, отбрасываемая силуэтом пришельца. Шаги все с большей и большей громкостью заползали в уши...а пальцы Йиржи скользили в его дырочке, растягивая...теперь было больше страшно не за свой голос, а за Иркин: вдруг он зальется хохотом прямо посреди процесса? Может ведь...мгновение - и страх захлестнул его своей неисчерпаемой волной, поражая колоссальной силой прилива, пробирая целиком, начиная с ног, заканчивая кончиками волос, которые, казалось, встали дыбом...боль отходила на второй план перед страхом.
Фигура подходила все ближе...и ее поступь совпадала и была прямо пропорциональна росту ужаса в сердце Томаша, которое, казалось, скоро выпрыгнет из груди, Йиржи сдерживал свою улыбку, время от времени облизываясь...однако все это было еще цветочки. Вскоре тот вынул пальцы из Томаша, однако не успей он опомнится, как их он заменил на член...
Страх и боль принялись чередоваться, гоняя по трепещущему телу Томаша на перегонки, мол, кто кого. От достаточности и того, и другого, Томаш, было, разинул рот, даже воздуха в легкие набрал, чтоб проораться всласть, однако - о, чудо, успел заткнуть свою разинутую пасть кулаком, практически полностью запихав его внутрь. Отлично, теперь болит и кулак, зато тишина...Только тихое, совсем незаметное "нннгхххх, уооооо"
Вы, должно быть, не поверите, однако маньяк, не обнаружив своих жертв, пожаловал на поиски дальше, к следующим этажам.
Томаш, наконец-то, выдавил из себя сдавленное "о-о-о-о-о...", которое умудрялся держать все это время в себе. Йиржи сладко застонал, улыбаясь, перебираясь в более удобное положение и закидывая ноги Томаша себе на плечи. На его обезумевшем лице вырисовывался дикий кайф и звериное желание, которое само по себе повергало в ужас, однако Томаш уже к этому привык...
- К-к-кончай...скорее...п-п-пожалуйста... - хрипел он сквозь шепот, тянясь рукой уже к своему члену, за что получил от Йиржи по пальцам; было больно.
- Какая жалость, что опасность миновала, верно..? - уже несколько иным тоном протянул Йиржи, в его голосе чувствовалась злоба к ситуации - видать, он уже успел настроиться на то, чтобы неизвестнй все же заметил их... - Ну, ничего...я с тобой еще поиграю...м-м-м...
Томаш уже не слушал его - просто обмяк на полу, окончательно растаяв, ему уже было на все наплевать. Йиржи толкается в него...ну и пусть...не так уж это и страшно...
Ну да, ну да!
Он будет долго припоминать себе эту глупую мысль, когда почувствуют эту резкую, пронзающую, точечную, но до ужаса кошмарную боль, которая мигом распространилась по всему его телу!
На сей раз он завопил вслух - и плевать, что маньяк еще где-то рядом.
Ему было просто страшно посмотреть, что с ним сделали, а когда все-таки посмотрел, то чуть не грохнулся в обморок: на головке его стоящего члена красовался свежий пирсинг в виде снятой с джинсов Йиржи булавки...кровь сочилась не спеша. Но...
- БЛЯДЬ! БОЛЬНО-ТО КАК!!!
Йиржи все еще тихо хихикал, отстегивая очередную булавку с джинсов.
- Тсс, помолчи...я еще не закончил...
В скором времени булавками были проткнуты соски, мочки ушей, язык, даже в ноздре одна была...Томаш окончательно сорвал голос, рвясь на свободу и разрываясь меж двумя смертельными опасностями: тут Йиржи, там маньяк. Хотя он уже и не знал, что лучше...однако в конечном итоге все же полез прочь из шахты лифта, надрываясь воплями "помогите!", надеясь пробудить милосердие маньяка...а может, он и не маньяк на самом деле? Может, это его отец, пришедший на помощь?
- Кхах...нгах...помоги-и-ите...помоги-и-ите...пожалуйста...умоляю... - завывал он, еле выползая на лестницу.
Он почувствовал на себе чью-то тяжелую тень. Почувствовал и запах этого человека. И - о, что-то подсказывало Томашу, что добром для него это не обернеться...его сил еле хватило на то, чтобы хотя бы искоса глянуть на человека, который навис над ним.
Высокий, широкоплечий, массивный, под курткой - и то было видно, что это достаточно сильный человек...это тебе не хилый Йиржи, это пиздец. От такого попробуй убежать...
- Вы...ман...маньяк?
Тот объясняться не стал, просто ухмыльнулся, пнув обнаженное и безвольное тело Томаша с лестницы так, что тот полетел кубарем, ударяясь всеми конечностями о ступени и визжа, а вот мучителя это забавляло. После тот спустился вслед, глядя уже на поломанного, озлобленного Томаша, который уже для себя решил: коль живым отсюда не выйдет, то хоть другим жизнь испортит.
Как только маньяк наклонился к изломанному телу Томаша, тот резким движением сорвал с того капюшон, зашипев. И какого же было его удивление...
- Прохазка?! Учитель?!..
Тот нахмурился, оскалившись.
- Тварь...ну, держись! - зашипел он в ответ на свое разоблачение, чуть поднимаясь по лестнице, хватая так и не пущенную в ход палку с гвоздями Йиржи и принимаясь лупить ею Томаша, вызывая истошные, отрывистые вопли. Гвозди рвали кожу в клочья, расплескивая кровь, еще и цепляясь за мясо, да и сами удары не казались ему слабенькими...когда же лупить мальчишку наскучило, палка, концом с гвоздями вперед, отправилась в увлекательное путешествие по аналу, вызвав те еще крики - еще бы, гвозди рвали его плоть, а при естественных движениях туда-обратно еще и цеплялись за стенки. Ебать Томаша в эту сплошную кровавую дыру учитель не решался, взамен этого вскрыл его горло, что и стало причиной гибели Томаша, вырезал в нем отверстие и вытрахал в трахею (иронично, не правда ли?)таким образом кончая в рот, разве что, несколько непривычным путем.
Обессиленный этим утомительным процессом, Давид отбросил палку куда-то за спину, усевшись на ступени и переводя дыхание, застегивая ширинку штанов и одевая капюшон. Но что-то коснулось его плеча...
- М? - он обернулся, заметив перед собой нагло-хамоватую морду Йиржи, который все это время так и просидел в шахте лифта, изредка подглядывая за происходящим, в руках он сжимал палку в гвоздях...
ХРЯСЬ!
И лицо учителя превратилось в картину Сальвадора Дали. Гвозди попали в его глаза, входя очень глубоко в голову и вызывая мгновенную смерть.
- Ха-а-а, ха-а-а-а, никогда б подумать не мог, как приятно убивать собственных мозгоебов-педагогов!
Когда трупы Томаша и Давида были обнаружены, то все было очень просто решено: изнасилование и убийство Томаша повесили целиком и полностью на Давида, а смерть Давида, в свою очередь, на несчастный случай, дескать, шел-шел-шел, споткнулся и упал прямо на палку, прямо лицом, прямо на гвозди, вот и сказочке конец.
- Ну и кто из нас, интересно, маньяк? - задавался вопросом Йиржи, тихо хихикая на похоронах учителя.
Курс становления женофобом, или девочка с задней парты - я тебя не боюсь!
Церемония смены дежурств в здешней школе - это целый ритуал. Ведется график, в число которого записаны все ученики класса. Когда твое имя вместе с именем ученика противоположного пола попадает под эту неумолимо двигающуюся очередь, то после уроков вы дружно драите кабинет. Зато на следующий день открываются роскошные полномочия, именуемые настоящей властью, м-м...что это значит? Это значит, что весь третий урок в расписании вы будете спокойно отлынивать от занятий, ходя по остальным кабинетам, где в это время добросовестно обучаются остальные паралелли, ломитесь в дверь со словами "проверка формы!", рисуя своим корявым почерком в дневниках поведения классов "2" со словами "никто галстуки не носит! Мирослав опять в джинсах приперся! А Вера волосы распустила!", и плевать на то, что эти ебаные правила формы никто даже в мыслях не соблюдает.
- Фрейн! - зычно объявил классрук, штрихуя очередные квадратики на доске дежурств, противно скрепя маркером, - Немец! Сегодня дежурите, ясно?
Йиржи что-то промычал в ответ, переводя взгляд на стулья за партами, которые спешно освобождались от учеников, спешащих с урока.
- Ну господин Кучера! - проныл он, - Ну не могу я стулья поднимать! Слишком тяжелые...у меня же справка есть...
Тот хмыкнул, понимая свою оплошность, однако от дежурств увиливать не в праве никто.
- Гм-м...Новоротный! Новоротный, Якуб, стой! Отдежуришь сегодня.
Якуб нахмурился, искоса глядя на Фрейна. Вот они, святые противопоставления! Якуб был первым задирой всей школы, а потому и выглядел соответственно: высокий, крепкий, весь из себя злобный, немудрено, что он был первым любимчиком ванильных пезд, утверждающие, что парень должен быть именно таким. Ага, именно упертым бараном, который и родного языка не понимает, видите ли, разговаривает только на языке жестов и ударов. Йиржи в лице общественности выглядел совсем не так - тихий, сам себе на уме, забитый, хлипкий...не сказать, что у этих двух антонимов были напряженные отношения, вовсе нет. Их не было в принципе. Однако развивать их хоть в какую-то сторону совершенно не хотелось, поскльку нет-нет, но отвращение друг к другу присутствовало.
Однако долго взгляд Якуба на Ирке не задерживался, после этого тот быстро перевел его с первых на задние парты, где не спеша собиралась одна из учениц, на сей раз также оставленная на дежурство.
- Герр, Немец! - фыркнул он, не скрывая своей злобы в ее адрес.
Звали девчушку Ева Немец. Это отдельная история, я вам скажу...кто она такая? Ну вот, такая...ученица. Вроде не дура, но отличницей никогда не считалась. Однако все ее, мягко говоря, с момента появления в школе считают как минимум...странной, что ли?
Странной...смеетесь?! Вы только посмотрите на нее. Да, да, на не. Походит на мальчика, верно? Врожденная худоба лишает всяческих намеков на грудь, бесполое, хоть и в меру милое личико постоянно греется в тени волос, мерцающих разными оттенками от регулярных перекрашиваний, которые начались еще лет в десять, сама прическа довольно короткая - зато Ева единственная такая во всей школе, кого из девочек не принуждают убирать волосы в хвост. Ну ладно, ладно, внешность тут ни при чем. Ни при чем даже ее перманентная молчаливость, которую она перебивает, дабы сказать что-нибудь эдакое, отчего все дружно округляют глаза и оборачиваются на нее. А пиком ее славы и веселья всегда было летнее чтение: и смысл заключался в том, чтобы ни разу за три месяца не прикасаться к списку литературы, а взамен читать что-то такое, на что бы никто в жизни не посягнул, будь то "Фауст" Гете или "Божественная комедия" Данте, даже библия, чтобы все точно-точно рот разинули! Какие уж там "быстрее, выше, сильнее"? Девизом Евы по жизни наверняка было бы "страннее, непонятнее, страшнее". Поэтому о друзьях у нее и речи не было, врагов было больше, в их-то числе и был Якуб.
- Новоротный, просто подними стулья, а они приберуться, хорошо? Вот ключи от кабинета. А у нас совещание.
В едином потоке из класса смылась вся толпа, вместе с классруком и что особо раздражало, вместе с Якубом.
- Ах...тряпка ты. - вдруг подала голос Ева, набирая воду из-под крана - девичья обязанность заключалась в поливе горшковых растений в кабинете. - Даже стулья не в состоянии поднять...
С этими словами она демонстративно подошла к своей парте, ставя на ее поверхность свой стул - с трудом, через силу, но поставив. Йиржи бы с удовольствием выразил бы ей все свое мнение и о ней, и об этом классе в принципе, но промолчал - только хотел обратиться к ней на "эй, пизда!", вдруг одумавшись, подбирая слова. Не, "пизда" в адрес Евы как-то не катит. Наверное, потому, что все же похожа на мальчика...особенно тогда, на субботнике было дело, когда она явилась в мешковатой футболке чуть ли не по колено и в широченных джинсах, еще и в кедах, видать, все у брата одолжила...
Хотя, скорее всего, причина таится не в этом. А в том, что Ева была как-то близка Йиржи...да, странная она была. Но в этом и заключается все его влечение к ней. Та принялась маячить по классу, старательно поливая землю растений, отгибая листья, дабы на них не попала вода. Вообще, Ева за работой довольно редкое зрелище, ведь "нет существа ленивее на свете, чем Ева за уборкой в кабинете" - гласит ее собственное изречение, когда очередь дежурства доходит до нее.
Йиржи лениво встал со стула, зашеркав к шкафу с хозяйственными принадлежнастями и вынимая необходимое.
- Ева, а ты это, того... - запинался он, - Тебя Якуб заебывает?
- Тебе зачем? - резко хмыкнула та. Йиржи оторопел.
- Ну...так...просто...
- "Просто" - это амеба. Тебе зачем?
Йиржи застопорил, протянув в ответ что-то совсем невнятное и заткнувшись, заметив, что Еве эти слова, будь они даже наделены смыслом вообще не нужны. Он достал из шкафа швабру с себя ростом, ручка которой так противно пахла железом...
Послышались тяжелые шаги. Якуб пожаловал в кабинет, видимо, будучи насильно загнаным сюда классруком.
- Эй, пидар!
На эту реплику Йиржи невольно поднял взгляд, даже в желании спросить "кто? Я?", однако все встало на свои места, когда Ева усмехнулась, выливая остатки воды из бутылке в горшок. Как оказалось, Якуб именно так ее и звал - за внешность и за неестественную любовь к геям. Почему-то эту грубость Йиржи принял будто на свой счет, хоть и понимал, что адресовано это не ему.
- Ты тут кого пидаром назвал, жуебок? - возмутился он, нахмурившись и скривив губы, чуть обнажая свои пираньи зубки.
Тот ухмыльнулся, угрожающе идя на Йиржи, чуть не прижимая его к стене своими массивными габаритами.
- Че сказал? Че сказал? М?
Йиржи лишь рассверепел, всеми силами ударив Якуба по животу концом швабры так, что тот схватился за желудок, согнувшись в вопросительный знак.
- Это ты че сказал, пиздабол ебучий! Кто здесь пидар, а?! - с каким-то особым боевым запалом он принялся лупить по спине обидчика, будто подсознательно понимая о своем физическом несовершенстве, а потому и вкладывая все силы, чтобы нанести хотя бы какой-то урон, что получалось у него довольно-таки хорошо. Якуб выл и матерно причитал в ответ, этот замкнутый круг разрезала Ева.
- Так-так, харе, алло, харе! - она попыталась разнять их, что не вышло, - Ну харе уже, будто не знаете, что вам за это Кучера устроит!
- Тебе-то что! Лучше помоги, я связать его хочу, чтобы понял, кто здесь пидар!
Ева расплылась в ироничной улыбке, кивая и стягивая со своих штанов ремень...
- Ч...че?! Ах ты сученыш проклятый, вот как знал, что ты тоже в этой гомоебле замешан! О-ох, держись, я тебе все кости пересчитаю!
- Молодец, Новоротный, садись, пять по анатомии и математики, до двухсот трех считать научился на хуй! - ремнем Евы были затянуты запястья Якуба за спиной, а его тело было примотанно к пустой парте тряпьем, затянутым на несколько раз и завязаным в узел. В морской? Может быть, во всяком случае Йиржи его придумывал на ходу.
- Начнем! - Йиржи расхохотался, взяв в руки швабру и одним рывком стягивая с беззащитного бьющегося тела штаны вместе с трусами, оголяя его зад.
- Сука! Не смей! - вопил тот, однако его рот заткнула тряпка для доски, перепачканная мелом - Ева постаралась.
Йиржи хихикал в предверии того, что сейчас он начнет, так скажем, "восстанавливать справедливость в отношении слова "пидар". Однако окажись его пальцы в Якубе...
- Ах ты сученыш! Ев, ты только глянь...его уже явно кто-то ебал! Ахах, ха-ха! - залился смехом тот, на что Якуб замычал сквозь тряпку, которую скоро извлекли из его рта: - А ну-ка, отвечай, кто же здесь все-таки пидар?
Мел противно вязал рот, вызывая такую противную сухость, говорить было почти невозможно...однако, почувствовав у своего разъема что-то внушительное, торопясь, затараторил:
- Никто меня не трахал, я, я сам! Вот!
Тут уже и Ева засмеялась, когда тот принялся оправдываться, мол, нашел у сестры самотык и решил попробовать.
- Сука ты, а не пидар! - хихикнул Йиржи, - Двуличная, такая, сука. Что же...клин клином вышибают...
Ну, не совсем клином. Шваброй.
Якуб не успел заорать, когда железный с резиновой насадкой стержень швабры оказался вколоченым в него, стремительно продвигаясь внутрь, его рот прежде залепила тряпка.
Холодный метал не спеша рассекал ранее подготовленную плоть Якуба...однако мягче или приятнее от этого не становилось. Он отчаянно брыкался, мычал сквозь тряпку, даже залился слезами, что только раззадорило и Еву, и Йиржи.
- Ну что же... - прохихикал тот, вытаскивая из Якуба, наконец, швабру, любуясь его в меру растянутой дырой, чувствуя и собственное возбуждение. На секунду он перевел свой взгляд на Еву, убедившись, что она довольна местью и жаждет продолжения его деяний.
Звук скольжения собачки по молнии джинсов. Якуб испуганно задрожал, задергался в плену, но...
- М-м-м-м-н-н-н! - замычал он, почувствовав член внутри себя, раскаляющий былую прохладу, оставшуюся после швабры. Больно...горячо...и эти противные чередующиеся смешки со всех сторон...а что же...а что же будет потом? Эти сволочи обязательно раструбят всем и вся о своих деяниях, да и о том, что тот игрался с очком тоже молчать не будут...но...им же дороже, на них и ответственность за изнасилование повесить могут...
Йиржи томно и сладко постанывал, сжимая в руках бедра Якуба, осталяя на них синяки и царапины, однако это только распаляло его возбуждение - не было ничего приятнее, чем любоваться на чужие мучения...что разве, только если не приносить их самому.
Кончил тот быстро, но обильно, хотя и первыми мыслями Йиржи было все-таки кончить ему в рот и заставить все проглотить, однако все же этого не последовало.
- Как тебе? - поинтересовался он у Евы, застегивая штаны, та мило разулыбалась, заявив, что это было здорово и живьем она ничего подобного не наблюдала.
- Это еще ничего...хе-хе... - он и сам не мог объяснить свое столь ярое желание отомстить Якубу - ему было известно, как чудачке Еве достается от него, поэтому это была именно месть, а не спонтанное желание помучить...а может, дело именно в этом?
- Хе-хе. Ну что, Новоротный, продолжим?
Эти слова вызвали у последнего новые попытки спастись и выбраться из плена, причем настолько отчаянные, что Еве пришлось привязать его и за ноги к ножкам парты, потому что тот уж больно сильно рыпался и сотрясал парту. Йиржи тем временем полез в свой портфель, изымая оттуда пенал и его содержимое - из него на пол посыпались множественные пишущие ручки, карандаши, маркеры, резинки и один циркуль. Взяв толстый, такой, маркер, он вновь вернулся к заду Якуба, просовывая его колпачком вперед. Якуб что-то прмычал, но особой боли или неудобство это не доставило, поскольку его дырочка была вполне себе растянута, однако скоро рядом с маркером в его анале оказался фломастер...ручка...карандаш...и Якуб задергался снова, понимая, что Йиржи намерен сделать из его зада сымпровизированный пенал, а принадлежностей у того было много...
Йиржи, просовывая каждую ручку, смеялся, тайком поглядывая на то, как смеется при этом Ева, да и как мычит и стонет Якуб, все еще сражаясь за неприкосновенность своей задницы...однако все новые и новые канцелярские товары оказывались у него внутри, которые было все сложнее и сложнее укомплектовывать внутри...однако резльтат Иркиных усердий того стоил - через некоторое время все составляющее его пенала оказалось перемещенным в Якуба, что выглядело очень даже живописно, достаточно, чтобы он взял свой телефон-"раскладушку" и сфотографировал на него этот шедевр.
- Ева! Подай скотч!
Его просьба была выполнена не мгновенно - пришлось было долго шариться по своему портфелю, а потом уж и по столу учителя, прежде, чем изолента была обнаружена и вручена Йиржи.
- Хе-хе... - проскрипел он и резкий звук отдирания скотча со своего основания заполнил кабинет...после им был обклеен анал Якуба так, чтобы ни одна ручка не могла бы быть изъята прежде, чем бы он оторвал со своего зада скотч, что дело емкое и неприятное... - Вот так! Свободен! Хе, и только попробуй кому рассказать о наших забавах, яйца оторву! - с этими словами Йиржи освободил Якуба из плена, на что тот, даже не выплевывая тряпку, даже не одеваясь, бросился прочь, руками держась за раскрасневшуюся задницу, содержание инородных предметов в которой его очень напрягала.
Ева аж зааплодировала, когда от Якуба и след простыл, а Йиржи, входя в образ, раскланялся перед ней.
После всего пережитого оба сидели за партой, на которой еще минуту назад брыкался Якуб: Ева переваривала полученные впечатления, а Йиржи все мешкался, пытался завязать диалог с ней...теперь-то, когда он завоевал ее симпатию...сказать, что Ева ему нравилась? Не совсем. Йиржи просто с детства тянуло на все странное, на все неясное, на все неправильное, а тут - Ева...как же он ее раньше не замечал...он незадачливо перевел взгляд на нее, все еще опустив голову, а потому в его ракурс попали только ее ноги, что навеяло веселое, такое, воспоминание...дело в том, что Ева никогда не носила юбки, только брюки, только хардкор, из-за чего ее всерьез принимали за лесбиянку, тем более, что парня у нее никогда и не было, однако однажды она все же заявилась в юбке...о-о-о, что же это было...вообще, как только она пришла, этого никто и не видел - приходила на уроки она одной из первых до звонка, сразу садилась за парту и начинала писать, судя по размерам строк в ней, стихи, а в сидячем положении с задней парты юбку (только если не специально) разглядеть было невозможно, однако первый урок, алгебра, "А пойдет к доске решать эту многоэтажную дробь Немец". И вот она выходит к доске и все дружно, как по комнаде, охуевают...во-первых, потому, что представить Еву НЕ в штанах а в чем-либо еще было невозможно. Во-вторых, юбка-то была очень даже симпатичной, коротенькая шотландка. В-третьих, ножки у Евы были, пожалуй, самым лучшим, чем могла похвастаться ее женская красота - стройные, правильной формы, длинные. Ну а в-четвертых, юбка все же была ну очень короткой, так, что нагнуться в ней не засветив трусиков в полоску было просто невозможно. Именно поэтому Ева все-таки вернулась к родимым брюкам.
- Ева... - протянул он, все еще не поднимая взгляда, - Слушай...а ты это...самое...ну, типа...мы же друзья, да...а может....можно тебя узнать чуть ближе... - для уверенности он осторожно взял хрупкую ладонь Евы в свою руку, за что получил то, чего никак не ожидал - увесистую оплеуху по щеке, с размаху, так, что красный след от ладони вырисовался на его щеке. И тогда на него накатило все и сразу, однако все вопросы "за что?!", сопровождаемые матерными воплями, выкрикиваемыми вслух его не так уж и интересовали, он больше задавался вопросом, как Ева, слабая, хилая, пожизненно освобожденная от физкультуры, дистрофичка и анорексичка смогла отвесить такую пощечину?
- Знаю я тебя! - злобно протянула та, - С мальчиком наигрался, теперь и девку отыметь хочешь, да? Будет тебе! - и Ева схватила швабру, сбив ей Йиржи со стула и обратив его тело в горизонтальное положение.
- Бля, ты че?! Ничего я не хотел!
Однако Ева уже не слушала его, а просто села на его живот, принявшись зачем-то стягивать с его ног сменку и вытаскивать из нее шнурки. Процесс был кропотливым, в первую очередь, потому, что носил Йиржи высокие кеды, почти до колена, однако, как оказалось, это даже вышло Еве на руку - извлеченными шнурками она связала Йиржи по рукам и ногам, а когда тот разразился завываниями на всю школу, пустующую по окончанию уроков, то та взяла ключ от кабинета, дарованый учителем и заперла дверь. На всякий случай. Тогда в суровости ее намерений Йиржи перестал сомневаться...
На беззащитное, хоть и сопротивляющееся тело Йиржи та уселась верхом, по необъяснимым причинам беря с парты "раскладушку" Йиржи и доставая из кармана брюк свой телефон, проделывая какие-то кропотливые, неясные операции в использовании обоих, что не могло не настораживать...еще бы, не насторожишься тут! А после, отложив оба телефона, развернув Йиржи к себе раком и стянув штаны и трусы, вооружившись линейкой в нежелании марать пальцы об невинно девственную дырочку Ирки, чтобы растянуть его, по его аналу проскользила линейка...Йиржи округлил глаза так, что оба были хорошо видны и из-под почти сплошной челки, завопил он от этого почти на волне ултразвука - черта с два, больно-то как! Ему даже казалось, что в него просунули лезвие ножа, понять, что это все-таки был не нож, он смог, лишь задав себе вопрос "а откуда у Евы нож?"
Линейка всеми гранями вертелась в его анусе, всякий раз провоцируя его крики, однако облегчение, возникшее от этого неописуемого чувства, когда она наконец извлекла ее, должно быть, стоило этих мучений. Однако рано было радоваться - на смену линейке пошла "раскладушка" Йиржи...та хоть и не царапалась краями, зато была куда крупнее, на что Йиржи сдавленно ныл, умоляя прекратить эти мучения, Ева ухмылялась. Но и это было только началом. Она потянулась рукой к своему телефону, вызванивая полностью засунутый телефон в Йиржи, который был заведомо поставлен на режим "без звука, вибрация"...
Вот это было...да-а...да-а-а...да-а-а слов у Йиржи не было! Он извивался и ползал по классу, издавая нечленораздельные вопли, в которых четко отслеживалась просьба убрать из н